Трудный путь к капитуляции 8 глава

Но, чтобы попасть в Швейцарию, им было необходимо не просто нацепить позаимствованные карточки-пропуска. В те дни швейцарские пограничники часто доскональным образом допрашивали приезжающих, и американские солдаты-отпускники не составляли исключения. Швейцарцам, к примеру, было известно, что американские солдаты намертво знают свой личный номер. Любое колебание в ответе на вопрос о номере было смерти подобно. Колеблющийся, очевидно, был самозванцем. В итоге генералы Лемницер и Эйри принялись запоминать личные номера двух сержантов, чтобы отвечать их безошибочно. Они также заучивали вкратце биографии парней, которых они изображали. Генерал Лемницер, в качестве Николсона, имел нескольких детей и жил на Лонг-Айленде. Намного меньше походило на правду, что генерал Эйри, с его четко выраженным британским произношением, должен был быть уроженцем Нью-Йорка, как Макнили. Когда они наконец дружно выступили, чтобы пересечь швейцарский пограничный пост, Лемницер пошел первым, и расспрашивали его весьма тщательно, так что генерал Эйри, ожидавший позади, слегка занервничал. Генерал Лемницер прошел освидетельствование, назвав свой личный номер без запинки. Когда дело дошло до генерала Эйри, к огромному облегчению последнего, ему задали всего два вопроса и позволили пройти.

Старшие помощники из УСС, сопровождавшие генералов, должны были проходить под своими подлинными именами. Вся команда перешла границу 15 марта и выехала в Берн. Оба генерала остановились в моей квартире. Берн – небольшой город, и мы решили, что для них безопасней провести день, глядя из окна на чудесный вид Альп либо слушая радио, и выйти на улицу, лишь когда стемнеет. Мы ждали сообщений от Вольфа.

Глава 8

Тайная встреча в Асконе

На протяжении всей войны в распоряжении Гаверница находились два уникальных участка поместья, принадлежавшего его зятю Эдмунду Г. Штиннесу, который из-за несогласия с политикой Гитлера эмигрировал в США вместе с семьей. Поместье было расположено в Асконе, у озера Маджоре, в Тицино, итальяноговорящем кантоне трехъязычной Швейцарии. В поместье была вилла прямо у озера и еще одна – в некотором отдалении на холме. Именно в тишине этого убежища Гаверниц выполнял большую часть своей секретной работы.

Рядом располагалось Локарно, прославленное после Первой мировой войны попытками установления мира. Международная мирная конференция вовсе не случайно проходила в 1925 г. именно в Локарно. Тихое озеро среди возвышающихся горных вершин создает атмосферу безопасности и спокойствия. Когда мы прибыли туда в 1945 г., было трудно поверить, что к северу и югу от этих гор громыхает война. Все вокруг дышало миром и сияло красотой.

Если уж было суждено состояться тайной встрече между союзниками и немецкими генералами, как мы это планировали, то это место было для нее идеальным.

Мы предвидели, что переговоры начнутся в виде отдельных встреч представителей с обеих сторон – союзников и немцев. Затем, если будет достигнут прогресс, состоится общее совещание двух групп воюющих сторон. Все это требовало тщательной подготовки. Представители обеих сторон нуждаются в безопасном размещении, и в то же время они должны находиться достаточно близко друг от друга, пока не будет достигнуто соглашение об общей встрече. Таким образом, эти две виллы, одна на озере, другая на холме, прекрасно подходили для наших целей. Деревья, горы и озеро создавали отдельное владение, закрытое для нежелательных пришельцев. Отели и постоялые дворы даже не рассматривались как место для подобного сбора. Поэтому мы стали воплощать в жизнь именно этот план. Гаверниц выехал туда, чтобы сделать необходимые распоряжения и закупить провизию – непростое дело, если учитывать численность группы и то, что продовольствие в Швейцарии в то время строго рационировалось. Привезены были и несколько охранников под видом туристов.

Была только одна загвоздка. Меня всегда изумляло, как чиновники за тысячи миль от места события ухитряются быть мудрее и знать больше о ситуации, чем человек, находящийся в центре событий. В Вашингтоне, где к этому времени живо заинтересовались операцией «Восход», вначале стали возражать против проведения встречи в Асконе. Кто-то там наверху не знающим сомнений взглядом посмотрел на карту и обнаружил, что Аскона расположена менее чем в пяти милях от итальянской границы за озером. А что, если немцы нападут на скоростных катерах через озеро и похитят союзных генералов с веранды виллы Гаверница, а то и спрыгнут на парашютах? Они же похитили Муссолини прямо из-под носа итальянской охраны, а годом раньше ходили слухи о планах украсть генерала Эйзенхауэра. Понадобилось обменяться несколькими телеграммами, чтобы это уладить. Немцы на этой последней стадии войны не собирались нарушать нейтралитет Швейцарии. У них и так хватало забот. Кроме того, швейцарцы днем и ночью патрулировали свой сектор озера Маджоре на катерах. А еще было трудно представить, что целью длительных и сложных усилий Вольфа с освобождением Парри и Усмиани было подстроить операцию по похищению генералов. Этот аргумент убедил наконец нашу штаб-квартиру, и Аскона была признана безопасной. Но это была лишь легкая перестрелка по сравнению с теми боями, которые ждали нас впереди.

17 марта барон Парильи снова был в Швейцарии. С границы он позвонил Вайбелю и Гусману. У него было два сообщения. Генерал Вольф с сопровождением прибудет на швейцарскую границу очень рано утром девятнадцатого числа. Оберст-генерал Хайнрих фон Витингоф, которого Вольф считал личным другом, принял у Кессельринга командование войсками в Италии. 18-го Вайбель и Гусман поехали встречать Парильи в Лугано. Они рассчитывали там дождаться немцев. На этот раз, ввиду враждебного интереса Кальтенбруннера ко всему, что делает Вольф, Вайбель и я предприняли особые меры предосторожности. Ранним утром в день предполагаемой встречи немецкую делегацию должны были увезти в автомобиле в частный дом в Лугано. Они зашли бы в дом, а машина уехала. Затем они вышли бы через черный ход, где их должны были ждать наши автомобили, чтобы отвезти в Аскону.

Проклятье разведчика – это неожиданные и обычно глупые происшествия, которые портят все, что готовилось с такой тщательностью. Пока Вайбель отсутствовал, делая соответствующие распоряжения, Гусман и Парильи перешептывались, сидя в алькове пустого вестибюля одного из крупных отелей Лугано. Это привлекло внимание консьержа, который, как и многие люди его профессии, мнил себя детективом. Он решил, что эта парочка – контрабандисты, и сообщил в полицию, которая прибыла их допросить. Вайбель вовремя вернулся, чтобы поручиться за них, и полицейские ушли. Это было просто совпадение, но отнюдь не комичная прелюдия.

Несколько офицеров УСС из Берна приехали 18-го по двое и по трое на отдельных поездах. Лемницер и Эйри должны были стать гостями Гаверница в вилле на холме, тогда как я оставался в живописном отеле на озере недалеко от другой виллы, где планировалось провести секретные переговоры. Что касается остальных членов группы, то Гаверниц нашел для них номера в отелях в Асконе и в Локарно.

Забавный эпизод произошел, когда генералы поселились в квартирах, предоставленных им Гаверницем в вилле на холме. Перед их приездом Гаверниц проверил все поместье в мельчайших деталях и, заметив в книжном шкафу комнаты, предназначенной для генерала Эйри, собрание немецких книг, убрал их, подумав, что британский генерал не одобрит такое вопиющее напоминание о врагах в мирной атмосфере Швейцарии. Едва закончился обед, как Эйри спросил Гаверница, нет ли у того в доме каких-нибудь стихов Гете или Гейне. Он хорошо знал немецкий язык и любил немецких поэтов. Гаверниц был рад немедленно исполнить просьбу. Книги были в соседней комнате, куда он их на время убрал.

Рассвет следующего дня был ясным и солнечным. Для тех, кто верит в приметы, это было хорошим предзнаменованием. В Южные Альпы пришла весна. После завтрака Гаверниц, обходя поместье, был потрясен, обнаружив множество крепкого вида парней в гражданской одежде, вооруженных до зубов и прячущихся за деревьями. Мы понятия не имели, что охрана УСС была намерена окружить место переговоров. Но мы твердо знали, что, если хотя бы один из них, увидев что-то подозрительное в кустах, сделает предупредительный выстрел, можно закрывать лавочку и ехать домой, потому что швейцарская полиция немедленно прибудет на место происшествия. Поскольку большинство «визитеров» будет присутствовать под вымышленными именами и без соответствующих документов, вся наша программа обратится в потрясающую газетную новость, а многие участники вполне могут быть арестованы швейцарской полицией.

Мы распорядились отозвать ненужную стражу, но к этому времени дальний родственник Гаверница, живший неподалеку, доставил нам новое беспокойство. Несколько дней назад он попросил у Гаверница топор и выбрал именно этот день, чтобы его вернуть. К счастью, Гаверниц заметил его входящим в парк с топором на плече и поспешил на холм, чтобы перехватить братца раньше, чем тот уткнется в охранников, спрятавшихся среди деревьев.

Генерал Вольф и его сопровождающие вместе с Гусманом, Вайбелем и Парильи прибыли из Лугано чуть раньше одиннадцати часов. Вольф взял с собой своего адъютанта, майора Веннера, и капитана Циммера. Оба этих офицера сопровождали его в поездке в Цюрих. Но на этот раз он оставил у себя в штабе Дольмана, чтобы тот следил за ситуацией в его отсутствие. Вольф хотел, чтобы Дольман знал о любом послании от Гитлера или Кальтенбруннера. Генералы союзников должны были утром оставаться в вилле на холме, чтобы мы могли подготовить почву для разговора с Вольфом. Парильи, Гусман и оба помощника Вольфа были приглашены погреться на солнышке в саду, а Гаверниц и я устроились с Вольфом в гостиной приозерной виллы.

Вольф вначале обрисовал нам развитие событий за 11 дней, миновавших после встречи в Цюрихе. Услышав, что Кессельринг был назначен вместо Рундштедта командовать Западным фронтом, Вольф предположил, что Кессельринг сначала вернется в Италию попрощаться с Муссолини. Это дало бы Вольфу шанс с ним переговорить. Но ситуация на Западном фронте была слишком серьезной. Гитлер приказал Кессельрингу прямо с совещания в ставке отправиться принимать командование. Преемника Кессельринга, Витингофа, ждали в Северной Италии в день нашей встречи, 19 марта.

Я жал на Вольфа, чтобы он рассказал нам что– нибудь о Витингофе. Что он за человек? Насколько хорошо они знакомы? Вольф поведал, что Витингоф отличился в итальянской кампании. Он был командующим немецкой 10-й армией, защищавшей Монте-Кассино, и в 1944 г., когда Кессельринг лежал в госпитале после автомобильной аварии, замещал его в качестве главнокомандующего в Италии. Как только Кессельринг вернулся на свой пост, Витингофа перевели в Латвию, которую Гитлер упорно пытался удержать. Неудивительно, что Витингоф вновь вернулся как преемник Кессельринга. Вольф сказал, что в прошлом у него с Витингофом были близкие и дружеские отношения, к тому же он считал, что оказал Витингофу существенную помощь во время его командования в Италии. Однако Витингоф был подлинным аристократом балтийского происхождения, довольно жестким и самым аполитичным немецким генералом, какого можно найти. Он был не из тех, кто склонен к независимым действиям или пониманию политических и этических особенностей положения Германии на данном этапе войны. Его нелегко склонить на свою сторону, если только он не почувствует поддержку других старших офицеров вермахта. Вольф, не предвидя того, что Витингоф станет командующим в Италии, никогда не обсуждал с ним саму идею капитуляции и боялся, что даже если вообще удастся завлечь его этой идеей, то на это потребуется определенное время.

Кессельринг уехал из Северной Италии на десять дней, у Вольфа не было с ним связи, и он не мог позволить себе риска говорить с ним по телефону, который прослушивает гестапо. Зная о пессимистическом взгляде Кессельринга на положение Германии, Вольф полагал, что он примет свое новое назначение на Западный фронт безропотно – как солдат, обязанный выполнять приказы фюрера, – но с тяжелым сердцем.

Означает ли это, спросил я, что мы полностью потеряли Кессельринга для наших планов капитуляции? Нет, ответил Вольф, не полностью. Как он считает, есть три возможных пути действий. Выбор зависит от того, каким временем он, Вольф, будет располагать. Если времени практически не будет, он сможет действовать просто с помощью войск, находящихся под его командованием. Это может оказаться не слишком эффективным. Еще одной возможностью было поехать прямо к Витингофу и посмотреть, не удастся ли заручиться его поддержкой. Третья возможность, которую он особенно рекомендует, – немедленно ехать в штаб Кессельринга на Западном фронте и попытаться получить его поддержку. А Кессельринг, по его мнению, сумел бы подключить Витингофа.

Получалось, что наиболее беспокоивший Вольфа элемент, контролирующий фактор, а именно – время, становится щекотливой проблемой. «У германского командования, – сказал Вольф, – есть достоверная информация, что крупное наступление союзников в Италии планируется в конце марта». Должен сказать, в тот момент я не мог не заинтересоваться, не пытается ли Вольф вызнать дату наступления по причинам, не имеющим отношения к тому, из-за чего мы встретились для переговоров. Однако даже нечаянно я не мог ответить на его вопрос. Я сам не знал эту дату, хотя два генерала на холме, конечно, знали. Вольф упирал на то, что, как только начнется наступление, шансы на успешные переговоры о капитуляции станут минимальными, по крайней мере пока не закончатся первые бои.

«Если вы дадите мне пять, может быть, семь дней для действий, – сказал Вольф, – я предпочел бы немедленно навестить Кессельринга. Мне нужен такой запас времени, потому что придется ехать на машине. Организация перелета вызовет слишком много подозрений, и, должен признаться, у нас нет лишнего авиационного бензина. Но я контролирую полицейские силы вплоть до перевала Бреннер и, если только вы не разбомбите коммуникации, смогу добраться до него, проехать в Германию и переговорить с Кессельрингом. Я провел подготовительную работу с Кессельрингом, и, что важнее, у меня есть вполне законная причина его посетить. Есть много незаконченных вопросов по Итальянскому театру военных действий, которые следует с ним обсудить».

Далее Вольф убеждал, что если Кессельринг согласится с его планом, то будет легче работать с Витингофом. Вопрос о том, можно ли разговаривать с Кессельрингом о капитуляции на Западном фронте, не обсуждался. Позднее мы узнали, что Вольф втайне лелеял такую надежду, но на данный момент нас интересовал Итальянский фронт.

В этот момент мы с Гаверницем сказали Вольфу, что у нас присутствуют для консультаций два компетентных военных советника союзников (имена мы не назвали). Во время обеденного перерыва мы с Гаверницем обговорили бы с ними всю ситуацию, представленную Вольфом. С ходу нам казалось, что ему следовало поступить в соответствии с вариантом, который он считает лучшим, и навестить Кессельринга. Я не знал и не мог сказать, сколько времени оставалось для этих действий. Я знал лишь одно: если немцы желают сдаться, то должны делать это быстро. Любое грядущее наступление союзников могло так перемешать нацистские армии, что упорядоченная капитуляция стала бы невозможной.

Вольф был разочарован. Он надеялся на более определенный совет.

Затем мы вернулись к варианту его действий собственными силами. Какие войска находятся под его прямым командованием? Какая может быть от них польза? Он обрисовал разномастное воинство, которое СС собрала в Северной Италии: итальянцев, русских, сербов, хорватов, чехов и т. д., которых я перечислил в предыдущей главе. Они были вооружены только легким стрелковым оружием и имели несколько древних танков. Войска были разбросаны на большой территории, славянские части занимали посты на Адриатическом побережье. Помимо этих подразделений, которыми он командовал как высокопоставленный офицер СС и полиции, под его управлением было более 50 тысяч немцев, подчинившиеся ему как генералу вермахта – это еще одно из его званий. Из этого лишь около 10 тысяч входили в тактические подразделения, остальные составляли транспортные и интендантские части. Реальные перспективы на сколь-нибудь значительную поддержку нашему делу от этого войска представлялись слабыми, хотя, как мы уже говорили, оно могло оказаться полезным для захвата аэродромов и прибрежных районов и удержания их до подхода союзников.

Теперь стало совершенно ясным одно. При любом варианте капитуляции основной вклад генерала Вольфа – беседовать и убеждать армейских генералов в бесполезности дальнейшей борьбы. Поэтому вопрос заключался в том, следует ли Вольфу пытаться увидеться с Кессельрингом или просто сосредоточиться на Витингофе, которого, казалось, непросто будет убедить.

Мы задали Вольфу вопрос о позиции Муссолини. Вольф ответил, что тот находится под влиянием окружающих его женщин – жены, донны Рашель, и любовницы, Кларетты Петаччи, и ее родственников. В любом случае он сейчас был несущественной фигурой в вопросах капитуляции. Кальтенбруннер? На лице Вольфа мелькнула гримаса отвращения. Кальтенбруннер просто пытается организовать через Швейцарию собственный канал для мирных переговоров. Он не желает поощрять или дозволять какую-либо конкуренцию. А как насчет альпийского бастиона, спросили мы. «Безумие, – сказал Вольф. – Это только принесет дополнительные страдания германскому народу. Надо сделать все возможное, чтобы предотвратить такое сопротивление до последней капли крови».

Я сказал Вольфу, что хотел бы до беседы с моими военными советниками прояснить еще один-два момента. Для осуществления программы капитуляции необходимо уладить сложные технические и военные вопросы. Следует провести совещания между квалифицированными военными специалистами, которые лучше всего организовать в ставке союзных сил в Казерте. Вольф это понимал и сказал, что, как только наши планы материализуются, он будет готов послать компетентных людей в ставку союзников. В ответ на мой вопрос, будут ли они переходить через линию фронта или добираться через Швейцарию, Вольф сказал, что из соображений секретности намного лучше организовать встречу парламентеров на швейцарской границе и затем сопроводить их через Швейцарию и Францию до штаб-квартиры союзников в Южной Италии.

Был еще один технический вопрос. Мы высоко оценивали услуги барона Парильи, который мотался между Италией и Швейцарией взад-вперед, как курьер, но не было ли разумней, особенно если откроются реальные перспективы капитуляции, иметь быстрые и абсолютно надежные каналы связи между нами в Берне, ставкой союзников в Казерте и Вольфом в Италии? Я предложил предоставить радиста, свободно говорящего по-немецки, который мог бы перебраться к немцам и разместиться в штабе Вольфа. Вольф согласился. Он должен быть засекречен и подчиняться правилам, которые установит Вольф, который и будет нести ответственность за его безопасность. Организационные мероприятия, конечно, начнутся после возвращения Вольфа от Кессельринга, но в принципе наше предложение было принято. Как оказалось, это был один из решающих шагов к успеху нашего предприятия.

Я намекнул Вольфу, что мои друзья-военные не понимают, зачем немцы продолжают держать огромные силы в Северной Италии при нынешней военной ситуации. Вольф сказал, что приказы на эвакуацию значительной части войск из Северной Италии были подготовлены и утверждены Гитлером еще в сентябре 1944 г. По этому плану девять дивизий переводились в другие сектора. Однако и Вольф, и немецкие военные специалисты в Северной Италии поняли, что долго удерживать фронт не удастся, и воспротивились передвижению. Северная Италия поставляла много продовольствия, определенную ценность имела итальянская индустрия. Значительная часть продовольствия и товаров вывозились из Северной Италии. Перемещение авиабаз союзников на итальянские равнины создало бы серьезную угрозу Германии. Вот такие аргументы они использовали в то время, и Гитлер изменил свое мнение и впоследствии всегда возражал против эвакуации по тем же причинам, которые побуждали его удерживать Норвегию и другие подобные районы. Гитлер боялся того, что немцы называли Raumungspsychose (комплекс отступления), опасаясь, что это может стать эпидемией после полного разгрома во Франции и приведет к общему развалу.

Было уже двенадцать тридцать. Гаверниц и я разговаривали с Вольфом полтора часа. На террасе был накрыт обед для Вольфа и его помощников, а также остальных, кто грелся на солнышке возле озера. Мы с Гаверницем отправились в виллу на холме, чтобы побеседовать с двумя генералами, и обнаружили их сидящими в саду, из которого открывался один из приятнейших видов в Швейцарии на часть озера Маджоре с сияющими на солнце Альпами позади. Они сгорали от нетерпения, желая услышать, как обстоят дела. За обедом на свежем воздухе мы дали им полный отчет о нашей беседе с Вольфом. Когда сервировали стол, громко прозвучал колокол у въездных ворот внизу. Гаверниц вскочил посмотреть, кто пытается вторгнуться в наше убежище. На этот раз никого с топором не было. Просто два знакомых священника, которые хотели посмотреть на розы в саду и поинтересоваться, нельзя ли взять немного цветов, чтобы украсить церковный алтарь.

Лемницер и Эйри, выслушав рассказ Вольфа и его рекомендации и обсудив их пункт за пунктом, склонялись к тому, чтобы Вольф немедленно отправился в Германию повидаться с Кессельрингом. Они считали, что у него есть для этого время. Пока они еще не решили, следует ли им самим встретиться и побеседовать с Вольфом. Но их любопытство было возбуждено. Они хотели посмотреть, что же за человек был Вольф. Если он действительно желал поручить мирную миссию Кессельрингу и Витингофу, то, по их мнению, было бы неплохо задержать его и посмотреть в глаза, чтобы оценить, способен ли он исполнить дело, в которое мы ввязались и которое может оказать большое влияние на ход истории. Мы все сознавали важность этого решения.

Теперь возникли некоторые протокольные и процедурные вопросы. Раскрывать ли имена и воинские должности генералов Вольфу? Было решено сейчас этого не делать и представить их как моих военных советников. Затем генерал Эйри сказал: «Я очень хочу встретиться с Вольфом и обсудить с ним пути достижения капитуляции немцев, но вы должны понять, что я не пожму руку генералу СС». Я понимал позицию Эйри.

Комната в приозерном доме, где должна была состояться встреча, была небольшой, и почти всю ее занимал старинный восьмиугольный стол. В комнату было два входа, один против другого, со стороны террасы над озером и из кухни.

Чтобы удовлетворить требование генерала Эйри, Гаверниц предложил, чтобы он и два генерала вошли в комнату со стороны кухни, а Вольф и я вошли с террасы. Таким образом, Вольф и союзные генералы оказались бы на противоположных сторонах стола, слишком далеко для рукопожатия. Но задумка не сработала. Едва лишь было сделано формальное представление, как Вольф проворно обошел стол, протиснув свое крупное тело через узкий просвет между столом и стеной, схватил вначале руку Эйри, потом Лемницера и пожал их. Но рукопожатия были чисто рефлекторными действиями: человек протягивает руку и вы самопроизвольно, не думая, ее пожимаете. Сделать по-другому было бы ненужным неуважением и нарушило бы ход встречи.

После того как я представил обоих генералов как моих военных советников, не называя имен, и заявил, что я уже ознакомил их с основным содержанием доклада Вольфа, сделанного утром, я предложил генералу Лемницеру открыть встречу. Он говорил по-английски, и Гаверниц выступал переводчиком. Ситуация была уникальной и торжественной. Впервые за всю войну высокопоставленные офицеры союзников и немецкий генерал встретились на нейтральной земле и мирно беседовали, обсуждая капитуляцию немцев, в то время как их армии сражались друг против друга.

Лемницер, после соответствующего вступления и рассказа о целях совещания, сказал, что полученный им отчет об утренней встрече дал ему ясную картину проблем, с которыми столкнулся Вольф в результате отъезда Кессельринга на Западный фронт. Скорое поражение Германии неизбежно, и понятно, что все заинтересованные лица признают этот факт. Он надеется, что действия будут скорыми, но сознает, что сейчас последует некоторая задержка, поскольку необходимо выполнить определенную подготовительную работу. Вольф, как солдат, должен понимать, что быстрота в любой подобной операции является определяющим фактором. Служебное положение Вольфа позволяет ему хорошо оценить состояние дел у немцев в Северной Италии, и сейчас ему пришло время в сотрудничестве с соответствующими командирами разработать план безоговорочной капитуляции. С технической точки зрения было бы необходимо организовать встречу квалифицированных военных представителей с немецкой стороны и со стороны союзников. Если немецкие представители смогут прибыть в Швейцарию, то можно будет устроить их переправку в Ставку союзников в Южной Италии. Вольф ответил, что представителей будет двое: один от вермахта и один от СС. Генерал Лемницер подчеркнул, что, как только эти представители окажутся в Швейцарии, мы, союзники, будем обеспечивать их безопасность, держать в секрете их переезд в Ставку союзных сил и обеспечим безопасное возвращение в Швейцарию. Союзники, продолжал Лемницер, заинтересованы только в безоговорочной капитуляции, и немцам ни к чему приезжать, если они не согласны на такие условия. Далее, сказал он Вольфу, переговоры в ставке союзников будут ограничены вопросами военной капитуляции и не будут затрагивать политические моменты.

Я попросил Вольфа лично рассказать о причинах, по которым он желает поговорить с Кессельрингом, прежде чем выходить на Витингофа. «Я был в близких отношениях с Кессельрингом, – ответил Вольф, – и в прошлом неоднократно беседовал с ним о путях и средствах окончания войны. То, что я скажу ему сейчас, не будет для него новостью и не вызовет удивления. С другой стороны, я никогда не обсуждал эту проблему с Витингофом. Зная консервативную натуру, военную выучку этого человека, я сомневаюсь, что сразу добьюсь большого успеха, если не смогу заверить его в поддержке как Кессельринга, так и, возможно, генерала Вестфаля, нового начальника штаба Кессельринга и друга Витингофа».

Лемницер спросил Вольфа, что, по его мнению, сможет сделать Кессельринг. Вольф ответил, что, если его миссия будет успешной, то Кессельринг поговорит с Витингофом и посоветует ему активно действовать. Тогда он, Вольф, пойдет напрямую к Витингофу, и все, что он ему скажет, будет иметь дополнительный вес благодаря поддержке верховного командующего германским Западным фронтом.

«Не могу сказать, сколько времени это займет, – ответил Вольф на вопрос Лемницера. – Я не пророк. При удачном стечении обстоятельств и если меня не накроют бомбардировщики союзников, я мог бы обернуться за пять, максимум – семь дней».

«Возможно, Кессельринг тоже почувствует необходимость капитуляции на Западном фронте, если у него появится такая возможность», – предположил Гаверниц. На это генерал Лемницер заметил, что поскольку данный вопрос относится к другому театру военных действий, то решать его надо в штабе генерала Эйзенхауэра, но несомненно, что методика сдачи должна быть отработана, чтобы действовать незамедлительно, если возникнет такая возможность.

Мои «военные советники» удалились, и перед тем, как Вольф отправился на итальянскую границу, Гаверниц и я еще раз вкратце с ним побеседовали. Было решено, что если с германской стороны возникнут вопросы о цели поездки Вольфа в Швейцарию, то он скажет, что вел переговоры об обмене пленными. Я объяснил Вольфу, что, видимо, не удастся раздобыть Вюнше для обмена на Парри, как предлагалось ранее. Вольф отнесся к этому вполне тактично, но сказал, что его положение стало бы намного легче, если бы смогли представить хоть кого-нибудь, чтобы он смог объяснить свои непонятные действия с освобождением Парри. Это необязательно должен быть генерал, сойдет и меньший чин, если у него есть орден или два. Я сказал, что попытаюсь.

Затем Гаверниц отвел Вольфа в сторону и задал ему несколько вопросов. «Сколько политических заключенных сейчас содержится в концентрационных лагерях в Италии?» – спросил он. Вольф не знал точно, но предположил, что несколько тысяч, многих национальностей. «Что с ними будет? – спрашивал Гаверниц. – Есть опасность, что их убьют?» Вольф ответил, что до него доходили такие слухи. Пришли секретные приказы Гитлера и Гиммлера убить всех политических заключенных, чтобы не позволить им попасть живыми в руки союзников. «Вы подчинитесь этим приказам?» – спросил Гаверниц. Вольф поднялся и прошелся вдоль террасы. Потом он вернулся, остановился перед Гаверницем и сказал: «Нет», дав слово чести и пожав Гаверницу руку. Когда подошло время, он сдержал свое слово, но произошло это, как и капитуляция, намного позже, чем мы думали. Затем он уехал, намереваясь как можно скорее увидеться с Кессельрингом и сообщить нам об итогах встречи.

В надежде, что Вольф скоро, может быть через неделю, вернется, с известиями о том, как он склонил Кессельринга и Витингофа к идее капитуляции, Лемницер и Эйри решили ждать его в Швейцарии, получив на это разрешение Ставки союзников в Казерте. Однажды Гаверниц сказал гостям, что хотел бы преподнести им сувенир на память о пребывании в Швейцарии. Что бы они предпочли? Часы? Зажигалку? В Швейцарии такие вещи приобрести несложно. Нет, сказал генерал Эйри, таксу.

Мы были разведывательной организацией и могли сделать или отыскать все. Но такая просьба создала нам проблемы. Мы отрядили на это задание секретаршу Гаверница, Нэнси Лесли, большую любительницу собак, и она скоро отыскала на Люцернском озере даму, которая разводила такс. Затем, так как генерал Эйри не мог показываться в подобной поездке, Нэнси пришлось ехать и самой выбирать. Собачница преисполнилась подозрениями, когда Нэнси честно призналась ей, что щенка она берет не себе. Она всегда настаивала на личной встрече с будущим хозяином собаки. Она не хотела, чтобы ее питомцев увозили из страны, особенно – в Германию. Нэнси уклончиво отвечала, что собаку отвезут в Аскону, хотя и не объясняла, что это далеко не конечный пункт путешествия. Дама в конце концов продала ей маленького красавца, которого его новый владелец тут же окрестил Фрицелем.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: