КОРОЛЕВА ЭВЕРЕСТА И КИНОМАГНАТ ПОГИБЛИ

ДВОЙНАЯ ТРАГЕДИЯ В МАЛАБАР-ХИЛЛЕ — ДЖАБРАИЛ ФАРИШТА ИСЧЕЗАЕТ

ПРОКЛЯТИЕ «ЭВЕРЕСТ ВИЛАС» НАНОСИТ НОВЫЙ УДАР

Тело почтенного кинопродюсера, С. С. Сисодии, было обнаружено внутренним персоналом посреди ковра в гостиной квартиры знаменитого актёра, мистера Джабраила Фаришты, с пробитым сердцем. Мисс Аллилуйя Конус (что, как предполагалось, было «связанным инцидентом») разбилась насмерть, упав с крыши небоскрёба, с которого пару лет назад миссис Рекха Мерчант сбросила своих детей и прыгнула на бетон сама.

Утренние газеты испытывали ещё меньше сомнений в последней роли Фаришты. ФАРИШТА, ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ, СКРЫЛСЯ.

— Я возвращаюсь на Скандал-Пойнт, — сообщил Салахуддин Зини, которая, не понимая этой замкнутости во внутренних палатах духа, вспыхнула:

— Мистер, поработайте лучше над своим разумом.

Уезжая, он не знал, как успокоить её; как объяснять своё гнетущее чувство вины, ответственности : как сообщить ей, что эти убийства есть тёмные цветы семян, посеянных им прежде?

— Мне просто нужно подумать, — произнёс он неуверенно, подтверждая её подозрения. — Всего день или два.

— Салат-баба , — ответила она резко, — я должна предоставить это тебе, мужчине. За тобой — выбор времени: по-настоящему большой.

*

Ночью после участия в создании цепи Салахуддин Чамчавала разглядывал из окна своей детской спальни ночную панораму Аравийского моря, когда Кастурба настойчиво постучала в дверь.

— Здесь человек, хочет видеть вас, — сказала — почти прошипела — она, явно напуганная.

Салахуддин не заметил никого, проникающего через ворота.

— Со служебного входа, — ответила Кастурба на его вопрос. — И послушайте, баба , это тот самый Джабраил. Джабраил Фаришта, о котором газеты говорят…

Её голос сорвался, и она принялась беспокойно грызть ногти на левой руке.

— Где он?

— Что поделаешь, я испугалась, — воскликнула Кастурба. — Я сказала ему, в студии Вашего отца, он ждёт вас там. Но, может быть, вам лучше не ходить. Мне позвонить в полицию? Бапу ре[210], ну и дела.

Нет. Не звоните. Я пойду узнать, чего он хочет.

Джабраил сидел на кровати Чингиза со старой лампой в руках. Он был одет в грязную белую курта-пайджаму и, казалось, давно не спал. Взгляд его был несфокусированным, погасшим, мёртвым.

— Мистер Вилкин, — проговорил он устало, махнув лампой в сторону кресла. — Чувствуйте себя как дома.

— Ты выглядишь ужасно, — рискнул Салахуддин, чем вызвал у собеседника далёкую, циничную, незнакомую улыбку.

— Сядь и заткнись, Вилкин, — произнёс Джабраил Фаришта. — Я должен поведать тебе свою историю.

Это был ты, тогда, догадался Салахуддин. Ты действительно сделал это: ты убил их обоих. Но Джабраил закрыл глаза, соединил кончики пальцев и начал свой рассказ, — который, как и множество других историй, начинался вот так:

Кан ма кан

Фи кадим аззаман…

*

Было ли не было в давно забытые времена

Ладно,^{1454} так или иначе было что-то вроде этого

Я не могу быть уверен потому что когда они звонили я был сам не свой яар я не был собой те несколько трудных дней чтобы сообщить тебе что это за недуг я знаю на что он похож но я не могу быть уверен.

Часть меня всегда стоит снаружи крича нет пожалуйста не делайте этого но это ни к чему не приводит ты видишь когда приходит недуг

Я ангел бог проклятый ангел божий и сегодня я мстительный ангел Джабраил мститель всегда месть за что

Я не могу быть уверен это что-то вроде преступления человеческих существ особенно женщин но не только всех людей ожидает расплата

Что-то вроде того

Итак он принёс ей что-то он не желал вреда я знаю что теперь он хотел только того чтобы мы были вместе ты не момо можешь видеть он сказал что охохох она не для тебя эта вспышка не продлится долго и ты он сказал что ты по-прежнему сусумасшедший для неё каждый знает всё чем он хотел быть для нас что должно быть быть быть

Но я слышал стихи

Ты понимаешь меня Вилкин

С т и х и

Сто блюдей на кухне этой Сис бум бах

Чай люблю люблю я кофе

Розовая роза синяя фиалка помнят меня когда я мёртв мёртв мёртв

Вот что это

Я не мог вытащить их из своего ореха а она изменилась пред моими очами я назвал её имя шлюха вроде того и он я знал о нём

Сисодия развратник откуда я знал что они дошли до того чтобы

смеяться надо мной в моём собственном доме что-то вроде того

Чище льда и мягче хлеба

Стихи Вилкин как ты думаешь кто сочинил эту блядскую вещь

Итак я призвал на землю гнев Божий я направил свой перст я выстрелил ему в сердце но она сука я думал сука холодная как лёд

стой и жди просто жди а затем я не знаю что я не могу быть уверен что мы были не одни

Что-то вроде этого

Рекха плыла там на своём ковре ты помнишь её мистер Вилкин

ты помнишь Рекху на её ковре когда мы упали а ещё какой-то шотландский парень с безумным взглядом и устройством типа gora ^{1455}

не уловил имени

Видела она их или не видела я не могу быть уверен она просто стояла там

Это была идея Рекхи взять её наверх на вершину Эвереста чтобы у неё оставался единственный путь вниз

Я направил свой перст на неё мы вознеслись

Я не подталкивал её

Рекха подтолкнула её

Я не подтолкнул бы её

Вилкин

Пойми меня мистер Вилкин

Адские проклятья

Я любил эту девчонку.

*

Салахуддин подумал, что Сисодия, с его невероятным даром к случайным столкновениям (Джабраил, пересекающий оживлённую лондонскую улицу, сам Салахуддин, паникующий перед открытой дверью самолёта, а теперь, кажется, и Аллилуйя Конус в кулуарах её гостиницы), в конце концов, случайно столкнулся со смертью; — размышлял он и об Алли — менее удачливом, чем он сам, мастере падений, — получившей (вместо вожделенного одиночного восхождения на Эверест) это позорно фатальное нисхождение, — и о том, что ему предстоит сейчас умереть за свои стихи, но он не может назвать этот смертный приговор несправедливым.

В дверь забарабанили. Пожалуйста, откройте. Полиция. Кастурба всё же вызвала их.

Джабраил снял крышку с волшебной лампы Чингиза Чамчавалы и позволил ей с грохотом упасть на пол.

Он спрятал оружие внутри , понял Салахуддин.

— Осторожно, — закричал он. — Здесь вооружённый мужчина.

Стук прекратился, и тогда Джабраил потёр ладонью поверхность чудесной лампы: раз, другой, третий.

Револьвер прыгнул в его вторую руку.

И вдруг появился джинн огромного роста, грозный и страшный видом, припомнил Салахуддин. «Чего ты от меня хочешь? Я покорен и послушен тому, в чьих руках этот светильник» ^{1456}. Какая ограничивающая вещь — оружие, подумал Салахуддин, чувствуя себя странно оторванным от происходящего. — Как Джабраил, когда приходил недуг. — Да, правда; самая ограничивающая из вещей. Как мало выбора было у него теперь, когда Джабраил вооружён , а он безоружен ; как сжалась вселенная^{1457}! Истинные джинны древности имели силу открывать врата Вечности, делать возможным всё на свете, совершать любые чудеса, которые только можно пожелать; сколь банален по сравнению с ними был этот современный призрак, это деградировавший потомок могущественных предков, этот немощный раб лампы двадцатого столетия.

— Я сказал тебе когда-то давно, — спокойно произнёс Джабраил Фаришта, — что, если бы я думал, что болезнь никогда не покинет меня, что она будет постоянно возвращаться, я бы не вынес этого.

Затем, неимоверно быстро, прежде, чем Салахуддин смог шевельнуть пальцем, Джабраил вставил ствол в собственный рот; и потянул спусковой крючок; и стал свободен.

*

Он стоял у окна своего детства и смотрел на Аравийское море. Луна была почти полной; лунный свет, простираясь от камней Скандал-Пойнт к далёкому горизонту, создавал иллюзию серебряной тропы, подобной пробору в сияющих волосах воды, подобной дороге к удивительным странам. Он покачал головой; больше он не мог верить в сказки. Детство кончилось, и вид из этого окна был не более чем его старым и сентиментальным отголоском. Дьявол с ним! Пусть приходят бульдозеры. Если старое отказывается умирать, новое не может родиться^{1458}.

— Пойдём, — услышал он голос Зинат Вакиль за своим плечом.

Казалось, что, несмотря на все свои преступления, слабость, вину — несмотря на свою человечность, — он получал ещё один шанс. Не было никакого объяснения фортуне, которая просто существовала. Затем она просто взяла его под локоть.

— Теперь ко мне, — предложила Зини. — Давай выбираться из этого ада.

— Иду, — ответил он ей и отвернулся от пейзажа.

БЛАГОДАРНОСТИ

Отрывки из Корана в этой книге — соединение английских версий Н. Дж. Доувуда^{1459} (изд. «Penguin»^{1460}) и Мауланы Мухаммеда Али^{1461} (Лахор^{1462}, 1973) с некоторыми вкраплениями моей собственной; Фаиз Ахмед Фаиз — в переводе Махмуда Джамала в «Современной Поэзии Урду» издательства «Penguin Book». За описание Мантикора я признателен Хорхе Луису Борхесу, его «Книге Вымышленных Существ»^{1463}, тогда как материалы по Аргентине черпал большей частью из сочинений У. Х. Гудзона, особенно «Далеко и Давно»^{1464}. Я хотел бы поблагодарить Полину Мелвилл^{1465} за распутывание моих свалявшихся в дрэды кос; и признаться, что «Джеджури» — стихотворения «Бхупена Ганди» — это, фактически, отзвук подборки Аруна Колаткара «Jejuri»^{1466}. Стихи «Живая Кукла» принадлежат Лионеллу Берту^{1467} (© 1959 Peter Maurice Music Co. Ltd., все права для США и Канады принадлежат Colgems-EMI Music Inc.), а строки Кеннета Тинана в финальной части романа взяты из «Тинан Право и Лево» (copyright © Кеннет Тинан, 1967).

Личность многих упомянутых мною авторов, надеюсь, ясна из текста; другие должны остаться анонимными, но я благодарен им тоже.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Биография Салмана Рушди

Ахмед Салман Рушди (р. 19 июня 1947, Бомбей, Индия) — британский писатель индийского происхождения, лауреат трёх Букеровских премий. Критика относит писателя к магическим реалистам.

Родился и вырос в Бомбее (современное название Мумбаи) в семье преуспевающего бизнесмена. В 14 лет отправился на учёбу в Англию, там же позднее изучал историю в Кембридже. Работал в театре, а затем журналистом. В 1964 году получил британское гражданство.

Дебют Салмана Рушди «Гримус» в жанре полунаучной фантастики не был замечен читателями и критиками. Однако следующий роман, «Дети полуночи», принёс Рушди славу (Букеровская премия, 1981) и считается его лучшим произведением. В 1993 году эта книга получила приз «Букер Букеров» как лучший роман из всех получивших Букеровскую премию за 25 лет. 10 июля 2008 года в Лондоне, по итогам голосования читателей в Интернете, Салман Рушди по совокупности литературных заслуг был признан лучшим среди лауреатов Букеровской премии за все 40 лет её существования («Супер-Букер»). Его детям (сам Рушди приехать на церемонию не смог) была вручена спецпремия Букера и 50 тысяч фунтов.

После успеха с «Детьми полуночи» Рушди написал о Пакистане короткую повесть «Стыд» в том же стиле магического реализма. Рушди был удостен французского Ордена литературы и искусства.

Его роман «Сатанинские стихи» (1988) вызвал яростный протест мусульман. Один из персонажей списан с пророка Мухаммеда, причём выставляет того в неприглядном свете. Иранский аятолла Хомейни публично проклял Рушди в своей фетве и приговорил его, а также всех лиц, причастных к изданию книги и знающих о её содержании, к смертной казни, призвав мусульман всего мира исполнить приговор (этот эпизод привёл к разрыву дипломатических отношений между Великобританией и Ираном). Писатель скрывался в течение многих лет, появляясь на публике лишь эпизодически. Поскольку аятолла Хомейни умер, не отменив приговора, фетва останется в силе навсегда.

Романы Рушди «Последний вздох мавра» и «Земля под её ногами» продолжают темы поиска самоидентификации на примере эмигрантов, а также культа знаменитости в современном глобализующемся мире. В последнее время в интересы автора постепенно входит и европейская действительность, хотя он по-прежнему не забывает Индию и Пакистан.

С 2004 по 2006 Рушди был президентом международного ПЕН-центра США. В 2004 году женился в четвёртый раз на индийской актрисе Падме Лакшми, с которой развёлся в 2007-м.

16 июня 2007 по случаю дня рождения Королевой Великобритании Салману Рушди был присвоен рыцарский титул, что вызвало массовые протесты в мусульманском мире.

Библиография Салмана Рушди

Гримус / Grimus (1975)

Дети полуночи / Midnight’s Children (1981; киносценарий 1999)

Стыд / Shame (1983) (повесть)

Улыбка ягуара: Никарагуанское путешествие / The Jaguar Smile: A Nicaraguan Journey (1987)

Сатанинские стихи / The Satanic Verses (1988)

Гарун и Море Историй / Haroun and the Sea of Stories (1990)

Вымышленная родина: эссе и критика / Imaginary Homelands: Essays and Criticism, 1981–1991 (1992) (эссеистика)

Бездомность по выбору / Homeless by Choice (1992, в соавторстве с R. Jhabvala и V. S. Naipaul)

Восток — Запад / East, West (1994) (рассказы)

Прощальный вздох мавра / The Moor’s Last Sigh (1995)

Гнездо Жар-птицы / The Firebird's Nest (1997)

Земля под её ногами / The ground beneath her feet (1999)

Ярость / Fury (2001)

Переступить эту черту: коллекция эссе / Step Across This Line: Collected Nonfiction 1992–2002 (2002) (эссеистика)

Синева Востока / The East is Blue (2004) (эссеистика)

Клоун Шалимар / Shalimar the Clown (2005)

Флорентийская колдунья / The Enchantress of Florence (2008)

Фетва аятоллы Хомейни

Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного. Един Аллах, к которому мы все вернемся. Я хочу сообщить неустрашимым мусульманам всего мира, что автор книги, называемой «Шайтанские суры», написанной, отпечатанной и выпущенной в свет в качестве вызова Исламу, Пророку и Корану, равно как и те издатели, которые были осведомлены о её содержании, приговорены к смерти.

Я призываю всех ревностных мусульман казнить их быстро, где бы они их ни обнаружили, чтобы никто более не смел оскорблять принципы Ислама. Кто бы ни был при этом убит, будет, с Божьей помощью, рассматриваться как мученик.

Кроме того, всякий, кто имеет доступ к автору книги, но не имеет сил казнить его, должен сообщить о нём людям, чтобы того можно было покарать за его действия.

Благословение Аллаха да пребудет с вами.

Рухолла Мусави Хомейни,

духовный лидер Ирана, 1989

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: