ИСКУССТВО XVII И XVIII ВЕКОВ В СТРАНАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

понизился, неизменной оставалась лишь роль законодательницы мод. Происходило явственное расслоение аристократии и буржуазии — глав­ных опор французской монархии. Аристократия совсем перестала уча­ствовать в экономической жизни страны и окончательно переродилась в праздную придворную касту. Бур­жуазия экономически усиливалась, но, принадлежа к «третьему сосло­вию», была лишена политических прав и все более критически настраи­валась к абсолютистскому режиму. Складывалась ситуация, приведшая затем к революции. Соответственно и в художественной культуре Франции расслаивались два течения. Одно — по-прежнему исходящее из придворных кругов и выпестовавшее стиль рокайль. Дру­гое, назревавшее исподволь и идущее от третьего сословия, — линия бур­жуазного просветительства и бур­жуазной оппозиции абсолютизму. О стиле рококо уже приходилось упоминать. Во Франции он разви­вался ярче и последовательнее, чем где либо, начиная с эпохи регентства герцога Орлеанского и достигнув рас­цвета при Людовике XV. Если Людовик XIV говорил: «Госу­дарство — это я», то Людовику XV принадлежит не менее выразитель­ная сентенция: «После нас — хоть потоп». Уже одно сравнение этих крылатых фраз показывает, в какую сторону изменился колорит времени. Аристократия, окружавшая двор Людовика XV, спешила развлекать­ся до наступления «потопа». Она ку­палась в атмосфере придворных ин­триг, любовных похождений, галант­ных празднеств; душою всего этого была мадам де Помпадур, фаворитка короля. Нравы стали откровенно не­строгими, вкусы — прихотливыми, формы — легкими и капризными. Эта среда была рассадником стиля рококо, но в нем, как и в барокко, заключалось более широкое содер­жание. Придворная среда не сама сформировала этот стиль — она под-

хватила и приспособила к своим вку­сам то, что носилось в вечереющем воздухе Европы XVIII века. Европей­ский мир изживал свои последние сословно-патриархальные иллюзии, и рококо звучало как прощальная элегия.

По сравнению с барокко рококо при­несло с собой далеко не только же­манность и прихотливость. Оно ос­вободилось от риторической напы­щенности и отчасти реабилитировало естественные чувства, хотя и в балет-но-маскарадном костюме. Это было в духе времени. Вспомните Манон Лес-ко, слабую, грешную и обворожи­тельную героиню повести аббата Прево, — ее так и хочется предста­вить себе написанной кистью Ватто, современника Прево. Ватто можно считать основополож­ником рококо в живописи, и его твор­чество лучше всего показывает, како­го рода человеческие открытия таи­ло в себе это «мотыльковое» искус­ство. Сам Ватто вышел из простой среды, был сыном кровельщика. Он любил бытовой жанр, копировал по­лотна голландцев, очень много зари­совывал с натуры. Вместе с тем его влекло к декоративной живописи и к театру — к Арлекинам, Коломбинам и Скарамушам итальянской комедии дель арте, которая во Франции была популярна не менее, чем у себя на родине. Сплав бытового, декоратив­ного и театрального в интимных ли­рических фантазиях — в этом весь Ватто, но в этом также и характер ро-кайльного стиля.

Трудно представить художника бо­лее обаятельного в своей неподдель­ной грациозности, чем Ватто. Все помнят две его небольшие картины в Дрезденской галерее — обе изобра­жают кавалеров и дам, расположив­шихся в парке. Типичный жанр «га­лантных праздников», но как много в нем очарования. Прежде всего это — шедевры утонченной живопи­си, настоящий праздник для глаза, но такого, который любит нежные, неяркие оттенки и сочетания. Ватто

Антуан Ватто. Жиль

ИСКУССТВО ФРАНЦИИ XVII И XVIII ВЕКОВ 237

238 ИСКУССТВО XVII И XVIII ВЕКОВ В СТРАНАХ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ

писал мельчайшими бисерными ма­зочками, ткал волшебную сеть с зо­лотистыми, серебристыми и пепель­ными переливами. Истинное наслаж­дение — погружаться в нее и рас­сматривать восхитительные детали композиций Ватто. В одной из них, которую принято называть «Празд­ник любви», среди флиртующих пар особенно хороша группа на первом плане — юная дама как бы нехотя слушает своего поклонника. Она вид­на в профиль, и этот тонкий профиль, этот своенравный поворот изящной белокурой головы, этот взгляд иско­са из-под опущенных ресниц полны живой прелести. Не сама ли это неж­ная и жестокая Манон, вечно усколь­зающая Манон, сводившая с ума бед­ного кавалера де Грие? На другой картине — «Общество в парке» — чудесен лихой гитарист в белом на­ряде и голубых чулках: как он ста-

Антуан Ватто. Квартет

Антуан Ватто. Общество в парке. 1718 г.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: