Сделай Сам Свою Работу на 5

В поисках внутреннего человека 7 глава





Я хотел сказать Франко, чтоб он был полегче с этим пацанчиком, да? Это ж типа как этот котёнок навёл нас на поживу. Паренёк всё рассказал нам и даже дал ключи, чтоб мы сделали копию, это самое. И хотя я ничего не сказал, Бегби всё прочитал у меня на лице.

- Этот фраерок вернётся в свою ёбаную школу и начнёт швыряться своей ёбаной капустой направо и налево, чтобы произвести впечатление на своих ебучих корешков и девчат.

- Не-а, я не буду, - говорит паренёк.

- Заткни, на хуй, пасть! - усмехается Бегби. Парень опять насрал в штаны. Бегби поворачивается ко мне. - Я уверен, блядь, что на его месте я б так и сделал.

Он встаёт и мечет одну за другой три стрелки в ту мишень на стене, изо всей силы. Пареньку явно не по себе.

- Хуже ёбаного стукача может быть только одна вещь, - говорит он, выдёргивая стрелки из мишени и меча их обратно с такой же страшной силой. Это выёбистый чувак, блядь. Если чувак распускает свой ёбаный язык, то он всегда получает ещё большей пизды, чем стукач. Эти чуваки сдают нас ёбаным стукачам. Стукачи сдают нас ёбаной полиции. И тогда всем нам наступает пиздец.

Он метнул стрелку прямо в лицо пареньку. Я подскочил, малец завопил и начал истерически реветь, трясясь, как припадочный, это самое.



Я понимаю, что Бегби метнул только пластмассовую лопасть, незаметно отвинтив стержень с металлическим наконечником. Но паренёк всё равно ревёт, это самое, от испуга, и всё такое.

- Ёбаная лопасть, придурок ты малой! Кусочек ёбаной пластмассы! Франко презрительно смеётся и отсчитывает чувачку деньжата, в основном, монеты. - Если застопит полиция, ты выиграл их на шоу в Порту или на ёбаных игровых автоматах. А пизданёшь хоть слово кому-нибудь, лучше тебе самому сдаться в ёбаную полицию, чтобы она тебя упекла в ёбаный Полмонт, пока я до тебя не добрался, блядь, ты всё понял?

- Угу... - мальчонка до сих пор дрожит, это самое.

- А теперь пошёл на хуй, возвращайся на свою ёбаную субботнюю работу в кружке "Умелые руки". И помни, если я, блядь, услышу, что ты светишь своей ёбаной капустой, я урою тебя, на хуй, ещё раньше, чем ты проссышь, чё в натуре произошло.

Паренёк забрал свои бабки и ушёл. Бедняга почти ни фига не получил так, пару сотен фунтов из почти пяти тонн, это самое. Хотя для кошака его возраста это была куча денег, если вы врубаетесь, о чём я. Но я всё равно сказал Франко, что он был грубоват с этим мальчуганом.



- Слы, браток, этот пацан сделал нам по паре тонн на рыло... э, просто я хочу типа сказать, Франко, это самое, может, ты был немного грубоват с парнем, это самое, да?

- Я не хочу, блядь, чтоб этот шкет выхвалялся и светил ёбаным баблом. Когда работаешь с такими шкетами, это опаснее всего, блядь. У них ничего, на хуй, не держится, сечёшь? Поэтому я люблю выставлять ёбаные магазины и квартиры вместе с тобой, Картоха. Ты настоящий профессионал, вроде меня, и ты никогда не расколешься. Я уважаю твой ебучий профессионализм, Картоха. Когда идёшь на дело с настоящими профессионалами, то не будет никаких ёбаных проблем, чувак.

- Ага... верно, брат, это самое, - говорю я. А что бы вы сказали на моём месте, это самое, а? Настоящие профессионалы. Классно звучит. Уматно.

 

Подарок

Я решил, что больше не могу оставаться у своей старушки: слишком много мозгоёбства. К тому же, Гев согласился вписать меня на время похорон Метти. Путешествие на поезде прошло без эксцессов, как я и хотел. Плейер, несколько кассет, четыре банки "лагера" и книжка Г. Ф. Лавкрафта. Он нацик, конечно, старина Г. Ф., но умеет классно закрутить сюжет. Моё лицо принимало выражение "Не-трогай-меня-сука-не-то" всякий раз, когда какой-нибудь козёл, лыбясь и извиняясь, протискивался на место напротив меня. Это было приятное путешествие и потому короткое.

Новый флэт Гева находился на Макдональд-роуд: я решил пройтись пешком. Когда я добрался до него, Гев был не в духе. Я сперва выпал на измену, думал, может, это из-за меня, но потом он объяснил причину своих напрягов.



- Слушай, Рентс, ты не видел этого мудака, Второго Призёра? - сказал он, горько качая головой и показывая на пустую гостиную. - Я дал ему денег, чтоб он навёл тут марафет: поштукатурил, покрасил. Сегодня утром он сказал, что пошёл в "B&Q". Больше я его не видел.

Меня так и подмывало сказать Геву, что, во-первых, только шизофреник может поручить Второму Призёру такую работу и, во-вторых, только полнейший отморозок может дать ему башки вперёд. Но я догадывался, что он не это хотел от меня услышать, к тому же я был его гостем. Поэтому я сбросил свой бэг в комнате для гостей и повёл его в бар.

Я попросил его рассказать о Метти: что с ним случилось. Я был, конечно, шокирован этим известием, но, по правде сказать, не очень-то удивлён.

- Метти не знал, что у него ВИЧ, - сказал Гев. - Наверно, он заразился уже давно.

- Пневмония или рак? - спросил я.

- Нет, э, токсоплазмоз. Типа инсульта, знаешь?

- Э? Я в этом не шарю.

- Страшная хуйня. Такое только с Метти могло произойти, - Гев покачал головой. - Он хотел повидаться со своей дочуркой, малюткой Лизой, Ширлиным ребёнком, знаешь? А Ширли его даже к дому не подпускала. Не удивительно, он был тогда в таком состоянии. Короче говоря, знаешь малышку Николу Хэнлон?

- Ну да, малышка Никки, конечно.

- Её кошка навела котят, и Метти взял одного. Он решил отвезти его Ширли, чтоб она передала его девочке, понимаешь? И он привёз его в Уэстер-Хейлз, чтоб передать его малютке Лизе, в подарок, понимаешь?

Я не видел никакой связи между котёнком и инсультом, но всё это было очень похоже на Метти. Я покачал головой:

- И в этом весь Метти: демонстративно взять котёнка, а потом повесить его кому-нибудь на шею. Готов поспорить, что Ширли дала ему прикурить.

- Вот именно, дубина, - кивнул Гев, мрачно улыбнувшись. - Она сказала: "Я не хочу ухаживать за котёнком, забирай его и вали на хер". Короче, котёнок остался у Метти. Можешь себе представить, что было дальше. Он за ним не ухаживал, поднос с бумагой доверху залит мочой, дерьмо по всей квартире. А Метти валяется под "чёрным" или транками, уторчанный весь пиздец, или депрессует, ты же знаешь, как у него бывало. Я уже говорил, он не знал, что у него ВИЧ. И ещё он не знал, что от кошачьего дерьма можно заразиться токсоплазмозом.

- Я тоже не знал, - говорю я. - И чё это за хуйня?

- О, это полный пиздец, чувак. Типа как абсцесс головного мозга, понимаешь?

Я вздрогнул и почувствовал, как мне на грудь навалился огромный груз, когда я подумал о бедняге Метти. У меня однажды был абсцесс на елдаке. Вы только представьте себе, что у вас в мозгах ёбаный абсцесс, вся ваша ёбаная голова истекает гноем. Ох, ёб же ж твою мать. Метти. Какой пиздец:

- Так что же произошло?

- Когда у него начала болеть голова, он просто увеличивал дозу, чтоб заглушить боль, понимаешь? Потом с ним случился типа как инсульт. Парню двадцать пять, а у него хуев инсульт, просто не верится. После этого его трудно было узнать. Я встретил его на улице, там, на Лейт-уок, знаешь? Он был похож на дряхлого старика. Весь выгнулся вбок, хромает, как калека, всё лицо искривлено. Таким он ходил недели три, а потом у него был второй инсульт, и он умер. Он умер у себя дома. Бедный ублюдок лежал там, пока соседи не стали жаловаться на мяуканье и вонь, шедшую из квартиры. Полиция взломала дверь. Метти лежал мёртвый, уткнувшись лицом в высохшую блевотину. Котёнок был живой.

Я вспомнил тот бомжатник в Шепердс-Буш, где мы жили вдвоём с Метти: тогда он был по-настоящему счастлив. Ему нравилась вся эта панковская жизнь. Все его там любили. Он перефакал всех герлов в том бомжатнике, даже ту девицу из Манчестера, которую я пробовал снять за наркоту, зараза такая. У этого ублюдка всё пошло наперекосяк, когда мы вернулись сюда. И потом становилось всё хуже и хуже. Бедняга Метти.

- Ёб твою мать, - проворчал Гев. - Джеймс-Одеколон. Только его здесь не хватало.

Я поднял глаза и увидел открытое, улыбающееся лицо Джеймса-Одеколона, которое приближалось к нам. При нём был дипломат, и всё такое.

- Как дела, Джеймс?

- Неплохо, мальчики, неплохо. Где ты пропадал, Марк?

- В Лондоне, - отвечаю. Джеймс-Одеколон - это настоящий геморрой: вечно пытается всучить тебе одеколон.

- У тебя роман, Марк?

- Нет, - проинформировал я его с превеликим удовольствием.

Джеймс-Одеколон нахмурился и поджал губы:

- Гев, а как твоя юная леди?

- Нормально, - пробурчал Гев.

- Если я не ошибаюсь, последний раз я видел тебя здесь с твоей юной леди, она была в блузке от Нины Риччи, не правда ли?

- Мне не нужен одеколон, - заявляет Гев с холодной категоричностью.

Джеймс-Одеколон склоняет голову набок и вытягивает руки:

- Ну и зря. Должен сказать вам, что нет лучшего способа произвести впечатление на девушку, чем хороший одеколон. Цветы слишком недолговечны, а о шоколаде в наши озабоченные фигурой времена лучше забыть. Не подумайте, что я вас уговариваю, - Джеймс-Одеколон улыбается, открывая всё-таки дипломат, как будто сам вид этих пузырьков с мочой способен повлиять на наше решение. - У меня сегодня удачный день, грех жаловаться. Вот, например, ваш дружок, Второй Призёр. Примерно час назад встретил его в "Шрабе". Пьяный в драбадан. Говорит: "Дай мне какой-нибудь одеколон, я иду к Кэрол. Я с ней херово обращался, но пора её немного побаловать. У неё такая пиздатая фигура!" Так и сказал.

У Гева отвисла челюсть. Он сжал кулаки и покачал головой в гневном смирении. Джеймс-Одеколон перескочил к другому креслу в поисках очередной жертвы.

Я залпом допил своё пиво:

- Пошли поищем Второго Призёра, пока этот мудак не пробухал все твои деньги. И много ты ему дал?

- Двести фунтов, - ответил Гев.

- Дебил, - сказал я, хихикнув. Я не мог сдержаться, это было нервное.

- Знала голова, что делала, бля, - согласился Гев, но не мог выдавить улыбку. Наверно, когда всё сказано и сделано, то уже не до смеха.

 

Поминки по Метти

- Привет, Нелли! Не виделись хуй знает сколько лет, мудила ты этакий, - Франко улыбается Нелли, который нелепо выглядит в костюме: на шее у него татуировка змеи, свернувшейся клубком, а на лбу выколот необитаемый остров с пальмами, омываемый океаном.

- Жаль, что свиделись при таких обстоятельствах, - сдержанно отвечает Нелли. Рентон, разговаривающий с Картошкой, Элисон и Стиви, позволяет себе улыбнуться, услышав первый похоронный штамп этого дня.

Поняв намёк, Картошка говорит:

- Бедняга Метти. Херовая новость, это самое, да.

- Вот именно. Я пока чистая, - сказала Элисон, вздрогнув и обхватив себя руками.

- Мы все подохнем, если не будем действовать сообща. Это как два пальца обоссать, - признался Рентон. - Ты сдал анализ, Картошка? - спросил он.

- Гм... слы, чувак, сейчас не время об этом... на похоронах Метти, это самое.

- А когда время? - спросил Рентон.

- Ты обязательно должен сдать анализ, Денни, - взмолилась Элисон.

- Может, оно лучше и не знать. В смысле, это самое, что за жизнь была б у Метти, если б он знал, что у него ВИЧ?

- Это же Метти. Что за жизнь у него была до того, как он узнал, что у него ВИЧ? - сказала Элисон. Картошка и Рентон неохотно кивнули.

В маленькой часовенке, примыкающей к крематорию, священник сказал короткую телегу про Метти. В то утро у него было много сожжений, и пиздеть времени не было. Несколько беглых комментариев, парочка гимнов, одна-две молитвы и щелчок переключателя, отправивший труп в печь. Ещё несколько трупов, и его смена окончена.

- В жизни тех из нас, кто собрался сегодня здесь, Метью Коннелл выступал в разных ролях. Метью был сыном, братом, отцом и другом. Последние дни его юной жизни были омрачены страданиями. Но мы должны помнить о подлинном Метью, отзывчивом молодом человеке, горевшем огромной жаждой жизни. Метью увлекался музыкой и любил играть для друзей на гитаре...

Рентон не мог посмотреть в глаза Картошке, который стоял рядом с ним у скамьи, и его начал душить истерический смех. Метти был самым говённым гитаристом из всех, кого он знал, и более-менее сносно умел играть только дорзовский "Роудхаус-блюз" и несколько песен "Клэш" и "Статус Кво". Как он ни пытался освоить проигрыш из "Рокеров Клэш-Сити", у него так ничего и не вышло. Но Метти всё равно любил Фендера Страта. Он продал его в самом конце, после того как загнал усилитель, для чтобы того наполнять дерьмом свои вены. "Бедняга Метти", - подумал Рентон. Насколько хорошо мы его знали? И вообще, насколько хорошо один человек может знать другого?

Стиви хотелось перенестись за четыреста миль отсюда, на его холлоуэйскую квартиру, к Стелле. Они расстались впервые, с тех пор как стали жить вместе. Ему было не по себе. Как он ни старался, ему никак не удавалось сосредоточить внимание на образе Метти. Метти постоянно оборачивался Стеллой.

Картошка думал о том, как паршиво, должно быть, жить в Австралии. Жара, мошки и все эти унылые пригороды, которые показывают в "Соседях" и "Дома и в гостях". Наверно, в Австралии нет ни одного приличного пивняка, и она похожа на тёплый вариант Бэйбертон-Мэйнз, Бакстоуна или Ист-Крейгз. Такая скукотища, полнейшее говно. Интересно, нет ли в старых районах Мельбурна и Сиднея или где-нибудь ещё таких же жилых домов, как в Эдинбурге, или Глазго или даже Нью-Йорке, а если есть, то почему их никогда не показывают по телеку? И ещё интересно, почему он вспомнил про Австралию на похоронах Метти? Наверно, потому, что каждый раз, когда они с ним стусовывались, Картошка валялся вмазанный на матрасе и смотрел австралийскую мыльную оперу.

Элисон вспомнила, как занималась с Метти сексом. Это было сто лет назад, она тогда ещё не торчала. Ей было восемнадцать. Она попыталась вспомнить член Метти и его размеры, но у неё ничего вышло. Зато в памяти всплыло тело Метти. Худое и крепкое, хоть и не особо мускулистое. Он был худощавым, но симпатичным: пристальный, пронзительный взгляд, выдававший его беспокойный характер. Она хорошо запомнила слова Метти, сказанные им перед тем, как они легли в кровать. Он сказал ей:

- Я трахну тебя так, как тебя ещё никогда в жизни не трахали.

Он оказался прав. Так плохо её никогда не трахали: ни до, ни после. Через пару секунд Метти кончил прямо в неё и скатился набок, хватая ртом воздух.

Она даже не пыталась скрыть своего недовольства.

- Полный пиздец, - сказала она ему, встав с постели. Она возбудилась, но не получила удовлетворения, и ей хотелось выть от разочарования. Элисон оделась. Он ничего не сказал и даже не шелохнулся, но она могла поклясться, что, уходя, видела у него в глазах слёзы. Это воспоминание преследовало её, пока она смотрела на деревянный гроб, и она жалела, что обошлась с ним так жестоко.

Франко Бегби был рассержен и смущён. Любой вред, причинённый его друзьям, он воспринимал как личное оскорбление. Он гордился тем, что заботится о своих дружках. Смерть одного их них доказала его собственное бессилие. Франко решил эту проблему, обратив свой гнев на самого Метти. Он вспомнил, как Метти подосрал Цыгана и Майки Форрестера на Лотиэн-роуд, и они оба заявились к нему на флэт. На этот счёт у него не было никаких напрягов. Но ему важен был сам принцип. Нельзя подставлять своих корешей. Метти заплатил ему за свою трусость: физически - побоями и морально - кучей оскорбительных наездов. Но теперь Бегби понял, что этот чувак ещё мало ему заплатил.

Миссис Коннелл вспоминала детство Метти. Все мальчики были грязными, но Метти - грязнее всех. Как только он научился ходить, одежда на нём горела. Поэтому она не удивилась, когда подросток Метти стал панком. Просто его жизнь заставила. Метти всегда был панком. Она вспомнила один эпизод. Когда он был маленьким, она пошла вставлять зубы и взяла его с собой. По дороге домой ей стало стыдно. Метти решил рассказать всем пассажирам автобуса, что его мама вставила зубы. Он был очень отзывчивым ребёнком. "Мы теряем их", - подумала она. После семи лет они вам больше не принадлежат. Потом, когда вы приспосабливаетесь к ним, что-то происходит в четырнадцать лет. А когда начинается героин, то они уже не принадлежат самим себе. Чем больше героина, тем меньше Метти.

Она тихо и прерывисто всхлипывала. Валиум делил её скорбь на маленькие противные порывы ветра, пытаясь рассеять неистовый ураган острой тревоги и горя внутри неё, который он одновременно старался удержать под спудом.

Энтони, младший брат Метти, думал о мести. О мести всем этим подонкам, которые угробили его брата. Он знал их, у некоторых из них хватило наглости придти сегодня сюда. Мёрфи, Рентон и Уильямсон. Эти жалкие поцы, которые делают вид, будто срут мороженым, будто знают что-то такое, чего никто больше не знает, тогда как они просто вонючие торчки. Он знал и ещё более зловещие фигуры, стоявшие у них за спиной. Зря его брат, его слабовольный, бестолковый братец, связался с этой швалью.

Энтони мысленно вернулся к тому случаю, когда Дерек Сазерленд сильно поколотил его в заброшенном сортировочном депо. Метти узнал об этом и пошёл искать Дика Сазерленда, который был такого же возраста, как Энтони, и на два года младше его самого. Энтони вспомнил, с каким нетерпением он ждал полного унижения Дика Сазерленда от рук своего брата. Но униженным снова оказался Энтони, на сей раз косвенно. Удар был почти таким же сильным, как первый: он увидел, как его старинный враг играючи повалил брата и буквально смешал его с говном. Метти тогда его предал. Он всех потом предал.

Малютке Лизе Коннелл было грустно оттого, что папа лежал в гробу, ведь у него должны вырасти крылья, как у ангела, и он должен улететь на небко. Мама расплакалась, когда Лиза рассказала ей об этом. Казалось, будто он спит в гробу. Мама сказала, что гроб заберут - на небко. И Лиза подумала, что у ангелов вырастут крылья, и они полетят на небко. Её мало волновало то, что гроб заколочен и он не сможет взлететь. Взрослым виднее. На небке хорошо. Когда-нибудь она попадёт туда и встретится с папой. Когда он приходил к ней в Уэстер-Хейлз, он обычно плохо себя чувствовал, и ей не разрешали с ним разговаривать. На небке будет хорошо: они будут играть с ним, как они играли, когда она была совсем маленькой. На небке он снова поправится. На небке будет не так, как в Уэстер-Хейлз.

Ширли крепко сжимала руку дочери и ерошила ей кудри. Лиза была, пожалуй, единственным доказательством того, что Метти прожил не зря. Но, глядя на этого ребёнка, вряд ли кто-нибудь стал бы утверждать, что это доказательство было незначительным. Впрочем, Метти был не отец, а одно название. Ширли вывело из себя, когда священник назвал его отцом. Она сама была и отцом, и матерью. Метти предоставил ей свою сперму, а потом пару раз заходил и играл с Лизой, пока героин не завладел им без остатка. Вот и весь его вклад.

Он всегда был безвольным человеком, неспособным взять на себя ответственность и справиться с наплывом собственных эмоций. Большинство наркоманов, которых она встречала, были "кабинетными" романтиками. Метти тоже. Ширли любила это в нём, любила, когда он бывал открытым, нежным, отзывчивым и жизнерадостным. Но это длилось недолго. Ещё до "чёрного" он иногда бывал груб и озлоблён. Он писал ей любовные стихи. Они были прекрасными, но не в литературном смысле: просто они передавали удивительную чистоту чудесных эмоций. Однажды он прочитал, а затем сжёг одно из самых красивых стихотворений, посвящённых ей. Она спросила его сквозь слёзы, зачем он это сделал. Это показалось ей дурной приметой. Ширли ещё никогда в жизни не было так больно.

Он обернулся и окинул взглядом их убогое жилище:

- Посмотри вокруг. Ты об этом мечтала? Не обманывай себя: ты не живёшь, а мучишься.

Его глаза были чёрными и непроницаемыми. Его заразительный цинизм и отчаяние отняли у Ширли последнюю надежду на лучшую жизнь. Они чуть было не свели её в могилу, и тогда она мужественно сказала: "Хватит".

- Тише, господа, прошу вас, - умолял обеспокоенный бармен ватагу горьких пьяниц, в которую плавно превратилась группа скорбящих. Долгие часы стоического пьянства и тоскливой ностальгии, наконец-то, сменились песнопениями. Им ужасно захотелось петь. Напряжение спало. На бармена никто не обращал внимания.

Позор тебе, Шеймус О'Брайен,

Все девушки Дублина плачут,

Тебя проклинают и плачут,

Позор тебе, Шеймус О'Брайен!

- ПРОШУ ВАС! Успокойтесь! - кричал он. В этом маленьком отеле в фешенебельном районе Лейт-Линкса не привыкли к таким манерам, особенно в будни.

- Какого хуя пиздит там этот мудозвон? Мы должны проводить, на хуй, нашего ёбаного корифана! - Бегби мечет хищный взгляд на бармена.

- Слышь, Франко, - почуяв опасность, Рентон хватает Бегби за плечо, стремясь поскорее привести его в менее агрессивное расположение духа, - а помнишь, как ты, я и Метти поехали на открытие чемпионата страны?

- А как же! Помню, блядь! Я ещё сказал, на хуй, тому мудаку из ёбаного телека, чтоб он выебал себя в жопу. Как его звали, блядь?

- Кейт Чегуин. Чеггерс.

- Точно. Чеггерс.

- Чувак из телека? Из "Чеггерс Плейз Поп"? Чё, правда? - спросил Гев.

- Во-во, - сказал Рентон, а Франко самодовольно ухмыльнулся, подбивая его рассказать эту историю. - Короче, поехали мы на открытие чемпионата. А этот мудак Чеггерс брал там интервью для городского радио Ливерпуля, ну, просто пиздел с чуваками из толпы, да? Значит, подходит он это к нам, а нам в падло говорить с этим мудилой, но вы же знаете Метти, он вообразил себя ёбаной звездой экрана и начал грузить о том, типа, как классно тут в Ливерпуле, Кейт, и мы уматно провели время, и прочую херню. Потом этот дебил, этот мудак Чеггерс, или как там его зовут, тычет микрофон Франко, Рентон показал на Бегби. - А он и говорит: "Пойди выеби себя в жопу, пидор!" Чеггерс покраснел, как помидор. У них был типа как "прямой эфир", и они потратили целых три секунды на то, чтобы вырезать эту фигню.

Пока они хохотали, Бегби решил оправдать свои действия:

- Мы приехали туда, блядь, на ёбаные гонки, а не пиздеть со всякими там пиздаболами с ёбаного радио, - у него было выражение лица делового человека, которого достали репортёры, пытающиеся взять у него интервью.

Франко мог завестить из-за любой ерунды.

- Ёбаный Дохлый не приехал. А Метти был его корешем, бля, - заявил он.

- Э, но он же во Франции... в той чувихой, это самое. Наверно, не может её бросить, врубаешься... в смысле... Франция, это самое, - заметил пьяный Картошка.

- А меня это не ебёт! Рентс и Стиви приехали из Лондона. Если Рентс со Стиви смогли приехать из ёбаного Лондона, то Дохлый мог бы приехать из ёбаной Франции.

Чувства Картошки чрезвычайно притупил алкоголь. По глупости он продолжал спорить:

- Да, но, э... Франция дальше... мы говорим тут про юг Франции, это самое. Врубаешься?

Бегби недоверчиво посмотрел на Картошку. Видимо, до него просто не дошло. Он сказал медленнее, громче и злее; его ужасный рот странно искривился, глаза засверкали:

- ЕСЛИ РЕНТС СО СТИВИ СМОГЛИ ПРИЕХАТЬ ИЗ ЁБАНОГО ЛОНДОНА, ТО ДОХЛЫЙ МОГ БЫ ПРИЕХАТЬ ИЗ ЁБАНОЙ ФРАНЦИИ!

- Ага... конечно. Мог бы хоть попытаться. Всё-таки похороны друга, это самое, да, - Картошка подумал, что Консервативная партия Шотландии прекрасно обошлась бы несколькими Бегби. Ведь дело не в сообщении, а в его передаче. Бегби умеет идеально излагать мысли.

Стиви чувствовал себя здесь неловко. Он отвык от всего этого. Франко огрел его по спине одной рукой, а Рентона - другой.

- Я охуенно рад опять вас видеть, чуваки. Обоих, блядь. Стиви, я хочу, чтоб ты присмотрел, на хуй, за этим чуваком, там, в Лондоне, - он повернулся к Рентону. - Если ты пойдёшь тем же ёбаным путём, что и Метти, я тебя так отпизжу, сука! Попомни мои слова, блядь.

- Если я пойду тем же путём, что и Метти, то нечего будет пиздить.

- И не надейся, блядь. Я выкопаю твоё ебучее тело из-под земли и буду пинать его ногами по всей ёбаной Лейт-уок. Ты меня понял?

- Какой ты у нас заботливый, Фрэнк.

- В натуре, заботливый, блядь. Ты подставляешь своих корешей. Правильно, блядь, Нелли?

- Чего? - пьяный Нелли медленно оборачивается.

- Я щас говорю, бля, этому чуваку, что он подставляет своих ёбаных корешей.

- И правильно говоришь, блядь.

Картошка разговаривает с Элисон. Рентон улизнул от Франко и подсел к ним. Франко схватил Стиви, показывая его Нелли, как трофей, и рассказывая ему, какой он классный чувак.

Картошка поворачивается к Рентону:

- Просто я говорю Эли, тяжко всё это, чувак, это самое. Я уже похоронил столько чуваков моего возраста, это самое. Интересно, кто следующий?

Рентон пожимает плечами:

- По крайней мере, какая бы хуйня ни случилась, теперь мы будем к ней готовы. Если бы давали учёные степени по утратам близких, то я был бы уже доктором наук.

Когда бар стали закрывать, они вышли гуськом в холодную ночь и направились со шмотками на флэт Бегби. Они уже двенадцать часов бухали и и разглагольствовали о жизни Метти и его смерти. В действительности, наиболее проницательные из них понимали, что все их домыслы, суммированные и переваренные, ни на йоту не прояснили этой жестокой загадки.

Они не стали ничуть мудрее, чем были вначале.

 

Дилемма трезвенника No 1

- Ну давай, пыхни немного, тебе будет классно, - говорит она, протягивая мне косяк. Как я сюда, блядь, попал? Я должен был пойти домой и переодеться, а потом смотреть телек или спуститься в "Принцессу Диану". Это всё из-за Мика, из-за него и его "рюмашки-после-работы".

И вот я здесь, в пиджаке и галстуке, сижу на этом уютном флэту среди чуваков в "денимах" и футболках, которые считают себя гораздо большими раздобаями, чем они есть на самом деле. Воскресные приколисты - такие зануды.

- Оставь его в покое, Пола, - говорит тёлка, с которой я познакомился в баре. Она упорно норовит залезть мне в штаны с тем неистовым и нарочитым безрассудством, которым отличаются подобные лондонские расклады. Возможно, она добьётся своего, несмотря на то, что, заходя в ванную и пытаясь представить себе, как она выглядит, я не могу вызвать в памяти даже приблизительного образа. Эти тёлки - напряжные пизды, пластиковые сучки. Их можно только выебать, вынуть и уйти. Они даже делают вид, что разочарованы, если ты поступаешь иначе. Я говорю сейчас, как Дохлый, но его точка зрения бывает оправданной, особенно здесь и сейчас.

- Ну, давай, мистэр Пиджак с Галстукам. Факт, што ты не пробвал ниччё падобнва в сваей жызни!

Я попиваю водку и изучаю эту девицу. У неё красивый загар, ухоженные волосы, но всё это не скрадывает, а скорее подчёркивает её слегка подгулявший, нездоровый вид. Я подсматриваю за ней краем глаза: ещё одна идиотка, ищущая приключений. На кладбищах таких полно.

Я беру косой, пыхаю и возвращаю его обратно:

- Травка и немножко опиума, да? - спрашиваю. Действительно, пахнет классной дрянью.

- Ага... - говорит она, чуток отъехав.

Я снова смотрю на косяк, горящий у неё в руке. Я пытаюсь что-нибудь почувствовать. Ни фига. На самом деле, я ищу внутри себя того демона, того порочного ублюдка, того ушкварка, который перекрывает мне мозги и придвигает руку к косяку, а косяк - к губам, и сосёт, сосёт, как чёртов пылесос. Он не выходит наружу. Может, он здесь больше не живёт. Остался только говнюк, сидящий на работе с девяти до пяти.

- Извините, но мне придётся отказаться от вашего любезного предложения. Называйте меня конченым, если вам так угодно, но я всегда с опаской относился к наркотикам. Я знаю много людей, которые увлекались ими и попали в беду.

Она пристально смотрит на меня, похоже, догоняя, что я чего-то недоговариваю. Она немного выпадает на измену, встаёт и уходит.

- Ну, ты и шизовый! - громко хохочёт тёлка, с которой я познакомился в баре, хер знает, как её зовут. Я скучаю по Келли, оставшейся в Шотландии. Келли так классно смеялась.

Всё дело в том, что наркотики кажутся мне теперь ужасным занудством; хотя, на самом деле, мне сейчас гораздо скучнее, чем раньше, когда я торчал. Но эта скука для меня нова, и поэтому она не такая нудная, как кажется. Просто я чуть-чуть побалуюсь ею. Ну, совсем чуть-чуть.

 

Хавайте на здоровье!

Боже мой, впереди ещё один из этих мерзких вечеров. Лучше б тут было полно народу. Когда такое затишье, время тянется ужасно медленно. И даже намёка на чаевые. Блядство!

В баре почти никого нет. Энди сидит со скучающим видом и читает "Ивнинг ньюс". Грэхэм на кухне, готовит еду, которую, как он надеется, кто-нибудь съест. Я прислонилась к стойке -я страшно устала. Утром мне нужно сдать сочинение по философии. О морали: относительна она или абсолютна, в каких обстоятельствах и т. д. и т. п. Как подумаю об этом, так сразу харит. Закончу смену, сяду и буду писать всю ночь. Полная шизня.

По Лондону я не скучаю, а по Марку - да... немножко. Может, даже немножко больше, чем немножко, но не так сильно, как я думала. Он сказал, если я хочу поступить в университет, то можно сделать это в Лондоне с таким же успехом, как и дома. Но когда я сказала ему, что жить на стипендию тяжело везде, а в Лондоне невозможно, просто физически невозможно, он сказал, что хорошо зарабатывает и что мы как-нибудь протянем. Когда я сказала ему, что не хочу, чтоб он содержал меня, как крутой сутенёр дешёвую шлюху, он сказал мне, что всё будет по-другому. Но я всё равно вернулась, а он остался, и никто из нас особо об этом не жалеет. Марк может быть ласковым, но он не очень-то нуждается в людях. Я прожила с ним полгода и, по-моему, так до сих пор и не знаю его толком. Иногда мне кажется, что я хочу слишком многого, но с ним, похоже, всё ясно.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.