И для чего ему нужна невеста? 6 глава

– Состоятельным людям свойственно играть на публику, показывая, насколько они состоятельны… вы имеете пристрастие к антиквариату?

– Конечно, – выдавил из себя Ферри. – Что именно вас интересует?

Незнакомец вернулся на лимонный диван. Улыбка сползла с его лица.

– Бронзовый треножник, – произнес он, последовательно загибая пальцы в шелковой перчатке. – Лучше всего римский или древнегреческий. Можно и персидский, но они обычно хуже качеством. Медный поднос того же периода времени – желательно, чтобы он был старше двух тысяч лет: здесь очень важен особый состав сплава. Велите раскалить самые крупные угли: они обязаны просто дышать жаром. Доставьте чистую воду из благословенного источника. Какие боги благословили ее – в принципе значения не имеет. Но вода должна иметь только природное происхождение: родник или ключ.

Ферри кивнул – автоматически, повинуясь инерции.

– Наверняка есть… я подобрал уникальную коллекцию античного искусства, второй такой, вероятно, нет в наличии даже в Эрмитаже. В экономических условиях, когда цены на нефть то растут, то падают, это самое надежное вложение средств. Да, я отлично разбираюсь в антиках. Лет десять назад я покупал у контрабандистов жертвенник из храма Венеры, добытый на «черных» раскопках в Иордании. Он прекрасно сохранился: удобная тренога и чеканное блюдо в хорошем состоянии. О’кей, начинаем действовать. Малик, хватит валяться: от тебя требуется разжечь камин, а потом отобрать из кострища угли покрупнее. Кар, возьми себя в руки. Бери ведро, мотай на улицу. Хоть морду об асфальт разбей, но принеси чистой воды из родника.

– А где я его найду? – растерянно пролепетал Кар.

– Где хочешь, – оборвал его Ферри. – На крайняк, подойдет святая вода из церкви: иногда они набирают ее из источников. ПОНЯЛ МЕНЯ? БЫСТРЕЕ.

Ферри никогда не проявлял себя как железный лидер – напротив, в глубине души Кар считал его рохлей и нытиком, обожающим ежеминутно жаловаться на жизнь. Откровенно быстрая перемена в настроении приятеля настолько поразила Кара, что тот не стал спорить. Беспрекословно выйдя в ванную, он открыл серебряный кран, подставив руки: вода в фарфоровой раковине стала розовой. Малик, опираясь на ладони, со стонами поднимался с пола, незнакомец между тем отстегнул от пояса мешочек, сшитый из потертой ткани. От материи исходил кружащий голову запах. Дернув завязку, гость высыпал на ладонь содержимое – измельченные в порошок листья, раздавленные семена и тонкие, свернувшиеся лепестки цветов.

– Священный лавр, – спокойно пояснил он. – Часть погребального обряда. В нашей стране было принято класть такой мешочек в пожитки покойников. Подобное распоряжение было введено в действие после давней трагедии: в склепе захоронили важного сановника. Через месяц его гробницу вскрыли воры. Стража задержала их – войдя в склеп, воины увидели мертвого сановника, лежащего у входа. А на изнанке входной двери – глубокие следы ногтей. Оказалось, что сановник не умер, а только лишился сознания. Придя в себя, он царапал и зубами грыз плотно закрытую дубовую дверь, безуспешно пытаясь выбраться наружу. В тот же день царь издал указ: в состав погребального инвентаря должен входить жертвенник вместе с мешочком «дельфийской пыли». Если человек очнется и поймет, что его похоронили заживо, то сможет воззвать за помощью к богам. В состав «пыли» входят листья священного лавра, семена белены, полынь, пчелиные крылья и ряд трав, назначение которых мне неизвестно. Это очень опасное средство – почему, я объясню вам потом. Главное – оно поможет обнаружить, где скрывается невеста. О! Совсем забыл… мне понадобится желтый воск.

– У меня есть свечи, – обрадовался Ферри. – Сколько угодно. Это все?

– Да, – любезно ответил незнакомец. – Пожалуй, что так.

Выйдя из ванной, Кар шнуровал в прихожей ботинки, поставив рядом пустое цинковое ведро. В его глазах светилось откровенное восхищение.

– Я не знал, что вы и это умеете, – уважительно заметил он.

– Я много чего умею, – спокойно сообщил незнакомец. – Ваши легенды обо мне хирургически препарированы, из триллера сделали детскую сказочку, присовокупив дешевые фантазии. Моя реальная история – не для слабонервных слушателей. Впрочем, в данный момент это уже не важно.

«Дельфийская пыль» тихо шелестела, пересыпаясь в его ладонях.

Глава V. Меч, голод и мор
(Пятница, Судан, провинция Дарфур)

Конь двигался на редкость величаво: он не шел, а словно плыл над поверхностью, перебирая худощавыми ногами, напоминая вышедшую на вечерний променад старую аристократку. Всадник мерно покачивался в седле, сжав в руках истертые поводья. Запавшие глаза смотрели в землю под копытами лошади: зрелище, открывавшееся ему, внушая холод ужаса другим, обволакивало сердце ездока чувством глубокого успокоения. Врач, взглянув на человека, восседавшего на коне, определил бы его как смертельно больного, находящегося в последней стадии рака. Плоское лицо всадника отливало мертвенной бледностью – оно было настолько истощено, что сквозь кожу отчетливо проглядывали кости. Бескровные губы стянулись в узенькую ниточку, тонкие пальцы равнялись с фалангами костей скелета: череп без бровей обрамляли редкие седеющие волосы. Глубоко посаженные потухшие глаза обозревали мир со скукой и усталостью. На оплетенном взбухшими жилами тощем теле, будто на вешалке, болталась камуфляжная форма: желтая с белыми пятнами, предназначенная для военных операций в пустыне. А вот природный цвет лошади наверняка затруднился бы назвать даже бывалый конюх. Шерсть худой и некормленой клячи представляла отвратительный коктейль из невыносимо белесой субстанции, смешанной с чем-то зеленым. Лошадь неспешно ступала по земле, и из-под ее ног змеей струилась гибель: все, к чему прикасалось копыто коня, умирало. Высыхала почва, дергаясь трещинами, испарялись ручьи, сворачивалась в жгуты трава – пальмы чахли на глазах, расставаясь с остатками сгнивших плодов. Следы копыт наполняла черная жидкость, горящая прозрачным огнем, – шлейф пламени тянулся за всадником весь скорбный путь, уходя далеко за горизонт.

Всадник поднял голову, в стеклянных зрачках отразилось небывало огромное дерево, размерами ствола превосходящее баобаб. У толстых корней, похожих на спутанные слоновьи хоботы, возлежала одинокая человеческая фигура с заметным издалека, легким свечением, словно путник надел на себя новогоднюю гирлянду разноцветных лампочек. Его ждали. Наездник пришпорил истерзанные бока коня, и тот «поплыл» чуточку быстрее – отказавшись, впрочем, перейти на галоп. Они достигли дерева через четверть часа: ангел Хальмгар, заботливо отряхнув крылья, поднялся со своего ложа, укоризненно глядя в мертвые глаза всадника.

– Ты опоздал, – заметил он с осуждением.

Тот улыбнулся – плоть треснула на лице, обнажая обломки острых зубов. Капельки белого гноя упруго дрогнули на сгоревших от солнца ресницах.

– Очень многие люди счастливы, когда я опаздываю, – каркающим голосом произнес ездок. – Думаю, они предпочитают, чтобы я вообще не приходил.

– Но не я, – поправил его Хальмгар. – Ты на работе. Соблюдай приличия.

– Прости, – выдавил из себя наездник. – Все дело в лошади. У меня такое чувство, будто она нажевалась марихуаны – идет еле-еле, спит на ходу. Жаль, что я не могу выйти из образа всадника. Пешком и то дошел бы быстрее.

В руках Хальмгара возник электронный органайзер.

– Хорошо, делаю пометку, – сказал он чиновничьим тоном. – В следующий раз коней для всадников Апокалипсиса заказываем не в Эстонии, а где-нибудь у арабов. Действительно – он скачет так, что я, признаться, едва не заснул, дожидаясь твоего визита. Однако если исключить этот фрагмент, то в целом выглядит весьма спецэффектно: особенно светящиеся следы. Я, как увидел тебя, сразу вспомнил: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, имя которому «Смерть»; и Ад следовал за ним, и дана ему власть – умерщвлять мечом и голодом, и мором, и зверями земными».

Смерть потрепала лошадь по холке: раздался сухой, костлявый звук.

– Ты бы переговорил с Иоанном, – возмущенно заметила она. – Мало того что этот конь – полный тормоз, так он еще и совершенно непонятного цвета. В «Апокалипсисе» четко сказано – бледный. А этот на мороженую блевотину похож. Кроме того, с чего коню вообще быть бледным? С перепоя, что ли?

– Это ты, наверное, русский перевод «Апокалипсиса» читал, – мягко возразил ангел. – Оригинал откровения написан на греческом, где шерсть коня обозначает особое слово, объясняющее – дескать, «зеленоватый оттенок, который бывает при болезни»^[51]. Но это Евангелие, а не медицинский справочник: поэтому пришлось заменить на «бледный»… чтоб не путались.

Ветви дерева закачались, не выдержав присутствия Смерти: сверху на собеседников, громко шурша, посыпалась сгнившая кора вперемешку с высохшими гусеницами. Хальмгар присел, осторожно трогая ямку, оставшуюся от копыта коня, – из сухой земли начала сочиться темная жидкость. Опустив в нее палец, ангел поднял его вверх, на уровень глаз, жидкость вязко, не спеша, потекла от ногтя вниз – словно сгущенка.

– Нефть? – спросил Хальгар, уже зная ответ на свой вопрос.

– Разумеется, – кивнул всадник. – Мы неразлучны – где нефть, там и Смерть. Свежий приоритет, хотя им свойственно меняться. Раньше было золото.

Хальмгар бесцеремонно вытер палец о светло-зеленую шерсть коня.

– Ты и остальные — отлично поработали, – улыбнулся ангел. – На Земле не осталось белых пятен, и ничто не скроется от ока спутников и телевидения. Но когда без положенной маскировки на свет явились четыре всадника Апокалипсиса – их никто не заметил. Надеюсь, ты утолил свою жажду.

Лицо Смерти исказилось судорогой, отдаленно похожей на улыбку.

– О да, – плотоядно прошептал всадник. – Я не люблю сидеть на диете – чтобы питаться, мне нужна кровь. XXI век убивает меня. Я ненавижу современную медицину, продлевающую жизнь. Того, кто изобрел антибиотики, я с удовольствием бы выпотрошил, как снулую рыбу. Конечно, различные эпидемии с вирусами существуют и сейчас, но их не сравнить с превосходной чумой, за один десяток лет выкосившей четверть Европы^[52]. О, как же я пировал тогда – настоящий шведский стол, круче, чем в пятизвездочном отеле! Я совсем отчаялся, но, к моему восторгу, остаются войны: я обожаю всех, кто открывает новую военную кампанию. Рядом нет, случайно, Джорджа Буша? Я поцелую его, как отца родного.

– Еще поцелуешь, – двусмысленно пообещал Хальмгар. – Но вообще, как твое самочувствие? Апокалипсис фактически оставил тебя без работы. Своеобразный отпуск за свой счет, который длится вечно. Отныне больше никто не умирает. Грешники бесчисленным стадом растворятся в озере огненном, а праведники вместе с Христом войдут в небесный Иерусалим.

– Да, – кисло заметила Смерть. – Это так ужасно – осознавать, что ты больше ни к кому не придешь, не позвонишь в дверь. И ни одна собака не упадет в обморок, завидев мрачную фигуру с косой. Мне необходим психоаналитик.

– Идея не очень хорошая, – осадил всадника ангел Апокалипсиса. – Представь, звоним мы сейчас и говорим – к вам на прием собирается зайти Смерть – она недавно потеряла работу, и у нее проблемы с психикой. Непроходимая икота аналитика гарантирована. Мой тебе дружеский совет: лучше забрось куда-нибудь эту полудохлую клячу и просто нормально отдохни: считай, что ты вышел на пенсию. Здесь же Африка, колыбель туризма! Рвани на Канары, тусуйся с девочками, зажигай в клубах.

– На Канары? – озлобилась Смерть. – Ты видишь, что я несу с собой?

Широким жестом костлявого пальца всадник описал круг в воздухе, показывая на серую, выжженную, как после напалмовой бомбардировки, землю. Скрюченные растения, обожженные деревья и сотни огоньков, мерцающих вследствие поступи бледно-зеленого коня. Там, где проходил он, казалось, умирало даже небо. Посмотрев вверх, Хальмгар увидел, что нависшие над деревом мутно-серые тучи ожили, превратившись в скопище жирных могильных червей. Извивающихся, дрожащих, шевелящихся – просто жаждущих вселиться в гниющее мясо. Любая зелень в округе – даже видавшая виды верблюжья колючка – отступала и корчилась, только лишь тень Смерти касалась ее, заставляя рассыпаться черным пеплом. Хальмгар представил себе, как Смерть выходит на роскошный песчаный пляж, разваливаясь в шезлонге с коктейлем в руке. Море покрывается дохлой рыбой и всплывшими аквалангистами, коралловый песок тускнеет, становясь пристанищем навозных мух, а пина-колада отдает застоявшейся кровью.

Ангел понял, что переборщил с предложением.

– Ладно, обсудим это позже, – с привычной ловкостью перевел он тему. – Думаю, ты согласен: место явления четырех всадников Апокалипсиса выбрано правильно. Африка – чудесное место для тестирования конца света, настоящая черная дыра. Смотри – мир был шокирован, когда в лондонском метро взорвали полсотни пассажиров; в Дарфуре же за год умер миллион человек, но всем на это наплевать. Представляешь, на Совете Серафимов у многих были сомнения, что начинать следует здесь. И напрасно… все вышло просто идеально. «И вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он победоносный, чтобы победить». Иоанн закрутил хитрую загадку, назвав в «Апокалипсисе» только твое имя, и люди гадают, кто может быть первым… русские считают, что это Чума, и они не ошибаются… «И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч» – ну, при столь смачном описании даже дурак догадается – имя всаднику, разумеется, Война. «И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей»…

– Хватит долдонить, как на собрании, – раздраженно прервала его Смерть. – Эти фразы я уже две тысячи лет как наизусть помню: на Небесах заставляют зубрить «Апокалипсис» почище, чем в Китае цитаты Мао Цзэдуна. Мне ли третьего всадника не знать? Мы с ним еще в Древнем Египте на брудершафт пили. Помню, спрашиваю: «А зовут-то тебя, приятель, как?» «Голод», – отвечает. Мне пиво в голову ударило, я ему мило, как последний идиот: «А по отчеству?» «И слышал я голос, говорящий: хиникс пшеницы за денарий, и три хиникса ячменя за денарий; елея же и вина не повреждай». Теперь даже самые ярые богословы в толк не возьмут, что тогда эти цены являлись бешеными. Как сто евро отдать за булку хлеба.

– О, это было бы еще дешево, – спокойно ответил ангел. – Недавно цены на жратву во всем мире взлетели до небес, а водяра осталась в прежней стоимости, но никому и в голову не пришло –это поступь Третьего всадника, начало Апокалипсиса… Бьюсь об заклад, Господь – гений, а Земля – прелестна в своем кретинизме. Они здесь настолько деградировали, что наступление конца света приняли за всемирный экономический кризис и побежали доллары покупать. Немудрено, что ваше шоу в Дарфуре прошло с аншлагом – комар носа не подточил. Населению планеты, без преувеличения, хоть кол на голове теши. Оглянись – еще неделю назад эта пустыня была выложена трупами женщин и детей, а обожравшиеся мясом стервятники подыхали от перенасыщения. Тут царствовали война, голод и мор – но никто не шевельнул даже пальцем. Люди охренительно равнодушны: каждый орет, только когда бьют его самого. Знаешь, я в августе был по делам в России и попал под объяву национального траура: на юге что-то случилось с осетриной, я не разобрал. Так я тебя умоляю: работала куча развлекательных радиостанций, в кинотеатрах шли комедии, а телек транслировал прикольную рекламу. Очевидно, Господь вылепил Адама вовсе не из глины – а вот из чего именно, он не рискнет признаться. Людям абсолютно насрать на чужие страдания и боль, они желают наслаждаться лишь своей жизнью.

Смерть стерла с мертвой кожи гной, заменявший ей пот.

– Бля, какой офигительный пафос, – с циничной усмешкой сказала она. – Узнаю ангелов. А что ты предлагаешь взамен, мне интересно? В свой законный отпуск все хором должны сидеть на кладбище и дружно проливать слезы по поводу голода в Судане? Этого не будет ни хрена. И дело даже не в факте, что современные люди – черствее кирпича. В мире столько говна… начнешь каждый раз рыдать из-за схожего повода – превратишься в фонтан. Склочный характер людей следовало прояснить на ранней стадии. Если бы Господь внимательно отнесся к своему созданию, то он бы сообразил, чем все закончится, уже тогда, когда Адам начал лапать Еву.

Хальмгар, сунув руку за пазуху, извлек разорванную пачку жвачки. Тряхнув ее как следует, он выдавил на ладонь пару квадратных подушечек.

– Угощайся, – любезно предложил он Смерти. – Известный бренд, один президент на Кавказе сделал его жутко популярным. Новый «орбит» со вкусом галстука^[53]. Относительно твоего мнения возражений нет. Стоило Адаму взять Еву за сиськи, как у меня тоже сработала мысль: мальчик далеко зайдет в своем развитии. Мне всегда хотелось спросить Господа – зачем он вообще сконструировал людей? По-моему, если бы Землю населяли собаки и страусы, было бы куда симпатичнее. Но он – босс, и его мнение – закон.

Взяв одну из подушечек, Смерть со смешанным чувством любопытства положила ее в рот – протолкнула в сочащуюся сукровицей трещину в щеке, не разжимая бледных губ. Язык вкусил смесь ниток и пуговиц, но выплюнуть не хотелось: наездник от природы был равнодушен к любой еде – кроме свежей крови. Настроение бурлило: оно было испорчено еще с утра. Недаром первый, второй и третий всадники Апокалипсиса отказались прибыть на деловую встречу, а жестоко напились в туристическом баре, выехав в соседний Египет. Кому после огромной выслуги лет захочется получить бумажку с уведомлением об увольнении? Да, так решили на Небесах – теперь нет войны, мора, смерти и голода. Вообще больше ничего нет. А ему-то даже и не напиться в хлам, по-человечески вместе с коллегами. Ибо парам крепкого алкоголя свойственно питать кровь, а не одурманивать кожу и кости…

– Да, – замогильно проскрипел всадник. – Я все понимаю, но чувствую боль. У тебя есть работа. А у меня больше нет. Я словно клерк, сокращенный после краха на бирже. Противно ощущать собственную ненужность.

Хальмгар не изъявил сочувствия, казенным жестом достав квитанцию.

– Распишись вот в этой графе, – показал он. – От руки – «Я, четвертый всадник Апокалипсиса, подтверждаю, что заранее был предупрежден об увольнении и не имею никаких претензий к руководству». Приложи палец.

– У меня нет отпечатков, – зловеще предупредила Смерть.

– Поэтому и прошу, – внятно объяснил ангел. – У всех есть, а у тебя нет.

Исполнив требуемое, Смерть бережно свернула квитанцию, втиснув ее в подсумок на седле коня, сшитый из татуированной человеческой кожи. Отстегнув маленький кармашек, она достала оттуда кусочек картона.

– Это моя визитка, – смущаясь, объявил всадник. – Если вдруг понадоблюсь…

– Не понадобишься, – отрезал Хальмгар.

Лицо всадника потемнело. Наклонившись с коня, он схватил ангела за руку.

– Как глупо… – прошипел он, и в потухших глазах белой искрой мелькнула ненависть. – Зачем походя обижать людей, которые хорошо делали свою работу? Десятки тысяч лет, изо дня в день, я пахал как вол, собирая скорбную жатву… у меня даже не было девушки… или юноши, хрен его знает. Штаны – и то некогда снять, чтобы разобраться, какого я пола. Может, вовсе гермафродит, не удивлюсь такому обстоятельству. Остерегись, Хальмгар… разве ты Бог и тебе ведомо будущее? Кто знает, как оно повернется… зачем же разбрасываться настолько ценными кадрами?

Оторвавшись от ангела, Смерть сделала шумный выдох: на Хальмгара повеяло морозом, брови и ресницы облепил густой иней, ангел ощутил себя семгой, брошенной в рефрижератор. Сверкающий лед волной расползся по пустыне, и голубая изморозь расцвела яркими узорами, поднимаясь по стволам пальм. На ветвях баобаба, налившись льдом, вытянулись и повисли сосульки. С высот червивого неба со стеклянным звоном упали замерзшие птицы, расколовшись на десятки крохотных ледышек. Нефтяные огоньки погасли, их заменили бриллиантовые отблески ледяных пластин, отразившие дыхание загробного мира. Импульсивная ярость Смерти исторгала из глубин сочившегося гноем сердца умертвляющий холод, способный заморозить человека за пару секунд. Зрелище морозных узоров в жаркой пустыне, открывшееся Хальмгару, поражало своей необычностью, удивляя не меньше благоуханного цветения райских садов. В этот момент он уяснил – злить ценного работника, испытывающего стресс, достаточно неразумно.

– Действительно, я погорячился. – Дружелюбно улыбнувшись, ангел по-японски, обеими руками взял визитку. – Надо же, – прочел он. – «Срочный выезд в любое место и в любое время». Тебя ценят, поверь. Последнее, что я прошу, – передай квитанции об увольнении тем троим. Это необходимо для отчетности. Знаешь, с радостью поболтал бы с тобой еще, но столько дел…

Всадник молча смял протянутые ему квитанции, не глядя, положил их в сумку. Забыв о словах прощания, он тронул поводья лошади, ленивой поступью двинувшейся навстречу солнцу: копыта скользили по тонкому льду. Шаг за шагом он исчезал в ледяных бликах из поля зрения Хальмгара.

И Ад следовал за ним…

Отступление № 7 – Иоанн/Ной

Ной просто-напросто лучился, фонтанируя счастьем и благожелательностью. И херувимы, и серафимы – любой, кто хорошо знал Бормана, несомненно, были бы поражены: этот милый добряк ничем не напоминал прежнего Ноя, столь безжалостного к своим подчиненным. Официально, в общем, ему не подчинялся никто, но любое небесное создание понимало: личный секретарь Господа обладает пусть невидимой, но в то же время неограниченной властью. С этим визитером он бы тоже не церемонился, если бы не особый, можно сказать, исключительный случай. Отказать в приеме одному из самых приближенных апостолов – сразу начнутся кулуарные разговоры в «аквариуме» под недовольный шелест крыльев. Как-никак Иоанн с давних пор любимчик Божий, а его Евангелие – признанный на Земле и Небе бестселлер. Вокруг уже и без того хватает интриг и сплетен завистников, словно это не Небеса, а московская гламурная тусовка. Достаточно факта, что каждый месяц в канцелярию стабильно приходит анонимка от Хама, повествующая: «Папа упился вусмерть в винограднике и уснул среди лоз в голом виде»^[54]. Приятно слышать такое – от родного-то сына… а вот что поделаешь, даже принадлежность к касте праведников не дает гарантии: в семье не без урода. Извинившись перед гостем, Ной вышел в приемную и сейчас же вернулся с экологическим чайником, кипятившим воду на молниях.

– Тебе черный или зеленый? – гостеприимно вопросил он.

– Зеленый, – грустно ответил Иоанн. – Говорят, он успокаивает нервы.

Подождав всполоха крохотной молнии (над чайником взвилось грибовидное облачко пара), Ной плеснул ароматной жидкости в раскрашенную узбекскую пиалу и подвинул ее в сторону гостя.

– Так, у меня где-то еще была халва…– потянулся он к буфету.

– Спасибо, – остановил его Иоанн. – Давай обойдемся без сладкого.

Размешав чай, он бережно постучал о краешек пиалы серебряной ложечкой. Овальный кабинет секретаря Господня был выполнен в виде пасхального яйца, его расписывали лучшие художники эпохи Возрождения, но это вовсе не добавляло комфорта мятущейся душе апостола. Он предположил, что хорошо бы для храбрости добавить в чай энное количество рома, однако попросить об этом стеснялся.

– Ты был назначен редактором адаптации «Апокалипсис-лайт», – с усилием сформулировал фразу Иоанн, постепенно набирая обороты. – И, вероятно, напомнишь мне: ведь я сам в узком кругу, на совещании Совета Серафимов, голосовал за soft-версию Апокалипсиса. Но тогда я и предположить не мог, что общее количество редакторских правок зашкалит все допустимые пределы. Теперь же я с ужасом обнаруживаю, что события вольно болтаются в пространстве, не придерживаясь никакого хронологического порядка. Например, все семь ангелов уже вострубили, а я до сих пор не съел книгу Апокалипсиса: «В устах моих она была сладка, как мед, но горькой показалась в чреве моем»^[55]. Неделю сижу с ножом и вилкой, официанта жду. Нет, ты пойми меня правильно: я не поклонник поедания книжек, но ведь, согласно собственному пророчеству, я просто обязан ее съесть! И ладно бы только это. Сегодня утром я был на ознакомительной поездке в Припяти, осматривал Зверя. Не стал огорчать Хальмгара, однако с первых же минут появились сомнения, что ему поклоняются все земные народы. Разноцветное существо в стиле циркового Арлекина вызывает смех, но не ужас. Пугает и следующее: важнейшая битва с падшими ангелами Сатаны до сих пор не состоялась. Более того, минуту назад меня известили, что она и вовсе переносится с воскресенья на неопределенное время! Мертвые поднялись из могил значительно раньше, чем предусмотрено! Признаюсь, у меня голова лопается. Это не редактура, а резня…

Ной отставил чашку с чаем и ласково приложил ладонь к его губам. Иоанн в изумлении остановился, захлебнувшись на полуслове.

– Дорогой брат, – с искренним сочувствием произнес праведник. – Разумеется, я полностью разделяю твое возмущение… да и как же мне его не разделить? Ты – автор Апокалипсиса, творец, художник. Откровение излито на страницы кровью из твоего сердца: ты не пожалел собственной души, красочно живописуя будущее человечества. Если позволишь, я задам лишь один вопрос – маленький-маленький. Как часто ты имел возможность видеть фильмы, поставленные по знаменитой книге-бестселлеру? Например, «Кристину» Стивена Кинга?

– Фильм ужасов? – с ходу запнулся Иоанн. – Я полагал, что в Раю строго запрещается ходить на киноленты с демоническим содержанием, за исключением «Экзорциста»^[56]. Конечно, я не смотрел это кино.

– Я тоже, – быстро ответил Ной. – Но те нечестивцы, кто осмелился видеть подобное непотребство, рассказывали – многие фрагменты книги в фильм не вошли. А почему? Физически невозможно поместить каждый диалог в киноадаптацию. Иначе на свет божий выйдет редкостная тягомотина примерно часов на восемь – столько ни один человек в кинотеатре не высидит, даже если придет туда с биотуалетом. Сравни масштаб постановки. Мы тоже делаем реальный блокбастер по книге. Но убежденный тобой Господь, утвердивший версию «лайт», вследствие огромной любви своей пожелал – люди должны испытать меньше мучений, чем им было предназначено изначально. Значит, сокращения текста неизбежны. Признаюсь – я сам рыдал, как младенец, когда пришлось вырезать из оригинала блестящие сцены у реки Евфрат: «И освобождены были четыре ангела. Так и видел я в видении коней, и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней – как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера. От всех этих трех язв умерла третья часть людей; ибо сила коней заключалась во рту их и хвостах их, а хвосты были подобные змеям, и имели головы, и ими они вредили». Господи вседержитель, да ты представляешь, как бы это выглядело в исполнении? Диавол от зависти без вопросов убил бы себя об стену: такой креатив ему неподвластен.

– А смысл? – встрял Иоанн. – Замах на рубль, но удар на копейку. «Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так, чтобы не поклоняться бесам золотым и серебряным». Вырежем под корень треть населения Земли, а остальные не прочухают, что предавать, убивать и обманывать за бабло – страшный грех. Кстати, знал бы, что появятся банковские карты, включил бы в описание пластиковых бесов. На деле я не сожалею об утере этого фрагмента. Но ведь твои цензорские ножницы прошлись по очень значимым местам…

Одним глотком выпив весь чай, Ной ринулся в атаку.

– Возлюбленный брат, – с молитвенным прононсом произнес он, по-буддийски сложив руки. – Я не знаю, как всем остальным, но вот мне твоя книга ОЧЕНЬ нравится. Это шедевр. Вот бьюсь об заклад: явись то же самое видение Матфею, Петру или Иуде – да им в жизни так не написать. Талант у тебя – огромный. Но, кроме невообразимо большой бочки меда, у меня есть и крохотная ложка дегтя… да и не ложка она даже, а микроскопическая толика на кончике швейной иглы. «Апокалипсис» чрезвычайно плохо отредактирован, а начало не удалось: отдает невообразимой нудностью, не цепляет. Тысячу раз извини, но все эти описания – семь светильников, семь звезд, послания ангелам семи церквей – Лаодикийской, Сардийской, Фессалийской и пес знает какой, двадцать четыре престола, где восседает столько же старцев в белых одеждах… многие уснули на прочтении еще до старцев.

Иоанна охватило легкое, но неприятное смятение.

– Гм, – сказал он, глотая утративший вкус чай. – Критиковать-то все здоровы, манной небесной не корми. Я, брат Ной, согласен, что местами в «Апокалипсисе» наблюдаются ненужные длинноты. Но, видишь ли, я счел своей обязанностью зарисовать каждую секунду откровения, ибо меня терзала боязнь – не дай Бог, я пропущу что-то очень важное.

– Искренне поддерживаю тебя, брат! – горячо воскликнул Ной. – Но, увы, увы – мой милый Иоанн… общеизвестно, именно в деталях-то и кроется Диавол. Это одна из основных ошибок начинающих авторов. Они растекаются мыслью по древу: дескать, что вижу, то и пою. Если бы не редактировали Ветхий Завет, знаешь, что могло получиться? Пришлось издать бы его в пятидесяти томах, как полное собрание сочинений Ленина. А там ведь не какие-нибудь всадники со змеиными хвостами, сокращаешь про Господа, плачешь и чувствуешь – ну прямо ножом ты по сердцу себе режешь! К чему это я? А к тому, брат, что сокращения неизбежны в любой книге – даже в самой что ни на есть крутой. Подумаешь, почистили каких-то там старцев… да кому, скажи на милость, эти старцы нужны? Сидят, кланяются, говорят чего-то… туфта одна. Зато дальше-то все – любо-дорого. Семь печатей мы с книги Апокалипсиса сняли? С величайшей осторожностью. Четырех всадников выпустили? Да, вон они по Дарфуру скачут. Звезды земные на землю пали? Почитай новости о метеоритном дожде в Гренландии. Цари земные скрылись? Еще как – ни Путина, ни Обамы, ни Саркози днем с огнем найти не можем. Семь ангелов вострубили? Само собой, я чуть не оглох. Зверь вышел на песок из воды? Уууу, гад здоровущий. Люди ему кланяются? А то. Семь чаш гнева Божия оприходовали? Без остатка. Речушку в Суринаме превратили в кровь, солнце, как и положено, безжалостно жгло огнем людей, сторонники Зверя в Либерии с ног до головы покрылись язвами и т.д. Первоначально, как ты помнишь, гнев Божий планировалось применять по принципу ковровой бомбардировки, утюжа всех подряд. Однако позднее стиль наказания был смягчен именно по твоей просьбе. Поэтому, дорогой мой автор, очень странно слышать сейчас упреки в реализации этого плана.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: