Успеешь. Успеешь. Успеешь

06 ноября 2015 10:45

Поэт и музыкант Диана Арбенина, думая о суете, в которую заключена ее жизнь, приходит к выводу, что невозможно опоздать и успеть тоже невозможно. И ставит, ставит вопросы. Их столько в этой колонке, что невозможно на них не ответить: видно же, как торопится она их поставить. И ответить на них тоже невозможно. Просто не успеть.

кто понял жизнь, тот не спешит.

александр балунов. «балу»

единственный для меня басист группы
«король и шут», являющийся
также основателем группы, и один
из очень немногих настоящих друзей
михаила горшенева «горшка»

в понедельник 12 октября я словила ангину.

зачем? ну вообще незачем.

когда? остается вопросом.

пришла к ухо-горло-носу.

ухо-горло-нос взял мой нос, который едва поместился в его руке, покрутил туда-сюда, а потом вдруг спрашивает:

— операцию делали? перегородка чуть искривлена. но, в принципе, при этом дышите хорошо.

содержание вопроса дошло до меня примерно через минуту, в течение которой память всерьез и обстоятельно металась от пластической хирургии, с которой я еще и, надеюсь, уже не знакома, до боксерского ринга, на котором я пока знакома только с лапами, мешками и игрушечными ударами тренера багратиона.

так вот. 60 секунд я на полном серьезе вспоминала, не делала ли пластику и не ломала ли нос в не случившемся еще (однако, надеюсь, не уже) настоящем боксерском бою.

вернулась домой. уснула. вспомнила про ухо-горло-носа и проснулась. и до утра размышляла о броуновском движении частиц и безграничной загадочной суете мыслей хомо сапиенс.

вот почему физике мы прощаем бесцельную суматоху частиц? и не то чтобы прощаем, а, напротив, стонем от восторга, наблюдая ее под микроскопом, систематизируя свои наблюдения в толстые графики и затем делая выводы и защищая диссеры?

а подобные моему состояния называем несобранностью, рассеянностью, неуверенностью и, не дай бог, разжижением мозга? и никаких тебе микроскопов, луп, тетрадок и графиков, а вся перспектива — кабинет психиатра с зубастым крокодильчиком — ценой за прием на ресепшене: «платить будете картой или наличными?» платить за что?.. барышня, вы меня убиваете!))

какие на ощупь мои мысли? есть ли у мыслей тела? какие они? мягкие? жесткие? волокна? эластик? холодные? тянутся? какой длины поток одной? километр? два? пересекаются ли тела мыслей? накладываются ли друг на друга? мешают ли друг другу? заряжаются друг от друга? с какой скоростью бегут? хотят ли обогнать друг друга? есть ли ревность? зависть? как умирают? видят ли другие, что та мысль, что летела рядом, вдруг умерла? светятся ли они? почему их одновременно 3, 5, 18, 4, 6, 20?

как мысль приобретает законченность идеи? и кто ее останавливает в итоге?

я постоянно даю себе слово не торопиться. не суетиться. не захлебываться. не нервничать. не рваться. я постоянно одергиваю себя. тяну к земле рукав платья: «не торопись! не торопись! успеешь! успеешь! успеешь!»

и постоянно куда-то опаздываю. или мне так кажется. да, думаю, мне просто так кажется. ведь уже ясно, что невозможно опоздать и успеть тоже невозможно. ведь уже ясно, что ты — один и абсолютно непостижим для других. и все слова, что вытекают из твоего рта, все слова, что выстреливает твой мозг, все слова, что выщелкивает твоя гортань, — вообще не то, что ты имел в виду.

«я люблю тебя», — говорю тебе и, разочарованная внутри, замолкаю. чувствую такую сильную любовь к тебе, что не могу не признаться в ней, но, едва выпаленные, вышепченные, эти три слова лысеют, не способные передать хотя бы малую толику силы, нежности, преданности, отчаянья и глубины моего чувства.

самое главное — отсечь ненужное, и отрицательный контент слова «суета» перестанет существовать. останется определение «броуновское движение мыслей хомо сапиенс» — самое интересное и загадочное, что может быть после любви, которая неясно откуда приходит и так же загадочно куда-то исчезает.

нам же остается только наблюдать за всем этим царством-государством и смаковать его лабиринты и тайны, по возможности не вторгаясь скальпелем, по возможности не поливая ядами.

во вторник 13 октября я проснулась по обыкновению в 6 часов 15 минут.

три минуты собиралась с духом.

в 6 часов 18 минут катапультировала из постели в кухню.

в 6 часов 25 минут, положив ноги на стол, пила мяту и наблюдала новости для оптимистов от первого канала.

а в 6 часов 30 минут поняла, что опоздала. в 6 часов 30 минут я вдруг поняла, что, еще не сделав ничего из запланированных дел и двигаясь с опережением графика, я уже безвозвратно опоздала. и как бы я сейчас ни суетилась, ни напрягалась, ни потела и ни прыгала свои 1001 раз с утроенной скоростью, ни носилась по кухне с кастрюльками каши, как бы стремительно ни метала в детей йогурты, а в себя кофе, как бы резво ни струила по метро в садик, сегодня, во вторник 13 октября, я уже везде, везде, везде, везде опоздала.

поэтому в 6 часов 32 минуты я сняла ноги со стола и, злорадно оставив холодильнику веселые новости от первого канала (интересно, перемкнет морозильную камеру от ужасов, которые она увидит на экране?), вышла из кухни, твердо направившись в спальню.

в 6 часов 33 минуты я уже опять спала.

проснувшись от радостного крика детей: «мама-а-а-а, мама-а-а-а-а, доброе утро!!! мы проспа-а-а-а-али!», я скрестила себя с цифрой 11 на циферблате будильника и удовлетворенно подумала: «а вот теперь я все успею»)))

а вот теперь я все-все-все успею)

и я успела. успела к тебе на твой 45-й день рождения.

и кроме чувства дружбы и тонкой нити крепкого родства между нами уже 20 лет, кроме твоей тишины в трубке, когда я знаю, что ты плачешь, кроме твоих постоянных извинений за то, что отрываешь меня от моей важной, важной, черт возьми, неважной жизни, кроме нас, единственных двоих, оставшихся в живых из отряда питерских пленников конца прекрасной эпохи, кроме тебя, идущей по старому арбату с моей глиняной чашкой кофе, кроме твоих глаз с картами тбилиси, кроме тебя нет ничего.

и я успела.

я успела.

мимо суеты. которую ты ненавидишь. и которая тебе, великану, мстит за это.

P.S. после так и не раскрытого убийства бориса немцова в периодических изданиях появилось много о нем воспоминаний. мой любимый текст о борисе написал валера панюшкин.

в нем говорилось о том, что абсолютно стремительный, быстрый в каждой минуте своей жизни борис немцов всякий раз перед самой важной, самой главной минутой принятия решения всегда начинал двигаться как в рапиде, как будто в оливковом масле, сбрасывая скорость движения практически до нуля. почему он это делал?

может, тоже пытался победить ловушку суеты и успеть? и успеть? и успеть? и успеть? и успеть? и успеть? и успеть????

посвящаю это ирме комладзе

Честное пионерское

Диана
Арбенина

"У нас опять появился шанс все изменить"

31 декабря 2015 18:00

До Нового года остается всего шесть часов. И сейчас самое время прочитать поздравление от нашего постоянного колумниста Дианы Арбениной.

«ЗАПРИТЕ МЕНЯ»

Главная » Новости » «Заприте меня»

предыдущая следующая

ЭССЕ / РУССКИЙ ПИОНЕР

Я — капсула, мне необходимо сохранять целостность, иначе стенки растворятся в суете, и участь моя — что финал таблетки в прямой кишке. навылет, блин, в открытый космос.
поэтому я решила больше не покупать джинсы, носить то несметное одинаковое количество, что когда-то зачем-то купила.
также я решила вообще не покупать новую одежду.
много еды мне тоже не надо, все летит в помойное ведро, начиная от каши утром, заканчивая сырами, творожками, рыбами и тушками животных.
нового дома и квартиры мне тоже не надо.
не хочу заводить собаку, боюсь, что выть на луну мы будем дуэтом.
ездить тоже никуда не буду. если буду, то редко, и не денег жалко, а просто влом. все влом.
ходить по парижу влом, лететь в аргентину влом, плавать в карибском влом. влом все. включая стену плача, к ней прижиматься тоже влом.
я — капсула, я постоянно чувствую экспансию извне. мне страшно, что меня порвет внешняя сила растащит на молекулы тряпок, самолетов, дел, городов, стран, непрочитанных книг, недосмотренных фильмов, чужих языков и странных встреч.
я как-то перестала понимать, где я, а главное — зачем.
как та элли из изумрудного города, я сижу на полу своего маленького трейлера, обнимаю руками коленки и трясусь от страха, слушая, как трещат его стены под натиском какого-то дебильного незримого урагана.
меня разрушает все. включая молекулы воздуха. я чувствую их ядом в организме.
и каждый вдох провоцирует мощный поток смертельной дозы разрушения.

пожалуйста, заприте меня дома, обеспечьте меня запасом воды, хлеба, консервов и горького, как твои поцелуи, шоколада. книги у меня есть, чернила тоже, бумаги много, музыки не счесть. пожалуйста, заприте меня дома.
я лягу на пол и первые 5 лет буду спать. просто спать. у меня получится не сразу. первый год я, безусловно, буду мучиться, вспоминая бессмысленную ахинею, в которой болталась 40 лет. и видения пустопорожнего существования будут выгрызать мне мозг. к 3-му году я наконец пойму, что мучиться глупо: что сделано, то сделано. — и усну.

выспавшись, я подойду к зеркалу и стану разглядывать себя. ладони, грудь, ноги, лицо, шею. внимательно, но без одинаковых ежеутренних к себе претензий. я просто буду смотреть на себя, и кто знает, может, смирюсь с оболочкой, которою подарил мне господь бог. идиотские мысли укоротить нос и похудеть наконец перестанут дятлом долбить мозжечок, и я в лучшем смысле обезличу свой пол, приняв его как он есть. я возьму ножницы и срежу волосы, которые успеют нарасти на моем черепе, и пару месяцев буду гладить свой шершавый освободившийся от прошлого скальп. я включу воду и года два буду плавать и погружаться на дно. ме исключено, что я научусь дышать под водой, все к тому предпосылки я имею. я в буквальном смысле растворюсь в воде и навсегда утрачу все свои запахи.

потом я буду пить воду, не торопясь, со вкусом, глоток в глотке, глоток за глотком. не как пила до этого, не на манер американского туриста, попавшего в Россию и пластмасса впаяна в боковой карман рюкзака «санфли». не на манер чувихи с татуировкой ЗОЖ на лбу. а честно и от всей души, имея причиной всего лишь одну и единственную в своей изначальности - жажду, товарищи, жажду. а не гнилые трубы санузлов.

напившись, я начну думать. я привалю себя к батарее и буду думать. я очень люблю думать, но в той, оставленной за дверью, жизни у меня не было времени на это, казалось бы, необходимое хомо сапиенс действие.
я успевала все: петь, рожать, смеяться, плакать, стрелять, прятаться, ходить (редко, правда, ходить - все больше бегать), бросать, влюблять, есть, спать, работать, долбаться, ездить и так далее. я успела спустить в помойку огромное количество бездарно проведенных вечеров в кафе, в ресторанах, в телефонах, в машинах, в метро, в постелях с громадным количеством случайных людей.
думала я редко. соображала — это да!! и принимала решения — это тоже да!! и эти, замечу, фундаментально молниеносные решения вели меня, замечу, к очередному фундаментально бессмысленному реестру занятий.
удивительно: за 40 лет я, пожалуй, больше себя так никого и не полюбила. а себя я не люблю вообще. парадоксально как-то звучит. но я именно так чувствую все это.
думать я буду долго. скорее всего, меня затянет лет на 12.
надумавшись, я поем немного. наесться я уже успела. и процесс этот меня стал раздражать так, как артема каша, которую я ему варю с упорством барана, а ом с упорством барана ее не ест. квиты. 1:1.

поем, чтобы начать читать.
я прочитаю все, что уже прочитала за свою жизнь. но раз в 5 медленней и не пропуская сцены войны у толстого в романе. я из желания, а не потому, что было круто и модно, прочитаю "улисса" и наконец пойму, что к чему, и разумеется, захочу перечитать "дублинцев". цвейга, драйзера и голсуорси я, разумеется, перечитывать не буду; пожалуй, Достоевского тоже. а вот "вселенную стивена хокинга" точно прочитаю. я вспомню все стихотворения, которые знала когда-то наизусть, включая "бородино", "онегина", ходасевича, маяковского, хлебникова. возможно даже "цепану" гомера и каких-нибудь не слишком эксцентричных французов, хотя они эксцентричны поголовно."божественную комедию" я выучу наконец наизусть. бродским я закушу. нет, закушу я борхесом. мне всегда хотелось жить в саду расходящихся тропок.
я прочитаю все новое, все недочитанное, все купленное и пыльное, сваленное в углах моих комнат. новые имена в буду запоминать кропотливо и не торопясь: это будут последние новые книги в моей жизни.
журналы откопаю на чердаке и прочитаю тоже.
на все это уйдет лет 9-10.
десять лет пролетят как день. слишком сильно я люблю читать и слишком давно этого не делала.

лет семь после чтения я буду издавать звуки. скорее всего, буду читать вслух нараспев. наверное, свое. и наверняка новое. написанное в момент извлечения звука. песня это будет или декламация, не известно и не важно. все равно никто не услышит, а самому автору не дано понять, что он написал, и уж тем более классифицировать извлеченное из себя. я пока не уверена, что не включу диктофон и не стану записывать себя — слишком сильна привычка фиксации. очень буду рада, если забуду наконец про запись. это будет означать, что мне практически удалось извлечь свое сознание из тюрьмы рефлексии.

потом я замолчу. после пения я очень устану и замолчу. надолго, на 9 лет. 9 долгих прекрасных лет я буду отдыхать от себя, я буду прощаться со своим голосом и энергией, которую он рождает. я буду прощаться со своим именем и своим детством, которое наконец опять начет доверять мне. буду прощаться со своими обидами и радостями, болью и несовершенством.
с каждым годом немота будет одевать меня в себя, как кора одевает дерево, заполняя соком силы каждую его клетку.
с каждым годом, проведенным в абсолютном глухом молчании, свет, живущий во мне, будет оживать, набирать яркость, разгораться с новой силой и заполнять каждую мою клетку, чтобы уже не погаснуть никогда. в конце этого процесса я опять поплаваю под водой и уберу все волосы с черепа.
к концу 9-го года я начну улыбаться.

последние 5 лет своей жизни я буду печь хлеб.
каждый день в 6 часов утра я буду выставлять его на крыльцо своего дома, и он будет мгновенно исчезать. люди полюбят мой хлеб и будут в нем нуждаться.
чтобы не заставлять их ждать и томиться от голода, я буду много-много работать. мне придется испечь громадное, миллиардное количество хлеба. из прошлой бессмысленной жизни я запомню, что люди насыщаются быстро и практически так же быстро становятся голодными и жестокими. аромат моего хлеба будет невероятен для всего мира. лишенная обоняния, я единственная не смогу его узнать. да мне, слава богу, и не придет в голову.
я уйду в 90, от холода. я случайно замерзну и не успею согреться. а сказать тебе, что мне холодно, я постесняюсь.

меня зовут одиночество.

Источник: http://snipers.net/news/2016/02/08/2304/

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: