Научная рациональность и ее исторические типы

Рациональность (лат. ratio разум) – это такой тип вписывания человека в мир, при котором происходит отрыв от мира чувственных образов и уход в мир мысли, в мир понятий. При этом основой не только познания, но и поведения людей считается разум.

Рационализм – философское направление, признающее разум основой познания и поведения людей. Понятие используется для обозначения и характеристики философских концепций начиная с Х1Х века, хотя уже в ранней античной философии различается «знание по истине» (получаемое посредством разума) и «знание по мнению» (результат чувственного восприятия). Как целостная система гносеологических воззрений рационализм начал складываться в Новое время в результате развития естествознания и математики (Р.Декарт, Б.Спиноза, Г.Лейбниц). Рационализм явился источником идеологии Просвещения (культ разума).

Рационализм имеет многосторонние проявления в различных областях знания. В психологии рационализм на первый план выдвигает интеллектуальные психические функции, в этике – рациональные принципы и мотивы нравственной деятельности, в эстетике – интеллектуальный характер творчества. Во всех случаях рационализм означает веру в разум, в силу доказательности. В этом смысле рационализм противостоит иррационализму – философскому учению, ограничивающему или даже вовсе отрицающему познавательные возможности разума и на первый план выдвигающему внерациональные моменты духовной жизни человека (воля, интуиция, озарение, инстинкт, бессознательное, религиозные взгляды).

Рационалистическая традиция восходит к античной философии. Как только Олимп начал терять свою привлекательность и миф начал сходить с исторической сцены, нужно было искать новые ответы на старые вопросы о происхождении мира и человека, о тайнах неба и Земли, о рождении и смерти человека, о социальном устройстве и на многие другие. Ответы на подобные вопросы даются уже не в сказаниях с фантастическими сюжетами, а в трактатах, обращенных к разуму людей.

Исторически рационалистическая традиция восходит к Пармениду, утверждавшему, что за миром чувственно воспринимаемых вещей есть нечто, которое не поддается чувственному восприятию, но которое можно мыслить. Это и есть бытие. Парменид делает весьма резкое различие между истинным знанием, являющемся продуктом разума, и мнением, или иллюзией чувств. Начиная с Парменида европейское мышление начинает освобождаться от метафоричности и впадать в рационализм. Происходит переход от знания, обремененного чувственными образами, к знанию интеллектуальному. Противопоставление чувственного мира (мира мнения) истинно существующему миру (миру знания) проходит в качестве лейтмотива через всю философию Платона. По Платону, мир чувственных вещей не есть мир истинно сущего, сущностью чувственных вещей он считает бестелесные нечувственные формы, постигаемые умом.

В античной философии господствует так называемый дедуктивистский тип рациональности^[192]. В нем научное знание представляется в виде дедуктивно упорядоченной системы, в основании которой лежат очевидные, не вызывающие никаких сомнений положения – аксиомы, а все остальные положения строго дедуцируются из них. Этот тип рациональности лежит в основании «Метафизики» Аристотеля, но эталоном его является формальная логика, созданная Аристотелем.

В средневековье рационализм приобрел схоластическую окраску (П.Абеляр, Ф.Аквинский). Аквинский пытался рационалистически обосновать основные догмы христианской теологии, опираясь на учение Аристотеля.

Как целостная система гносеологических воззрений рационализм начал складываться в Новое время. Возникновение экспериментальной науки привело к возникновению и другого типа рациональности индуктивисткого, в котором определяющим фактором доказанности или обоснованности научного знания выступает опыт, факты, полученные в ходе наблюдения и эксперимента. Сторонники этого типа рациональности исходят из недостаточности рационального, понятого только как дискурсивное. Недаром с Аристотелем довольно жестко полемизирует Д.Локк, отстаивая более широкие возможности разума: «Бог не поручал Аристотелю сделать людей разумными на основе овладения силлогизмами, - он просто дал людям ум, который обладает прирожденной способностью воспринимать связь идей или отсутствие этой связи».

Рационализм Нового времени в целом исходил из идеи, что 1)мышление может проникнуть на любые уровни бытия, оно может и должно делать нам понятным, все, что существует; 2) знанием и доводами можно избавить людей от всех экзистенциальных проблем, в том числе и от переживания смерти. Если рационализм античности все еще связан с ценностными ориентациями, а в средневековье стало ясно, что в сознании присутствует не только знание, но и переживание, то рационализм Нового времени вообще убирает ценности. Начиная с Декарта из сознания элиминируются все эмоции, все переживания, в результате сознание теряет свою моральную направленность и становится чисто логико-дискурсивным порядком. Научный рационализм Нового времени, исходящий из идеи естественного порядка и утверждающий определяющую роль разума не только в познании, но и в любой деятельности человека, явился философским источником идеологии Просвещения с его культом разума.

В качестве философско-социологического подтекста многих современных концепций касающихся человека и его будущего в связи с научно-техническим прогрессов, выступает либо абсолютизация науки (сциентизм), либо противопоставляемый науке культ абстрактного человека (антропологизм). Эта альтернатива сциентизма и антропологизма берет свое начало в особенностях возникновения и развития европейской науки в ее отношении к человеку как к объекту познания.

В 1949 г. Вышла книга Ж.Фурастье «Великая надежда ХХ века», ставшая знаменем сциентисткого технократизма. По мнению Фурастье, интенсивное научное и техническое развитие открывает перед человечеством возможность эволюции в сторону создания «научного общества», избавленного от бремени политических, социальных, религиозных и прочих антагонизмов. Наука и техника в этом грядущем обществе станут основой жизнидеятельности не только социального организма как целого, но и в равной мере отдельных индивидов.

Взгляды Фурастье явились истоком многих других технократических воззрений. Например, американский социолог Д.Белл говорит о грядущем «новом обществе», построенном структурно и функционально в прямой зависимости от науки и техники. Белл полагает, что в этом , как он его назвал, «постиндустриальном обществе» определяющими оказываются в конечном счете разные виды научного знания и поэтому главной проблемой становится «организация науки».

В отличие от сциентистских и технократических концепций, антропологическая концепция стремится преодолеть «дегунизирующий» характер науки и техники. Подобная критика науки имеет давние традиции.

В конце Х1Х века нарастает критика рационализма с позиций поиска его онтологических, гносеологических, социально-культурных оснований и границ: философия жизни, фрейдизм, прагматизм, экзистенциализм и другие философские направления в большей степени привержены течению так называемого «иррационализма». При этом отрицаются или ограничиваются возможности разума в процессе познания, на первый план выдвигаются как бы внерациональные моменты духовной жизни человека (воля, интуиция, инстинкт, бессознательное, переживания). Хотя следует подчеркнуть, что для их трактовки и сообщения используются опять-таки формы рационального мышления.

В философии ХХ века проблема научной рациональности является центральной в философских системах сциентистского направления (неопозитивизм, аналитическая философия, постпозитивизм). Но в целом вера в неограниченную силу человеческого разума уже утеряна, преобладающей стала критика классического рационализма с его идеалами всемогущества разума и ничем неограниченной рациональной деятельности человека. Эта критика ведется как с позиций иррационализма, так и в духе умеренного рационализма.

Представитель Франкфуртской школы Г.Маркузе утверждает, что научно-технический прогресс создает определенный тип мышления и поведения, который позволяет охарактеризовать их носителя как человека «одномерного». «Одномерный человек» - это человек, который полностью доверяет разуму и подозрительно относится к другим составляющим человеческой духовности. Такой человек не знает экзистенциальных проблем. Ни плакать, ни страдать, ни сострадать, ни переживать, ни смеяться, ни трепетать, ни любить, а только лишь исследовать – вот что ему свойственно.

Наиболее радикальную позицию по отношению к рациональности занимает экзистенциализм, который анализирует сознание не как познающее, но как страдающее, переживающее, озабоченное. Согласно экзистенциализму, мы сознаем бытие только как бытие в сознании, но не в познающем, безличном, чистом сознании науки, а в эмоционально напряженном, экзистенциальном сознании. Экзистенциальность этого сознания, в котором мысль и интеллект выступают лишь как отчужденные моменты, обуславливает иррациональность картины мира, общества и индивида.

Всего за каких-нибудь полтора века наука претерпела головокружительное падение, превратившееся из источника вдохновения западной культуры в смертельную угрозу для нее. Наука не только представляет опасность для физического существования человека, но и угрожает разрушить традиции и опыт, укоренившиеся в культурной жизни, расшатывает саму основу мира. То, что на протяжении жизни многих поколений было источником радости и наслаждения, вянет от прикосновения науки; все к чему прикасается наука, дегуманизируется. Столь тяжкое обвинение выдвигается не только против технологических последствий, но и против самого «духа науки». И как ни странно, идея о том, что научный прогресс выступает в роли разрушителя волшебных чар, нашла поддержку не только среди критиков науки, но и среди тех, кто защищает и даже прославляет ее.

Насколько основательна критика научной рациональности? Действительно ли мыслительные построения науки представляют собой лишенное реальности царство надуманных абстракций, пытающихся своими иссохшими пальцами ухватить плоть и кровь действительной жизни?

Да, в наше время стало ясно, что наука не может развиваться в социальном вакууме, в отрыве от других компонентов человеческой духовности. Да, развитие самых современных отраслей науки показало, что нравственные и мировоззренческие проблемы вплетаются в само тело науки, а не являются чем-то внешним для нее. Да, стало ясно, что мы не можем исходить из принципа «ничего, кроме чистого исследования». При всем том определяющем влиянии в научном мышлении доводов разума и опыта, в нем остается место эмоциям, переживаниям, страстям, интуиции и даже мистическим озарениям, т.е. иррациональной компоненте. Но в отличие от многих других видов человеческой деятельности (мифологии, религии, искусства, идеологии) в науке иррациональный элемент не играет определяющей роли, доминирующим в науке является рациональное начало.

«С наукой не произошло никакого банкротства, и она ни при чем ни в нынешней анархии умов, ни в образовании новой силы, растущей посреди этой анархии. Наука обещала нам истину, по крайней мере, знание тех отношений, которые доступны нашему уму, но она никогда не обещала нам ни мира, ни счастья. Совершенно равнодушная к нашим чувствам наука не слышит наших жалоб. Мы должны прилаживаться к ней, потому что ничто не может вернуть нам тех иллюзий, которые она рассеяла»^[193].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: