Сделай Сам Свою Работу на 5

Время давно перестало меня убивать





 

 

время давно перестало
меня убивать,
что взять ему
с мертвеца,
уползающего
за
поворот
вечности

 

 

И спросил Ницше

 

 

И сказал Бог:
- В моей смерти прошу винить Ницше!
И спросил Ницше:
- В моей смерти я должен винить Бога?

 

Хлебников.ру

/Разговор по душам с В. Хлебниковымо превратностях славы/

 

 

Публиковал?

пу - БЛИКОВАЛ
пуб - ЛИКОВАЛ
публи - КОВАЛ
публик - ОВАЛ
публико - ВАЛ
публиков - АЛ!


*

 

Травостайки
Кузнечиков,
Бабочек
и
Стрекоз –
Травонастойка
травославного
мира.

 

 

*

 

Жизнь снова выпадает за края
Земли, куда не проникают кванты света.
И модернизмом необытия
Волняет, как сортиром из Рунета!


*


Жизнь дорожает.
Только стихи по-прежнему
Ничего не стоят.

Но:


Стихи и деньги – вот мой идеал.
Идет кассовая вражда в литературной среде.
Считать - и никаких стихов?!

 

*

 

До-ре-ми- ФА-ШИЗМ

 


*

 

Время -
Битло- ма/оется,
Пресли- мо/елится,
Кир- коров/бится.

 

 

==============

 

ПОЭМА ВЕСНЫ

Вступление

 

На снежных улицах
бульдозер торжествует!

Глава первая

 

 

Весна –
и пущена зима
на самотёк.



 


Глава вторая

 

Весна –
и почки рвут
рубашку на груди.


Глава третья

Весна –
и городской пейзаж
равняет кустоправ.


Эпилог

ЛЕТО!
ЛЕТО!
ЛЕТО!


Конспект романа

 

О брутто женщины, на месяце девятом!

Путь литературы

От русского лубка – до женского лобка!

EXIT новостей. 30 марта


1. Она

В центре меня – сердце,
а в нём ты – с похотливыми
мыслями о моём теле!
Хотя, если быть честной
до конца, то мои мысли
внутри твоего сердца
мало чем отличаются от твоих, милый...

 

2. Он

время твоего тела
заполняет время моего тела...
а так мы посторонние друг другу люди!

 

3. Она

вижу – в твоих глазах,
как в часах песочных,
до последней крошки
вышло время любви ко мне, милый!

 

4. Он

на пути к истине
погибло столько здравого смысла о тебе...

5. Она

вслед за первой травой
из-под земли чумазая,
вся пропахшая трупным запахом
выползает на свет наша весна...

6. Он

атомы тишины,
молекулы молчания –
вот из чего состоит
крик нашего отчаяния...
тишина и молчание –
первоисточник крика
и наоборот…

Закрой рот стихло-творениям!



7. PS

Надо бояться множеств...
Троица – первое тревожное объединение.
Самое опасное объединение на троих!

 

================

 

М-АРТ - эпоха дзинь!

Марта. Братск. Сибирь

яркое солнце
из первой крохотной лужи
пьют два голубя

*

 

Дочка на лавочке
забыла варежки...
Дети торопят весну!

Климатическое

М-АРТ – эпоха дзинь!


Рево-поллюции

О, гениТальное мышленье молодых!


*

 

О снег Отечества, ты падок, но опрятен!

*

 

Народ озяб от ветра перемен!

*

 

В отогретую флейту берез дует яростно северный ветер!

*

 

Птиц полон рот двора!

 

==========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

 

НАДЯ БЕЛЯКОВА

Когда наш дракон летает

 

 

«Осторожно!
Во дворе злой дракон!» -
написал на заборе
хозяин.
Но это не правда:
дракон добряк,
не кусается он
и даже не лает!
Лишь иногда
в ночи - полетает,
стараясь не хлопать
крыльями громко,
чтоб не будить.
Ему на цепи
сидеть одиноко.
Его печальное око
вмещает всех нас -
с нашими снами,
мечтами, домами,
ушедшими в никуда
от нас поездами, друзьями…
На цепи его
болтается дом,
когда среди звезд
наш дракон
летает -
от глупостей наших
он так отдыхает.
Всё выше и выше
он улетает,
поэтому дом наш
трясет и болтает.
И нам не до сна!
А ты потерпи до утра,
и всё утрясется,
дракон наш вернется,
осядет - и всё
обретет своё место
с рассветом,
особенно теплым
дождливым летом!

 

Сеятель снов

 

 

Как медиум к Былому,
взываю к Бытию....
Слова, слова, слова
у сеятеля снов -
как семена без почвы,
без тверди всех основ -
взлетают ввысь,
пересекая границы потолков,
как прожитые годы,
чтобы осесть -
в гроссбухе Книге Жизней,
поправками
в строке, написанной до нас .
Рассыпан алфавит
непрожитой строкой
наших разлучниц-судеб,
ложится слог клавиатурой
на старый ноутбук.
Извлечь запретный смысл,
нанизывая звуки
на хорду прошлого
в надежде на прочтенье -
вот морок наших дней.



 

Цензурой мечты

 

 

Планета надежды,
гавань покоя,
пристань несбывшейся
любви,
пУстынь защиты,
пещера -
светлых и вещих снов,
в которых мы вместе.
Цензурой мечты
изъяты ошибки:
поступков и слов.

Но дождь за окном
возвращает в реальность.
Как отпуск короткий,
как детский праздник
закончено все.
И хаос,
и суматоха по-прежнему
правят днем
длиною в целую жизнь.
И тени моей
со мной вдвоем
- не по пути -
усталым и серым днём!

 

Титаник

 

 

- Расскажи о прожитой любви! -
Словно в детстве
вечернюю сказку прошу.
Но в ответ
всё курортных романов круги
да загульные виражи.
Или вовсе -
печальный рассказ
в стиле
«со слов потерпевшего»…
Но, упрямая, я пою
на обломках крушения,
достаю свой Титаник со дна
и плыву к берегам мечты.
- Расскажи о прожитой любви! -
Я прошу немого попутчика…

 

==========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

 

АЛЕКСАНДР САВОСТЬЯНОВ

Портал.метаметаграмма

 

 

ШИЛ В ДАМАСКЕ………..…….…ЖИЛ ТАМ В МАСКЕ
.........................................................................................

Глуп же, брезент, в запой …Глубже презент в забой!
Молот… Лез, шалел, гол!........Молод лес, жалел кол!
С шалостью – бой!............................С жалостью пой!
Вьюк надеть, вол!.............................Вьюг напеть, фол!

Шар с лентой в ложе……...…......Жар с рентой в коже.
Тамтам – накалом! ….....................Там дам навалом!
Галь, гости в позе...........................Гарь, кости в бозе…
Дам дрель Шагала!...................Хам! – Трель шакала!

Набор набивок!………………………......Напор наливок!
И глажу гриву………………………...И Глашу – грифу!

Готы, Кения, гриб………………...Годы гения… грипп…
Болт – в жесть, Толя!...........Борт – в шесть! Доля…
А блошка – пылью…………...…..А плошка – былью!
Сыпь!....... ………………………….…………...........Зыбь…
БОЛЬНО?……………………………….…….......ВОЛЬНО!

Дурь – доска……………………………........Дуль тоска…
Бал – находка!………………...….…..Пал? – Наводка!
РАЙ……………………………….………………...….....ЛАЙ
О, дрова…………………………………….........О, дрофа!
Затор, жаль................................................Хатор шаль…
...........................................................................................
...........................................................................................

 

 

Вакханалия. японский сонет – бабочка

вина сатиров.............................В.....................ватажный шабаш
шалят от страсти чувства............А...............альянс с лукавым ясен
пещерный облик........................К......................кувшин со змеем
смущают пьяных...................Х..................хитрят фатально
хвосты рога копыта..............А..азартность муз крылатых
в истоках песен.................Н.................наглеет бахус
печаль в огне дракона..........А..алхимик ищет в прошлом
рождает пепел.......................Л..................легенды вечной
в душе кочуют страхи..........И…..истоки мысли дерзкой
не до веселья........................Я...............................я улетаю

 

 

Первый блин - комам! панторим

 

Жаркий дух лета,
Круглый диск Солнца.
Байки сух ветер,
Буквы тик тоньше.

Пилигрим – ближе,
Веры клин – комом!
Угостим мишек,
Первый блин – ко'мам!*

 

 

______________

*Древние славяне посвящали праздник Комоедица пробуждению медведей. Первые блины приносили к берлоге медведей, которые просыпались от зимней спячки и были очень голодны. Так тот самый «блин комам» и стал «комом»

первые крокусы. хайга

жёлтые нити

в белых лепестках весны
запах шафрана

Жемчужные подснежники

Пробьются сквозь валежники
Росточками мечты
Жемчужные подснежники –
Молочные цветы.

Бутоны белоснежные
Домой не унесу! –
Не собирай подснежники:
Пускай растут в лесу!

=========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

БОРГИЛ ХРАВАНОН

Пред рассветом темнее всего

 

 

Пред рассветом
Темнее всего.

Бродит гром тараканий
Земшаром -
За век
разжиревший
до век
Сор-земшорох про «красные бредни»:
Пред расчётом -
Подлей,
Злей,
Дряхлей он всего!

Наше дело со стажем -
«Это есть наш последний…»
Назвать *можно* старым -
Только
Молодость мира
Своих ли стыдится седин?
*Только*
молодость мира -
Коммунизм -
Не страшится
весенними реками
сабельной стали
Сверкнувших седин.
Молодеет с Парижем
товарищ Потье.
Сброшен век *наш*?
Юны Безыменский и Бедный.
Молодая.
Мы.
Гвардия.

…Но
и спев:
«Это *был* наш последний…» -
«Интернационал»
Мы
В архив
Не сдадим.

 

Блеск!

 

 

Атман есть Брахман:
Ад внутренний -
внешний ад.
А зеркало - я...
Быть зеркалом честным -
Долг:
блеск -
не глянец и лоск.

 

Квадрат магической неотличимости

 

Ш И Ш

И Л И

Ш И Ш

 

Шашка Чапаева над пустотой

 

 

Наше - *время*,
Их - дни.
В страхе перед пинком
подвывают они,
караваны облаяв:
навсегда
*наш* Чапаев -
и *их*

п
у
с
т
о
т
а
.

 

О выборе меньшего зла

 

 

Выбор
Меньшего
Зла -
Дело
Благое?
Порою…
Но дела
Нету
Тошнее,
Чем выбор
Меньшего -
Зла!

 

 

Несу свой...

 

 

- Несу свой крест.
Свой чемодан без ручки.

- А! Революция!
- А Революция -
Не крест,
а крылья.
Не чемодан без ручки,
что набит
Всей суммой
сердце разодравших,
Но - мелочей.

Несу свой крест.
Несу свой чемодан.

 

=========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

ВЛАД АНДЕГРАУНД (Владимир Смирнов)

 

 

Карма кома

 

 

было

когда-то словно

и сейчас не то что бы нет

а так

несовершенно и совершённо

скользко стоять

на предпоследнем пути

вниз

и к центру

без музыки без видеоряда

голая информация

уже не годная к вос

произведению

ошибки кода

неверное расширение

чтобы придти к успеху

с Богом в деле

сильная доля

 

Depeche mode 80-е

 

 

тягучая мелодия с ровным битом спрашивает о
простых трагичных священных делах
таких же черных как следы винила на пальцах
сделано в германии попробуй достать
рукой или сердцем до электронного пульса
сквозь повседневную жизнь усадьбы завязывая
кристаллические узлы на ботинках
кристаллические узлы на будущее
чтобы пройти прямо своею тропой слёз
скажи гаан и гор египетские имена.?!

 

Венерин волос

 

 

скажешь всё было на белом оборачиваясь прозрачно чёрным

на языке

сосочки как гарцевать на раненной рани

ежевично и вечером в позапрошлом светании на рогах античёрта

если искать твои волосы образно гугля снарка

бывшего на венере

из черемисских сказок пчелой уносящей разум

16:23

вдоль про в у и к

на бархатке отомри

первая равная всей первой природе вера

уносится к несвободе от звука сумер в открытый офис семи грамматик

 

=============================== ПРОЗА ==============================

================ Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013 ================

====================================================================

 

ТАТЬЯНА ЗОММЕР

Улыбка бабочки

Между двумя нашими пунктами на плоскости города протянулась струна. Точками физическими мчимся в транспорте по искривленным улицам и площадям. Ментальными телами веерных бабочек витаем в необозримом пространстве-космосе. Руки сжимают до боли скачущую между нами прямую.

 

Чувствуешь, бьется в сердце – веер – Улыбка бабочки?

 

Натянутая между нами струна рисует во взаимно пересекающихся пространственно-временных плоскостях затейливый супрематический веер. Прямые вычерчиваются согласно нашему расписанию. И колеблются в такт шагам резонансным, которые мы совершаем отдельно.

 

Мы свободны – смотри. Разожми ладони и покажи – в них ничего нет. Но мы идем как дети – рука-в-руку. Потому что держимся за одну нить. Между нами тонко натянутая струна созвучных колебаний. Пробуй увернуться. Специально изворачивайся, лги – прогибайся с другим физическим телом. Проявляй нерешительность, колеблясь в оценках. Сворачивай от страха клубочком нить отношений.

 

Мы все равно повязаны – космическим звуком, струной контрабаса, гитары, скрипки… Одной натянутой нитью звучим в пространстве. Созвучны – во всем. И даже стихи – синхронное плаванье по стихире. Ныряй и прячься – думай, что это игра. Ты делаешь шаг, я – опережаю ровно на два колебания.

 

Волны ночного прибоя рисуют лунный пейзаж. Ты уже спишь. Я делаю два шага в ночь. Веер складывается и замирает под твоей подушкой. От нити-струны не сбежишь. Ты рисуешь утро в окне – значит, пора вставать.

 

Д-з-ы-нь! – натянутые нити-струны пропели – и веер разложен. Слышишь, звенит в морозном воздухе утра. Д-з-ы-нь! – это в ответ посылает тебе звонок натянутая струна. Спешим на работу, кружа порознь по кольцевой и продвигаясь радиальным. Изгибаем взаимную траекторию тел и чувств. Струна изворачивается, свиваясь от столкновений случайных прохожих в спираль полуволн. Кружит, как может, свивая энергию дня. Пружинит, на долю секунды вытягивается в прямую. Д-з-ы-нь! – звоночек на все позвонки застает на сиденье в метро.

 

Отворачиваясь от зрителей, прячешь за дрожащей решеткой пальцев пульсацию глаз, пунцовость щек. Нежданно-негаданно тело пронзает космическая энергия. Высокочастотным пружинным столбом включает в гиперпространство. Из макушечной впадины, замыкая струнный звучащий оркестр, бьют множественные цветные линии веера - Улыбка бабочки.

==========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

АЛЕКСАНДР САВОСТЬЯНОВ

 

 

Конец связи

 

Шары были разные – пурпурные и изумрудные, бирюзовые и палевые, ультрамариновые и терракотовые, золотистые и серебристые, молочно-белые и нейтрально-чёрные, прозрачные и не очень, маленькие и большие… И во всех них теплилась Жизнь! И во всём этом сказочном разнообразии был какой-то особенный, понятный лишь одному Гипно-схрон-Эребу строгий порядок…

На сей раз он решил свой порядок нарушить. Облюбовав таинственно поблескивающий бирюзовый шар, тысячеглазый Гипно-схрон-Эреб вперил свой насквозь проникающий взор вглубь красочного микромира взрывающихся радиогалактик, шаровых звёздных скоплений, изумительных планетарных туманностей, миллиардов сияющих звёзд и окружающих их планетных систем.

Великий Гипно-схрон-Эреб был очень увлечён созерцанием нашей Вселенной, но… за всем внешним великолепием происходящих в ней грандиозных процессов он не заметил самого главного – происхождения Человека! Того самого Человека, с таким же неподдельным интересом постигающего тайны своего отнюдь не менее таинственного микромира, внимательно разглядывающего в свои мощнейшие электронные микроскопы простейшую инфузорию-туфельку и раскрывающего тайны строения атомного ядра и своего собственного генома. Но и Человек не использовал всех своих скрытых возможностей видеть дальше мельчайшего мира микрочастиц – протонов, позитронов, нейтронов и электронов. А жаль – там тоже имелась… Жизнь!

Вовсю налюбовавшись незабываемым зрелищем, и, вернув невесомый шарик на его прежнее место в тройной спирали четырёхмерной структуры, великий Гипно-схрон-Эреб испытал чувство, похожее на восторг… Он мог позволить себе объять «необъятное» – перед ним разворачивалась фантастическая панорама множественности микромиров, связанных в единый прочный клубок… Но как и человеку – крошечной пылинке мироздания, так и гипергиганту Гипно-схрон-Эребу не давал покоя извечный вопрос…

Вглядываясь во всепоглощающий Мрак, он очень хотел узнать – есть ли граница у его «Гипермира» и что за ней… Над этим задумывался не только он один – миллионы Гипно-схрон-Эребов из величественного «Гипермира» тоже хотели бы получить ответ на этот самый риторический для всех них вопрос.

А человек вышел за пределы своего мироздания и узнал всю правду жизни о ворочающем судьбами миллиардов Вселенных тысячеглазом Гипно-схрон-Эребе…

– Говорит Орзой! Это нечто невообразимое… Невероятное – очевидно! Конец связи…

 

==========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

 

ТАТЬЯНА ВИНОГАДОВА

 

ПОЭТИКА

/нечто вроде манифеста/

Иоанн сказал: «В начале было Слово...».

Ионеско сказал: «Жизнь всего только повод для литературы».

Уайльд сказал: «Всякое искусство совершенно бесполезно».

В конце концов, всё зависит от точки зрения.

В стихах должно быть пространство. В стихах должно быть молчание. Рильке, Басё и Анненский это понимали.

Но...

Стихи растут не как звезды и не как розы, а в лучшем случае, как железобетонные конструкции, как лебеда с чертополохом – на глинистых пустырях новых районов.

Силлаботоника не вмещает урбанистических пейзажей рубежа тысячелетий. Рифма должна существовать факультативно. При этом она не должна быть банальной, следовательно, она не должна быть точной, потому что все точное уже давно срифмовано.

Мои стихи всегда — об одном и том же. Поэтому их не обязательно прочитывать подряд и до конца. В сущности, их можно вообще не читать. В любом человеке есть все то, что в них содержится. Если же в человеке этого нет, то восполнить лакуну стихи не помогут.
Стихи не должны быть обращены ни к какому читателю. Читателей в природе не существует.

Стихи нужны прежде всего для самого пишущего. И даже более того: стихи пишут себя сами – используя поэта в качестве регистрирующего прибора.

Мир вторичен по отношению к тексту.

Эти стихи – не стихи.

Читатель – не существует.

Пишущий – существует виртуально.

Реальность... Впрочем, какая разница.

 

==========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

 

ВЛАДИМИР МОНАХОВ

 

Толстый

записки мальчиша-плохиша

 

 

С первого класса я учился с Валей Бородай из нашего двора. Девочка она была болезненная: слабенькая и худенькая. Часто пропускала уроки, и ее мама поручила мне опекать подружку. И я опекал - по дороге в школу и домой. Как-то по пути после уроков говорили обо всех наших одноклассниках. Перед домом стали обсуждать наших "толстунов".

- У нас в классе три толстяка! - сказал я.

- Четыре!- самоуверенно поправила меня девочка.

- И кто четвертый?- немало удивился я.

- Ты! - без сомнения простодушно ответила худенькая Валя.

- Не может быть? - был поражен этому откровению девочки я, поскольку всегда считал себя большим, крупным, но не толстым. Тем более, что до этого случая, никто и никогда меня в этом не попрекал.

- Конечно, ты вон какой толстый, - настаивала на своём Валя, размахивая передо мной тоненькими ручками.

Но я слушать ее дальше не стал, а побежал домой. Бросив портфель, сняв куртку и одежду, в одних трусах остановился у зеркала и принялся себя внимательно рассматривать. Ничего толстого в себе я не находил. Видел себя большим, крупным, сильным - для пущей убедительности сжимал руки, демонстрируя скромные мальчишеские бицепсы. Видел себя в отражении, ну, никак я не толстым, а всё это эта завистливая мелюзга придумала.

На следующий день я уже шел в школу самостоятельно, и вернулся без Вали. В классе я держался от нее подальше. Валя почувствовала перемены в наших отношениях и тоже держалась особняком.

Через две недели мы столкнулись с Валей во дворе. Я был со старшими мальчишками, которые принялись дразнить хлипкую девочку. Я тоже поддержал их обидные слова. До этого Валя терпеливо сносила брань других мальчишек, но когда к ним присоединился её бывший друг, то она неожиданно бросилась на меня с кулаками. И в ответ я начал её бить.

Я бил её со всей мальчишеской силы, вкладывая в удар всю недетскую мощь, которой уже был наделен. Валя отлетела от моих ударов, но я догонял ее и снова был. Бил руками и ногами, под дружное одобрение соседских пацанов. И, остановился только, когда меня скрутили взрослые. Окровавленная девочка с трудом уползла в свой подъезд, где ей навстречу с криком бежала мама.

Вечером пришла к нам мать Вали. Она кричала, плакала, говорила, что Вале вызывали врача, она так пострадала.

- За что? - не понимала мама Вали. - Вы ведь так дружили!

Я молчал. Потом приступила к разбирательству моя мать. В руках у нее был тяжелый аргумент - ремень, который она пустило в дело. Она тоже спрашивала - за что, ты зверь, избил девочку? Но я упорно молчал. Я сам не понимал - за что я побил хрупкую, болезненную Валю, потому что не помнил - с чего началась моя обида не нее?

И молчал всю жизнь до этой минуты, когда вы все узнали вместе со мной подлинную правду.

Потому что только сейчас, когда я стал большим и, как справедливо заметила Валя, толстым, эти два эпизода у меня связались воедино.

 

Суицид

 

...для взаимной пылкой любви необходимо много свободного времени...
/из фольклора ХХ века/


Мой школьный товарищ, сорокалетний офицер ФСБ Виктор Полуянов пустил себе пулю в лоб. Застрелился, с точки зрения здравствующих, немотивированно и не оставил никакой разъяснительной записочки о причинах отчаянного шага.

Хоронили его скромно, без полагающихся почестей, суетно и скупо на слова, будто бы старались в молчаливом сговоре быстрее замять и по возможности даже стереть из памяти текущей активной жизни этот прискорбный факт, который ложился позорным пятном на всю малочисленную местную службу госбезопасности. Поэтому его бездыханное тело в последний путь отправилось преимущественно в узком окружении сослуживцев и их жён.

И то, что среди провожающих было два его школьных товарища – я и Валерка Слущенков, – оказалось чистой случайностью. Полуянов жил со мной по соседству, а Валерка со своей женой накануне приехал ко мне погостить и с корабля угодил на похороны. Тем не менее, и в этой закрытой немногочисленной процессии, и на кладбище вокруг могилы, а затем уже на вязких поминках, где публично говорились только казённые слова, люди тихо перешёптывались, стараясь в привычном им тихом обмене информацией за стенами тайных кабинетов дошептаться до причин самоубийства.

На похоронах с Валеркой и его женой мы держались особняком. Чужие для этой среды люди, жили хотя и рядышком, но не вместе. На кладбище мы отмалчивались, предоставляя возможность говорить другим, и внимательно слушали: о чём перешёптывалось недоступное нам в бытовой жизни окружение?

Версий было две. Смертельная болезнь, которую Полуянов решил прервать столь радикальным даже в кругу местных работников госбезопасности способом. Болезнь действительно имелась, но не настолько смертельная, как казалось здравствующим. Но кто знает, что на самом деле испытывает один на один с болезнью человек, подтачиваемый фактом недуга?! Версию болезни поддерживала мужская часть, и каждый примерял на себя – пошел бы он на такой шаг? Мужики были в основном здоровые и потому по определению плохо понимали, как можно так поторопиться на тот свет, к тому же не оставив никаких распоряжений. Тем более, что Виктор Полуянов был их начальником, который только-только пошёл в карьерный рост и возглавил местную службу госбезопасности. Как говорится, не по уставу.

Вторая версия была романтичной, и её больше обсуждали жёны суровых мужчин. Им мерещилась за смертью несчастная любовь. Правда, предмет тайной страсти, который якобы толкнул нашего товарища на суицид, оставался даже в этом закрытом, но во всём осведомленном кругу, неизвестен. Что-то там произошло, где-то далеко, в одной из командировок, после которой он вернулся сам не свой и впал в затяжную депрессию с тяжёлым пьянством. Но потом образумился, дела пошли в гору - и на тебе: пуля в лоб.

Нам тоже хотелось узнать правду. Но других версий в наших головах не рождалось, потому что мы вообще мало что знали о Викторе Полуянове с тех пор, как он стал служить в госбезопасности. Он умел конспирироваться даже в нашей тихой жизни заштатного городка, а в редкие встречи ничего не удалось узнать из его жизни. Фальшь улыбки всегда, будто намертво приклеенная, держалась на его губах, и, оброни он случайно при мне в эти минуты скупую мужскую слезу, она не восстановила бы правды человеческого лица. Мне каждый раз казалось, что он чувствовал себя человеком только за маской, сформированной тайной службой, и снимать её даже перед своим школьным товарищем не хотел. Лишь однажды он меня спросил, верю ли я в загробную жизнь. На это я снисходительно хмыкнул, и он, расценив однозначно мой бессловесный ответ, тут же поддержал иронию так: вот и я тоже думаю, что на том свете у каждого своя сплошная тьма и для нашей встречи нет никого. К чему приложить этот пустой разговор, к каким событиям его жизни - теперь не угадать, и должна ли она заканчиваться самоубийством внешне благополучного человека - рассуждать бессмысленно.

- А может, его убили, а инсценировали самоубийство? - прошептал мне на ухо Валерка Слущенков, когда мы возвращались с поминок домой.

- Да брось ты! – махнул я на него рукой. - Птица не того полета.

- А откуда ты знаешь?

- Знали бы, хотя бы по слухам! – был самоуверен я.

- Тогда ты веришь в болезнь?

- Я видел его две недели назад – он, как всегда, был закрыт, будто застёгнут на все пуговицы, и никаких жалоб на здоровье от него я не слышал. Полуянов при встречах всегда так ловко выстраивал разговор, что больше говорил я о недостатках нашей городской жизни, а он только запоминал факты.

- О чём вы говорили?

- Я про воровство местных чиновников. Да об этом говорят у нас все, особенно на базаре.

- А несчастная любовь вас не устраивает? – вмешалась в разговор супруга Валерки.

- Об этом известно ещё меньше – вовсе ничего. Но стреляться из-за любви еще глупее, - был категоричен я.

- А что мы знаем про него сегодняшнего? – сказал Валерка.

- Да почти ничего. Но он не похож на самоубийцу.

- А ты вообще думаешь о таком способе ухода из жизни?

- Я? Ну, если быть честным, то – да!

- А зачем думаешь?

- Ну, это как терапия, вот умру – все меня пожалеют, а я из гроба буду наблюдать за вами. Ну, это всё уже сто раз описано в литературе.

- А ты бы стал стреляться из-за любви? – неожиданно спросил меня Валерка Слущенков.

- Я? Никогда! - решительно отвёл его вопрос. – А ты такую мысль для себя допускаешь?

- Да, я бы, наверное, покончил с собой, если бы любимая женщина меня отвергла или пуще того умерла бы! Наверное, застрелился бы или там другое, - невозмутимо ответил Слущенков как о чём-то давно для себя решённом.

- Да брось ты! - я был просто ошеломлён таким заявлением. Одно дело - просто думать об этом, а другое – решиться на это, даже в словах.

- Не, на полном серьёзе: нет любви – нет жизни! – склонность к банальной афористичности водилась за ним.

- Ну, ты даёшь! - я в замешательстве смотрел на Валерку, пытаясь понять: он говорит правду или так, для красного словца, наигрывает ситуацию, как в школьном драмкружке, куда мы с ним ходили в старших классах по просьбе наших подруг. Но по его строгому задумчивому виду понимал, что он сейчас откровенно делился своими подлинными чувствами.

И в эту же минуту я выхватил у него за спиной лицо жены. Она смотрела на Валерку Слущенкова с таким обожанием, восторгом, с той самой любовью в глазах, за которую он готов был здесь и сейчас умереть! А я на фоне её рыцаря любви выглядел замшелой равнодушной скотиной, недостойной даже взгляда стоящей с нами рядом женщины, которая обожала Валерку в эту минуту так сильно, что, казалось, мы не с похорон идем, а из театра, где давали восхитительное представление.

Меня настолько это выбило из равновесия, повергло в затяжное уныние, что я предпочёл надолго замолчать. Лишь спустя пару часов дома, стоя на балконе с сигаретой, я осмелился напомнить:

- Валер, ты серьёзно готов ради любви застрелиться?

- Ты что, с ума сошёл?

- А чего после поминок нёс?

- Чёрт его знает, тогда казалось, что смог бы, - виновато улыбнулся он.

- Ну, у тебя и шуточки, - расслабился я, хотя чувство обиды на Валерку не проходило, а постепенно перетекало в какую-то кочевую злость и желание даже смазать ему по морде.

- Бывает, - криво усмехнулся Слущенков.

И я читал в его лице такую же искренность, как пару часов назад, когда он демонстрировал готовность если не умереть, то хотя бы пострадать за любовь.

 

==========Журнал «Тело Поэзии» на Мегалите. №3-2013==========

=======================================================

 

НАДЯ БЕЛЯКОВА

 

 

ГИПЕРБОРЕИ

Из цикла «Ругачёвские чудеса»

 


 

Весна в тот год выдалась холодная, без дождей. Первые душистые почки показались только к школьному выпускному балу. Еще не окрепла первая распустившаяся, очищающая воздух зелень. И на улочках Ругачёва ласковый ветерок поднимал ту особенную городскую пыль, которая следуя его порывам, бродит и гуляет по подворотням и закоулкам, пока не прорастет трава. Особое раздолье этим волнам пыли было на школьном дворе.

Пустующие классы школы были залиты солнцем первого, по-настоящему теплого дня. Актовый зал, где все собрались чествовать вручение аттестатов зрелости выпускникам школы, вскипал от шума и смеха. Окна актового зала были раскрыты. По стареньким боковым ступенькам слева от сцены по очереди поднялись директор школы, завуч, учителя. Засидевшаяся без дела за расстроенным роялем в правом углу зала празднично одетая учительница пения бодро заиграла туш.

Завуч и учителя поздравили выпускников с окончанием школы, и на середину сцены в синем костюме вышла «директриса», одновременно славившаяся своей строгостью и справедливой «материнской» добротой. Директриса по списку громко зачитывала имена, устраивая своеобразную перекличку выпускников. Бывшие ученики откликались и поднимались на сцену. И тотчас, радостно дребезжал рояль, как укрощенное маленькой, сухонькой училкой пения чудище, приветствуя каждого выпускника, получившего аттестат. Наконец, директриса выкрикнула:

- Летунова Марина! 10-й «А»!

Заболтавшаяся с подружками Марина Летунова, вскликнув от неожиданности: «Ой, я здесь!» - поспешила на сцену получать свой аттестат. Пока Марина приближалась к сцене, все с нескрываемым восхищением смотрели на красивую, голубоглазую, стройную девушку с длинными прямыми волосами, а директриса намеренно громко произносила торжественную речь, как если бы это была рекламная пауза:

- Наша Марина! Наша гордость, отличница! Мариночка, спасибо, ты не раз поддержала честь нашей школы! Хорошо училась и всегда побеждала на олимпиадах и соревнованиях! Красный аттестат! Вот, смотрите, ребята: одни пятерки! Молодец, Марина!

Марина взяла свой аттестат из рук директрисы и почувствовала, как же она счастлива от теплых, сказанных в ее адрес слов, от весны и праздника окончания школы. Да, она счастлива, счастлива! Марина прижала аттестат к груди и… взлетела. Как всегда, закрыв при взлете от смущения глаза руками. Она только слышала, как кто-то засмеялся, кто-то засвистел, а кто-то зааплодировал…

Директриса, помрачнев, произнесла полушепотом на ухо завучу по воспитательной работе:

- Ну, вот опять! Ну, неужели хотя бы сегодня нельзя без этого?! Улетела, так и не дослушав мою речь, которую я так долго готовила.

Старенькая училка пения, с нежностью глядя вслед улетающей Марине, попыталась защитить свою любимицу, продолжая при этом играть туш в ее честь:

- Мариночка не виновата! Она же не нарочно! Это у нее от счастья случается! Это у нее - наследственное! Мариночка вовсе не хотела кого-то обидеть!

Мариночка выпорхнула из зала, не оглядываясь. Прижимая к груди аттестат зрелости, она летела над улочками весеннего Ругачёва. Знавшие ее с детства соседи, поднимая головы, здоровались с нею, привычно помахивая ей рукой и спеша по своим делам. Она подлетела к дому - обшарпанной блочной пятиэтажке на улице Мира, легко вспорхнула на балкон квартиры на пятом этаже и тихонько притаилась у двери, задумав «напугать» маму и бабушку. Ведь не каждый же день она летает. Бабушка как раз гладила Мариночке платье для выпускного школьного бала, а мама при этом читала вслух какой-то журнал. Это была статья о гипербореях. Мама старательно произносила фразы из этой статьи, чтобы глуховатой бабушке было хорошо слышно. И Марина тоже вдруг заслушалась - такой необычной и знакомой показалась ей тема...

- Загадочные гипербореи… исконно проживали на территории центральной части современной России. Они умели свободно летать - легко и далеко…

Неожиданно бабушка прервала ее чтение:

- Так может, и Витька-то твой, тоже от тех гиперболеев произошел?

Мама Марины, Алла, даже расстроилась, потому что бабушке как всегда на самом интересном месте понадобилось все испортить…

- Гипербореев! Болеев… тоже, мам, скажешь!

Но бабушка неожиданно заспорила с ней:

- А правильнее все же сказать - «болеев», то есть «гиперболеев»! Ну, чем не болезнь - хроническое заболевание, наследственность! Дарвин, он ведь не дурак был, все правильно отметил: кто от кого и как произошел… Вот и Мариночка наша - с «гиперболейной» наследственностью! Помнишь, доктор в ее карточке так и написал «отягощенная наследственность», когда узнал, что от Витеньки ей передалось летание. Хотя правильнее было бы написать «облегченная», или «летательная» какая-нибудь наследственность. А ведь и посмеялся тогда доктор: пусть, говорит, летает - главное, чтоб не летательный исход.

Мама Мариночки задумалась и ответила не сразу, а лишь после паузы, не забыв при этом снова поправить бабушку:

- Не летательный, а летальный исход, мама. Да… если бы кто-то мне до свадьбы такое рассказал, я бы и сама не поверила, что от счастья - взрослый мужик! - взлетать может… Женщина-то, понятное дело - от счастья всегда в облаках парит…

В ответ бабушка сказала то, что Марина никак не ожидала от нее услышать:

- Да уж, видно потому и приехал Витенька в наш Ругачёв - невесту подальше от дома искать. Хороший был парень, и со мной всегда был уважителен! Эх, отлетался наш Витюша. Теперь с уже ангелами, наверное, резвится.

Марина почувствовала себя очень неловко и хотела, было, улететь, но вместо этого только легонько подпрыгнула и присела на прутья балконного заграждения, тотчас же почувствовав, что у нее закружилась голова, и появился страх высоты. Да, после услышанного разговора мамы с бабушкой она уже не чувствовала себя такой счастливой. Поэтому и не решалась слететь вниз, чтобы как обычн

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.