Сделай Сам Свою Работу на 5

Митрополит Николай (Ярушевич) 3 глава





В те годы у Советского Союза еще не было «каналов влияния» в арабском мире, и поэтому Сталин сделал ставку на Израиль. В этой войне именно Советский Союз оказал Израилю быструю и эффективную военную помощь. Через Чехословакию и Румынию в Израиль было отправлено по морю большое количество оружия


всех видов. Большая часть этого оружия была из запасов немецкого трофейного снаряжения. Поставки включали пулеметы, минометы, артиллерию и немецкие истребители «мессершмиты». Немецко-со­ветско-еврейские самолеты перегонялись в Израиль, где они, часто с хода, вступали в воздушный бой с противниками. (В те годы роди­лась шутка: «Как называется песня еврейского летчика?» — «Полет Шмуля».)

Великобритания, напротив, поставляла оружие зависимым от нее арабским странам. Все эти страны, кроме Ливана, были в 1947 г. монархиями, созданными Великобританией после Первой мировой войны. США объявили эмбарго на поставки оружия в этот регион.

Вместе с оружием из стран Восточной Европы в Израиль при­ехало большое число военных —евреев, имевших опыт участия в войне против Германии. Секретно отправлялись в Израиль и со­ветские офицеры. Появились большие возможности и у советской разведки. Использование офицеров советской разведки в боевых и диверсионных операциях против англичан в Палестине было нача­то уже в 1946 г.46



Речь даже шла о том, чтобы послать на помощь Израилю «огра­ниченный контингент еврейских воинов-интернационалистов» под командованием фронтового генерала Драгунского. (По иронии судьбы, после шестидневной войны 1967 г. и разрыва советско-из­раильских отношений, именно Драгунскому будет приказано воз­главить антисионистский комитет.)

Нередко высказывается предположение о том, что Сталин стре­мился присоединить Израиль к советскому блоку. Но такого наме­рения у Сталина не было. Проамериканская ориентация Израиля была слишком ясной. Новая страна создавалась на деньги бога­тых американских сионистских организаций, которые оплачивали и то оружие, которое закупалось в Восточной Европе. Тем не ме­нее, по мнению Сталина, создание Израиля отвечало в тот период и на обозримое будущее внешнеполитическим интересам СССР. Под­держивая Израиль, Сталин «вбивал клин» в отношения США и Великобритании и в отношения между США и арабскими страна­ми. Сталин предвидел, что арабские страны в последующем повер­нутся в сторону Советского Союза, разочаровавшись в англичанах и американцах из-за их подержки Израиля. Помощник Молотова Михаил Ветров передал слова Сталина: «Давайте согласимся с об­разованием Израиля. Это будет как шило в заднице для арабских государств и заставит их повернуться спиной к Британии. В конеч-




 




ном счете британское влияние будет полностью подорвано в Египте, Сирии, Турции и Ираке»47.

... В благодарность за своевременную помощь израильское пра­вительство передало Русской православной Церкви ее недвижи­мость, находящуюся на территории к западу от демаркационной линии. Так была возрождена деятельность Русской духовной мис­сии в Иерусалиме. (Представители Зарубежной русской Церкви по­кинули территорию Израиля, но в их владениях остались храмы, находившиеся в Восточном Иерусалиме под контролем Иордании.)

31 марта 1957 г. митрополит Крутицкий и Коломенский Нико­лай (Ярушевич, сконч. в 1961 г.) возвел о. Никодима в сан игумена с возложением палицы. 25 сентября этого же года игумен Нико-дим был возведен в сан архимандрита. Будучи начальником Рус­ской духовной миссии в Палестине (1957-1959), о. Никодим выучил древнееврейский и греческий языки и владел ими в совершенстве. (Впоследствии, в редкие минуты отдыха, он иногда просил своих «приближенных» сказать какую-нибудь фразу по-русски, и тут же произносил ее на иврите. Евангелие от Иоанна за пасхальным бо­гослужением владыка также читал на иврите, а уже потом — и на «иных языках».)



Москва

В марте 1959 г. по благословению Святейшего патриарха Алек­сия I (Симанского, сконч. в 1970 г.) архимандрит Никодим вернул­ся в Москву и был назначен заведующим канцелярией Московской патриархии, а 4 июня — одновременно и заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений (ОВЦС). Митрополит Ни­кодим вспоминал о своих первых шагах в Чистом переулке, где располагается патриаршая резиденция. (Чистый переулок, д. 5. До начала Великой Отечественной войны в этом здании располагалась резиденция германского посла; в 1943 г. особняк был передан Мос­ковской патриархии.)

В 1959 г., перед встречей со Святейшим Патриархом Алексием I будущему владыке был дан ценный совет. Один из служащих, вхо­дивший в ближайшее окружение патриарха, сказал архимандриту Никодиму: «Святейший не любит, когда при обсуждении каких-либо вопросов беспрестанно повторяют: "как скажете! как благо­словите!". Надо отвечать по-деловому: "Я считаю, что следовало бы поступить так-то и так-то"». Совет был с благодарностью при-


нят, однако владыке не нужно было искусственно «подыгрывать» патриарху во время аудиенции. Эта линия поведения вполне соот­ветствовала его деятельной и самостоятельной натуре.

Пользуясь благорасположением патриарха Алексия I, владыка часто бывал по делам в Чистом переулке. Как это нередко быва­ет, «доступ к телу» начальства регулируют секретари. Таким вли­ятельным «царедворцем» был тогда Данила Андреевич Остапов. (официально его личный секретарь, наследственный лакей в семье Симанских). Многие архиереи вынуждены были мириться с его ка­призами, дабы не попасть в немилость к Святейшему. Его называли «Даниил всея Руси» или даже «Имже вся быша».

Во второй половине 1940-х годов Остапов боролся за «сферы влияния» с протопресвитером Николаем Колчицким. Приспешни­ки Колчицкого хотели расправиться с Данилой, но у них оказались коротки руки. При попытке его арестовать патриарх Алексий I об­ратился лично к Сталину, и Данила был немедленно освобожден48. Интересные сведения о протопресвитере Николае Колчицком содержатся в воспоминаниях А. Э. Краснова-Левитина.

Николай Федорович Колчицкий родился в 1892 г. в семье свя­щенника, под Харьковом. Украинская национальность сказывалась в особой певучей манере разговаривать, в произношении буквы «е». Сын священника, окончив Харьковскую Духовную семинарию и Московскую Духовную Академию, он возвращается к себе на ро­дину, где становится приходским священником и законоучителем в женской гимназии. В этом сане и в этой должности застает его революция.

Священник, любящий уставное богослужение, умеющий хоро­шо, с чувством, служить, умеющий говорить проповеди, — прав­да, посредственные, но доходчивые, рассчитанные на простой на­род, он быстро приобретает популярность среди своих прихо-

Во время Церковной смуты Колчицкий занимал уклончивую позицию, не примыкая ни к одной из борющихся партий, а в 1924 г. как-то странно очутился в Москве. Официальная версия гласит, что он был выслан из Харькова. (Выслан в Москву?! Странное ме­сто ссылки.)

Затем он становится священником Елоховского, тогда еще не кафедрального, но одного из центральных храмов Москвы. В конце 1920-х годов, после поголовного ареста почти всех священнослу­жителей Елоховского собора, он становится его настоятелем.


Чем был занят тогда отец настоятель? На этот вопрос мо­жет ответить некий доку.мент, находившийся в архивах Мос­ковской Патриархии и который хранился у митрополита Нико­лая. В 1960 г. мне пришлось с ним познакомиться. Документ представляет собой прошение на имя заместителя Патриарше­го Местоблюстителя митрополита Сергия от имени прихожан Елоховского Богоявленского собора. Документ написан идеальным каллиграфическим почеркол^. составлен хорошим литературным языком, он очень убедительно рассказывает о заслугах отца Нико­лая Колчицкого и заканчивается просьбой наградить его митрой. Документ тем более убедителен, что написан почерком отца Ни­колая Колчицкого. Характерные для него обороты не оставляют сомнения в его авторстве. Вскоре он действительно был награж­ден митрой.

В 1930 г. отца Николая постигло горькое испытание: он был арестован и заключен в знаменитую тюрьму на Лубянке. О его пребывании там рассказывал многим людям совместно с ним аре­стованный известный московский протоиерей о. Димитрий Бого­любов. «Во время одной из ночных бесед, рассказывал о. Димит­рий, следователь вдруг меня спрашивает: «Не хотите ли у нас послужить?» А я притворился дурачком и спрашиваю: «А что, разве у вас здесь есть храм?» На другой день меня перевели в Бу­тырку и дали десять лет, а Колчицкого выпустили. А почему?»

На этот риторический вопрос отца протоиерея отвечает дальнейшая судьба Николая Колчицкого. «Пожар способствовал ей много к украшенью», как говорил про Москву Фамусов. После ареста происходит стремительный взлет отца Николая к вер­шинам. Он становится (после закрытия Дорогомиловского собо­ра) настоятелем кафедрального собора Москвы, занимает долж­ность заместителя Управляющего делами Московской Патриар­хии. А после назначения архиепископа Сергия Воскресенского в Ри­гу в 1940 г. становится Управляющим делами Московской Пат­риархии.

Он неразлучен с митрополитом Сергием. Не отходит от него ни на шаг. Так как митрополит страдал в это время глухо­той. то беседа Патриаршего Местоблюстителя с посетителями происходила так: Николай Федорович опускался на колени перед креслом престарелого митрополита и кричал ему в ухо слова со­беседника. Таким образом, ни один из посетителей не проходил мимо внимания Николая Колчицкого. «Он отвечает за митро-


полита Сергия», — сказал .ине однажды митрополит Александр Введенский. «Перед кем?» — спросил я. «Во всяком случае, не пе­ред Церковью», — ответил тот, улыбаясь по обыкновению моей наивности.

Высшей своей точки достигла власть Николая Колчицкого в послевоенное время, при патриархе Алексии, когда он становит­ся буквально царем и богом. Назначает архиереев, отправляет их на покой, выгоняет священников, поставляет их, причем, по име­ющимся сведениям, в это время он запятнал себя совершенно бес­прецедентной в Русской Церкви симонией.

Будучи облечен саном протопресвитера (единственного в Рус­ской Церкви), он становится поистине полновластным ее хозя­ином. И только 1956-1957 гг., которые ограничили власть КГБ, покончили заодно и с непререкаемой властью эмиссара этого учре­ждения в Церкви49.

Ссориться с Данилой было «неполезно для пользы дела» и о. Никодиму приходилось терпеть прихоти самодура. Приходилось даже прибегать к тому, что позднее в отношениях США с Китаем называлось «пинг-понговой дипломатией». Только в Чистом вместо теннисного стола «хитрые игры» проходили на шахматно-шашеч-ной доске. «Князь Данила» и о. Никодим хорошо играли в шашки, но будущий святитель был «на разряд» сильнее. Коротая время в приемной патриарха, они частенько уподоблялись гоголевским пер­сонажам: «Давненько я не брал в руки шашки...». И, дабы снис­кать благосклонность влиятельного старца, молодой архимандрит «подставлялся» и проигрывал партию. Но Данила и не подозревал, что именно его взял «на фук» тот, кто вскоре выйдет «в дамки».

Но подавленные чувства искали выхода, и после кончины Алек­сия I владыка нередко вспоминал эпоху «остаповщины». В расска­зах митрополита часто фигурировал такой эпизод. Один архиерей, которому уже нечего было терять, прибыл на аудиенцию к Святей­шему и просил Остапова доложить. Данила тянул время, дескать, патриарх сейчас занят, нужно подождать еще и еще... Наконец чаша терпения архиерея переполнилась, и он резко произнес: «Ми­рянин Остапов! Если патриарх скажет мне ждать, я могу сидеть хоть сутки. Но Вас ждать я не намерен ни минуты. Немедленно доложить!» И Даннлушка поплелся в покои...

Вспоминает А. Э. Краснов-Левитин.

Примерно в 1948 г. в патриаршем окружении появляется се­мья Остаповых. Было это так. В Вильно к местному митро-


политу Корнилию обратился один пожилой человек, который за­явил, что он родился в доме Симанских, знает Патриарха с дет­ства и долгое время состоял при Сергее Владимировиче, когда он был студентом, после его пострижения в монашество, после его рукоположения в епископа. Затем гражданская война разлучила его с патриархом надолго.

Митрополит Корнилий направил его к патриарху. Патриарх принял его как родного, немедленно устроил его с семьей в пат­риархию на место заведующего хозяйственной частью. Вскоре он делается наиболее близким к патриарху человеком. Таково начало необыкновенного влияния семьи Остаповых на патриарха — вли­яния, возраставшего с каждым годом, длившегося до самой его смерти. Остапов с его огромным влиянием на церковные дела стал притчей во языцех. О нем говорили без конца, а недруги дали ему язвительную кличку «Распутин».

Между тем мы здесь имеем дело с интереснейшим психологи­ческим феноменом. Святейший Патриарх Алексий, окруженный необыкновенной византийской пышностью, имея множество ре­зиденций, располагая большими средствами, на самом деле был очень одиноким человеком. Будучи монахом, он не имел семьи (в скобках сказать, как безусловно честный монах, он не имел ни­когда и никаких негласных связей). Он не мог доверять ни одно­му человеку к нему приближенному, так как почти все они были связаны с госбезопасностью, во всяком случае, не было никаких гарантий, что они были этому чужды.

Все стены Московской Патриархии были, безусловно, снабже­ны подслушивающими устройствами, и каждое слово патриарха улавливалось. Единственным, близким человеком была сестра; од­нако после ее отъезда в Киев и поступления там в монастырь и она отошла. В этом положении, вполне понятно, патриарх при­вязался к семье, которую он знал с детства, к людям, которым он мог безусловно доверять.

Даниил Андреевич Остапов был сыном лакея, который служил в доме Симанских, а дед его был еще их крепостным. Сам Даниил Андреевич, родившийся в этом же доме, был казачком у молодого барина, а затем долгое время состоял при нем в качестве камер­динера. Его сын, названный в честь покровителя семьи Алексеем, был крестником патриарха.

В связи с появлением семьи Остаповых в окружении патриар­ха разыгрался эпизод, очень характерный для того времени. Щадя


седины одного из действующих лиц, ныне облаченного высоким са­ном, опущу его имя. Это духовное лицо решило, чтоб избавиться от Даниила Андреевича, пустить самый главный козырь — МГБ. Было использовано пребывание Даниила Андреевича во время вой­ны в Литве, на оккупированной немцами территории. По доро­ге из Лавры после одного из торжеств Даниил Андреевич был арестован в поезде — и водворен во внутреннюю тюрьму на Лу­бянке.

Никто, однако, не учел реакции патриарха Алексия. Святей­ший имел лимит: он мог раз в неделю говорить сорок минут по телефону со Сталиным. Этой привилегией он, однако, ни разу не пользовался. Воспользовался ею только один раз — после аре­ста близкого ему человека. Позвонив Сталину, патриарх заявил с несвойственной ему твердостью, что он решил уйти на покой, если не освободят Даниила Андреевича Останова, так как это единственный человек, которому он доверяет. В тот же день Да­ниил Андреевич был освобожден. После этого никто уже не смел выступать против Останова.

Враги его, однако, притаились и ждали момента, чтобы ему отомстить. Они действительно свели с ним счеты, самым низ­ким и постыдным способом. После смерти патриарха Даниил Ан­дреевич был вновь арестован в 1973 г., и неизвестно, какова бы бы­ла его участь, если бы ему не пришел на помощь на этот раз... Андрей Дмитриевич Сахаров50.

Патриарх Алексий I отличался аристократическими манерами. Род Симанских принадлежал к псковскому дворянству; в юноше­ские годы будущий святитель учился в московском Лазаревском институте восточных языков, в Императорском лицее памяти це­саревича Николая Александровича (Москва), а в 1896-1899 гг.— в Московском университете на юридическом факультете (по этому поводу шутили — государством правит семинарист, а Русской Цер­ковью—юрист).

Владыка Никодим вспоминал такой эпизод. На одном из ди­пломатических приемов, где присутствовал весь тогдашний «ис­теблишмент», Святейший беседовал с французским послом. И вот, прокладывая локтями путь среди гостей, к патриарху пробился простодушный клирик, работавший в Чистом. Желая сообщить святителю что-то важное и срочное, батюшка вклинился в бесе­ду: «Дык! Дык!» Патриарх на секунду прервал разговор, ведшийся по-французски, и, величественно обернувшись к «гонцу», вопросил:


 




«СоттеЩ?». Смешавшись, тот начал пятиться задом, тихо приго­варивая: «Так ить, так ить... »

Вполне понятно, что Святейший сводил свои контакты с Сове­том по делам религий к минимуму: «не тот уровень». И владыке Никодиму приходилось брать на себя черновую работу...

1959-1964 гг.— период хрущевских гонений на Русскую право­славную Церковь, массового закрытия храмов. Непоследователь­ность Хрущева можно отчасти объяснить ограниченностью его вла­сти и страхом перед взрывной силой разоблачения Сталина. Впо­следствии он сам признавался: «Мы испугались... сильно испуга­лись. Мы боялись, что оттепель вызовет наводнение, которое мы не сможем контролировать и которое потопит нас». Обращаясь к сво­им оппонентам, Хрущев как-то заметил: «Сталинист сидит в каж­дом из нас. Я и сам немножко сталинист»51.

Утвердилось мнение, что Никита Хрущев — диаметральная про­тивоположность Иосифу Сталину. Как же, на ХХ-м съезде развен­чал тирана, невинных выпустил из темниц, оттепель подпустил, свободу как мог отстаивал. Так и гуляет этот миф до сир пор с легкой руки либералов-шестидесятников. «Некоторые люди ждут, пока я подохну, чтобы возродить Сталина и его методы, — говорил он в 1962 г.—Поэтому перед смертью я хочу уничтожить Стали­на и уничтожить этих людей, чтобы нельзя было повернуть вспять часы истории»52.

Рассмотреть фигуру Хрущева с более объективных позиций по­могли архивные документы. И мы узнали, что не прост был разма­шисто многословный Никита, ох не прост! Дважды в предвоенные годы лично руководил зачисткой партийных и советских кадров на Украине. Только на втором заходе «искоренил» более 100 тысяч «врагов народа». А будучи первым секретарем Московского гор­кома партии, танком прошелся по троцкистам и всяким «левым-правым уклонистам».

Лично Хрущев возглавлял «тройку», которая выносила внесу­дебные приговоры кадрам, и подписал в 1935-1937 гг. более 130 ты­сяч смертных обвинений в Москве. (Делалось это легко. Вверху расстрельного списка, наискосок, напиши три буквы: ВМН — выс­шая мера наказания — и спи спокойно. Смотреть в глаза жертвам не надо.) За что был введен в состав Политбюро. А по мастерству плести интриги не было ему равных на олнмпе верховной власти после смерти вождя.

Можно взять подшивку «Правды» за январь 1938 г. и прочитать


речь Никиты Хрущева на митинге, собранным им же на Красной площади. Речь с людоедскими, кровожадными призывами распра­виться с такими «бешеными собаками», как Бухарин и Рыков, еще ожидавших приговора суда.

Хрущев, организовав арест Берии и выступив на ХХ-м съезде с якобы закрытым разоблачением репрессий, а на деле устроив пред­намеренную утечку информации, фактически развязал себе руки. При этом, как единодушно утверждают исследователи, он преду­смотрительно уничтожил через своего человека в КГБ генерала Ивана Серова (Серов — председатель КГБ с 1954 по 1958 г.) все или почти все документы о личном участии в массовых политических расправах.

Из интервью с бывшим председателем КГБ Владимиром Семи-частным.

Идут разговоры, что Хрущев уничтожал изобличающие его документы времен культа личности...

Такие разговоры идут. Почему? Да потому, что когда Хру­щев выступил с разоблачением культа Сталина, пришлось при­водить многие решения на «расстрелъных письмах» с росписями Молотова, Кагановича, Микояна и других... А росписи Хрущева на них нет, как будто бы он не участвовал. Это тоже всех на­водило на мысль о том, что кто-то (и, скорее всего, именно с ведома Серова) сделал так, чтобы росписи Хрущева испарились.

А что? Можно сделать так, чтобы каких-то подписей не стало?

Ну конечно! Можно все вытравить. Например, в мое время в паспортах Гали Брежневой и Игоря Кио не осталось и следа, что дочь Брежнева вопреки желанию отца вышла замуж за фо­кусника. Так что при Серове и с росписями Хрущева такое же могло быть. А некоторые документы могли быть и вовсе уни­чтожены^.

Жестокость, коварство и хитрость уживались в Хрущеве с без­рассудством и «истинно революционной отвагой». Отсюда «послед­ний и решительный» бой с Церковью (тысячи закрытых, сотни взо­рванных храмов; практический запрет на профессию священнослу­жителей, преследование верующих), окончательное «решение част­нособственнической стихии» (отмена «кустарного» производства, сокращение личных подсобных хозяйств у крестьян), масштабная авантюра с целиной и кукурузой, смертельно опасные игры с раз­мещением ракет с ядерными боеголовками на Кубе... Полная ли


он противоположность своего учителя, выпестовавшего его и вы­ведшего в люди? Уж очень много у них обнаруживается общего и далее тождественного.

Уже в наши дни приговором Хрущеву стали слова А. Н. Яковлева, руководителя Комиссии по реабилитации жертв незаконных ре­прессий: «Крови на совести Хрущева не меньше, а по сравнению кое с кем и больше!»54.

В то время был принят следующий порядок закрытия храмов: церкви закрывались руками архиереев. От архиерея, «сориенти­рованного» соответствующим образом уполномоченным Совета по делам религий, приходил указ местному священнику сдать все цер­ковное имущество представителю горсовета, а самому переходить на новое место служения (по указанию епископа). Там, где сопро­тивление народа закрытию храма было особенно яростным, архи­ерей лично являлся в храм, забирал антиминс, и богослужение ав­томатически прекращалось. Подобный случай имел место, в част­ности, около Днепропетровска, когда архиепископ Иосаф, придя в женский монастырь во время проскомидии и войдя в алтарь, поло­жил Агнца в карман рясы и объявил, что литургии не будет55.

Митрополит Николай (Ярушевич)

Тогдашний председатель ОВЦС митрополит Николай (Яруше­вич) пытался протестовать против закрытия храмов. В то время он исполнял обязанности «министра иностранных дел» Русской пра­вославной Церкви. Вся дипломатическая часть — связь с иностран­цами всех рангов и калибров — лежала на нем. Все, чем занимается теперь целое учреждение — Отдел внешних сношений при Патри­архии, насчитывающий десятки сотрудников, — делал он сам при помощи трех-четырех человек, исполнявших главным образом тех­нические обязанности.

В это время он выполнял ряд ответственных поручений, среди которых бывали порой и весьма двусмысленные. Вместе с акаде­миком Николаем Бурденко митрополит Николай оказался в центре международного скандала, связанного с так называемым Катын-ским делом — расследованием трагической судьбы нескольких ты­сяч польских офицеров, могилы которых были обнаружены весной 1942 г. немецкими оккупантами в Хатынском лесу под Смоленском.

Катынь, Катынский лес — место массового расстрела и захоро­нения польских офицеров, попавших в плен к Красной армии в


1939 г., а в 1941 г. оказавшихся в руках германского вермахта. После проведения раскопок и эксгумации трупов немецкие власти офици­ально объявили виновниками в преступлении органы О ГПУ. Этот вывод немцев подтверждали сведения, полученные от местного на­селения.

Советское правительство отвергло это обвинение и уверенно за­явило, что преступление в Катыни является делом рук немцев. По­сле освобождения Смоленска от фашистов Сталин объявил о со­здании (во главе с Бурденко) «Специальной комиссии по установ­лению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашист­скими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров».

Бурденко Николай Нилович (1876-1946) — хирург; один из ос­новоположников нейрохирургии в СССР; академик АН СССР (1939 г.); первый президент Академии медицинских наук (1944~ 1946); государственный и общественный деятель.

Среди членов комиссии были митрополит Николай, писатель А. Н. Толстой. В официальном сообщении от 24 января 1944 г. Ко­миссия Бурденко категорически заявила, что польские офицеры стали жертвами террора, совершенного фашистами. Однако ряд польских исследователей и представителей Международного Крас­ного Креста не согласились с этими выводами. Они утверждали, что в Катынском лесу в 1940 г. были расстреляны польские офице­ры, интернированные в СССР после вступления 17 сентября 1939 г. частей Красной армии на территорию Польши.

В феврале 1952 г. специальная комиссия конгресса США заня­лась расследованием обстоятельств Катынского преступления. Ко­миссия направила материалы расследования в Международный суд в Гааге. Однако Советский Союз отказался с ним сотрудничать56. А митрополит Николай в опубликованном им послании, в частно­сти, заявил: «Правящие круги США в своем безудержном стрем­лении клеветать на мою Родину выступили с новой чудовищной провокацией... Во мне как участнике расследования Катынско­го преступления закипает жгучее чувство протеста против та­кой отвратительной провокации... Преступник, пытающийся при­писать свое злодеяние другому, — предел нравственного падения человека... Провокаторам не удастся опорочить великую миролю­бивую державу, мою Родину, знаменосца мира во всем мире!..»57

Руководство Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) и польское правительство до 1956 г. безоговорочно поддерживали


 




версию Комиссии Бурденко. В крайнем случае допускалось, что польских офицеров в Катыни расстреляли обыкновенные неизвест­ные, а СССР с ГБ ни при чем. Потому как не существует такого листка бумаги, на котором было бы написано: каждому из двадца­ти тысяч этих несчастных (список прилагается) связать руки за спиной, поставить каждого на краю вырытой им самим ямы, вы­стрелить в затылок, зарыть, землю разровнять; подпись: любимый руководитель. А существует, в лучшем случае, листок, на котором почерком любимого руководителя нацарапано: принять меры. А какие — не сказано. Может быть, он имел в виду выдать каждо­му из заключенных по патефону с набором пластинок, чтобы они слушали, предположим, Шопена.

А значит, убиты они (если вы так уж настаиваете, что убиты) неустановленными лицами с неустановленной целью. Вот вам и вся истина, другой не ждите. В любом преступлении против человечно­сти никто не окажется виноват, поскольку каждый исполнял при­каз другого — тоже невиноватого, поскольку не докажете, что при­каз был58.

Однако в 1991 г. группа советских историков представила в ЦК КПСС архивные документы, свидетельствующие о расстреле поль­ских офицеров советскими властями. Приведем фрагменты одного документа.

«Особая папка. Совершенно секретно. Для товарища Хрущева Н. С.

Всего по решениям специальной тройки НКВД СССР было расстре­ляно 21 857 человек, из них: в Катынском лесу (Смоленская область) — 4421 человек, в Старобельском лагере близ Харькова — 3820 человек, в Осташковском лагере (Калининская область) — 6311 человек и 7305 были расстреляны в других лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии...

... Для советских органов все эти дела не представляют ни оператив­ного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представ­лять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот, ка­кая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государ­ства последствиями... Исходя из изложенного представляется целесооб­разным уничтожить все учетные дела на лиц, расстрелянных в 1940 г. по названной выше операции...

Председатель КГБ при СМ СССР А. Шелепин

3 марта 1959 года»


Так «Железный Шурик» подставил митрополита Крутицкого и Коломенского...

Непосредственно приговор о расстреле более 20 тысяч офицеров польской армии был вынесен Особым совещанием НКВД СССР на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б) в апреле 1940 г. Завер­шение дела по уничтожению более 20 тысяч человек отметили в Москве. 26 октября 1940 г. появился секретный приказ за подпи­сью Лаврентия Берии о награждении работников НКВД за успеш­ное выполнение специального задания месячным окладом. В списке значилось 143 фамилии. Офицеры госбезопасности, надзиратели, шоферы59.

В материалах советской комиссии имеется свидетельство смер­тельно больного Бурденко. В 1946 г. он рассказал своему другу Ольшанскому, бывшему профессору Воронежского университета, уехавшему из СССР на Запад, следующее: «Выполняя личное рас­поряжение Сталина, я отправился в Катынь, где как раз вскрыли могилы... Все тела были погребены 4 года назад. Смерть насту­пила в 1940 году... Для меня как для врача это очевидный факт, который невозможно поставить под сомнение. Наши товарищи из НКВД совершили большую ошибку»60.

Катынское дело в течение десятков лет бросало тень на поль­ско-российские отношения. Лишь после десяти лет конструктив­ного польско-российского диалога, а также после многих усилий и стараний одна из самых важных страниц в истории Катынского де­ла была закрыта. В местах гибели и тайного захоронения польских офицеров были наконец созданы польские военные кладбища.

Президент России Борис Ельцин говорил: «Наши отношения бу­дут наконец очищены от отравлявшей их в течение многих лет чу­довищной лжи». В Польше хорошо помнят визит президента Ель­цина в «Варшавскую резиденцию» в Катыни под крестом, который увековечивает память жертв Катынского преступления61.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.