Сделай Сам Свою Работу на 5

XXVI. Ведуны, ведьмы, упыри и оборотни 5 глава





 

1 Шварц (Sonne, Mond u. Sterne, 9) указывает еще, что древние пастушеские племена видели в полной луне изготовленный круг сыра; еще теперь есть местности, где месяц называют käslaib; то же воззрение встречаем и в сербской сказке. — Срп. н. припов., 50.

2 Номис, 4; Уч. Зап. 2-го отд. Ак. Н., VII, в. 2, 32.

3 Срп. послов., 296.

4 Die Götterwelt, 195; 208; Beiträge zur D. Myth., I, 67; II, 365.

5 Черниг. Г. В. 1842, 37; Ж. М. В. Д. 1848, т. XXII.

 

 

бужденный от зимнего сна бог-громовник выгоняет на небо облачные стада, несу­щие в своих сосцах благодатное молоко дождя, — подобно тому, как в ту же пору выгоняют поселяне коров и овец на покрывшиеся зеленью пастбища. Сближая свои земные заботы с творческим подвигом громовника, пастушеский народ в пер­вом весеннем выгоне деревенских стад признал религиозное дело, обставил его те­ми же обрядами, какие (по его мнению) соблюдались тогда на небе, и самый день совершения этих обрядов стал праздновать, как посвященный верховному владыке гроз. В Германии первый выгон скота в поле бывает в мае месяце ранним утром, когда еще не обсохла на траве роса; передовой корове привязывают к хвосту куст или ветку, называемую dausleipe = thauschleppe: эта ветка — эмблема громовой мет­лы (donnerbesen), которая, ударяя по корове-туче, сотрясает на землю росу и дождь. Привязанная к хвосту коровы, майская ветка волочится по траве и сбивает с нее ут­реннюю росу, вследствие чего, по народному убеждению, все стадо наделяется хо­рошим и обильным молоком1. На Руси стада выгоняются впервые на Юрьеву росу, т. е. на рассвете 23-го апреля, в день, когда празднуют Егорию Храброму, на кото­рого перенесены древние представления о Перуне (I, 358—365); при этом коров ударяют освященною вербою, что символически знаменует удары громового бича или прута, низводящего на поля и нивы молоко-дождь2. От Вербного воскресенья и до Юрьева дня, а нередко и в продолжение целого года, во всякой избе сберегается освященная верба; уверяют, что если в великую субботу зажечь ее в печи, то непре­менно явится ведьма и станет просить огня, который, как символ грозового пламе­ни, необходим ей для доения коров3. Чехи выгоняют коров метлой или вербою на рассвете 1-го мая (на kravské hody); а на второй и третий дни Светлой недели у них в обычае ходить по домам с помлазкою и ударять хозяев, чтобы велась у них скоти­на. Слово pomlázka (сравни серб. млаз — струя молока, какую можно выдоить за один раз; от корня млъз = санскр. мардж — доить) означает орудие, делающее коров молочными; так называют ветку вербы, или хлыст, сплетенный из нескольких лоз (вербовых, ивовых, виноградных), иногда даже из ремней, и украшенный пестры­ми лентами. Обрядовый припев выражается о помлазке: «proutek se otoči, korbel piva (= небесного напитка) natoči!» (сравни II, 206). У сербов-хорватов на Юрьев день многие расчетливые хозяйки стараются ударить метлою по вымени сначала соседских, а потом своих коров и надеются, что вследствие этого молоко от первых перейдет к последним. В Германии и Швеции, когда наступает пора, в которую ко­ровы доятся трижды в день, их ударяют веткою рябины или другого посвященного громовнику растения. Этот обряд в Вестфалии обозначается словом quiken, т. е. де­лать коров сильными, бодрыми, давать им новую жизнь4. У чехов соблюдаются и другие знаменательные обряды. Накануне 1-го мая они украшают одну из своих коров зелеными ветками, покрывают ее чистою пеленою и выводят в поле на пере­кресток; там, сотворив обычное моление, снимают с нее покрывало, расстилают его по траве и хлебным всходам, смоченным небесною росою и, когда оно сделается мокрым — снова возлагают его на корову. По возвращении домой вешают это по­крывало в избе и выжимают из него росу в нарочно поставленный сосуд, наблюдая





 

1 D. Myth., 746—7; Der heut. Volksglaube, 123.

2 Терещ., VI, 28-29.

3 Lud Ukrain., II, 86. Точно так же если на чистый четверг, во время так называемого «стоянья», за каждым церковным звоном бросать в печь по одному полену и потом на Велик день запалить эти две­надцать поленьев, то ведьмы придут за огнем. Четверг — день громовника, звон — метафора произво­димого им грохота.



4 Археолог. Вест. 1867, IV, 152; Иличь, 127.

 

 

при том, чтобы означенная ткань представляла подобие коровьего вымени с че­тырьмя сосцами. Добытая таким образом роса примешивается к коровьему пойлу, отчего, по мнению крестьян, коровы в продолжение целого года пользуются вожде­ленным здравием и дают много молока. Тою же росою умываются девицы, чтобы стать здоровыми и красивыми — то, что называется: кровь с молоком! Рано поутру, перед солнечным восходом, чехи отправляются на поля, стрясают с хлебных ко­лосьев росу в подойники и потом этою собранною росою омывают у коровы сосцы и вымя; некоторые косят с соседних полей росистую траву и кормят ею свою ско­тину, с полным убеждением, что у соседей коровы будут давать дурное молоко, а у них — хорошее. Подобными же средствами пользуются и ведьмы — для того, что­бы отымать у чужих коров молоко: по чешскому поверью, «čarodějne baby chodi před slunce vychodem do trávy v pasěkach stirat rosu do loktuši1, a tim nabudou moci že mohou z nich vydojiti mleko tech krav, jenž na onych pasekach se pasly». Вешая на кол свои пе­редники, они доят из них молоко2. На Руси рассказывают, что в ночь перед Юрье­вым днем и на утренней его зоре ведьмы выходят в поле, расстилают по траве холст и дают ему намокнуть росою; этим холстом они покрывают коров и делают их то­щими и недойнымиз; вместе с тем, как высыхает роса, собранная на холст, высыха­ет = утрачивается и молоко у коровы. Пелена или холст — эмблема облачной ткани: когда чаровница упустит нечаянно звезду, то не иначе может поймать ее, как плах­тою, через которую процеживалось молока (Черниг. губ. ), т. е. ока ловит звезды, за­крывая их дождевою тучею. На рассвете Иванова дня ведьмы бродят по полям, за­сеянным рожью, и выбирают из росы содержащееся в ней молоко4. Малороссияне коровье молоко и масло называют божьей росою (I, 341). В Киевской губ. сущест­вует поверье, что ведьма моет юрьевской росою цедилку (ситечко для процежива­ния молока), и потом когда станет ее выдавливать, то вместо росы потечет молоко, а соседские коровы останутся с пустыми сосцами5; в Литве, накануне Иванова дня, хозяйки варят цедилку в святой воде, взятой из трех костёлов, и это (по их словам) заставляет чародеек возвращать коровам выдоенное молоко: подобно тому, как из цедилки льется роса или св. вода, так из коровьего вымени должно политься моло­ко6. Ведьма может выдаивать чужих коров на далеком от них расстоянии, употреб­ляя для того и другие чародейные способы: стоит только ей воткнуть нож в соху, столб или дерево — и молоко тотчас же потечет по острию ножа, между тем как в ближайшем стаде начинает реветь корова и остается с пустым выменем7. Накануне Юрьева дня, на Зеленые Святки и на Ивана Купалу ведьмы ходят по ночам голые, отворяют в крестьянских дворах ворота и двери и срезывают с них по нескольку стружек; собранные стружки они варят в подойнике и тем самым похищают у сосе­дей молоко. Поэтому в означенные дни каждая хозяйка считает обязанностью ос­мотреть свои ворота и двери, и если заметит где новую нарезку, то немедленно за­мазывает ее грязью, после чего, по мнению поселян, ведьма лишается возможно­сти отбирать у коров и овец молоко. Тогда же взлезают ведьмы на деревянные кре­сты, что стоят по дорогам, и стесывают с них стружки, которые употребляют так же, как и срезанные от ворот; или берут деревянный клин (нередко колок от боро-

 

1 Рядно, плахта.

2 Громанн, 131—2; Гануш, 143; Nar. zpiewanky, I, 429; Иличь, 291; Ч. О. И. и Д. 1865, IV, 290.

3 Сахаров., II, 24; Маяк, XI, 16; Терещ., VI, 30.

4 Киевлян. 1865, 71.

5 Киев. Г. В. 1851, 20.

6 Черты литов. нар., 94.

7 Lud Ukrain., II, 81; Могилев. Г. В. 1851, 19; Ч. О. И. и Д. 1865, IV, 291.

 

 

ны), вбивают его в скотном хлеву в столб и начинают доить, словно коровий сосок; молоко льется из этого клина, как из крана бочки, и наполняет большие ушаты и ведра1. Те же поверья встречаем и в Германии: ведьмы стрясают с травы росу, что­бы повредить чужим коровам, и уносят ее на свои поля, чтобы собственным стадам доставить более сочный и обильный корм; в Остфрисланде колдунов и ведьм назы­вают daustriker (thaustreicher). Немецкие hexen втыкают нож в дубовый стол или врубают топор в дверной косяк — и тотчас же из сделанного в дереве разреза начи­нает струиться молоко; кроме того, они умеют доить молоко из веретена и пове­шенного полотенца. Когда коровы дают водянистое (синеватое) или смешанное с кровью молоко — эту порчу приписывают ведьме, которой, в числе других назва­ний, присваивают и следующие: milchdiebin, milchzauberin, molkenstehlerin, molkentöversche, в лужицком наречии чаровница = khodojta от глагола доить, с при­ставным в начале звуком к (сравни: kosydło вместо osydło, kedźba вм. dźba и др. ). Milchdieb и molkentoversche означают также мотылька, что служит новым указани­ем на связь ведьм с эльфами; как молниеносные духи, эльфы летают легкокрылы­ми бабочками и высасывают у коров молоко (II, 369)2. И по русским, и по немец­ким рассказам, ведьмы часто показываются с подойниками на головах; в ненаст­ную погоду старая Hulda (Huldra) надевает на голову подойник и гонит через лес стадо черных коров и овец: поэтическая картина дождевых туч, гонимых буйными ветрами3. Нож и топор — символы Перуновой палицы (donneraxt), доящей небес­ных коров; дубовое дерево (столб, дверной косяк, деревянный крест), из которого ведьмы с помощью ножа или топора извлекают молоко, знаменует дерево-тучу; по­лотенце — облачная ткань, а веретено — орудие, которым приготовляется для этой ткани пряжа; в приведенном нами поверье оно (наравне с клином, вбиваемым в де­рево) принимается в значении молниеносной стрелы (donnerkeile); наконец, сохе и бороне дано участие в суеверных сказаниях о ведовском доении — потому, что не­бесная гроза в древнейших мифах уподоблялась вспахиванию и засеву полей.

Любопытно, что те же атрибуты, которыми ведуны и ведьмы творят свои волхвования, могут быть обращаемы и против них самих, как предохранительные сред­ства от их злого влияния. По своему демоническому характеру ведуны и ведьмы, подобно чертям и великанам, боятся разящих стрел молнии и потрясающих звуков грома; а потому все орудия и обряды, какие исстари служили символическим зна­мением небесной грозы, заставляют их поспешно удаляться. Так, в некоторых мес­тностях уверяют, будто ведьма боится ножей, воткнутых под верхнюю доску стола; а если приставить к дверям кочергу — загнутым (железным) концом вверх, то кол­дун до тех пор не уйдет из хаты, пока не будет принята эта неодолимая для него преграда. По немецким поверьям, если бросить в оборотня освященный нож или огниво, то сила превращения мгновенно уничтожается и колдун или ведьма пред­стает в своем настоящем виде, т. е. молния снимает с оборотня звериную шку­ру = облако. В хлевах держат огниво, чтобы предохранить домашний скот от болез­ней и порчи; огниво, положенное в колыбель младенца, защищает его от злого оча­рования — точно так же, как и молот, завёрнутый в пеленки4, или крест, повешен-

 

1 Иллюстр. 1845, 415; Москв. 1846, XI—XII, 150; Zarysy domove, III, 162. Когда ведьма доит коров и хозяин подкараулит ее, она силою своих заклятий заставляет его сидеть неподвижно на одном мес­те — до тех пор, пока не окончит своего дела.

2 Учен. Зап. 2-е отд. Ак. Н., VII, в. 2, 32; D. Myth., 1025—6; Beiträge zur D. Myth., I, 227; Germ. Mythen, 371.

3 D. Myth., 1032; Die Gdtterwelt, 306; Киевлян. 1865, 71.

4 «Malleum, ubi puerpera decumbit, obvolvunt candido linteo».

 

 

ный над детским изголовьем. Напомним, что в большинстве случаев, при которых в древности считался необходимым молот, — после водворения христианства ста­ли употреблять крест: такая замена, как известно, условливалась крестообразною формою старинных молотов. Победоносное орудие громовника, молот ограждает человека от поедучей ведьмы. В Германии в первую майскую ночь, а у нас накануне Крещения на всех дверях и окнах видны начертанные мелом кресты. В Чехах, когда хозяин купит новую корову, он тотчас же кладет на порог своего хлева топор или огниво и затем уже вводит ее в стойло. Другие символы молнии: верба, осиновый кол, папоротник и плакун-трава также предотвращают от человека и домашних жи­вотных пагубные замыслы ведунов и ведьм. Осина есть вернейшая оборона от блуждающих упырей; осиновым колом поражают змея — похитителя дождей, про­гоняют Коровью Смерть (см. II, 158—9) и снимают хлебный «залом» или «закрут», совершаемый чародеями на бесплодие нивы1. Ту же предохранительную силу дает поверье и прутьям колючих растений (терн, шиповник и др. ), и жгучим травам, ка­кова, наприм., крапива. У нас употребительно выражение: крапива жжется, жалит; серб. коприва жаре, пол. pokrzywa parzy, чеш. kopřiva žaha, žiha, pali; в областных го­ворах крапиву называют жижка, жигучка, хорут. же(и)гавица, чеш. žahavka, žagavka; сравни лат. urtica, нем. bren-nessel и литов. noteres, natres от снк. nath — urere2. Нака­нуне Иванова дня крестьяне собирают крапиву и кладут на окнах и порогах домов, чтобы удалить от себя ведьм, леших и нечистых духов. При первом выгоне стад на пастбище чехи обвязывают коров красными платками, а в хлевах кладут терновые ветки, что (по общему убеждению) предохраняет скотину от порчи. Если бы у кого заболела корова и стала доиться молоком, смешанным с кровью, тот должен сре­зать свежую ветку орешника или шиповника и бить ею испорченную корову по го­лове и вымени; другие советуют кипятить самое молоко и ударять по нём тою же веткою. По народному поверью, ведьма — доительница чужих коров чувствует эти удары на своем собственном теле и впадает в тяжкий недуг. Подобные же муки ис­пытывает ведьма и тогда, когда бочку, в которой пахтается масло, начинают бить терновым прутом или когда заваривают в горшке под дымовою трубою ветви боя­рышника и терна. Лужичане думают, что если у порога избы положить веник — ту­да уже не осмелится войти ведьма, а если веником ударить собаку (= оборотня) — эта последняя непременно зачахнет. Корову, у которой опухнет вымя, немцы лечат веником, связанным на Рождественские Святки; этот же веник они кладут на поро­ге хлева, когда выгоняют свои стада в поле. Зажженная свеча и огонь домашнего очага служили знамениями небесного пламени, возжигаемого в тучах богом-громовником. Ничто так не устрашает ведьм, как четверговая (страстная) свеча; где горит она, там бессильны их чары и волхвования; хлебный залом поджигают бла­говещенскою свечою; сложенные накрест восковые свечи прогоняют ведьм от ко­ровников и конюшен. На Рюгене соблюдался обычай бегать по полям с зажженны­ми лучинами, для предохранения дойных коров от злых волшебниц. В Германии думают, что горящая головня, кинутая в колдуна или ведьму, разрушает их козни. У нас с целию противодействовать ведьмам, заговаривают дымовые трубы, забива­ют под князёк заострённые колья и посыпают на загнетке золу, взятую из семи пе­чей. По народному поверью, ведьмы боятся домового, который, как представитель

 

1 Кто на Светло-Христово Воскресенье пойдет к заутрене с осиновой палкою или вербою и через эту палку или вербу станет смотреть на собравшийся народ, тому все колдуны и ведьмы покажутся стоящими головами вниз, а ногами кверху (Полтав. губ. ).

2 Ч. О. И. и Д. 1865, IV, 306; Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., I, 571.

 

 

очага и семейного благосостояния, призван оберегать хозяйское добро1. Звон — ме­тафора грома, а св. вода, кровь и смола (вар, деготь) — дождя. Звуки колоколов не­стерпимы для ведьм и нечистых духов; они разгоняют их сборище, мешают их не­истовой пляске и не дают совершиться их злобным намерениям. Немецкие hexen называют колокола «лающими псами» (bellende hunde). Шведы рассказывают, что ведьмы подтачивают перекладины, на которых висят колокола, и, сбрасывая их с высоких башен, восклицают: «nie soil meine seele Gott näher kommen, als dieses erz wieder zur glocke werden!» Словенцы во время грозы звонят в колокола и стреляют на воздух, чтобы прогнать собравшихся ведьм2. Кто желает исцелиться от «порчи», тот должен ударить колдуна или ведьму правою рукою наотмашь, прямо по перено­сице — так, чтобы кровь брызнула; кровь эту собрать на полотенце и сжечь на огне3. Как удар молнии, проливая дождь, обессиливает облачного демона, так в настоя­щем случае с пролитием крови уничтожается губительная сила колдуна или ведь­мы. Лужичане, оберегая дойных коров, мажут на дверях хлевов дегтярные кресты (сравни II, 52); и черт, и ведьма, как скоро будут настигнуты серебряною пулею (= молнией), тотчас же разливаются смолою (I, 405)4. На все исчисленные предо­хранительные средства суеверный народ наложил христианское клеймо: свеча бе­рется страстная или благовещенская, вода — святая или крещенская, верба и нож — освященные во храме.

Когда бог-громовник доит облачных коров, он это делает, чтобы напоить до­ждем жаждущую землю и возрастить засеянные нивы; наоборот, ведьмы, согласно с своим демоническим характером, доят этих коров с тою же целию, с какою выса­сывают их мифические змеи, т. е. они иссушают облака, скрадывают росу и дожди и тем самым обрекают землю на бесплодие. Им приписываются и летние засухи, и зимнее бездождие. Ведьмы доят и высасывают коров не только летом, но и зимою. По русскому поверью, ведьма, опиваясь молоком, обмирает (= впадает в зимнее оцепенение), и для того, чтобы она очнулась, надо запалить солому и жечь ей пя­ты5, т. е. необходимо развести грозовое пламя. Во все продолжение зимы творче­ские силы природы, по выражению сказочного эпоса, бывают заколдованы. Ведь­мы щедры только на безвременные и вредоносные ливни, сопровождаемые градом, вьюгами и опустошением. Стада сгущенных облаков, изливаясь в дождевых пото­ках, мало-помалу разрежаются, становятся бледнее, прозрачнее и, наконец, совсем исчезают; явление это на старинном поэтическом языке называлось пожиранием (= сожжением, иссушением) небесных коров драконами или порчею их ведьмами; и драконы, и ведьмы равно представляются в народных преданиях существами го­лодными, жадными, любящими упиваться коровьим молоком до полного бесчув­ствия. Низводя древнемифические сказания с небесных высот на землю, предки наши стали верить, что ведьмы доят и сосут обыкновенных коров, которые вследст­вие этого лишаются молока, спадают с тела и в скором времени издыхают — точно так же, как чахнут и гибнут лошади, на которых ездят ведьмы на свои буйные сбо­рища. Таким образом, доение ведьмами коров признано было нечестивым делом,

 

1 D. Myth., 1056-7; Beiträge zur D. Myth., I, 219, 226; II, 274; Ч. О. И. и Д. 1865, IV, 282, 304; Neues Lausitz. Magazin 1843, III—IV, 342; Громанн, 133—9; Рус. прост. праздн., IV, 33; Сахаров., I, 44; II, 7; Ворон. Г. В. 1850, 20; Кулиш, II, 37; Н. Р. Ск., VII, 36, b.

2 D. Myth., 1039-40, 1057; Рус. Бес. 1857, III, ст. Клуна, 112.

3 D. Myth., 1056; Могил. Г. В. 1851, 19; Памяти, книжка Арханг. губ. 1864, 92; то же поверье слы­шали мы и в Воронежской губернии.

4 Volkslieder der Wenden; II, 223; Этн. Сб., Ill, 90.

5 Припомним выражение: «душа в пятки ушла!»

 

 

влекущим за собою скотский падёж, иссыхание дождевых источников и повсемест­ный неурожай. В духовной песне грешная душа, обращаясь к своему телу, говорит: «пойду я в муку вечную, бесконечную, в горючи огни». — Почему ж ты, душа, себя угадываешь? — спрашивает тело.

 

— Потому я, телом белое, себя угадываю,

Что как жили мы были на вольном свету —

Из чужих мы коров молоко выдаивали,

Мы из хлеба спорынью вынимывали.

Не ходили ни к обедни, ни к завтрени.

 

В другом стихе читаем:

 

Чем же души у Бога согрешили?

А первая душа согрешила:

Во ржи залому заломала,

В хлебушке споры вынимала...

Четвертая душа согрешила:

В чистом поле корову закликала,

У коровки молочко отымала,

Во сырую землю выливала,

Горькую осину забивала,

Горькую осину засушивала1.

 

Сербская пословица: «ко се држи правице, тaj не музе кравице»2 намекает на тот же грех. Приведенные свидетельства духовных песен весьма знаменательны; сопо­ставление рядом отнятия у коров молока, а у хлеба спорыньи звучит как отголосок глубокой старины, которая под молоком разумела плодородящие дожди. Выдаи­вать молоко = то же, что похищать росу и дождь или отымать у хлеба спорынью, производить неурожаи и голод. Такое действие необходимо должно было казаться самым страшным грехом. Закликая корову, ведьма (по указанию стиха) доит ее, выливает молоко наземь и забивает в то место осиновый кол, с которым связыва­ется идея омертвения3: как засыхает срубленная осина, так у коровы должно иссох­нуть вымя. У всех индоевропейских народов град, бури, холодá и засухи, действием которых истребляются зеленеющие и созревающие нивы, приписывались колдов­ству. Греческие эвмениды (название, объясняемое в старинных немецких глосса­риях словом hâzasa = hexe) уничтожали своею слюною (= дождевыми ливнями) и градом жатвы и овощи. В XII таблицах определено наказание тому, «qui fruges excantassit» или «alienam segetem pellexerit» (кто околдовывал плоды и творил закля­тие на чужую ниву)4. Агобард, лионский епископ первой половины IX века, записал следующее любопытное предание: «plerosque autem vidimus et audivimus tanta dementia obrutos, tanta stultitia alienatos, ut credant et dicant quandam esse regionem quae dicatur Magonia, ex qua naves veniant in nubibus, in quibus fruges, quae grandinibus decidunt et tempestatibus pereunt, vehantur in eandem regionem, ipsis videlicet nautis aereis dantibus pretia tempestiariis et accipientibus frumenta vel ceteras fruges»5. По сви-

 

1 Ч. О. И. и Д., год 3, IX, 210, 221; Лет. рус. лит., кн. II, отд. 2, 155.

2 Перевод: кто держится правды, тот не доит коров. — Срп. н. послов., 153.

3 Мертвецы, пронзённые осиновым колом, уже не могут вставать из гробов.

4 D. Myth., 1040.

5 Перевод: «мы видели и слышали многих одержимых таким безумием, такою глупостью, что веру­ют и утверждают, будто есть некая страна, именуемая Магония, из которой приходят на облаках ко­рабли; воздушные пловцы забирают зерновой хлеб и другие плоды, побитые градом и вихрями, упла­чивают за них чародеям, вызывающим бури, и увозят в свое царство.

 

 

детельству буллы Иннокентия VIII, множество людей обоего пола не боялись всту­пать в договоры с адскими духами и посредством колдовства делали неплодными брачные союзы, губили детей и молодой скот, истребляли хлеб на нивах, виноград и древесные плоды в садах и траву на пастбищах. В 1488 году, когда буря опусто­шила окрестности Констанца на четыре мили вокруг, две женщины, признанные виновницами такого бедствия, были осуждены и преданы смерти1. И германцы, и славяне обвиняли ведьм в похищении благоприятной погоды, дождей, изобилия и в наслании болезней, скотского падежа и мора, всегда сопровождавших голодные годы; с этим согласно и старинное убеждение, что затмения, обыкновенно произ­водимые ведунами и ведьмами, бывают «к гладу и мору». На Украйне до сих пор верят, что ведьмы задерживают дождь, низводят град и посылают неурожаи. На всем пространстве, какое ведьма в состоянии обнять своим взором, она может и произвести голод, и отнять у коров молоко2: сближение многознаменательное!3 По мнению болгар, ведьмы похищают урожай с чужих нив и передают его своим лю­бимцам; поэтому крестьяне выходят весною на поля и произносят заклятие: «вражья душа! бегай от нас»4. Русские поселяне также убеждены, что колдуньи скрывают у себя большие запасы хлеба5. В Германии рассказывают, что ведьмы ка­таются голые по нивам, засеянным льном и житом, что они не только умеют вре­дить посевам, но и могут присваивать себе плоды чужих трудов, скрадывая с сосед­них полей зерновой хлеб или овощи и наполняя ими свои закрома: поверье, изве­стное уже римлянам. Так, идучй виноградниками, ведьма потрясает шесты, около которых вьются виноградные лозы, и тотчас же зрелые гроздия переносятся с чу­жого участка на ее собственный. Один старый колдун дал своей внучке палку, кото­рую она должна была воткнуть на указанном месте посреди нивы; настигнутая на дороге дождем, девочка остановилась под ветвистым дубом и воткнула возле него палку. Когда она воротилась домой, то нашла на полях деда густые кучи дубовых листьев. В темные ночи колдун раздевается догола, привязывает к ноге серп и, тво­ря заклятия, направляет путь через нивы своих соседей; вслед за тем на этих нивах не остается ни единого полного колоса; все зерно, какое только уродилось, попадает в закрома и овины заклинателя6. Старинная метафора, уподобившая молнии ост­рым зубам мышей, придала этим зверькам мифическое значение. Аполлон, с лука которого слетали убийственные стрелы заразы, в гневе своем творил все истребля­ющих мышей (Apollo Smintheus — I, 399); немецкая клятва: «dass dich das mäuschen beisse!» употребляется в том же смысле, как славянская: «бодай тя ясна стрела рани­ла!» или: «пусть тебе Перун покажет свои зубы!» Параличный удар, наносимый по древнему воззрению карающей рукою бога-громовника, у чехов называется myš (нем. hexenschuss). Поэтические сказания о небесных мышах, являющихся во вре­мя бурных, опустошительных гроз, впоследствии были перенесены на обыкновен­ных полевых мышей, которые нередко целыми стаями нападают на хлебные поля, скирды и житницы и поедают зерно. Чрезмерное размножение полевых мышей на­родная фантазия приписала злому влиянию колдовства. Ведуны и ведьмы нарочно разводят их и напускают в дома (стр. 219) и нивы, почему немцы и называют веду-

 

1 Germ. Mythen, 466; Моск. Наблюд. 1837, XI, кн. 2, 125—6.

2 «На скилько забачила свиту, стилько и вкинула голоду» или: «стилько и молока одибрала».

3 Вест. Р. Г. О. 1853, VI, 88; Кулиш, II, 37; Пантеон 1855, V, ст. Вагилевича, 47; Киевлян. 1865, 69.

4 Сообщено Каравеловым.

5 Чародеи могут допрашивать вихрь о будущем урожае и допрос свой совершают, ударяя крутя­щийся вихрь острым ножом и держа в руках петуха. — Иллюстр. 1845, 505.

6 D. Myth., 443—4, 1043.

 

 

на mausschlägel, а ведьму — mausschlägerin; старинные ведовские процессы упоми­нают название mäusemacher (müsemaker) и сообщают поверье, будто ведьма, кипя­тя волшебные травы, причитывает: «maus, maus, heraus ins teufels namen!» — и в силу ее заклятия мыши выпрыгивают из горшка одна за другою. Рассказывают еще, что ведьма свертывает платок наподобие мыши и восклицает: «lauf hin und komm wieder zu mir!» — и тотчас же от нее убегает живая мышь. По свидетельству нидерландской саги, чародейке стоит только подбросить несколько глыб земли, чтобы в то же мгновение все поле закопошилось мышами1. Чехи считают мышь созданием чер­та. При начале мира, когда выросла и созрела первая жатва, черт сотворил этого хищного зверька и приказал ему истребить весь хлеб; а Бог, чтобы разрушить дья­вольские козни, тогда же сотворил кошку (сравни I, 399). В чешской хронике, по поводу многочисленных мышей, явившихся в 1380 году, замечено, что современ­ники думали, будто мыши эти зародились от грозы («že by ty myši se zrodily z povětři porušenéhe»). И доныне у чехов сохраняются следующие любопытные поверья: по­левые мыши ниспадают при начале весны с месяца (= с неба) или зарождаются от дождя, выпадающего на Петров день; если на Троицын день идет дождь, то в про­должение лета будет много мышей; полевые мыши изъедают у коров вымя, т. е. вы­сасывают молоко-дождь; когда они появляются в большом числе — это предвещает голод и болезни; свист, звон, барабанный бой, удары молотильного цепа и крик черного петуха (словом, все, что на поэтическом языке служит обозначением гро­зовых звуков) признаются за те спасительные средства, которыми можно разо­гнать крыс и мышей; чтобы избавиться от этих хищников, крестьяне обкуривают свои дворы козлиною бородою, что стоит в несомненной связи с древнеязыческим посвящением козла богу-громовнику2. Кроме плодов земных, ведьмы могут скра­дывать и другие припасы, необходимые для благосостояния человека; так, они уно­сят мед из ульев3, загоняют к себе рыбу и забирают птиц и зверей, за которыми хо­дят на промысел охотники. Скрадывание меда объясняется уподоблением дождя медовому напитку, а захват рыбы, птиц и лесного зверя — мифическими представ­лениями грозы рыбною ловлею и дикою охотою. Между малорусами ходит такой рассказ: жили-были три брата, занимались рыболовством и звериной охотою; и на лове, и на охоте братья не знали неудачи: закинут ли сети — а они уж полнёхоньки рыбою, возьмутся ли за ружья — зайцы сами бегут на выстрелы. Дело в том, что мать у них была ведьма. Раз братья решились ее испытать; взяли тенета и ружья, пошли за зайцами, а матери сказали, что идут ловить рыбу. Что же? раскинули те­нета — и вместо зайцев полезли в них окуни, караси да щуки!4 Еще от XI века до­неслись до нас интересные летописные свидетельства о подобных обвинениях, взводимых на тех женщин, в которых подозревали ведьм. В 1024 году, говорит ле­тописец, восстали в Суздале волхвы, «избиваху старую чадь, по дьяволю наученью и бесованью, глаголюще, яко си держать гобино. Бе мятеж велик и голод по всей той стране. Слышав же Ярослав... изымав волхвы, расточи, а другыя показни, и рек сице: Бог наводить по грехом на куюждо землю гладом, или мором, или ведром (засухою?), ли иною казнью, а человек не весть ничтоже». Под 1071 годом находим следующее известие: «бывши бо единою скудости в Ростовстей области, всташа два волхва от Ярославля, глаголюща, яко ве свеве (мы ведаем) — кто обилье держит. И поидоста по Волзе; кде придут в погост, ту же нарицаху лучшие (добрые) жены,

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.