Сделай Сам Свою Работу на 5

СРЕДНЕВЕКОВОЕ ИСКУССТВО ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ 151






152 СРЕДНИЕ ВЕКА



Собор Парижской богоматери. Интерьер


Ходячее представление о мрачно­сти готических соборов сильно пре­увеличено. Ни снаружи, ни внутри они не кажутся подавляющими: жи­вописные, динамические, обширные, они предстают как воплощение де­ятельной жизни средневекового го­рода. Они рассчитаны на многолю­дье, их высокие башни — беффруа — были дозорными башнями, колокол сзывал горожан и на молитву и на сходки; у подножия собора постоян­но кипела жизнь со всеми ее земны­ми страстями и интересами. Внутри собор просторен, трансепт почти сли­вается с продольным пространством, и таким образом устраняется резкая граница между клиром и посетите­лями: «святилище» перестает ощу­щаться как нечто недоступное и со­кровенное. Гробницы помещаются прямо в храме, а не в темной подзем­ной крипте, как в романских церк­вах. Стиль готики драматичен, но не мрачен и не уныл; он бурно, темпе­раментно драматичен. Ведь что такое были сами эти средне­вековые города? Основная масса го­родского населения складывалась


из самых активных и мятежных эле­ментов феодального общества, из бывших крепостных, бежавших от своих жестоких хозяев туда, где «воздух города делал свободным». Ремесленники в городах уже не бы­ли чьими-то слугами — они объеди­нялись в самостоятельные союзы, в цеха. Во многих городах возникали университеты; хотя обучение в них носило богословский характер, они давали толчок развитию умствен­ной жизни; богословские диспуты перерастали в философские, и внут­ри самого богословия зарождались течения, подтачивающие ортодок­сальную систему, подвергающие со­мнению авторитет церкви. Здесь, в городах, буйствовали свободомысля­щие, «школяры» — тогдашнее сту­денчество, — непокорные и насмеш­ливые, как и положено студентам, меньше всего склонные к аскетизму и ханжеству, сочинявшие необычай­но хлесткие песни и сатирические притчи, не щадя никаких авторите­тов и властей, церковных и светских. Города еще подчинялись какому-либо крупному феодалу или фео-




СРЕДНЕВЕКОВОЕ ИСКУССТВО ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ



 


далу-монастырю, но горожане через свои «коммуны» — органы самоуп­равления, куда входили купцы, це­ховые старшины, — упорно боро­лись за независимость. Эта настой­чивая, страстная, иногда кровопро­литная борьба составляет самую ге­роическую страницу средневековой истории.



Соборы и ратуши возводились по за­казу городских коммун. Строились и достраивались они долго — деся­тилетиями, а то и веками. Камень за камнем возводя здание своей не­зависимости, горожане вместе с тем клали камень за камнем в свой собор, как бы символизирующий их воль­ность и силу. Одно из самых заме­чательных сооружений северофран­цузской готики, собор в Лане, стро­ился как раз тогда, когда Ланская коммуна отстаивала свою свободу, на которую покушались и сеньор, и король, и епископ. Епископ Годри, злейший враг Ланской коммуны, был в конце концов убит восставши­ми горожанами, а собор был достро­ен. Интересная деталь: на башнях Ланского собора стоят большие ста­туи быков, выполненные с необычай­ной «натуральностью». Предание го­ворит, что горожане захотели уве­ковечить этих трудолюбивых живот­ных за то, что они так много пора­ботали на постройке собора, возя камни.

Все в целом изобразительное убран­ство готических соборов, включая статуи, рельефы, витражи и алтар­ную живопись, мыслилось как свое­образная энциклопедия средневеко­вых знаний, конечно, подчиненных богословию. Причем в каждом собо­ре прослеживается какая-то глав­ная, сквозная тема. Парижский по­свящался богоматери и всему, что с ней могло быть связано. Амьен-ский собор выражал идею мессиа­низма: на его фасаде — фигуры про­роков. Собор в Лане выдвигает на первый план аллегории наук и сво­бодных искусств и рассказывает о чудесах творения. Реймс — наибо-




лее национален и историчен: осо­бая роль отводится портретам фран­цузских королей. Бурж прослав­ляет добродетели святых. Шартр-ский собор «энциклопедичен», ох­ватывая все разветвления средневе­ковой мысли и представляя широ­кую символическую картину мира небесного и мира земного. Замыслы этих изобразительных бо­гословских энциклопедий были, в общем, настолько расплывчаты и аллегории настолько условны, что под их сенью находили себе место самые разнообразные сюжеты и мо­тивы. Например, многочисленные сцены ремесленных и сельских ра­бот, изображения кузнецов, сеяте­лей, строителей оправданы были тем, что труд заповедан богом согрешив­шему человеку; подобные сюжеты включались также в аллегории вре­мен года. Аллегории грехов и гре­ховных страстей были удобным по­водом для изображения все тех же излюбленных сказочных, языческих чудовищ, — в готике их было не меньше, чем в романском искусст­ве, — вроде химер, несущих дозор­ную службу на башнях Нотр-Дам. Звери и растения олицетворяли при­родный мир, созданный в первые дни творения.

В причудливый рой образов впле­талось много таких, которые имели самое отдаленное отношение к цер­ковной концепции мироздания или вовсе его не имели. В густой вязи рельефов, покрывающих своды ка­пелл Вавельского собора в Кракове, рядом со сценой грехопадения Ада­ма и Евы можно разглядеть голого сатира, обнимающего нимфу, грифо­на со змеиной шеей, человеческой го­ловой и орлиными крыльями; тут же всевозможные звери. Часто изо­бражались жонглеры, музыканты и плясуны. По-видимому, во многих изображениях отразились народные потешные представления, очень рас­пространенные в средние века: «ше­ствия дураков», праздники с участи­ем масок и т. д. Даже у монахов бы-



СРЕДНИЕ ВЕКА


 


ли в обычае массовые пляски мисте-риально-языческого характера, на­подобие древних сатурналий. Готические гротески неисчислимы: это фейерверк народной фантазии. Нередки и фривольные мотивы, ко­торые по понятиям нового времени считались бы непристойными, а тог­да были обычными проявлениями соленого «галльского юмора», — он звучит и в песенках вагантов и в шут­ливых «фаблио». И все это распола­галось в храме! Больше того — в хра­ме были и прямые сатиры на мона­хов и церковников. Известен рельеф на капители Пармского собора, где осел в монашеском одеянии читает проповедь волкам: у волков оска­ленные пасти, и они тоже одеты мо­нахами. Надпись гласит: «Это мона­хи [а на самом деле волки] священ­ные догматы толкуют». На капите­ли Страсбургского собора находи­лось изображение церковной мессы с участием волков, козлов, лисиц и зайцев; все эти животные держат кресты, евангелия, кропильницы. Впоследствии страсбургские рель­ефы вызвали большой переполох сре­ди духовенства, и торговец, прода­вавший в своей лавке эстампы с них, был даже привлечен к суду. Но это произошло только в конце XVII ве­ка, а до того, в течение четырех сто­летий, кощунственные рельефы пре­спокойно украшали храм. Они явно перекликаются с подобными же па­родиями в произведениях вагантов, вроде «Всепьянейшей литургии». Деятели церкви подчас взирали на все это с раздражением и недоумени­ем (вспомним Бернарда Клервосско-го), но мало что могли сделать, ибо тут действовала непобедимая стихия коллективного народного искусства. Можно повторить то, что говорил о готике Виктор Гюго: «Книга архитектуры не принадле­жала больше духовенству, религии, Риму, но — воображению, поэзии, народу... В эту эпоху существует для мысли, выраженной в камне, приви­легия, совсем подобная нашей сво-


боде печати: это свобода архитек­туры. Эта свобода идет очень дале­ко. Подчас портал, фасад или целая церковь представляют символиче­ский смысл, абсолютно чуждый культу или даже враждебный церк­ви».

Целые поколения художников-ре­месленников занимались вовсе не тем, что иллюстрировали запутан­ные и темные богословские догма­ты, — это было для них чисто внеш­ним, формальным «заданием». Они служили своему богу иначе: «сплета­ли корону господу из всех живых существ», по выражению одного уче­ного, и доверчиво рассказывали, как могли, о своей жизни, о своих меч­тах и страданиях. Есть средневековая легенда о жонг­лере и богоматери. Бедный странст­вующий жонглер всю жизнь тешил людей своими танцами и фокусами. Ничего другого он не умел и не знал никаких молитв. «Служа всю жизнь людской забаве, не знал ни «Отче наш», ни «Аве». Однажды он попал в монастырь и предстал перед обра­зом мадонны. Его охватило искрен­нее желание послужить мадонне, как служил он и людям, — и жон­глер стал усердно кувыркаться и про­делывать перед образом мадонны акробатические прыжки. Мадонна не отвергла посильный дар, идущий от чистого сердца, а благосклонно приняла его. В этой легенде есть ис­тинная поэзия. И если вдуматься, она помогает понять существо и смысл средневекового искусства. Когда средневековые мастера насе­ляли церкви массой разнообразных лиц и сцен, не поступали ли они так же, как жонглер, веривший, что ма­донну должно интересовать то же са­мое, что интересует и волнует людей? Искусство говорило о жизни. А жизнь была не только интересна, но жестока и драматична. Нужно вообразить атмосферу средних ве­ков, вспомнить, какие бедствия не­сли с собой хотя бы крестовые похо­ды и с каким безрассудным мужест-

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.