Используется греческий шрифт.

С. 259

Глава седьмая.

Общественная жизнь.

Содержание: 1. Жизнь в Афинах на открытом воздухе. — 2. Уличные типы. — 3. Черты греческих нравов. — 4. Общительность афинян. — 5. Приглашение. — 6. Сообщества. — 7. Общества взаимопомощи. — 8. Некоторые греческие игры. — 9. Коттаб. — 10. Петушиные бои. — 11. Танцы. —12. Вокальная и инструментальная музыка. — 13. Музыка в Спарте. — 14. Лавочки парикмахеров. —15. Ссора между молодыми людьми. — 16. Охота. — 17. Путешествие. — 18. Гостеприимство.

Жизнь в Афинах на открытом воздухе.

В некоторые моменты дня, в особенности утром до полудня и вечером до ужина, афиняне отправляются гулять на берега Илисса и кругом города, наслаждаясь необычайной чистотой воздуха и восхитительными видами, открывающимися со всех сторон; но наиболее посещаемым местом в городе была общественная площадь (агора), которая обыкновенно привлекала много народу. Почти всех побуждают идти туда или личные или общественные дела. Многие направляются на агору также с целью развлечься, иные — по обязанностям службы. В известные часы, когда прекращается рыночная толкотня, площадь представляет удобное место для тех, кто хочет любоваться зрелищем толпы или стремится показать себя другим.

Вокруг площади располагаются лавочки парфюмеров, менял, цирюльников ит. д., открытые для всех желающих; там идут шумные обсуждения политических вопросов, анекдотических семейных происшествий, с. 260 недостатков и смешных свойств разных лиц. Народ беспрерывно то приливает, то расходится. Собравшиеся группами люди в разговорах как бы мечут тысячи заостренных и ядовитых стрел против тех, кто появляется на прогулке в небрежном костюме или одет с вызывающей пышностью; шутки эти тем убийственнее, что ими этот чрезвычайно насмешливый народ старается замаскировать свою злобу. Иногда под разными портиками, разбросанными по городу, встречаются группы избранных людей, ведущих поучительные разговоры.

Ненасытная жадность афинян к новостям, как следствие живости их ума и праздной жизни, заставляет их искать общения друг с другом. Эта жажда новостей во время войны принимает чудовищные размеры. Разговоры среди публики вертятся тогда на военных передвижениях; при встречах все жадно спрашивают друг друга о разных слухах; повсюду множество людей, напичканных вестями, чертят на земле или на стене план местности, где находится войско, объявляют громко об удачах и по секрету — о поражениях, собирают и раздувают слухи, которые то вызывают в городе неумеренное ликование, то погружают его в самое ужасное отчаяние…

В городе и в окрестностях жители обыкновенно ходят пешком. Люди богатые то передвигаются в колесницах или на носилках, вызывающих порицание и зависть более бедных, то ходят в сопровождении слуги, который несет за ними складной стул, чтобы они могли присесть на общественной площади или когда почувствуют усталость во время прогулки. Мужчины почти всегда появляются на улице с палкой в руках, женщины очень часто ходят с зонтиками. Ночью раб освещает своим господам дорогу разноцветным фонарем.

В первые дни по приезде я охотно пробегал надписи над дверями домов. На одних было написано: «Дом продается, или дом отдается внаймы»; на других: «Это дом такого-то; да не проникнет в него ничего с. 261 дурного». Мне дорого обошлось удовлетворение своего любопытства. На главных улицах происходит постоянная толкотня и давка благодаря множеству всадников, повозок, разносчиков воды, глашатаев, нищих, рабочих и прочих людей из народа.

Однажды я с Диогеном смотрел маленьких собачек, обученных разным штукам, как вдруг рабочий, несший громадное бревно, сильно ударил им Диогена и закричал ему: «Берегись!» Диоген ответил ему сейчас же: «Разве ты хочешь ударить меня вторично?».

Если, выходя на улицу ночью, вы не берете с собой нескольких слуг, то вы рискуете быть ограбленным ворами, несмотря на бдительность общественных властей, обязанных совершать каждую ночь обходы города.

(Barthélemy. Voyage du jeune Anacharsis en Grèce, гл. XX).

Уличные типы.

Среди терракотовых статуэток, найденных в Малой Азии, многие воспроизводят типы людей, которые чаще всего встречались на улице.

«Вот раб-повар с бритой головой и лицом без всякой растительности; в одной руке он держит блюдо, вероятно, предназначенное на обед его господам, другую руку подносит ко рту, как бы поедая что-то с жадностью. Другие повара возвращаются с рынка, держа в руках молодых кроликов и корзины винограда. Три статуэтки напоминают о невинных удовольствиях уженья рыбы. Во-первых, изображен ворчливого вида старик; он опирается на высокую палку и держит в руке сплетенную из тростника корзину, в которую кладут рыбу; он выискивает, конечно, удобное для рыбной ловли местечко. Затем мы видим второго рыбака: в плохонькой шапчонке без полей, с тесно сдвинутыми ногами и с вытянутой правой рукой, он весь поглощен созерцанием своего поплавка. Наконец, третий, приподняв левую ногу и запрокинув голову, по-видимому, вытаскивает порывистым движением удочку: рыба клюнула, с. 262 и, если судить по комическим усилиям рыболова, добыча богатая. Вот идущий в город крестьянин: дорога длинна и пыльна, солнце палит, поэтому путник делает частые остановки и садится, чтобы подкрепить силы и набраться бодрости из тыквенной бутылки, которую он предусмотрительно взял с собой.

Подымемся ступенью выше. Вот разбогатевший горожанин, прогуливающийся по улицам с презрительной усмешкой на губах. Плащ на нем лежит по всем правилам хорошего тона; он смотрит свысока на чернь и имеет очень забавный вид греческого Прюдомма¹.

Вот карикатура на ярмарочного торговца: он одет только в нижнее белье и держит, оперши о свой живот, широкую корзину, от которой сохранились, впрочем, на статуэтке лишь остатки; корпус у него запрокинут назад, грудь расширена, голова задрана кверху, рот открыт: он выкрикивает свой товар. Вот гуляющий ребенок, заботливо закутанный в плащ, с шапочкой на голове; его держит за руку старая, сгорбленная нянька. Вот девочка, идущая с матерью; она двигается несколько позади и, подняв лицо кверху, засыпает мать вопросами; чтобы не потеряться, она держится за подол материнского платья и тащится как на буксире. Вот еще статуэтка, изображающая школьника, который возвращается домой: он почти заснул на плече у раба, взявшего его на руки и освещающего путь фонарем.

(Pottier. Les Statuettes de terre cuite dans l’antiquité, стр. 169—173).

Черты греческих нравов.

Болтун. — «Болтун, сидя рядом с незнакомым человеком, примется расхваливать свою собственную жену, расскажет сон, который он видел в предшествующую ночь, и сообщит подробное меню съеденного с. 263 им обеда. Затем он прибавит, что нынешние люди не годятся в подметки жившим в старину, что хлеб снова подорожал, что море открыто для плавания с праздника Дионисий, что если еще пройдет дождь, то урожай будет лучше, что в будущем году он примется за обработку своей земли, и что жить вообще очень трудно».

Скупой. — «Скряга сам ходит собирать у своих должников проценты за месяц, будь это хоть пол-обола (3 коп.). Он высчитывает во время трапезы, сколько кубков выпивает каждый собутыльник. Если раб разобьет горшок или блюдо, он стремится возместить ценность их экономией в еде. Если жена его потеряет трихалк (около 2 коп.), передвигается вся мебель, кровати, сундуки, и перевертываются все покрывала. Он не позволяет сорвать фигу в своем саду, перейти через свое поле, подобрать упавшую с дерева маслину. Каждый день он проверяет, на месте ли границы его владений. Он не позволяет своей жене одолжить кому-нибудь соли, светильни для лампы, тмину, душицы, ячменя, венков, говоря, что из всех этих мелочей за год выйдет крупная сумма. Он носит плащ, доходящий только до бедер; натирается маслом из крохотного флакончика; стрижет голову догола и разувается средь бела дня»…

Нахал. — «Покупая в самый разгар торговли орехи, мирты, каштаны, он поедает их и заводит в то же время разговор с продавцом. Он позовет по имени какого-нибудь прохожего, не будучи даже знаком с ним; если увидит спешащего куда-нибудь человека, то попросит подождать его. Если ему на глаза попадется человек, только что проигравший на суде крупный процесс, он подойдет к нему и поздравит его. Он остановится около мастерской парикмахера или лавочки косметических принадлежностей и заявит, что желает хорошенько напиться. Если он пойдет с матерью к прорицателю, то будет лишь кощунствовать. Во время молитвы или возлияния он нарочно уронит вазу и примется хохотать, будто тут есть что-то удивительное. Он то станет аплодировать флейтистке в такой момент, когда все соблюдают с. 264 тишину, то — напевать вполголоса исполняемую арию или просить, чтобы ее поскорее окончили. А когда он отплевывается, то плюнет прямо через стол в виночерпия».

Франт. — «Он часто стрижется, заботится о белизне своих зубов, всегда имеет прекрасные плащи и сильно надушен. На агоре он держится около банкирских контор и постоянно посещает гимназии эфебов; в театре во время представлений садится около стратегов. Для себя он не покупает сам ничего, но посылает своим друзьям прекрасные подарки: в Кизик — лаконских собак, в Родос — гиметский мед, и старается распустить об этом слух по городу. Он держит обезьян, которых умеет обучать, имеет сицилийских голубей, бабки из костей серны, флакончики для благовоний из Туриума, крученые палки из Лаконии, персидские обои с фигурами; у него есть даже помещение для игры в мяч и маленькая палестра с необходимым количеством пыли. Если, прогуливаясь по городу, он встречает философов, софистов, учителей фехтования или музыкантов, то предлагает им свой дом для упражнений в их искусстве»…

Гордец. — «Если кто-нибудь хочет поговорить с ним, он, не останавливаясь, замечает, что застать его можно дома после обеда. Если народ выбирает его должностным лицом, он отказывается, клянясь, что у него нет времени для общественных дел. Он никогда не подойдет к кому-нибудь первым. Если приходится обратиться к нему за делом, он назначит свидание на рассвете. На улице он не вступает с прохожими в разговоры и ходит с опущенной головой. Когда он приглашает друзей на обед, то не садится с ними, а поручает кому-нибудь из своих подчиненных занимать их. Если он идет в гости, то посылает предупредить об этом».

(Феофраст. Характеры, гл. 3, 10, 11, 12, 21, 24).

С. 265

Общительность афинян.

Грек был общителен от природы, и дружба казалась ему драгоценным достоянием. В одной грациозной песенке, распеваемой на пирах (так называемой сколии), перечисляются условия, при которых смертный может считаться счастливым: на первом месте ставится здоровье, на втором — красота, на третьем — честно приобретенное богатство, наконец, на четвертом — дружба, которую в юности питают к людям своего возраста. Вероятно, это определение счастья принадлежит афинянам, настолько оно согласуется с их понятиями и нравами. Действительно, в Афинах более, чем где-либо, ценили дружбу и старались развивать ее. Без нее — нет удовольствия: она придает очарование жизни и украшает последнюю.

Вспоминается нарисованная Аристофаном картина сельских радостей среди мирной и полной изобилия обстановки: «Может ли быть что-либо приятнее, когда, любуясь засеянной нивой, которой бог посылает орошение, говоришь своему соседу: „Эй, Комархид, что бы нам сделать сейчас хорошего? Не выпить ли, раз боги даруют нам свою благосклонность?”».

Дружба, доставляющая наслаждение во всяком возрасте, была распространена даже среди детей и служила для них источником живых удовольствий. Особенно часто нежные дружеские отношения, продолжавшиеся за пределы юношеского возраста, завязывались между детьми в то время, когда они были у педотриба²; позднее, когда юноши делались эфебами³, они любили запечатлевать свои дружеские чувства, начертывая на мраморе эпитеты, которые они давали друг другу.

Сократ, глядя на дружбу двух молодых людей, Менексена и Лизия, сделал добродушное признание: «С детства я стремился к одному благу, так как все людис. 266 желают для себя блага, понимая его каждый по-своему: один желает лошадей, другой — собак; этот — богатства, тот — почестей. Что касается меня, то я совершенно равнодушен ко всем этим вещам, но я очень горячо желаю приобрести друзей, и я скорее предпочел бы иметь доброго друга, чем лучшего перепела или самого лучшего на свете петуха, клянусь Зевсом! и более того, друг мне приятнее прекрасной лошади и прекрасной собаки. И клянусь собакой! я думаю, что мне больше хотелось бы иметь друга, чем сокровища Дария и самого Дария на придачу, так страстно я жажду дружбы. Поэтому, когда я вижу тебя и Лизия, я проникаюсь удивлением по поводу вашего счастья: как это, будучи столь молодыми, вы оказались способными приобресть с такою легкостью и быстротою подобное сокровище».

(P. Girard. L’ Éducation athénienne, стр. 261—262).

Приглашение.

Сократ рассказывает следующее: «Вчера я отправился с Главконом в Пирей с целью помолиться богине Бендис и посмотреть, как будет устроено торжество, празднуемое в первый раз. Процессия мне очень понравилась… Когда мы совершили нашу молитву и посмотрели на церемонию, мы двинулись обратно в город. Полемарх, сын Кефала, заметив нас издали, приказал сопровождавшему его рабу побежать за нами и попросить подождать их. Раб догнал нас и, дернув меня за плащ, сказал: „Полемарх просит вас подождать его”. — Я обернулся и спросил, где же его господин. „Он, — ответил раб, — идет сзади; подождите его минутку”. — „Хорошо, подождем”, ответил Главкон.

Немного погодя, мы увидали Полемарха с Адимантием, братом Главкона, и Никерата, сына Никия, которые возвращались с церемонии. Полемарх, догнав нас, сказал мне: „Сократ, вы, кажется, возвращаетесь в город? — Ты не ошибся, — ответил я ему. — Ты видишь, сколько нас? — Да. — Так пересильте нас или останьтесь здесь. — Есть с. 267 еще один исход: убедить вас, что нас следует отпустить. — Как же вы нас убедите, если мы не хотим слушать ваших доводов? — Верно, — сказал Главкон, — тогда это невозможно. — Ну, так знайте же, — сказал Полемарх, — что вас никто не слушает. — Разве вы не знаете, — заметил Адимант, — что сегодня в честь богини будет шествие со светильниками на конях, а кроме того устраивается ночное бдение, которое стоит посмотреть? Мы пойдем туда после ужина и побеседуем там с разными молодыми людьми, которые явятся на зрелище. — Очевидно, придется остаться, — сказал Главкон. — Если ты хочешь этого, — прибавил я, — то мы останемся”.

Тогда мы пошли в дом Полемарха, где застали двух его братьев, Лизия и Эвтидема, а также Тразимаха Халкидонского, Хармантида и Клитофона; был там и Кефал, отец Полемарха. Я не виделся с ним уже очень давно, и мне показалось, что он сильно постарел. Он сидел, опершись на подушку; на голове его был венок, потому что в этот день он совершал жертвоприношение домашним богам. Мы сели на расположенные кругом него седалища. Как только Кефал увидел нас, он приветствовал меня и сказал: «Сократ, ты очень редко бываешь в Пирее, а нам твои посещения доставляют большое удовольствие. Если бы я был еще в состоянии ходить в город, ты был бы избавлен от труда являться к нам, потому что я сам сумел бы найти тебя. Но теперь ты должен почаще приходить сюда, так как да будет тебе известно, что по мере утраты физических удовольствий я более, чем когда-либо, нахожу наслаждение в беседах. Сделай же для меня это одолжение. Ты можешь также поговорить и с этими молодыми людьми, но не забывай горячо преданного тебе друга».

(Платон. Республика, кн. I).

Сообщества.

Среди афинян были распространены совершенно частные кружки, члены которых должны были иметь добрые с. 268 товарищеские отношения и оказывать друг другу взаимные услуги. Одна речь Лизия дает нам некоторые сведения об этом. Из нее явствует, что члены этих сообщества имели обыкновение поддерживать друг друга на суде; каждый из них охотно свидетельствовал в пользу своих сотоварищей и защищал их. Если кто-нибудь испытывал нужду в деньгах, то обращался преимущественно к членам своего кружка, хотя, кажется, при случае не считал предосудительным и обмануть их.

«Вы заставили меня», говорит один из членов такого кружка, «дать взаймы Поликлету 12 мин (около 445 руб.), при условии, что я возьму под залог его лошадь. Поликлет привел мне лошадь, которая во время войны была разбита на ноги. Я решительно заявил, чтобы он взял ее обратно; но Диодор уговорил меня принять ее, уверяя, что, если лошадь падет, Поликлет возвратит мне мои 12 мин без всяких возражений. Но, когда лошадь в самом деле пала, тот же самый Диодор стал на сторону моих противников и доказывает теперь, что я не имею права требовать денег». (Лизий, VIII речь, 10).

Когда член сообщества вызывал чье-нибудь неудовольствие своим поведением, на него можно было жаловаться в общем собрании, и речь Лизия как раз и была произнесена при подобных обстоятельствах. Надо отметить, что каждый член имел право когда угодно выйти из сообщества.

Общества взаимопомощи.

Эти общества по своей благотворительной организации и религиозному характеру можно было бы принять за совершенно современные учреждения. Каждое общество имело общую кассу, пополнявшуюся двумя источниками доходов: прежде всего, добровольными вкладами, затем — членскими взносами, называемыми ἔρανος. Тот, кто отказывался от уплаты этого взноса, исключался из общества, если у него не было смягчающих обстоятельств, как, например, денежных затруднений или болезни. Члены общества, или с. 269 эранисты, устраивали совместно некоторые празднества, собирались для жертвоприношений и для пиршеств; в то же время они оказывали друг другу взаимную поддержку.

Если член общества подвергался каким-нибудь несчастиям имущественного характера, он получал от сотоварищей⁴ помощь с обязательством возвратить долг, когда условия его жизни сделаются более благоприятными. Общества эти устраивали собрания и выносили постановления, которые записывались на каменных плитах, стоящих в святилище: это был их архив.

Собрания были закрытыми: никто посторонний не пользовался правом входа на них. Там должен был царствовать самый строгий порядок; устав воспрещал производить шум; нарушителей устава подвергали или денежным штрафам или телесным наказаниям. Во главе общества находилось известное число должностных лиц, избираемых большей частью по жребию. Главнейшими из них были: председатель, затем, так называемый археранист, наблюдавший за финансовым управлением, секретарь, казначей, старшины, комиссары, жертвоприносители, глашатай, жрица, управлявшая женским отделением общества.

Когда эти должностные лица выходили в отставку, добросовестно выполнив свои обязанности, наградой им служили почести, какими окружали их благодарные сочлены. Эти общества почти всегда носили названия по именам чтимых ими богов.

(Wescher. Revue archéol.; nouv. série, т. X, стр. 460—461).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: