Сделай Сам Свою Работу на 5

Часть II. Становление певчей





 

Это было то, о чем я так скучала: тихое молитвенное пение немногочисленного хора, знакомые до трепета распевы. Я плакала от радости. Пение, доносившееся с клироса, казалось ангельским. Кто бы мог подумать, что уже на следующий же день я буду участником главного песнопения Богу под названием «Божественная литургия» со стороны клироса.

 

Новый приход

 

Жизненные обстоятельства сложились так, что я вернулась в Россию. Было грустно. Мне как воздуха не хватало родного прихода и деятельности на клиросе. Я мечтала снова хотя бы просто читать. О том, чтобы петь в московских храмах, даже и мысли не было.

Московские хоры выглядели и звучали так величественно по сравнению с нашим германским. И все мелодии, которые я слышала на службах, были совершенно не знакомы моим ушам. А храмы! Это же были настоящие храмы в плане самой постройки. Я поняла, что стихиры на службах, оказывается, положено петь, а не читать и искренно удивлялась, почему же их не пели у нас.

Присутствуя на службах, я невольно замечала ошибки чтецов, и думала, а ведь я могла бы прочитать лучше. Эх, опять ненавистная гордость – плачет Ангел-хранитель. Я тут же смиряла себя, вспоминая как «резали» батюшке уши мои ошибки в ударениях, когда я сама только начинала читать. В храмах, где мне приходилось бывать, все чтецы были мужчины. Видно в Москве женщине-чтецу место вряд ли найдется, – думала я. Оставалось только молиться и надеяться, что мой певческий путь не завершился, и Господь все устроит.



Еще я очень скучала по тихим всенощным бдениям. Почему-то торжественность и многолюдность этой службы в московских храмах не заставляли мою душу так трепетать, как это было в Германии.

Как-то летом я ощутила радость такого тихого всенощного бдения в одном из храмов Московской области, в котором приходилось бывать по причине нахождения в выходные дни за пределами Москвы.

Это было то, о чем я так скучала: тихое молитвенное пение немногочисленного хора, знакомые до трепета распевы. Я плакала от радости. Пение, доносившееся с клироса, казалось ангельским. Кто бы мог подумать, что уже на следующий же день я буду участником главного песнопения Богу под названием «Божественная литургия» со стороны клироса.



Я скромно изложила священнику, с которым мама и я были в теплых отношениях, свои страдания по поводу безучастия в клиросном деле, что мне хотя бы просто почитать, а в итоге матушка-регент разрешила мне присоединиться к хору. Дождалась! Слава Тебе, Господи!

Я стала ездить каждые выходные петь в храме в Московской области, стала брать индивидуальные уроки обиходного пения, сольфеджио и вокала. Петь было здорово и легко, в основном все было мне знакомо.

Но в одну из всенощных уровень нашего хора резко изменился. В хоре появились профессиональные певчие, которые когда-то давно уже пели в этом храме, бразды управления хором также были переданы одной из них. Репертуар во многом сильно изменился, а главное усложнился. Это были слишком сложные для меня авторские песнопения, среди которых были произведения Архангельского, Чеснокова, Веделя, Чайковского, Кастальского, Турчанинова и других многочисленных композиторов. Я копировала ноты и пыталась учить дома, но петь их мне все равно не удавалось. У меня начал развиваться комплекс неполноценности, мне никогда не достичь уровня этих певчих. Службы перестали приносить такую радость, как вначале. Я могла петь только гласы и обиход иногда все же проскальзывающий в музыкальном репертуаре службы. Меня снова мучили искушения, что я не своим делом занимаюсь. И снова, как и раньше, обязательно что-то происходило, что заставляло почувствовать себя нужной для клиросного дела и, не взирая ни на что, просто продолжать петь Богу и повышать свой певческий уровень.



Раза два удавалось организовать поездку в родной германский приход, где я, конечно же, присоединялась к хору, и после московской «школы» чувствовала себя уже совсем по-другому: пела очень уверенно и казалось даже, что получила признание того самого регента, который когда-то вынес мне неутешительный «приговор». Эти «гастроли» мне явно были нужны для повышения уровня своей самооценки. При этом было ощущение, что я словно никуда не уезжала, потому что на меня словно по привычке опять перекладывали обязанности подготовки к службе, и если что-то шло не так, попадало именно мне. Я всячески пыталась донести до певчих, что стихиры все-таки следует петь, а не читать. В одну из поездок нам это даже удалось осуществить. Правда, при условии, что я тексты стихир положу на ноты. Что ни сделаешь для любимого прихода и чтобы порадовать батюшку!

На московском клиросе все же не пропадало ощущения моей ненужности, казалось, что меня там не ценят, как самостоятельное звено.

 

Певческие курсы

 

В процессе пения на клиросе у меня было ощущение, что я стою на месте, что надо как-то дальше развиваться. Поэтому после года пения я решила попробовать поступить на известные московские певческие курсы. Это было не так сложно, как казалось. Меня приняли, и начался чудесный год, полный новых знаний, практики и ощущений.

На курсах я познакомилась и с таким жанром (если можно так сказать) церковного пения, как подобны и очень их полюбила. К сожалению, после окончания курсов на практике не удавалось петь стихиры на мелодии подобнов ввиду того, что я пела в коллективах, где не все певчии могли распеть стихиру на подобен. Я от этого всегда очень огорчалась и всячески пыталась привить у певчих любовь к пению на подобны. Я стала сама изучать более редкие подобны, написала статьи на тему пения на подобны.

Студенты курсов были совершенно разного уровня, поэтому нас распределили на разные группы. Нашлись и такие же, как я, без музыкального образования. Были люди со средним и даже высшим музыкальным образованием, но без практики церковного пения, не знающие гласов, поэтому они тоже поступали на курсы.

Курсы мне очень помогли не только в плане музыкального развития, но и психологически – повысилась моя самооценка, как певчей, приезжая на наш клирос, я пела увереннее, и исчезло ощущение какой-то неполноценности перед другими. В процессе обучения приходилось петь в разных московских храмах, была возможность больше практиковаться одной на своей партии и пробовать петь другие партии (сопрано или тенора).

Я стала реже посещать свой клирос из-за отдаленности нахождения храма. Но лишь в процессе пения в других храмах, я четко поняла, как много мне дали эти два года пения в профессиональном хоре.

На Страстную и Светлые седмицы удалось получить еще огромную порцию певческого опыта – пришлось петь спонтанным коллективом, каждый раз с разными регентами и без спевок. Так получилось, что в одном из храмов отсутствовал хор именно перед Страстной седмицей. Подробнее об этом периоде в рассказе «Радости и страдания певчей в Великий пост и в Пасхальные дни».

После окончания курсов я получила сертификат о том, что пройден курс «Певчий церковного хора». Ясное дело, что ни священник, ни регент при поступлении на тот или иной клирос таких бумажек спрашивать не будет, но почему-то все равно было приятно, наверное это самолюбие играет.

Экзаменационная служба случилась на святителя Николая, мы пели всенощное бдение на два хора, вечерней управляли попеременно самые «смелые» девочки с регентского курса. Они были молодцы! Но мы тоже не оплошали. Надо сказать, что за год учебы мы действительно спелись в прямом смысле. Если сравнить, как звучали мы в самом начале с тем, как зазвучали примерно с середины учебного года, разница заметна. По записям служб, можно было заменить, что пение стало очень стройным, единым.

Наш дорогой Евгений Сергеевич придумал, что после раздачи слонов (сертификатов нам и дипломов регентам) было бы здорово встать на наконец-то отремонтированной и усаженной цветами Хитровской площади, где были с двух сторон сооружены лестницы, по его словам – именно для того, чтобы на них встать и спеть. Поскольку экзамен регентов (а нам выдавали сертификаты в этот день, несмотря на то, что наш экзамен был раньше) выпал в период попразднства Пятидесятницы, для пения была выбрана стихира Праздника «Приидите людие, Триипостасному Божеству поклонимся» Лаврского распева на глас 8.

До площади от храма идти буквально пять минут. Когда мы выходили из храма, на улице начался дождь, что вызвало расстройство, поскольку петь под дождем было бы сложно. Но видимо Господу угодно было это наше действо, и когда все постепенно подходили к площади и выстраивались на ступеньках, дождь закончился, а когда начали петь, можно сказать в момент самых важных слов стихиры (обращения к Лицам Святой Троицы), появилось яркое прекрасное солнце. Не знаю как остальные, но я явно ощутила присутствие с нами Божества. Пели все: регенты, певчие, преподаватели, члены комиссии и гости. В качестве гостей были разные люди, в том числе студенты прошлых выпусков регентского отделения, среди которых была и знакомая Д., которая управляла нами на Страстную в храме свт. Тихона.

После пения начался банкет. Были тосты, были пожелания, важные речи старших коллег, напутствия регентам от прошлых выпускников, разного рода пения. Блеснула Д., та самая которая управляла нами несколько служб в храме свт. Тихона[2]. Она исполнила под гитару сочиненную ею за пять минут до исполнения песню на мелодию «Наша служба и опасна и трудна», переделав слова. Вот что у нее получилось:

 

Наша служба и опасна и трудна,

И на первый взгляд как будто не видна (особенно если на балконе)

Если кто-то кое-где у нас порой

Чисто петь не хочет.

Значит с ними нам вести незримый бой

Так положено судьбой для нас с тобой –

Служба дни и ночи.

 

Если где-то иерей попал в беду,

Мы поможем и на Светлой и в посту.

Ну а если вдруг кому-нибудь из нас

Тоже станет туго.

Что ж друг друга выручали мы ни раз,

И ни раз спасало нас в тяжелый час

Сердце, сердце друга.

 

Часто слышим мы упреки от родных,

Что работаем почти без выходных,

Что наши службы нескончаемы порой,

Встречи не надолго.

Но за утро поднимает нас зарей

И уносит рано утром в храм родной

Радость встречи с Богом.

 

Наша служба и опасна и трудна,

И на первый взгляд как будто не видна.

Если кто-то кое-где у нас порой

Чисто петь не хочет,

Значит с ними нам вести незримый бой

Так положено судьбой для нас с тобой –

Служба дни и ночи.

 

Почему-то уходила я с банкета с какой-то непонятной грустью.

 

Мытарства певчей

 

Было грустно, что курсы закончились, особенно мои любимые вечера обихода в храме трех святителей. Этот храм я очень полюбила. В нем что-то есть необъяснимое, особенное. Уже когда поднимаешься на второй этаж, где проходят службы, чувствуется всегда некий особый аромат. А клирос… Как там хорошо! Там расположена икона Покрова Богородицы с Романом Сладкопевцем, а рядом с ней очень мною любимый первомученик Стефан. На самом аналое, где располагаются ноты, лежит маленькая икона улыбающейся Божией Матери Иерусалимская. Оттуда просто не хочется уходить. Но Господь милостив! Хоть и не пою я в этом храме, но по окончании курсов у нас стали проходить (по моей просьбе) индивидуальные занятия с преподавателем обихода В., и нам позволили проводить их на клиросе в храме. Занятия эти я назвала что-то вроде подготовки к регентству, но о них чуть позже.

Мне было грустно также от того, что я какая-то неприкаянная оказалась, ни кола, ни двора. Училась, училась, и вот что теперь, что дальше. Где-то услышала или прочитала фразу, которая очень подходила к моему состоянию в тот момент: когда студент заканчивает ВУЗ и получает диплом (в моем случае сертификат), он не знает и что же дальше с ним делать.

В свой храм в Московской области я со Страстной седмицы больше не ездила, да и мне словно что-то не давало поехать, каждый раз, когда я туда собиралась. Получился певческий перерыв – на всенощной я не пела со Светлой седмицы (не считая экзамена). Голос внутри говорил «просто подожди, потерпи, доверься Богу». Посещали постоянно мысли о том, получится ли петь в строящемся возле дома небольшом храме Петра и Павла. Я пела там один раз на молебне, еще до Рождества, и после не знала, были ли еще молебны, а из последних слов настоятеля храма я сделала вывод, что они уже набрали людей. Он сказал мне, что их благословили на первую службу на праздник Петра и Павла, и чтобы я приходила, но пока просто на службу, а не петь. Хотелось найти храм, где петь в будние дни после работы, в вечера, которые у меня освободились по окончании курсов.

Планировали петь с В., преподавателем обихода на курсах, с которой у нас сложились теплые отношения, в одном из храмов, где она регентовала, но ей поставили всего только две службы, одна из которых утром в будний день. В итоге я пела там лишь на второй службе, на литургии в субботу утром. Это было как всегда замечательно, очень милые люди в самом храме, настоятель тоже. После службы была трапеза, а у В. еще и именины случились в этот день.

Я очень люблю петь с ней, потому что она душу отдает, себя всю отдает этому делу, а не только свои музыкальные знания. Она умеет успокоить певчего, если он вдруг занервничал, она – настоящий регент, каким он должен быть в идеале. А ведь быть регентом, это не только задавать тон и махать руками. Необходимо знать службу, необходимо быть еще и психологом в отношении со своими певчими (понять, успокоить, подбодрить, похвалить или проявить строгость но так, чтобы не обидеть).

К примеру, на литургии мы пели втроем. Оттого, что я давно не пела одна на партии и от некоторого психологического фактора (новый храм, незнакомые люди) что-то стала я нервничать. В. заметила это, нашла слова подбодрить меня:

– Ты уже все полноценная певчая, – сказала она. А другой певчей (которая должна была петь тенором) говорит: «да она вообще уже регентовала». Я удивляюсь не меньше второй певчей, смотрю на В., у нее лицо без эмоций. Ну я возражать не стала, пусть будет, что регентовала. Но главное то, что эти слова действительно вселили в меня уверенность. На самом деле я, конечно, еще не регентовала. Мы лишь одно занятие провели с В., на котором я первый раз пробовала задавать тон.

Мои мытарства на тему «негде петь» длились относительно не долго. Чтобы не сильно страдать, я решила отвлечься и направить себя в деятельность по улучшению квартиры: сделала роспись стены, столика, задекорировала старое зеркало времен моего детства (которое ждало своей очереди уже два года ввиду отсутствия идей и времени). А еще купила, наконец-то, отсутствовавший в нашей квартире диван на радость маме. Она была не в Москве, и когда вернулась, для нее это был очень приятный сюрприз, словно передача «Квартирный вопрос» у нас побывала.

В любом случае это отвлечение в другую отрасль очень помогло мне дальше ждать и терпеть. Я не занималась очень активно поиском храма, потому что внутри была надежда и некое внутреннее ощущение, что я буду петь в храме Петра и Павла.

По совету преподавательницы по вокалу я посетила Богородицерождественский монастырь (она сказала, что там некому петь), отстояла службу, после чего спросила на счет пения. Они взяли телефон и сказали, что позвонят. Но не позвонили. Значит, нет воли Божией, думала я.

Е., которая училась со мной на курсах, устроилась петь в выходные в Иоаннорождественский монастырь, я решила тоже попробовать. Потребность петь была уже настолько сильной, что я готова уже была пойти куда угодно и хваталась за любую ниточку. Но обстоятельства сложились так, что на пение в этом монастыре, видимо, тоже не было воли Господа. Да и Е. вскоре перестала туда ходить из-за отношений на клиросе. Как ни странно, но именно в монастыре не было молитвенности, пели мирские профессиональные девушки с очень высокой самооценкой, что негативно отражалось на других певчих. Я бы при такой ситуации тоже сбежала бы оттуда. И мой духовник как-то в нашем разговоре бросил фразу «что это ты все по монастырям ищешь». Я задумалась. Видимо, не там ищу. Я ведь полагала, что в приходских храмах поют в основном профи с консерваторским образованием, в такой коллектив мне не вписаться. А оказалось, что и в монастырях тоже есть такие хоры.

В будние дни мне позволили петь в храме девяти Кизических мучеников, где по понедельникам и четвергам можно было практиковаться под руководством другой преподавательницы обихода Н.С. Эта женщина преподавала обиход на пару с В. на наших курсах и они вместе принимали экзамен. Я ездила только по понедельникам, пару раз получалось быть и в четверг. Пение в этом храме было уже для меня очень большой радостью! Коллектив там был хороший, не профессиональный и не оруще-кричащий, а все же поющий и поющий молитвенно. Я записывала службы и результат мне очень нравился – это было единое чистое (за редкими ошибками) пение, где никто из певчих не пытался солировать. Так оно и должно быть в церковном пении. Солисты – это в оперу.

Практикующие регенты – ученики Н.С. были все же слабее учеников и выпускников Е.С. Кустовского. Почему-то этот факт отбил у меня желание поступать на регентские курсы к Н.С. Видимо, поступить туда проще, но и обучение значит не такое эффективное, как у Кустовского, – думала я. Я вообще пока не могла для себя понять, надо ли мне уже поступать на регентсткие курсы или пока рано. Одно было ясно, учиться на регентском имеет смысл только, если есть возможность или необходимость реальной регентской практики. У меня такого на тот момент не было. Поэтому я думала, что пока имеет смысл просто практиковаться петь, набираться опыта. А занятия с В. – это чисто для поддержания, и чтобы узнать все о задавании тона, ведь на регентском этому не будут уделять очень много внимания. Основы нужно уже знать.

Однако, так случилось, что уже на втором занятии с В., она предложила мне пробовать самой управлять. Я управляла, как могла, она поправляла. На третьем занятии, она уже стала корректировать показ гласовых мелодий. Одним словом, занятия перешли уже немного и в обучение регентству.

И произошло это параллельно с другим радостным событием. В храме Петра и Павла за неделю до самого праздника Петра и Павла служили всенощную и литургию. Конечно, я туда пошла, молясь Господу и всем святым, чтобы Он управил мою судьбу в этом храме и, чтобы я смогла смириться, если не получится в нем петь.

Я стояла в храме, под лестницей на клирос, когда настоятель заходил внутрь. Мы с мамой подошли под благословение. К этому времени уже пришла одна певчая, которую я помнила по молебну. Я ожидала матушку, чтобы напомнить ей про себя и узнать про возможность петь уже на этой службе. У отца Д. я сама ничего про пение не дерзнула спросить, а лишь молилась, если Богу угодно, Он сам все устроит.

Отец Д. подходил к некоторым из прихожан, о чем-то с ними разговаривал. Я видела, как он благословил певчую К. подниматься на клирос. И вот он подходит ко мне. Разговор наш немного повторил первую встречу. Да, я пою, вторым голосом, вот как раз окончила курсы, службу знаю. Батюшка сказал мне пока просто постоять, послушать, там посмотрим. Но буквально через несколько минут он показал знаком, чтобы я поднималась на клирос. Господи, какое счастье! Слава Тебе!

Матушка пришла уже совсем перед возгласом с одной из дочерей, которая пыталась петь тенором и это у нее местами неплохо получалось. Я полагала, что матушка является квалифицированным регентом, но оказалось, что это не так, специально она не училась и службу тоже не очень знала. Книг пока не было, был распечатан весь текст службы с сайта, где выкладывают полностью последования служб.

Пели службу нормально. Случился у нас конфуз на стихирах на «Хвалитех». Был глас 4 и матушка не смогла задать тон. Я его помнила, но по своей нерешимости и неуверенности, что смогу, не дерзнула задать. Было очень неприятно, тишина в храме, когда надо продолжать – это самое ужасное. Казалось, что эта минута, две тишины, длятся целую вечность. В итоге, я запела одна, а коллеги пытались подстраиваться. А мама мне сказала, что со стороны выглядело так, словно я «спасла» службу, но она всегда меня превозносит, потому что я ее дочь. На исповеди я извинялась перед батюшкой, хотя вины певчих в таком случае нет. Это задача регента. Но отец Д. напротив постоянно благодарил к моему удивлению. И матушка после службы была очень благодарна, сказала, что я чисто пою.

На следующий день на литургию матушка пришла только к первому антифону и мне пришлось первый раз в режиме реальной службы задать тон на первые «Аминь» и ектению. Кажется, у меня получилось. После службы батюшка опять благодарил и спросил, хочу ли я петь дальше. Конечно, я согласилась с радостью.

Может не рано мне на регентский, а самое время, раз выходит так, что храм наш нуждается в полноценном регенте, – стала думать я на тот момент. Так появилось у меня новое место для клиросного служения Господу. Дивны дела Твоя, Господи!

 

 

Часть III. Регентство

 

Регент – он всегда в огне!

Ибо на него нисходит Дух Святой.

 

Служение регента – это, наверное, высшая ступень, которой может достигнуть в клиросном служении женщина-мирянка.

Служение регента – оно особо и ответственность его велика. Господь сказал: от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут. (Лк, 12: 48).

 

Регентские курсы

 

В определенный момент жизни я поняла, что хотела бы стать регентом. Не знаю, что на эту тему думают в небесной канцелярии, но могу точно сказать, что Господь словно Сам вел меня по этому пути. Конечно, в голове, как обычно, крутились мысли, что какой может быть регент без музыкального образования. Но практика показывает, что такие явления вовсе не редкость.

Я не могу объяснить, что мною руководит, но я ощущаю это стремление внутри себя очень сильно. Отчасти причины, конечно, в том, что есть желание всё взять в свои руки и «навести порядок», чтобы службы совершались максимально по уставу, чтобы развивать пение «на подобны», чтобы создать тёплый хороший коллектив, проводить спевки, надлежащим образом готовиться к службам, т.е. иными словами, чтобы была возможность исправить все те ошибки, которые я сейчас наблюдаю на клиросе. Но я, как певчая, в данный момент могу лишь заботиться о хорошем пении только со своей стороны, помогать готовить службы, максимум – оказывать помощь регенту (если он попросит). Всё остальное – это уже прерогатива регента. В его власти гораздо больше.

Конечно, в реальных жизненных ситуациях и власть регента может быть ограничена, даже по музыкальной части. Бывает такое, что священники чуть ли не заказывают музык:, пойте определённых авторов, определённого уровня и чтобы никакого обихода или наоборот благословляют петь одну и ту же «Херувимскую» всё время. Тут уж регенту остаётся только смиряться, против высшей власти не попрёшь.

Так что я вполне допускаю и такой вариант, что вот так станешь регентом, а власть твоя будет ограничена.

Поэтому главной мотивацией всё же является служение Господу и людям, но максимально возможное служение по клиросной части. Я не хочу ограничиться только ролью певчего, мне хочется идти дальше. Я прекрасно осознаю все трудности регентского служения, но знаю, что если Господь благословит на такой труд, то Он и силы даст.

Притягивает также сам процесс регентования, управления звуком, реальными человеческими голосами, когда от взмаха твоих рук зависит комплексное звучание. И это не как раньше, когда я ручками крутила пластинки, выводя их звучание на единую волну, на одну скорость, хотя уже тогда я предпочитала электронным дискам именно виниловые пластинки, потому что я ощущала через них как бы больше прикосновение к звуку. А регент? Он своими ручками не касается бездушного предмета, издающего электронные звуки. Он касается самого звука непосредственно, источником которого являются люди – существа, обладающие живой душой. И словно он касается и души каждого из них.

Это прикосновение к звуку я ощутила в процессе индивидуальных занятий, назовём это, «основам управления хором», когда я первый раз взмахнула своими руками; мне объяснили (и ранее я вычитала) о правильной позиции руки и ладони, что словно держишь некий шар. Этот шар и есть звуковая сфера. Мы пели вдвоём и при правильном чётком управлении я действительно ощущала контроль над звуком, что он словно в моих руках. И очень чувствуется любая слабинка руки, тогда контроль теряется и пение пускается на самотёк. При этом рука не должна быть напряжённой, но твёрдой. Это удивительно – она должна бы твёрдой и мягкой одновременно. Твёрдость в показе, мягкость и плавность – в движениях.

Привлекает, конечно, и чудный предмет под названием камертон. Стукнешь им и он тебе дает из воздуха ноту «ля» или «до». И как-то с ним себя увереннее ощущаешь, на тебе строй любую тональность, чем вот её просто брать от ветра главы своея (абсолютным слухом не обладаю). Но с камертоном я пока работала мало, только для нотных произведений.

После окончания певческих курсов я совершенно не планировала сразу на следующий учебный год поступать на регентские. Я думала, что просто попою себе годик, два, наберусь опыта.

Мне очень не хотелось расставаться с занятиями по обиходу, которые проходили вечерами в Храме трёх святителей на Кулишках, очень полюбила я преподавателя В., с которой мы часто после занятий пели что-либо вдвоём. Я подумала, почему бы мне не поучиться просто задавать тон. В. согласилась заниматься со мной летом индивидуально. Нам разрешили делать это на клиросе в храме. Не знаю, что там в этом храме, но он очень меня притягивает. Люблю там бывать, люблю там петь!

Мы встречались один раз в неделю на часа полтора, два и пели последовательность служб. Так получилось, что уже на втором занятии я начала пробовать махать. Дальше – больше. После шестого занятия случилась у нас в храме та самая служба, на которой мне пришлось управлять до «Сподоби Господи». В общем рука моя постепенно стала приобретать некую уверенность, В. хвалила меня, в плане показа гласов у меня не плохо получалось.

Я вдруг заметила, что когда начала управлять, начала словно и слышать по-другому и петь увереннее. Я стала интонационно петь чище (по наблюдениям других), стала слышать лучше. В. говорила, что нужно пробовать поступать к Кустовскому на регентские. Я понимала, что учиться по полной программе там не смогу, даже если поступлю. И будет очень сложно мне, так как у меня пробел по сольфеджио. Но рассматривался вариант свободного слушателя.

В один из дней, когда был открыт приём на регентские, я пошла к Кустовскому. Это был так называемый первый тур, один на один с Евгением Сергеевичем, без комиссии. Сразу при встрече вариант со свободным слушателем он не одобрил. Сказал, что если учиться, то только полностью, то есть два дня в неделю полных и один частично. Это означало, что я должна была бы тогда пересматривать график работы и не факт, что руководство одобрило бы. А стоимость курсов была немалой.

Я стояла рядом с Евгением Сергеевичем в раздумьях и меня смущали мысли о благословении отца Николая учиться у него. Как же так, – думала я, – мы даже не приступили к музыкальной части, а уже словно не складывается. Я не могла дать ответ Евгению Сергеевичу, смогу ли поменять график работы.

– Но вы же ведь можете и не взять, – сказала я.

– Могу и не взять, – ответил он и стал доставать нотные сборники, чтобы приступить к распознаванию моих музыкальных способностей.

Он открыл один из сборников и перед моими глазами была степенна 8-го гласа Киево-Печерского роспева. Мне нужно было задать тон. Я почему-то ожидала, что он даст задать и спеть на гласы, и как-то даже растерялась, увидев нотное произведение. Я смотрела в ноты и видела только отдельные ноты, не воспринимая их аккордом. Мне нужно было дать «си-бемоль-соль-ре», что по сути является самым лёгким для меня тоном – минорным квартсекстаккордом, но я его в тот момент совершенно не распознала. Я несколько раз пела ноты и никак не могла найти ноту «ре». Ощущала я себя, прямо скажем, не очень уютно, не справляясь с задачей. После очередного непопадания в ноту «ре» Евгений Сергеевич открыл ирмос 8-го гласа и его я спела и задала тон. Затем он снова открыл нотное произведение той же степенны, но иного автора. Тон там был такой же, как первый раз, но в ином расположении. Тут я запуталась окончательно и ничего из себя выдавить не смогла. Потом поняла, что надо было спеть «си-бемоль-соль-ре-си-бемоль» или «соль-ре-си-бемоль».

– Мы обычно таких не берем, – сказал разочарованно Евгений Сергеевич, закрыв книгу. Он как-то даже погрустнел и ушёл в свою коморку. Добавлю, что встретил он меня очень радостно. Может и правда он расстроился, так как на регентское в этом году был недобор.

Я же испытала понос и уничижение. Я шла к метро и недоумевала, как же так, ведь батюшка благословил… Но по ходу дела мысли выровнялись, и я подумала, ну пусть благословил, но ведь не обязательно в этом году, может в следующем, может через год, два… Я думала, что делать дальше. Получится ли заниматься после «летних каникул» с В. было неясно, нужно ли мне пробовать поступать на другие курсы при храме Девяти кизических мучеников, где я пела по понедельникам. Поступить туда, наверняка, было бы проще. Почему бы и не поучиться там, а на следующий год можно снова к Кустовскому попробовать, – размышляла я.

При следующем разговоре с отцом Николаем, я рассказала ему о том, что не поступила и своём недоумении по поводу благословения. На что он ответил, что благословляя, имел в виду только обучение, как свободного слушателя, а так, чтобы работу бросать и без денег сидеть, не благословляет. Вот тогда и понятно стало, почему не получилось, и не смогла задать я элементарный аккорд. Тогда у Е.С. словно мне кто-то всё затмил, слух, разум. Во истину Господь всем управляет. Я же ведь не молилась перед этим, Господи дай мне поступить. Я молилась, Господи управь так, как мне нужно и на пользу, по воле Твоей. По поводу поступления на другие курсы, батюшка ничего конкретно не сказал и велел смотреть по ситуации.

Поначалу я думала, что ни на какие другие курсы не пойду, потому что уже начала со «школы Кустовского», обучалась по его пособию и с его преподавателями. Но позже мои мысли переменились. Мне этот год стоило потратить на то, чтобы повысить уровень музыкальной грамоты (сольфеджио). Но как это сложно делать самостоятельно, без чьего-то руководства. Самой заставить себя заниматься регулярно у меня не получалось, и садясь за сольфеджио, я просто не знала с чего начать, что тренировать. В общем я понимала, что мне нужно где-то дальше учиться, но на певческий не пойдешь на второй год, будет скучно. На регентский с уровнем Кустовского рановато. С В. договорились, что буду ходить к ней на обиход с группой новых певчих и тренироваться петь тенором.

Не принимая особо никакого решения по поводу поступления на курсы к Н.С. я решила просто смотреть по ситуации, слушать сердце.

Приближалось воскресенье – день первого прослушивания у Н.С. Я уже настроила себя, что пойду. Накануне в понедельник даже пообщались с ней, она, можно сказать, ждала. Я даже поведала ей о неудачном поступлении к Кустовскому.

Несмотря на дождливый и пасмурный сентябрь, этот воскресный день выдался солнечным и тёплым. Может быть, Господь послал такую погоду ради крестного хода, который проходил в Москве в честь дня памяти перенесения в Москву центра православия святителем Петром – первым святителем Московским.

После литургии в нашем храме у меня ещё было немного времени, чтобы позавтракать и отдохнуть. К двум часам я поехала поступать. Собиралась также приехать А., с которой вместе учились у Кустовского.

Людей в очереди было, можно сказать, мало и из разговоров я поняла, что все они поступают на певческие. На двери также весела табличка «Прослушивание на певческие курсы». Но раз Н.С. сказала приезжать сегодня, значит и на регентские принимают тут, – думала я. Требование к поступающим было минимальным – что-то спеть. Интересно, на регентское тоже? На всякий случай я стала думать, а что я буду петь. Поступающие выходили и сообщали, что кого-то взяли на 1-й, а кого-то сразу на 2-й курс. Интересно, что за курсы, а регентское, это какой – размышляла я. Я не знала, что спрашивают на регентском, только вспомнила, что как-то ещё весной узнавала у Н.С., и она сказала, что надо знать гласы. Я даже ничего не повторяла, аккорды на гласы вроде помнила. Кажется, я забыла 1-й ирмологический мажорный и 4-й ирмологический греческий, – всплывало периодически в мыслях. Я вспоминала мелодию и напевала про себя.

Нет, с погодой нам определённо повезло, мы ведь ожидали на улице. Если бы был дождь, было бы мало приятного.

Ко мне приближалась красивая стройная девушка в тёмных очках. Это была А. Мы не виделись с момента окончания певческих курсов и были рады встрече. После православного приветствия А. сразу стала интересоваться, а что там спрашивают. Потом просила меня напеть то один ирмологический глас, то другой. Узнав, что там нужно что-то спеть, мы решили спеть вместе «Царице моя Преблагая». Отойдя немного в сторону, я задала тон и мы тихо запели. Я стала махать. Странно, но после летних занятий с В., моя рука просто сама при любом пении без управления «вступала в пляс» и хотела взять всё под свой контроль. А как хотелось «приложить руку» на службе во время пения стихир, которые наша первая регент И.М. почему-то не показывала.

Вернувшись после пения к остальным оставшимся двум, трём человекам, мы получили массу комплиментов в адрес нашего пения от одного молодого человека, поступившего на певческие. Мы решили, что раз там надо что-то спеть, то «Царицу» и споём, а я задам тон и буду показывать. А., к моему удивлению, пришла с целью поступать на певческие курсы, а не на регентские.

Подошла моя очередь. Увидев меня, Н.С. заулыбалась и стала говорить остальным трём женщинам из комиссии, что эта девушка на регентский поступает. Но петь вдвоём нам не позволили. Я пошла первая. По центру сидела уже известная мне Любовь Владимировна. С ней летом получилась интересная встреча.

Как-то я пришла в храм в один из понедельников, на который выпала не обычная служба, а праздничное всенощное бдение. Смотрю в сторону клироса и не вижу знакомых лиц. Подхожу, узнаю, оказывается поёт правый хор. На вопрос петь с ними, мне сказали, что надо спросить регента. Регентом и оказалась эта самая Любовь Владимировна. Правда я тогда не знала, кто она. В тот день она позволила мне петь с ними, не знаю почему, может быть потому что просто не могла отказать, ведь она не знала моих способностей. Позже я узнала, что Любовь Владимировна оказывается одна из дочерей матушки Натальи Соколовой, автора известной книги «Под кровом Всевышнего». Стало понятно, почему я как-то сразу прониклась душой к этой женщине. Сама матушка Наталья уже почила и Любовь Владимировна тоже была женщиной немолодой. Как тесен мир, а Москва вообще большая деревня. На курсах Кустовского преподаёт зять матушки Натальи – Мартынов Олег Вячеславович.

На прослушивании мне нужно было спеть стихиру на 2-й глас. Попросили также задать тон. На фортепиано дали ноту «ля», но я спросила, можно ли я сама из воздуха задам. Задаю тон и мы поём, сначала вдвоём с Н.С., затем Любовь Владимировна вступает тенором. А моя рука вдруг начинает ещё и показывать. Я чувствую уже во время пения одобрение со стороны комиссии. Когда мы закончили, женщины чуть ли не кричали да, да, её однозначно на регентское, и Любовь Владимировна тоже похвалила. Если у Кустовского я ощущала понос и уничижение, то тут я буквально почувствовала себя «звездой».

Но я абсолютно уверена, что и здесь Господь помогал. И непременно Богородица, которой мы только что пели. Я очень хорошо и чисто задала тон, но лишь я одна знаю, что я могла и не задать, у меня бывают пробелы иногда. Это также, как у Кустовского, когда я не смогла задать самый простой аккорд. А здесь задала тот, что труднее.

После меня пошла А. и её тоже взяли на регентское. Мы радовались и обнимались и зашли в храм воздать благодарность Господу и святым.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.