Сделай Сам Свою Работу на 5

Возвращение на станцию и вызов к дому Монтэга, уход Милдред, убийство Битти и Ко





 

Сцена освещается, выбегают люди. Битти и Монтэг (ошарашено) смотрят на дом последнего.

БИТТИ: Ну вот, вы добились своего. Старина МОНТЭГ вздумал взлететь к солнцу, и теперь, когда ему обожгло крылышки, он недоумевает, как это могло случиться. Разве я не предупредил вас достаточно ясно, когда подослал пса к вашим дверям? - (фыркает)- Э, бросьте! Неужто вас одурачила эта маленькая сумасбродка со своим избитым репертуаром

 

Монтэг в изнеможении опускается на крыльцо.

МОНТЭГ: Она всё видела. Она никому ничего не сделала. Она никого не трогала…

БИТТИ: Не трогала! Как бы не так! Ох уж эти мне любители делать добро! Чёрт бы их всех побрал!

 

Открывается двери, из дома выбегает Милдред с чемоданом в руках.

МОНТЭГ: МИЛДРЕД! МИЛДРЕД, неужели это ты дала сигнал тревоги?

МИЛДРЕД: Бедные мои «родственники», бедняжки, бедняжки! Всё погибло, всё, всё теперь погибло…

Раздался звон, как будто вдребезги рассыпалась мечта, созданная из гранёного стекла, зеркал и хрустальных призм. Монтэга словно подтолкнуло неведомо откуда налетевшим вихрем.

ФАБЕР: МОНТЭГ, это я — ФАБЕР. Вы слышите меня? Что случилось?



МОНТЭГ: Теперь это случилось со мной!

БИТТИ: Ах, скажите, какая неожиданность! В наши дни всякий почему-то уверен, что с ним ничего не может случиться. Другие умирают, но я живу. Впрочем, что об этом толковать! Когда уж дошло до последствий, так разговаривать поздно, правда, МОНТЭГ?

ФАБЕР: МОНТЭГ, можете вы спастись? Убежать?

 

Битти щелкает зажигалкой.

БИТТИ: Огонь — это вечное движение. Если ему не препятствовать, он бы горел, не угасая, в течение всей нашей жизни. А главная прелесть огня в том, что он уничтожает ответственность и последствия. Огонь снимет вас с моих плеч, МОНТЭГ. Даже гнить будет нечему. Удобно. Гигиенично. Эстетично. Я хочу, чтобы вы один проделали всю работу, МОНТЭГ. Но не с керосином и спичкой, а шаг за шагом, с огнемётом. Вы сами должны очистить свой дом.

ФАБЕР: МОНТЭГ, разве вы не можете скрыться, убежать?

МОНТЭГ: Нет! Механический пёс! Из-за него нельзя!

БИТТИ: Да, пёс где-то поблизости, так что не вздумайте устраивать какие-нибудь фокусы. Готовы?

МОНТЭГ: Да.(щелкает предохранителем огнемета)



БИТТИ: Огонь!

И, как и прежде, жечь было наслаждением — приятно было дать волю своему гневу, жечь, рвать, крушить, раздирать в клочья, уничтожать бессмысленную проблему. Нет решения? Так вот же, теперь не будет и проблемы! Огонь разрешает всё!

 

Монтэг жжет всё, обходя книги.

БИТТИ: МОНТЭГ, книги! Да, и когда закончите, имейте в виду, вы арестованы.

 

Дом рушится. Монтэг пытается заговорить дважды, но не может.

МОНТЭГ: Моя жена дала сигнал тревоги?

БИТТИ (кивает): А ещё раньше то же самое сделали её приятельницы, только я не хотел торопиться. Так или иначе, а вы бы всё равно попались, МОНТЭГ! Очень глупо было с вашей стороны декламировать стихи направо и налево. Вы решили, что можете творить чудеса вашими книгами, но посмотрите, куда они вас завели, — вы по горло увязли в трясине, стоит мне двинуть мизинцем, и она поглотит вас!

ФАБЕР: МОНТЭГ, вы — идиот! Вы — непроходимый дурак! Ну зачем, скажите пожалуйста, вы это сделали?

МОНТЭГ не слышал. Мысленно он был далёко и убегал прочь, оставив своё бездыханное, измазанное сажей тело в жертву этому безумствующему маньяку.

ФАБЕР: МОНТЭГ, бегите!

 

Монтэга бьют по голове. Довольный Битти подбирает выпавшую зеленую пульку и сует её в карман.

ФАБЕР: МОНТЭГ, что с вами? Вы живы?

БИТТИ: Ага! Значит, тут скрыто больше, чем я думал. Сперва я подумал, что у вас в ушах «Ракушка», но потом, когда вы вдруг так поумнели, мне это показалось подозрительным. Что ж, мы разыщем концы, и вашему приятелю несдобровать.

МОНТЭГ: Нет! (направляет огнемет на Битти).

Позже, вспоминая всё, что произошло, он никак не мог понять, что же, в конце концов, толкнуло его на убийство: сами ли руки или реакция БИТТИ на то, что эти руки готовились сделать? Последние рокочущие раскаты грома замерли, коснувшись лишь слуха, но не сознания МОНТЭГа.



БИТТИ (ухмыляется): Что ж, это недурной способ заставить себя слушать. Наставьте дуло пистолета на собеседника, и волей-неволей, а он вас выслушает. Ну, выкладывайте. Что скажете на этот раз? Почему не угощаете меня Шекспиром, вы, жалкий сноб? «Мне не страшны твои угрозы, Кассий. Они, как праздный ветер, пролетают мимо. Я чувством чести прочно ограждён». Так, что ли? Эх вы, незадачливый литератор! Действуйте же, чёрт вас дери! (делает шаг вперед)

МОНТЭГ: Мы всегда жгли не то, что следовало…

БИТТИ: Дайте сюда огнемёт. Гай.

 

Монтэг сжигает Битти и поворачивается к двум другим пожарникам.

МОНТЭГ: Повернитесь! (они встают спиной, Монтэг сбивает их; появляется Механический Пес, Монтэг встречает его струей пламени)

Казалось, пёс и сейчас ещё готов броситься на него, чтобы закончить смертоносное впрыскивание, действие которого МОНТЭГ уже ощущал в ноге. Его охватило смешанное чувство облегчения и ужаса, как у человека, который только-только успел отскочить в сторону от бешено мчащейся машины, и она лишь чуть задела его крылом. Он боялся подняться, боялся, что совсем не сможет ступить на онемевшую от прокаина ногу. Оцепенение начинало разливаться по всему его телу…

«Ну, — подумал он, — посмотрим, сильно ли ты пострадал. Попробуй встать на ноги! Осторожно, осторожно… вот так!»

С трудом встает. Нет, иди, иди! Здесь тебе нельзя оставаться!

ó

 

Побег

СЕРЫЙ КУСОК ИЗ ДОП.ДОКУМАНТА

Повсюду звуки геликоптеров.

Он чувствовал приближение Механического пса — словно дыхание осени, холодное, лёгкое и сухое, словно слабый ветер, от которого даже не колышется трава, не хлопают ставни окон, не колеблется тень от ветвей на белых плитках тротуара. Своим бегом Механический пёс не нарушал неподвижности окружающего мира.

МОНТЭГ: Беги, не останавливайся, не мешкай! (кричит в отчаянии).

 

Засовывает в ухо ракушку

РАКУШКА: Полиция предлагает населению Элм-террас сделать следующее: пусть каждый, кто живёт в любом доме на любой из улиц этого района, откроет дверь своего дома или выглянет в окно. Это надо сделать всем одновременно. Беглецу не удастся скрыться, если все разом выглянут из своих домов. Итак, приготовиться! Выглянуть по счёту десять. Начинаем. Один! Два! Три! Четыре! Пять! Шесть, семь, восемь! Девять! Десять! (распахиваются двери).

 

 

13.Река (настоящее время): «Жечь было наслаждением…», монолог Монтэга

МОНОЛОГ МОНТЭГА, НАЧИНАЯ С «ЖЕЧЬ БЫЛО НАСЛАЖДЕНИЕМ» (ДЛЯ ОБОЗНАЧЕНИЯ МОМЕНТА ВОЗВРАЩЕНИЯ К НАСТОЯЩЕМУ ВРЕМЕНИ), А ПОТОМ ЧТО ПОПАЛО (МОЖЕТ БЫТЬ, ТО, ЧТО НИЖЕ ПЕРЕДЕЛАТЬ?)

Монтэг у реки.

Луна и лунный свет. Откуда он? Ну понятно, от солнца. А солнце откуда берёт свой свет? Ниоткуда, оно горит собственным огнём. Горит и горит изо дня в день, всё время. Солнце и время. Солнце, время, огонь. Огонь сжигающий. На небе солнце, на земле часы, отмеряющие время. ОН БОЛЬШЕ НЕ ДОЛЖЕН ЖЕЧЬ!

Солнце горит каждый день. Оно сжигает Время. Вселенная несётся по кругу и вертится вокруг своей оси. Время сжигает годы и людей, сжигает само.

Где-то вновь должен начаться процесс сбережения ценностей, кто-то должен снова собрать и сберечь то, что создано человеком, сберечь это в книгах, в граммофонных пластинках, в головах людей, уберечь любой ценой от моли, плесени, ржавчины, тлена и людей со спичками. Мир полон пожаров, больших и малых. Люди скоро будут свидетелями рождения новой профессии — профессии людей, изготовляющих огнеупорную одежду для человечества.

 

Монтэг оказывается на другом берегу.

МОНТЭГ: Милли, посмотри вокруг. Прислушайся! Ни единого звука. Тишина. До чего же тихо, Милли! Не знаю, как бы ты к этому отнеслась. Пожалуй, стала бы кричать: „Замолчи! Замолчи!“. Милли, Милли!

 

Костер

НА ДРУГОМ БЕРЕГУ

Озирается, изучает местность

Механический пёс!

Столько пробежать, так измучиться, чуть не утонуть, забраться так далеко, столько перенести, и, когда уже считаешь себя в безопасности и со вздохом облегчения выходишь наконец на берег, вдруг перед тобой…

Механический пёс! (кричит).

Олень. Это был олень

 

Шарит рукой в траве, находит рельсы; идет по ним. Вдалеке светится огонек. Через некоторое время добредает до костра, где сидят люди. Монтэг прячется за деревом. Люди тихо переговариваются. Их пятеро.

СТРАННИК: Ладно, можете не прятаться.

 

Монтэг прячется.

СТРАННИК: Да уж ладно, не бойтесь, — снова прозвучал тот же голос. — Милости просим к нам.

Монтэг подходит.

СТРАННИК:Садитесь. Хотите кофе?

МОНТЭГ: Благодарю. Благодарю вас от всей души.

СТРАННИК: Добро пожаловать, МОНТЭГ. Меня зовут Грэнджер. Выпейте-ка и это тоже. Это изменит химический индекс вашего пота. Через полчаса вы уже будете пахнуть не как вы, а как двое совсем других людей. Раз за вами гонится Механический пёс, то не мешает вам опорожнить эту бутылочку до конца. От вас будет разить, как от козла, но это не важно.

МОНТЭГ: Вы знаете моё имя?

ГРЭНДЖЕР: Мы следили за погоней. Мы так и думали, что вы спуститесь по реке на юг, и когда потом услышали, как вы ломитесь сквозь чащу, словно шалый лось, мы не спрятались, как обычно делаем. Когда геликоптеры вдруг повернули обратно к городу, мы догадались, что вы нырнули в реку. А в городе происходит что-то странное. Погоня продолжается, но в другом направлении.

МОНТЭГ: В другом направлении?

ГРЭНДЖЕР: Давайте проверим. (включает телевизор или радио?)

ТЕЛЕВИЗОР: Погоня продолжается в северной части города! Полицейские геликоптеры сосредоточиваются в районе Восемьдесят седьмой улицы и Элм Гроув парка!

ГРЭНДЖЕР: Ну да, теперь они просто инсценируют погоню. Вам удалось сбить их со следа ещё у реки. Но признаться в этом они не могут. Они знают, что нельзя слишком долго держать зрителей в напряжении. Скорее к развязке! Если обыскивать реку, то и до утра не кончишь. Поэтому они ищут жертву, чтобы с помпой завершить всю эту комедию. Смотрите! Не пройдёт и пяти минут, как они поймают Монтэга!

МОНТЭГ: Но как?..

ГРЭНДЖЕР: Вот сейчас какой-нибудь бедняга выйдет на прогулку. Какой-нибудь чудак, оригинал. Не думайте, что полиция не знает привычек таких чудаков, которые любят гулять на рассвете, просто так, без всяких причин, или потому, что страдают бессонницей. Полиция следит за ними месяцы, годы. Никогда не знаешь, когда и как это может пригодиться. А сегодня, оказывается, это очень кстати. Сегодня это просто спасает положение.

ТЕЛЕВИЗОР: Это МОНТЭГ! Погоня закончена !МОНТЭГ, не двигайтесь! (Монтэг вскрикивает и отворачивается). Поиски окончены. МОНТЭГ мёртв. Преступление, совершённое против общества, наказано. Темнота.Теперь мы переносим вас в «Зал под крышей» отеля Люкс. Получасовая передача «Перед рассветом». В нашей программе…(Грэнджер выключает приемник)

ГРЭНДЖЕР: Приветствуем воскресшего из мёртвых.Теперь вам не мешает познакомиться с нами. Это Фред Клемент, некогда возглавлявший кафедру имени Томаса Харди в Кембриджском университете, это было в те годы, когда Кембридж ещё не превратился в Атомно-инженерное училище. А это доктор Симмонс из Калифорнийского университета, знаток творчества Ортега-и-Гассет — видный испанский писатель и философ XX века. Вот профессор Уэст, много лет тому назад в стенах Колумбийского университета сделавший немалый вклад в науку об этике, теперь уже древнюю и забытую науку. Преподобный отец Падовер тридцать лет тому назад произнёс несколько проповедей и в течение одной недели потерял своих прихожан из-за своего образа мыслей. Он уже давно бродяжничает с нами. Что касается меня, то я написал книгу под названием: «Пальцы одной руки. Правильные отношения между личностью и обществом». И вот теперь я здесь. Добро пожаловать к нам, МОНТЭГ!

МОНТЭГ: Нет, мне не место среди вас. Всю жизнь я делал только глупости.

ГРЭНДЖЕР: Ну, это для нас не ново. Мы все совершали ошибки, иначе мы не были бы здесь. Пока мы действовали каждый в одиночку, ярость была нашим единственным оружием. Я ударил пожарника, когда он пришёл, чтобы сжечь мою библиотеку. Это было много лет тому назад. С тех пор я вынужден скрываться. Хотите присоединиться к нам, МОНТЭГ?

МОНТЭГ: Да.

ГРЭНДЖЕР: Что вы можете нам предложить?

МОНТЭГ: Ничего. Я думал, у меня есть часть Экклезиаста и, может быть, кое-что из Откровения Иоанна Богослова, но сейчас у меня нет даже этого.

ГРЭНДЖЕР: Экклезиаст — это не плохо. Где вы хранили его?

МОНТЭГ: Здесь (касается лба).

ГРЭНДЖЕР: А (улыбается).

МОНТЭГ: Что? Разве это плохо?

ГРЭНДЖЕР: Нет, это очень хорошо. Это прекрасно! (поворачивается к священнику). Есть у нас Экклезиаст?

СВЯЩЕННИК: Да. Человек по имени Гаррис, проживающий в Янгстауне.

ГРЭНДЖЕР: МОНТЭГ, будте осторожны. Берегите себя. Если что-нибудь случится с Гаррисом, вы будете Экклезиаст. Видите, каким нужным человеком вы успели стать в последнюю минуту!

МОНТЭГ: Но я всё забыл!

ГРЭНДЖЕР: Нет, ничто не исчезает бесследно. У нас есть способ встряхнуть вашу память.

МОНТЭГ: Я уже пытался вспомнить.

ГРЭНДЖЕР: Не пытайтесь. Это придёт само, когда будет нужно. Человеческая память похожа на чувствительную фотоплёнку, и мы всю жизнь только и делаем, что стараемся стереть запечатлевшееся на ней. Симмонс разработал метод, позволяющий воскрешать в памяти всё однажды прочитанное. Он трудился над этим двадцать лет. МОНТЭГ, хотели бы вы прочесть «Республику» Платона?

МОНТЭГ: О да, конечно!

ГРЭНДЖЕР: Ну вот, я — это «Республика» Платона. А Марка Аврелия хотите почитать? Мистер Симмонс — Марк Аврелий.

СИММОНС: Привет!

МОНТЭГ: Здравствуйте.

ГРЭНДЖЕР: Разрешите познакомить вас с Джонатаном Свифтом, автором весьма острой политической сатиры «Путешествие Гулливера». А вот Чарлз Дарвин, вот Шопенгауэр, а это Эйнштейн, а этот, рядом со мной, — мистер Альберт Швейцер, добрый философ. Вот мы все перед вами, МОНТЭГ, — Аристофан и Махатма Ганди, Гаутама Будда и Конфуций, Томас Лав Пикок, Томас Джефферсон и Линкольн — к вашим услугам. Мы также — Матвей, Марк, Лука и Иоанн. (смеются).

МОНТЭГ: Этого не может быть!

ГРЭНДЖЕР: Нет, это так, — ответил, улыбаясь, Грэнджер. Мы тоже сжигаем книги. Прочитываем книгу, а потом сжигаем, чтобы её у нас не нашли. Микрофильмы не оправдали себя. Мы постоянно скитаемся, меняем места, плёнку пришлось бы где-нибудь закапывать, потом возвращаться за нею, а это сопряжено с риском. Лучше всё хранить в голове, где никто ничего не увидит, ничего на заподозрит. Все мы — обрывки и кусочки истории, литературы, международного права. Байрон, Том Пэйн, Макиавелли, Христос — все здесь, в наших головах. Но уже поздно. И началась война. Мы здесь, а город там, вдали, в своём красочном уборе. О чём вы задумались, МОНТЭГ?

МОНТЭГ: Я думаю, как же я был глуп, когда пытался бороться собственными силами. Подбрасывал книги в дома пожарных и давал сигнал тревоги.

ГРЭНДЖЕР: Вы делали, что могли. В масштабах всей страны это дало бы прекрасные результаты. Но наш путь борьбы проще и, как нам кажется, лучше. Наша задача — сохранить знания, которые нам ещё будут нужны, сберечь их в целости и сохранности. Пока мы не хотим никого задевать и никого подстрекать. Ведь если нас уничтожат, погибнут и знания, которые мы храним, погибнут, быть может, навсегда. Мы в некотором роде самые мирные граждане: бродим по заброшенным колеям, ночью прячемся в горах. И горожане оставили нас в покое. Иной раз нас останавливают и обыскивают, но никогда не находят ничего, что могло бы дать повод к аресту. У нас очень гибкая, неуловимая, разбросанная по всем уголкам страны организация. Некоторые из нас сделали себе пластические операции — изменили свою внешность и отпечатки пальцев. Сейчас нам очень тяжело: мы ждём, чтобы поскорее началась и кончилась война. Это ужасно, но тут мы ничего не можем сделать. Не мы управляем страной, мы лишь ничтожное меньшинство, глас вопиющего в пустыне. Когда война кончится, тогда, может быть, мы пригодимся.

МОНТЭГ: И вы думаете, вас будут слушать?

ГРЭНДЖЕР: Если нет, придётся снова ждать. Мы передадим книги из уст в уста нашим детям, а наши дети в свою очередь передадут другим. Многое, конечно, будет потеряно. Но людей нельзя силком заставить слушать. Они должны сами понять, сами должны задуматься над тем, почему так вышло, почему мир взорвался у них под ногами. Вечно так продолжаться не может.

МОНТЭГ: Много ли вас?

ГРЭНДЖЕР: По дорогам, на заброшенных железнодорожных колеях нас сегодня тысячи, с виду мы — бродяги, но в головах у нас целые хранилища книг. Вначале всё было стихийно. У каждого была какая-то книга, которую он хотел запомнить. Но мы встречались друг с другом, и за эти двадцать или более лет мы создали нечто вроде организации и наметили план действий. Самое главное, что нам надо было понять, — это что сами по себе мы ничто, что мы не должны быть педантами или чувствовать своё превосходство над другими людьми. Мы всего лишь обложки книг, предохраняющие их от порчи и пыли, — ничего больше. Некоторые из нас живут в небольших городках. Глава первая из книги Торо «Уолден» живёт в Грин Ривер, глава вторая — в Уиллоу Фарм, штат Мэн. В штате Мэриленд есть городок с населением всего в двадцать семь человек, так что вряд ли туда станут бросать бомбы, в этом городке у нас хранится полное собрание трудов Бертрана Рассела. Его можно взять в руки, как книгу, этот городок, и полистать страницы, — столько-то страниц в голове у каждого из обитателей. А когда война кончится, тогда в один прекрасный день, в один прекрасный год книги снова можно будет написать, созовём всех этих людей, и они прочтут наизусть всё, что знают, и мы всё это напечатаем на бумаге. А потом, возможно, наступит новый век тьмы и придётся опять всё начинать сначала. Но у человека есть одно замечательное свойство: если приходится всё начинать сначала, он не отчаивается и не теряет мужества, ибо он знает, что это очень важно, что это стоит усилий.

МОНТЭГ: А сейчас что мы будем делать?

ГРЭНДЖЕР: Ждать. И на всякий случай уйдём подальше, вниз по реке. (забрасывают костер).

 

Пускаются в путь.

МОНТЭГ: Почему вы верите мне?

ГРЭНДЖЕР: Достаточно взглянуть на вас. Вы давно не смотрелись в зеркало, МОНТЭГ. Кроме того, город никогда не оказывал нам такой чести и не устраивал за нами столь пышной погони. Десяток чудаков с головами, напичканными поэзией, — это им не опасно, они это знают, знаем и мы, все это знают. Пока весь народ — массы — не цитирует ещё Хартию вольностей и конституцию, нет оснований для беспокойства. Достаточно, если пожарники будут время от времени присматривать за порядком. Нет, нас горожане не трогают. А вас, МОНТЭГ, они здорово потрепали.

 

Монтэг всматривается в лица новых друзей.

СТРАННИК: Не пытайтесь судить о книгах по обложкам. (смеются).

15.Война -> знакомство с Милдред (воспоминание)

 

Звук самолетов в небе.

МОНТЭГ: Там осталась моя жена.

ГРЭНДЖЕР: Сочувствую вам. В ближайшие дни городам придётся плохо.

МОНТЭГ: Странно, я совсем не тоскую по ней. Странно, но я как будто неспособен ничего чувствовать. Секунду назад я даже подумал — если она умрёт, мне не будет жаль. Это нехорошо. Со мной, должно быть, творится что-то неладное.

ГРЭНДЖЕР: Послушайте, что я вам скажу (берет Монтэга под руку) Когда я был ещё мальчиком, умер мой дед, он был скульптором. Он был очень добрый человек, очень любил людей, это он помог очистить наш город от трущоб. Нам, детям, он мастерил игрушки, за свою жизнь, он, наверно, создал миллион разных вещей. Руки его всегда были чем-то заняты. И вот когда он умер, я вдруг понял, что плачу не о нём, а о тех вещах, которые он делал. Я плакал потому, что знал: ничего этого больше не будет, дедушка уже не сможет вырезать фигурки из дерева, разводить с нами голубей на заднем дворе, играть на скрипке или рассказывать нам смешные истории — никто не умел так их рассказывать, как он. Он был частью нас самих, и когда он умер, всё это ушло из нашей жизни: не осталось никого, кто мог бы делать это так, как делал он. Он был особенный, ни на кого не похожий. Очень нужный для жизни человек. Я так и не примирился с его смертью. Я и теперь часто думаю, каких прекрасных творений искусства лишился мир из-за его смерти, сколько забавных историй осталось не рассказано, сколько голубей, вернувшись домой, не ощутят уже ласкового прикосновения его рук. Он переделывал облик мира. Он дарил миру новое. В ту ночь, когда он умер, мир обеднел на десять миллионов прекрасных поступков.

МОНТЭГ: Милли, Милли, Милли.

ГРЭНДЖЕР: Что вы сказали?

МОНТЭГ: Моя жена… Милли… Бедная, бедная Милли. Я ничего не могу вспомнить… Думаю о её руках, но не вижу, чтобы они делали что-нибудь. Они висят вдоль её тела, как плети, или лежат на коленях, или держат сигарету. Это всё, что они умели делать.

 

Что ты дал городу, МОНТЭГ?

 

Пепел.

 

Что давали люди друг другу?

 

Ничего.

 

ГРЭНДЖЕР: Мой дед говорил: «Каждый должен что-то оставить после себя. Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведённую из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чём после смерти найдёт прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращённое тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив». Мой дед говорил: «Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы всё, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нём оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником, — говорил мне дед. — Первый пройдёт, и его как не бывало, но садовник будет жить не одно поколение». Однажды, лет пятьдесят назад, мой дед показал мне несколько фильмов о реактивных снарядах Фау-2, — продолжал он. — Вам когда-нибудь приходилось с расстояния в двести миль видеть грибовидное облако, что образуется от взрыва атомной бомбы? Это ничто, пустяк. Для лежащей вокруг дикой пустыни — это всё равно что булавочный укол. Мой дед раз десять провертел этот фильм, а потом сказал: он надеется, что наступит день, когда города шире раздвинут свои стены и впустят к себе леса, поля и дикую природу. Люди не должны забывать, сказал он, что на земле им отведено очень небольшое место, что они живут в окружении природы, которая легко может взять обратно всё, что дала человеку. Ей ничего не стоит смести нас с лица земли своим дыханием или затопить нас водами океана — просто чтобы ещё раз напомнить человеку, что он не так всемогущ, как думает. Мой дед говорил: если мы не будем постоянно ощущать её рядом с собой в ночи, мы позабудем, какой она может быть грозной и могущественной. И тогда в один прекрасный день она придёт и поглотит нас. Понимаете?Дед мой умер много лет тому назад, но если вы откроете мою черепную коробку и вглядитесь в извилины моего мозга, вы найдёте там отпечатки его пальцев. Он коснулся меня рукой. Он был скульптором, я уже говорил вам. «Ненавижу римлянина по имени Статус Кво, — сказал он мне однажды. — Шире открой глаза, живи так жадно, как будто через десять секунд умрёшь. Старайся увидеть мир. Он прекрасней любой мечты, созданной на фабрике и оплаченной деньгами. Не проси гарантий, не ищи покоя — такого зверя нет на свете. А если есть, так он сродни обезьяне-ленивцу, которая день-деньской висит на дереве головою вниз и всю свою жизнь проводит в спячке. К чёрту! — говорил он. — Тряхни посильнее дерево, пусть эта ленивая скотина треснется задницей об землю!»

МОНТЭГ: Смотрите! Вспышка света, летят самолеты падают бомбы.

Монтэг падает на колени.

МОНТЭГ: Фабер! Кларисса! Бегите! МИЛДРЕД! МИЛДРЕД! ( припадает к земле) Вспомнил! Вспомнил! Чикаго! Это было в Чикаго много лет назад. Милли и я. Вот где мы встретились! Теперь помню. В Чикаго. Много лет назад. ЧУВСТВЕННУЮ СЦЕНУ НАДО СДЕЛАТЬ. МИЛДРЕД ПОЯВЛЯЕТСЯ НА СЦЕНЕ МОЛОДАЯ (ВОСПОМИНАНИЕ)J

Падает бомба. Все бросаются на землю.

Старики о будущем

Всё успокоилось. Монтэг садится. Грэнджер с трудом встает.

ГРЭНДЖЕР: Города нет, — промолвил он после долгого молчания. — Ничего не видно. Так, кучка пепла. Город исчез. — Он опять помолчал, потом добавил: — Интересно, многие ли понимали, что так будет? Многих ли это застало врасплох?

 

Сколько ещё городов погибло в других частях света? Сколько их погибло в нашей стране? Сто, тысяча?

 

Разжигают костер, жарят бекон.

ГРЭНДЖЕР: Феникс.

МОНТЭГ: Что?

ГРЭНДЖЕР: Когда-то в древности жила на свете глупая птица Феникс. Каждые несколько сот лет она сжигала себя на костре. Должно быть, она была близкой роднёй человеку. Но, сгорев, она всякий раз снова возрождалась из пепла. Мы, люди, похожи на эту птицу. Однако у нас есть преимущество перед ней. Мы знаем, какую глупость совершили. Мы знаем все глупости, сделанные нами за тысячу и более лет. А раз мы это знаем и всё это записано и мы можем оглянуться назад и увидеть путь, который мы прошли, то есть надежда, что когда-нибудь мы перестанем сооружать эти дурацкие погребальные костры и кидаться в огонь. Каждое новое поколение оставляет нам людей, которые помнят об ошибках человечества.

 

Едят.

ГРЭНДЖЕР: Теперь мы пойдём вверх по реке, — сказал Грэнджер. — И помните одно: сами по себе мы ничего не значим. Не мы важны, а то, что мы храним в себе. Когда-нибудь оно пригодится людям. Но заметьте — даже в те давние времена, когда мы свободно держали книги в руках, мы не использовали всего, что они давали нам. Мы продолжали осквернять память мёртвых, мы плевали на могилы тех, кто жил до нас. В ближайшую неделю, месяц, год мы всюду будем встречать одиноких людей. Множество одиноких людей. И когда они спросят нас, что мы делаем, мы ответим: мы вспоминаем. Да, мы память человечества, и поэтому мы в конце концов непременно победим. Когда-нибудь мы вспомним так много, что соорудим самый большой в истории экскаватор, выроем самую глубокую, какая когда-либо была, могилу и навеки похороним в ней войну. А теперь в путь. Прежде всего мы должны построить фабрику зеркал. И в ближайший год выдавать зеркала, зеркала, ничего, кроме зеркал, чтобы человечество могло хорошенько рассмотреть в них себя.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.