ГЛАВА XXXVIII. Воля как власть души над телом

Таинственность этого факта власти (1). - Степень власти (2 - 3). - Приятно ли нам чувство усилия? (4 - 5). - Область воли в нервном организме (6). - Как формируется воля (7 - 12)

1. Власть души над телом есть факт, испытываемый каждым из нас, но которого никто объяснить не может. Особенно таинственным в этом всем известном и в то же время непостижимом факте кажется то, что душа, существо нематериальное, действует на материю, на нервную систему. Это как раз настолько же непостижимо, как и действие вибраций материи, т. е. в этом случае той же нервной системы на душу. Но оба этих несомненных факта равно настолько же непостижимы, как и действие одного материального тела на другое, материальное же, отделенное пустым пространством*. Кант справедливо замечает в своей "Критике чистого разума", что мы могли бы рационально задаваться вопросом о воздействии материи на душу и души на материю, если бы знали, что такое материя и что такое душа в существе своем. Но так как и то и другое нам одинаково неизвестно, так как и то и другое для науки только гипотетические принципы двух различных сфер явлений, созданных для выражения противоположности этих сфер, то вопрос о способе их взаимного воздействия остается вопросом, не представляющим данных не только для своего разрешения, но даже для своей правильной постановки. Почему бы душе не действовать на материю и материи на душу? Какие свойства души или материи знаем мы, которые не допускают их взаимного воздействия? Никаких. Но так как это воздействие совершается вне области нашего сознания, освещающего уже только результаты этого воздействия (ощущения и чувствования, с одной стороны, и произвольные телодвижения вследствие желаний, с другой), то нам остается только признать существующий факт и в то же время признать невозможность его объяснения, а затем изучать последствия этого факта. Мы так и поступим.

______________________

* Педагогическая антропология. Ч. I. Гл. XXXVIII. П. 5 - 10.

______________________

2. Власть души над телом очень велика: она может доходить даже до такого истощения сил тела в тех или других произвольных движениях, до такого извлечения этих сил из растительных процессов организма, что самые эти процессы уже останавливаются, затем следует или болезнь, или даже смерть. Эта же власть души над телом дает нам возможность не только разрушительно, но и спасительно действовать на здоровье телесного организма, откуда и происходит все врачебной, значение гимнастики. Направляя произвольно процесс выработки физических сил к тем или другим мускулам, мы отвлекаем эти силы из других частей организма и из других процессов и тем самым получаем возможность произвольно действовать на здоровье физического организма. Так, телесные упражнения имеют заметное влияние на уменьшение раздражения в центральных мозговых органах, и едва ли есть лучшее средство успокоить раздраженный головной или спинной мозг, как занятие умеренными гимнастическими упражнениями.

Но лечебное значение гимнастики не ограничивается только таким грубым, огульным воздействием. Практика показывает, что гимнастика, специализируя так или иначе произвольные движения человека, излечивает множество застарелых болезней. Для психолога же в этом лечении гимнастикою замечательно то, что в нем человек лечится положительно одною своею волею, которая во всяком случае есть ближайшая причина всех произвольных движений, употребляемых гимнастикою как врачебное средство. Принимая же в расчет, на какое множество физических процессов организма воля человека оказывает более или менее сильное влияние, мы нисколько не сомневаемся, что воля как могущественнейшее врачебное средство будет более и более прилагаема в медицине. Чтобы убедиться, как велико может быть влияние воли на физические процессы, стоит припомнить, какие чудеса действия воли на тело показывают нам индийские фанатики и фокусники. Конечно, в этих случаях могучим средством человеческой воли распоряжаются фанатизм и шарлатанство; но от этого самое средство остается не менее сильным, и эта сила дает нам полное право думать, что ею могут быть достигнуты важные результаты, если она будет направляема светлым и серьезным умом европейца.

3. Но кроме того, что, направляя произвольно процесс выработки физических сил в те или другие физические движения, мы отвлекаем эти силы из других частей организма и из других процессов, мы еще могущественно и произвольно содействуем особенному развитию тех мускулов, к которым устремляем по произволу преимущественную выработку физических сил из крови. Мы усиливаем питание мускулов и тем самым увеличиваем их объем, а объем мускула, как мы видели, есть условие количества сил, могущих в нем развиваться*. В этом явлении, подтверждаемом каждою мускулистою рукою кузнеца или сильно развитою стопою танцовщика, мысль Ламарка, слишком стушеванная Дарвином, находит себе блестящее и очевидное подтверждение. Наследственная же передача такого видоизменения органов, производимого произвольными усилиями/человека, едва ли может быть подвергнута сомнению. Мускулистые/руки детей рабочего класса и нежная рука аристократа разве не показывают нам, что следы произвольных физических усилий могут так же передаваться потомственно, как черты физиономии или даже мимика?**

______________________

* Педагогическая антропология. Ч. I. Гл. VIII. П. II - 12.

** Там же. Гл. XIV. П. 5 - 10.

______________________

4. Бэн находит, что телесные движения сами по себе нам приятны, но это не совсем справедливо. Телесные движения могут быть нам приятны и неприятны. Приятны они нам, когда в них мы открываем выход избытку сил физических, который сам по себе приводит нервный организм в ненормальное состояние, отражающееся в душе тяжелым чувством. Давая же исход чрезмерному избытку сил, мы облегчаем это тяжелое чувство, удовлетворяем телесной потребности движения, и такое движение, конечно, должно быть нам приятно. Само же по себе чувство усилия, т.е. чувство извлечения душою сил из организма, всегда есть чувство неприятное, и напряженность этой неприятности тем сильнее, чем труднее извлекаются душою силы из организма, т.е. чем истощеннее организм сравнительно с тем движением, к которому душа его призывает.

5. Но очень часто неприятность чувства усилия может нейтрализироваться так, что самое усилие становится нам приятным по тому значению, которое мы придаем движению. Сознавая, например, пользу телесных движений для организма, мы с удовольствием подвергаемся тяжести усилия, как с удовольствием чувствуем боль горчичника, пиявок, едкого лекарства и т.п. Ощущение усилия остается тяжелым, но неприятность его исчезает. Сознавая, что за тратою сил следует утомление во всем теле и хороший аппетит, мы с удовольствием тратим силы, имея в виду удовлетворение аппетита и сладость отдыха, т.е. возвращение сил. Испытав на себе удовольствие, которым сопровождается жадное поглощение сил истощенным, но истощенным не до расстройства организмом, мы с удовольствием тратим силы ввиду предстоящих наслаждений. Уже этих одних причин, кроме тех особенных целей, для которых можем мы предпринимать те или другие движения, достаточно для того, чтобы сделать нам приятным само по себе всегда тяжелое чувство усилия, с которым душа извлекает силы из растительных процессов для произведения произвольных движений.

6. Здесь рождается сам собою вопрос: простирается ли власть души только на мускульную систему и связанные с нею двигательные нервы, или она оказывает влияние и на нервы чувств? Бэн держится первого мнения, но это заставляет его впадать в противоречие с самим собою. Если можно еще, хотя с большою натяжкою, допустить, что мы посредством каких-то неизвестных мускулов оказываем произвольное влияние на наш слуховой орган, прислушиваясь произвольно к одним звукам и не слушая других*, или что мы произвольно, не изменяя положения глаза, можем сосредоточить внимание на избранной черте предмета, то какими же мускулами можем мы объяснить себе возможность произвольного влияния на ход наших представлений, а эта возможность, которую всякий замечает в самом себе, признается одинаково всеми психологами, и тем же самым Бэном?** Какими же мускулами можем мы объяснить возможность произвольного влияния на задержку наших чувствований или, по крайней мере, на распространение и воплощение их в нервном организме?*** Таким образом, ясные факты вынуждают нас признать, что власть воли простирается на всю нервную систему, а не на одни двигательные нервы, если двигательными нервами признавать только та, которые идут в мускулы. Кажется, рационально было бы предположить, что всякая деятельность нервной системы, будет ли она выражаться в телесных движениях или в тех необходимо предполагаемых движениях нервных молекул, которыми сопровождаются как умственные, так и чувственные процессы, что все эти нервные движения происходят более или менее под влиянием души, область которого физиология еще не обозначила. Сделав такое предположение, мы поймем, откуда рождается то заметное чувство усилия, которое мы испытываем не только при произвольных телесных движениях, но и при произвольных умственных или чувственных актах, когда, например мы стараемся вытеснить из нашего сознания какую-нибудь беспокоящую нас мысль или приостановить распространение в организме какого-нибудь возникшего в душе нашей чувствования. Наблюдая внимательнее над собою, мы убедимся, что такое насильственное, т.е. произвольное, подавление нами самими наших же мыслей и чувствований, равно как и произвольное направление нашего внимания обходится нам не даром, и мы испытываем положительно физическое утомление, следовательно, трату физических сил на физические движения, вызванные нашими умственными процессами, хотя они и не обнаруживаются видимыми сокращениями мускулов.

______________________

* Там же. Ч. I. Гл. VII. П. 8 и прим.

** Там же. Гл. XXIX.

*** См. выше. Гл. XII. П. 11 - 12.

______________________

7. Мы согласны с теми психологами, которые, подобно Гербарту и Бенеке, полагают, что воля как власть души над нервным организмом развивается и формируется опытами; но не согласны приписать опытам самое происхождение воли. Такое мнение основано на той общей логической ошибке, которая заставляет, например, предполагать, что способность зрения или способность слуха есть произведение опыта, т. е. самой деятельности зрения или слуха. Еще Аристотель заметил, что для того, чтобы какая-нибудь способность могла развиваться деятельностью, необходима уже самая эта способность в зародыше. Для того, например, чтобы влияние света на организм животного могло развить в нем способность зрения и сформировать зрительный орган, как это предполагают некоторые физиологи и психологи, необходимо уже, чтобы организм мог испытывать на себе влияние света, и притом влияние света не как тепла, а именно как влияние света, т.е., другими словами, чтобы организм мог уже иметь способность зрения*. То же самое относится и к власти души над телом. Чтобы опыть этой власти сделались возможными, следует необходимо уже предположить самую власть. Напрасны были бы все попытки наши овладеть нервным организмом, если бы он не поставлен был в особое отношение к нашей душе, как напрасны были бы все попытки одною волею, без посредства нервов и мускулов передвинуть с места на место предмет, вне нас лежащий.

_____________________

* Principles of Psychologie, by Spencer. P. 397 - 404. Спенсер хочет показать, как осязание света может мало-помалу перейти в зрение. Но во-первых, следует предположить осязание света уже существующим, а во-вторых, свет и теперь осязается, но как тепло, а между осязанием тепла и зрением граница все же непереходимая. Если мы ощущаем дрожь при звоне большого колокола, то разве мы не отличаем ощущения дрожи от ощущения звука? Разбор психологической теории Спенсера был помещен нами в "Отечественных записках" (кажется) за 1866 г.

_____________________

8. "При начале жизни, - говорит Бэн, - не существует никакой связи между каким бы то ни было физическим страданием и действием, рассчитанным на то, чтобы избавиться от этого страдания. Этот факт должно заметить твердо, ибо чрез него выясняется сама природа воли как приобретения, создаваемого чрезвычайно постепенно"*. Однако тот же самый Бэн сознается несколько выше, что нет точных доказательств этого факта. Что же это за факт существование которого нельзя доказать? Это уже, следовательно не факт, а предположение, извлекаемое из наблюдений постепенного формирования в детях их власти над телесными движениями. Факт, следовательно, тот, что власть души над телом, или воля, развивается постепенно посредством опытов. В этом нельзя и сомневаться. Но вопрос заключается в том, что заставляет душу делать эти опыты? Если опыты эти выходят, как предполагает Бэн, из избытка мозговой энергии, заставляющей тело двигаться, то это не будут опыты произвольных движений, а от действий непроизвольных к произвольным нет перехода. Это выпустили из виду и Мюллер и Лотце, делающие то же предположение. Сколько бы непроизвольных движений ни выполнял организм, все же ему останется сделать инициативу действия произвольного: с усилием привести в движение мускулы, не вынуждаемые к этому движению рефлексом. Положим, как и предполагает Лотце, что страдание, например страдание голода, непосредственно, собственною своею силою приводит организм в разнообразнейшие, хотя совершенно бесцельные, движения и что при этих движениях организм случайно попадает на предмет, удовлетворяющий голоду и утишающий страдания; но и после этого все же останется сделать душе инициативу произвольного движения. Она будет знать, какой предмет ей нужен, но как ей узнать, какие нервы ей нужно привести в движение и что она может это сделать, если захочет? Иначе ей остается опять ожидать, пока страдание не приведет организм в бесцельные движения и пока одно из этих движений не попадет на удовлетворяющий предмет. Как ни ставьте эту догадку, все же нет перехода от непроизвольных движений к произвольным, и нам остается только призвать, что способность воли как власти души над телом принадлежит душе так же, как и способность чувствования, и что это факт, удалее неразлагаемый и ни из чего не выводимый.

______________________

* Bain. The Will. P. 251.

______________________

9. Нет сомнения, что власть души над телом расширяется опытами; но нет возмржности не признать врожденной власти, которая, будучи приложена к сложным рефлексам, установленным уже самою природою организма, оказывается очень обширною. Если бы ребенок должен был опытами дойти до сложного акта сосания груди, то он скорее выучился бы (ходить, чем сосать грудь и глотать пищу. Вот почему мы можем объяснить только крайним увлечением Бэна, когда он говорит, что человек выучивается даже дышать. Гораздо естественнее признать, что такие сложные рефлексы, каковы сосание, глотание или дыхание, возбуждаются сначала какими-нибудь физическими причинами, как, например прикосновением воздуха к легким, прикосновением груди или даже пальца к губам, пищи к глотке и т.п. В этих актах сначала нет воли, но они могут повести к первому проявлению воли в ребенке. Чувствуя голод, а потом удовлетворение его, ребенок может уже и сам попытаться привести в движение сложный рефлекс питания. Но как начинается эта попытка и какими средствами она осуществляется - это остается для нас совершенно неизвестным. Об этом, пожалуй, можно много фантазировать, но прийти к какому-нибудь положительному результату едва ли возможно.

10. Отказываясь объяснить таинственное рождение первых попыток появления власти души над телом, мы тем не менее видим ясно, кал эта власть, данная душе, а не приобретенная ею, точно так же данная, как и способность чувствовать, формируется потом мало-помалу именно через посредство опытов. Так, мы действительно замечаем, что ребенок, мало-помалу приобретает способность направлять сначала движение глаз за движением внешних предметов, а потом движение рук к предмету, движение пальцев, чтобы удержать предмет, и т.д. Мы видим также, как мало-помалу посредством опытов установляется у ребенка связь между слуховыми и голосовыми органами, отчего появляется физическая возможность речи. Вот отчего при бездеятельности слуховых органов самая речь становится невозможною, хотя голосовые органы развиты как следует. Глухонемой лишен возможности контроля над звуками, которые он издает, и только это одно мешает ему говорить. В училищах глухонемых заменяют, хотя не вполне, этот контроль слуха контролем зрения и осязания, заставляя глухонемого, осязая горло и смотря в зеркало, наблюдать движения своего собственного рта и горла в то время, когда он ощущает усилие для произведения тех или других звуков, хотя и не слышит этих звуков.

11. Мы также вполне согласны с Бэном, когда он доказывает, что те самые действия, которым мы выучились медленным путем сознавания и попыток, превращаются потом в сложный рефлекс, который выполняется уже быстро и без всякого труда, только под влиянием того желания, которое руководило нами/когда мы ему выучились*. Так, ребенок многочисленными, весьма заметными опытами выучивается подымать руку и протягивать ее к предмету. При этих опытах участвуют и зрение, и осязание, и память; но когда через повторение движение это сделается привычным рефлексом, то ребенку уже не нужно повторять всего длинного процесса учения, а стоит только захотеть протянуть руку к цветку, чтобы она протянулась и сорвала цветок. Наблюдая над развитием детей, мы заметим, что вначале они даже не умеют выплюнуть горького или противного куска, попавшего к ним в рот, так что мать или няня должны их учить и этому нехитрому действию, которое выполняется потом дитятею и взрослым почти совершенно рефлеитивно.

______________________

* Bain. The Will. P. 394.

______________________

12. Согласование движений различных органов приобретается опытами, но опытами же приобретается и способность разъединять такие движения, которые связаны уже самою природою в один рефлекс. Одно из затруднений, представляющихся учителю игры на фортепьяно, состоит в том, чтобы разъединить совместное и рефлективное движение пальцев, установленное самою природою, и приучить ученика мгновенно выполнять каждым пальцем отдельно то или другое движение. Кажется, нетрудно вертеть обе руки разом в разные стороны, но только немногие фокусники и посредством долгого ряда упражнений достигают выполнения этого фокуса. Индийские фокусники показывают нам, что власть человека в этом отношении далеко еще не исчерпана. Трудно решить, почему иные люди могут двигать ушами или носом, тогда как другие не могут. Бэн объясняет это случайным направлением нервного тока к таким мускулам, к которым он у других не направляется: но случай объясняет все, т.е., в сущности, не объясняет ничего, и пора бы уже отвыкнуть безотчетно употреблять это слово, которое значит как раз то же, что и слово "не знаю", но многих обманывает, заставляя их думать, что они сказали что-то, хотя, в сущности, они ничего не сказали.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: