КОМПЛИМЕНТ ЛЕЧИТ, КОМПЛИМЕНТ ВОЗВЫШАЕТ

По глубокому убеждению В.Протопопова, приятно говорить комплименты, а еще приятнее выслушивать их. Он же остроумно утверждает, что каждый комплимент увеличивает продолжительность жизни минимум на полчаса. И тому, кто его сказал, и тому, к кому он обращен. Не менее важным В.Протопопов считает то, что и у того, и у другого сразу повышается коэффициент полезной деятельности процентов этак на 10, а то и больше (1983). К серьезным размышлениям побуждает крылатая мысль великого древнегреческого ученого-энциклопедиста Аристотеля (394-322 до н.э.): «Мы любим также людей, хвалящих те хорошие качества, которые в нас есть, особенно если мы боимся оказаться лишенными этих качеств» (1978, с.79). Кстати, Аристотель сам был мастером комплимента. Ему принадлежит одна из крылатых фраз: «Такого мужа не произведут больше никакие века», произнесенная в адрес своего учителя, крупнейшего афинского мыслителя Платона, сказанная с благоговением, благодарностью и любовью (Цит. по: Джафарли Т.М., 1987, с.36).

Мне импонируют размышления С.Соловейчика, посвященные эффекту комплиментов, адресуемых детям. Чем меньше ребенок, тем легче поддается он внушению. Но все дело в том, что именно внушать ребенку: внушать, что он добрый, храбрый, щедрый, достойный! Внушать, пока не поздно, пока у нас есть хоть какие-то основания для таких уверений! И вот что поразительно! Даже грудные дети, еще не понимающие слов, реагируют на одобрение или неодобрение (Цит. по: Формановская Н.И., 1982).

Думаю, нуждаются в похвале, одобрении не только дети, в особенности больные, но и наши взрослые пациенты. Все дело в том, какого качества эта похвала. Комплименты студента, врача должны быть искренни, деликатны, ювелирны, тактичны, психологически обоснованны. О том, что комплимент лечит, свидетельствует пример В.Гиллера. Героиня романа «Пока дышу…» (1970), хирург Крупина встретилась со своей однокашницей Чижовой, госпитализированной с тяжелым пороком сердца:

«А вы, Ольга, совсем не изменились, - заговорила она приветливо, оглядывая бледное, напряженное лицо Чижовой, лицо, отмеченное печатью постоянного страха, свойственного тяжелым сердечным больным-хроникам. –Я бы и на улице мимо не прошла, узнала бы. Давно из Москвы?

Да, пожалуй, ни за одной актрисой столь пристально не следили ее почитатели, как следила сейчас Чижова за Крупиной, за выражением ее глаз, интонациями. Ей неважно было, кто говорит эти слова, важно было поверить в то, что она хорошо выглядит. И она поверила. Сражение длилось секунды, и выиграла его Крупина. Но подобные победы стоят иной раз врачу не меньше напряжения, чем серьезная операция» (с. 8).

Согласитесь, что комплимент Крупиной достоин активного подражания, он по сути своей умный, добрый, жизнерадостный, светлый.

Врачу и студенту тоже приятно и полезно слышать комплимент в свой адрес. Ничто человеческое нам не чуждо. В этом я убедился, наблюдая за реакцией женщин-коллег на комплименты профессора А.М. Дыхно. Он всегда, особенно в праздничные дни, восторгался красотой, женственностью, умом и фантастическим трудолюбием женщин-коллег, и им он высказывал комплименты восторженные, тонкие, светлые, а то и искрометные. Они могли касаться внешнего вида, одежды, женственности, нежности, трудолюбия: «Вы прекрасно выглядите», «Вы не подвластны времени», «В любом наряде, Вы, хороша», «Вы – гений чистой красоты», «Вы идеальная хранительница очага клиники»…

Мне посчастливилось быть в студенческие годы, в период учебы в клинической ординатуре и работы в краевой клинической больнице учеником доцента Галины Денисовны Воробьевой. В группе студентов, в коллективе больницы она была всегда образцом тактичности и доброты. Я всегда восхищался, как она деликатно словом, жестом и взглядом оказывала поддержку и помощь тому, кто был неопытен, растерян, встревожен или робок.

Я ни раз видел, как удивительно преображался врач, студент или молодой ассистент, когда тонким комплиментом Галина Денисовна отмечала те или иные их моральные, интеллектуальные или профессиональные качества: «Вы хорошо сделали операцию», «Я с удовольствием одобряю ваш план лечения», «Вы безупречно мыслите», «Вы хорошо сеете разумное, доброе, вечное», «Вы можете глаголом жечь сердца людей» и т.д.

Ко мне в Иршинскую участковую больницу Г.Д.Воробьева приезжала, чтобы помочь в овладении новыми и более сложными для меня операциями. Памятен один из многочисленных и типичных ее уроков. Я, будучи молодым хирургом, оперировал больную с тяжелым тиреотоксическим загрудинным зобом под местной анестезией (в те далекие годы это был лучший метод обезболивания). Ассистировала мне Г.Д.Воробьева. Все мои самоотверженные старания сделать операцию атравматично, безболезненно были не всегда успешны. В самые трудные моменты мимолетными репликами («замечательно», «у вас легкая рука», «у вас я многому научилась») она внушала мне уверенность в себя, а моей пациентки - веру, надежду, любовь к своему врачу. Позже я узнал, что моя больная рассказывала в палате о том, что ученая из Красноярска приехала учиться у нашего хирурга. Святая простота (sancta simplicitas, лат.)! Весом и зрим эффект заочного комплимента адресуемого врачу. Это видно на примере А.Довженко и В.Довженко. Друзья больного, как бы между прочим, утверждают: «А ты знаешь, - этот самый твой доктор Виктор Иванович Соловьев, что будет делать тебе операцию, хоть и противился пустить нас к тебе, но парень симпатичный.

Слышали мы, что талантлив он, руки у него золотые, прямо чудеса творит. Так что, дружок, повезло тебе…

Слушает больной все это и сам не замечает, что становится совсем иным. От мрачных мыслей не осталось и следа. Приход друзей, их участие и такие вот их слова согрели его, облегчили страдания, вселили в него бодрость, веру» (1968, с.79-80).

Прочитав приведенный фрагмент монографии Довженко, я сразу отметил, что в этот заочный комплимент вложено безграничное великодушие, бескорыстие, оптимизм, что не может быть более сильного союза врача и таких родственников, друзей больного. Отнять, лишить этого таланта комплимента лиц, близких больному, все равно, что лишить их солнечного света и высокого звания – человек.

КОМПЛИМЕНТ – ОТРАВА

О. Бальзак писал, что добродетели могут принести и вред, если не освещены светом разума (Цит. по: Воронцов В., 1977, с.466). От комплиментов, «не освещенных светом разума», за версту видна тупость, ограниченность, духовное убожество и злоба.

Профессор В.Э. Салищев приводит пример аморального комплимента, высказанного у постели больной: «Молодец, больная – все еще тянет!» Преподаватель объясняет при больных: «Этот жирный, а у таких рана заживает хуже, чем у тощих, возможно нагноение». После ухода врачей и студентов из палаты «тощий» торжествует, а «жирный» в панике. Несомненно, «жирный» испытывает чувство тягостного недоумения, оскорбления, унижения, обиды (1951).

Фальшивые, слащаво-притворные комплименты не только наносят ущерб больному, его здоровью, но и изобличают их автора в невежестве и пустоте. На прием к врачу приходит однокашница. Совсем недавно она была изящна, красива, талантлива. И вот болезнь – тяжелая, изнурительная. Походка шаркающая, тяжелая. Лицо старушечье, сморщенное, страдальческое, глаза тусклые, мокрые, редкие волосы свисали сосульками, и спрашивает она голосом слабым, вялым:

- Не узнаете меня? Болезнь старит?!

- Не фантазируйте. Вы по-прежнему соблазнительны.

Думаю, не всякая ласкательное, уменьшительное обращение прозвучит уважительно, что даже пожилым пациентам обращение «папаша», «мамаша», «бабуся», «дедуся» часто обидно, полно презрения. Унизительны и такие формы обращения, как «деточка», «голубушка», «голубчик», «милочка», «золотце», «Петенька».

На «черные» комплименты остро реагируют и взрослые, и дети. На прием к педиатру пришел с мамой семилетний Юрка, больной ожирением. Мальчишки и девчонки прозвали его «жирняк». Злоба переполняла маленькое сердце, когда он слышал оскорбительное прозвище.

К врачу Юрка пришел за помощью, лечиться. Доктор обратился к нему с сюсюкающим комплиментом: «Тю-тю-тю, какой жирненький!» В ответ врач услышал истерический вопрос: «Тетя, ты дура?!» «Тетя» и мама потеряли дар речи. А Юрка со слезами выскочил из кабинета.

Поистине, только тупой и глупый человек может злоупотреблять подобной необузданной формой комплимента. К сожалению, много «черных» комплиментов высказывается нашими коллегами в адрес своих товарищей, наносящих общению очевидный ущерб (damnum emergens!).

Мне довелось присутствовать во время операции в одной из ведущих московских клиник. Профессор, оперируя со своим талантливым ассистентом, когда ему что-то не удавалось, ворчал: «Ну, бестолковый ты»; «Тупее тебя я еще не встречал» и т.д.

Е.А.Вагнер и А.А.Росновский с огорчением пишут о самодовольном восхвалении врачами, учеными своих успехов и достижений. «Самореклама вообще отвратительна, - заключают авторы. – И совсем уж плохо, если она, как это иногда бывает, сопровождается ни на чем не основанными критическими замечаниями по адресу врачей или лечебных учреждений, где больной лечился ранее: «Почему же вы раньше ко мне не обратились?..» «Ну как это можно было запустить вашу болезнь…» и т.п. (1976, с.81-82).

Формы самовосхваления отдельных преподавателей нашего вуза иногда принимают уродливые формы. Не могут студенты возлюбить учителя своего, если он во время семинарских занятий и даже на экзаменах находит повод доказать тупость ученика и высочайший уровень своей эрудиции. С этой целью высокопарно и громогласно он выдает в эфир образец высокоученого ответа. Таким педагогам я напомню наставления Гете и Горького. «Обращаясь с ближними так, как они того заслуживают, мы делаем хуже, - утверждал Гете. – Обращаясь с ними так, как будто они лучше того, что они представляют в действительности, мы заставляем их становиться лучше». «Похвалить человека очень полезно, - убеждает нас М.Горький, - это поднимает его уважение к себе, это способствует развитию в нем доверия к своим творческим силам» (Цит. по: Воронцов В. 1977, с.55).

Итак, комплимент – дело многотрудное, чрезвычайно тонкое с психологических и этических позиций. В комплименте врача, ученого-медика, студента, адресуемом больным и коллегам, все излишнее вредит, превращает комплимент в цинизм, лесть, фальшь, яд. Наш комплимент должен нести в себе заряд мудрости и душевного такта, подлинной искренности и милосердия. Только тогда он будет иметь психотерапевтический эффект – боль утишит, ободрит, поднимет настроение, усилит рефлекс жизни, создаст оптимальную атмосферу доверительности и доброты.

МОЛОДЕЖНЫЙ ЖАРГОН – ПРИЗНАК НИЗКОЙ КУЛЬТУРЫ

Цель нашей беседы с коллегами и больными – точно передать информацию, понятную собеседнику. К сожалению, в нашем разговорном языке много шелухи – вульгаризмов и слов-паразитов, жаргонизмов. С этим нельзя не бороться нам, наследникам «великого, могучего, правдивого и свободного» русского языка. Все чаще высказывается беспокойство, что наша обиходная и профессиональная речь становится однообразной, шаблонной, обильно засоряемой жаргонным мусором. Несмотря на обличительные речи ученых, писателей в адрес любителей жаргона, жаргонные словечки (сленг, арго) активно внедряются в светскую и профессиональную беседу, превращая наш язык в язык Эллочки-Людоедки. Нередко на страницах периодической печати высказывается опасение, что мутный поток жаргонных, засилье иностранных слов неотвратимы, неуправляемы, как мода на вещи с иностранными наклейками, что это знамение цивилизации. Так, замечательный писатель и языковед Л.В. Успенский слова «рэльсы», «пионэр» и др. относит к «гиперурбанистическим», то есть к «слишком уж городским» произношениям. «Хуже обстоит дело, - полагает автор, - с другим слоем языкового мусора, с так называемыми варваризмами – употреблениями ненужных иноземных слов без достаточного понимания их значения и смысла» (1982, с. 273).

Со мной могут не согласиться, что косноязыкие среди нас – редкость, так как медики и их пациенты, как правило, имеют среднее и высшее образование. Однако прислушайтесь к речи своих близких, подсчитайте слова-паразиты. Ваши расчеты будут далеко не всегда утешительны. Можно ли быть снисходительным к врачам, в основном молодым, и студентам, любителям безграмотной и жаргонной речи? Конечно, нет. Мне не понятно, почему юные коллеги считают уличный молодежный жаргон элементом престижного стиля разговора между собой. Некоторые утверждают, что жаргон несет в себе народность, образность, силу впечатлений. Нонсенс. Напомню, что «жаргон»- это условный язык какой-либо социальной группы, отличающийся от литературного языка лексикой, но не обладающий собственной фонетической и грамматической системой. Общеизвестен жаргон торговцев, «новых русских», воровской, молодежный, профессиональный и т.д.

М.Ганина утверждает, что в жаргоне нет каких-то устойчивых, с постоянным значением слов, выражений, словечки этого жаргона мгновенно выходят из моды, устаревают, сменяют друг друга – одно хлеще другого – гораздо стремительней, чем, допустим, мода на прическу, одежду, певцов даже. На то он и жаргон (1982).

Чем же вызвано увлечение жаргонами? Вероятнее всего, бедностью словарного запаса и низкой культурой. Судите сами о моральном статусе наших юных врачей по небольшому диалогу:

Врач В. – Старик, как твой хворый?

Врач К. – Дубаря врезал…

В устах врача К. не прозвучали слова преисполненные горя, отчаяния в связи со смертью его пациента: «умер», «ушел из жизни». Согласимся, что ответ врача К. относится к категории диких, далеких от здравого смысла. Вообще, гнусно, унизительно звучит информация о смерти человека такими хулиганствующими словами, как «протянул ноги», «сыграл в ящик», «отдал концы», а в устах врача или студента это отдает цинизмом, кощунством. Разве не напрашивается вывод, что у студентов и молодых врачей, пользующихся подобными жаргонами нет элементарного сострадания, человеколюбия. В бытовой беседе юных коллег иной раз просматривается полный набор жаргонных слов. Тема молодежной жаргонной речи приобретает особую остроту и злободневность. Молодежному жаргону посвящен ряд солидных исследований. Сошлюсь на работу М.М.Копыленко. Автор с сожалением констатирует, что значительная часть молодых людей в возрасте от 14-15 лет до 24-25 лет употребляет в общении со сверстниками несколько сот специфических слов, именуемых молодежным жаргоном, который не отличается разнообразием. В составленном М.М. Копыленко словаре жаргона выделено не более 10-12 рубрик. Наиболее полно представлены пейоративные (уничижительные) действия и состояния: «быть отчисленным (уволенным)» – загреметь; «возиться (медлить)» – вошкаться; «замолчать» – заглохнуть, заткнуться; «незаслуженно обвинять» – тянуть на кого-либо; «попасть в неприятное положение» – заторчать; «потерять рассудок (одуреть)» – отупеть, офонареть; «удрать, испугавшись» – дать дрозда, сквозануть; «украсть (присвоить)» – замылить; «шуметь, скандалить (задираться)» – базарить, возникать, выступать…(1976, с. 81-82).

Как видите, жаргонный бурьян разрастается в ущерб самобытности, образности, ясности, красноречию нашего языка. Разумнее углубленно изучать русский язык, чем затрачивать энергию мышления, памяти и время на запоминание, усвоение мусорного жаргона. Вчитываясь в большой список слов из молодежного жаргона, я невольно подумал, что он имеет много общего с языком хулиганов и уголовников, героев многих детективных кинофильмов последних лет. Ясно, что к категории низкой культуры врача и студента, по сути, к хамству следует отнести циничные намеки, сальные анекдоты, неприличные истории, черные слова. И. Герасимов именует засилие черных слов «бедствием, ввергнувшимся в нашу жизнь», с грозными последствиями. «А то, что это бедствие, наносящее иной раз урон не меньше, чем ураган, налетающий на те места, где столетиями держалась спокойная погода, у меня сомнений нет», - правомочно заключает автор (1985).

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ЖАРГОН И ВАРВАРИЗМЫ – ЯВЛЕНИЕ

АМОРАЛЬНОЕ

В настоящее время раздается все больше голосов, решительно настаивающих, чтобы при беседе с больным врач и студент избегал не только профессионального жаргона, но и любого модерна, манерности речи.

И тем не менее, во врачебной практике встречаются специфические жаргоны, издержки речевой культуры. Так, нередко, можно слышать, как о больном говорят: «диабетик», «язвенник», «астматик», «гастритик», «ревматик». Согласитесь, что эти неологизмы затеняют, отодвигают на второй план индивидуальность больного, сводят все богатство и разнообразие особенностей его личности к узкому кругу типичных проявлений болезни. А у больного они по той же причине вызывают отрицательные эмоции, негативную реакцию.

В медицине «почетное» место занимают аббревиатуры. По сути, это негативное явление близко к жаргону. Профессор В.А. Германов с соавт. правы, что врачебному общению может серьезно воспрепятствовать страх больного перед аббревиатурами наподобие «S-а» или «C-r», латинской транскрипцией слов саркома или рак того или иного органа (1975). П.С. Разин с огорчением констатирует, что нередко в историях болезни врачи пишут вместо «кожных изменений не обнаружено» – «КИНО», «физио-терпевтическое отделение» - «ФТО», «форма 30 (на холеру)» - «ФЗО», «моче-половая система» – «МПС», «желудочно-кишечный тракт» – «ЖКТ», «сердечно-сосудистая система» – «ССС», вместо «женские половые органы без изменений» – «ЖПОБИ» (1981). Не сразу я мог расшифровать фразу в одной из справок: «Больной с ЗПР», оказывается, так зашифровывается следующая информация: «Больной с замедленным психическим развитием». Не менее «оригинально» сокращение «ПИС в норме» вместо «длинной» фразы «Печень и селезенка в норме». Один из наших коллег П. пользуется устрашающим сокращением «РАК» вместо «развернутый анализ крови».

Мне памятна «зарисовка» из медицинской практики, опубликованная в «Крокодиле». Молодой врач готовится к обходу больных. «А что означают сокращения в историях болезни, - спрашивает он у заведующего отделением, - ИМ, ЯДК, ЧЕЗ?» - «Мы решили не нервировать понапрасну наших пациентов. И поэтому зашифровали их заболевания: ИМ означает инфаркт миокарда, ЯДК – язва двенадцатиперстной кишки…», «А ЧЕЗ?» - «Черт его знает…»

Я не могу не разделить мнение В. Розенберга, что врачи все реже применяют точные названия цветов, чаще используют различные вульгаризмы: у них стали цвета землистыми, глинистыми, сливкообразными, грязными…Применяются и цветовые сравнения типа «мясных помоев», «дегтя», «пива», «семги». Остро критикует В. Розенберг и нелепое стремление к образности, когда врачи заменяют метрическую систему мер сравнительной. Указывая величину измененного объекта, говорят и пишут: с куриное яйцо, сливу, фасоль, каштан, грецкий орех. Ряд специалистов (онкологов, хирургов и других) мерой объема сделали даже головку новорожденного ребенка. Ширина и толщина края органа все еще порой определяется в «пальцах». Злоупотребляют нередко своеобразными терминологическими жаргонизмами. Например, в отношении сердца их используют, по наблюдениям В. Розенберга, уже более 20: легочное, бычье, тигровое, капельное, волосатое, тиреотоксическое, кифосколиотическое… Часто звучат выражения ятрогенного воздействия: «ритм галопа», «шум плеска», «скомпрометированный орган», «порочное сердце», «голова медузы». В погоне за образностью теряется клинико-анатомическая точность, сущность симптома, диагноза (1985).

Врачу, человеку, как правило, образованному, несомненно, доступны и понятны слова высокого стиля и иностранные, особенно латинские. Я не призываю не использовать культурное богатство речи врача, накопленное веками, бороться с естественным процессом взаимовлияния языков. Но против безудержного потока заимствований возражают многие. А главное – возражают против злоупотребления иностранными словами, против применения их не к месту, поскольку языковое чванство (чрезмерное употребление иностранных слов) опасно утратой взаимопонимания, доверительности, сердечности и близости врача и больного, преподавателя и студента, в сложной, напряженной ситуации. Это и логично. Прислушиваясь к врачебному разговорному языку, насыщенному «специфическими» словами, далеко не каждый больной может уяснить суть вопроса, сказанного слова, мысли врача.

Нужно ли бороться с засильем профессиональных жаргонных и иностранных словечек? Думаю, что отдельные жаргонные слова, более или менее благозвучные, не режущие слух не несут существенного морального урона общающимся в тесном приятельском кругу, в атмосфере веселой беседы, шуток, юмора. Вместе с тем, в больничной сфере общения врача и студента с больными, преподавателя со студентами эти слова не обогащают речь, а обедняют, засоряют ее, делают циничной, вульгарной с нравственно-этических позиций.

Помимо этико-эстетических потерь, жаргон в беседе врача и больного может затруднять взаимопонимание, как в известной притче о вавилонском столпотворении. Как вы помните, в давнее время люди вознамерились построить башню, доходящую до неба, и тем самым встать вровень с богом. Тогда они хотя и жили отдельными племенами, но говорили все на одном языке. С целью наказания людей за излишнее вольнодумство Бог вынужден был вмешаться. Он «смешал языки», разные племена заговорили на разных языках. Они перестали понимать друг друга, что вызвало «вавилонское столпотворение», и вскоре строительство заглохло. Мораль притчи очевидна: взаимопонимание человеком человека возможно при общении на одном языке, хорошо понятном общающимся.

Пользование, например, латынью таит в себе серьезную опасность для душевного покоя больного, знающего этот язык, например больного медика. В.В. Кованов приводит яркий пример этого в записках врача «Призвание».

«Вместе со студентом Федоровым, будущим патологоанатомом, мы беседовали, – это был наш первый опыт – с одной больной, поступившей в клинику с воспалением желчного пузыря. Больная охотно отвечала на наши вопросы, которые мы подготовили на этот раз не сами, а списали со стандартной формы истории болезни. В конце ее значился вопрос: «Была ли аутопсия больного, и какие результаты получены на секции?» Мы еще не знали тогда, что значат слова «аутопсия» и «секция» и, ничего не подозревая, задали этот вопрос больной. Она удивленно посмотрела на нас и спрашивает:

- Вы, молодые люди, понимаете, о чем говорите?

- Конечно, понимаем, - отвечаем с некоторой заминкой.

- Ну, тогда нам больше не о чем говорить. Вы, вы…либо невежды, либо циники.

На глазах у нее появились слезы. Тут уж мы растерялись. Видя наше искреннее смущение, больная сменила гнев на милость.

- Дорогие коллеги, - сказала она. – Я пока жива, поэтому вскрытию не подверглась. А аутопсия – это вскрытие, которое производится в секционном зале для установления причины смерти больного.

Сгорая от стыда, не зная куда глаза девать, мы просим простить нас, и если можно, никому не рассказывать об этом случае» (1974, с. 86).

Трагический опыт курации больного раком описан В.В. Космачевским с соавторами: «Во время очередного обхода после доклада куратора старший ассистент, подтвердив диагноз, обратился к группе студентов, участвовавших в обходе, и сказал: «terapia nichil, prognosis pessima» (терапия бессильна, прогноз наихудший), не подозревая, что больной знал латинский язык.

На другой день по своему настоянию больной был выписан из клиники. Через несколько дней стало известно от жены больного, что последний покончил жизнь самоубийством» (1972, с. 28).

Путь избавления от вульгарного жаргона указал Бернард Шоу на примере своей героини романа «Пигмалион» Элизы Дулитл. Кропотливый труд Элизы и ее учителя превратил неотразимо вульгарную уличную цветочницу, обладательницу чудовищного жаргона, вульгарного произношения, в интеллигентную великосветскую даму с манерами герцогини, в талантливую собеседницу, с речью, отвечающей всем требованиям и нормам образованного общества.

Итак, становится очевидным, что врачу и студенту необходимо обладать высокой культурой профессиональной речи, базисом которой должен быть литературный язык. Беседа студента и врача, насыщенная жаргонами профессионального характера может привести к весьма нежелательным последствиям. Врачу, как и каждому интеллигентному человеку, следует помнить, что «слово – тончайшее прикосновение к сердцу; оно может стать нежным благоуханным цветком и живой водой, возвращающей веру в добро, и острым ножом, и раскаленным железом, и комьями грязи» (В.А. Сухомлинский, 1981, с. 40).

ЛИТЕРАТУРА

Акимов Н.П. Эстетика поведения. М., 1963.

Аристотель. Античные риторики. М., 1978.

Бейлин П. Поговори со мной, доктор. Киев, 1980.

Вагнер Е.А., Росновский А.А. О самовоспитании врача. Пермь, 1976.

Воронцов В. Симфония разума. М., 1977.

Ганина М. Хипуешь, клюшка? Лит. газета. 1982, 30 июня.

Герасимов И. Черное слово. Лит. газета. 1985, 6 февраля.

Германов В.А. с соавт. Расспрос больного о современной клинике. Казанский мед. журнал. 1975, №5, с.9.

Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., т. 2, 1979; т.4, 1980.

Джафарли Т.М. Что делает нас людьми. М., 1987.

Довженко А., Довженко В. Тропою старых тайн. Львов, 1968.

Завилянский И.Я. Врач и больной. Киев, 1964.

Кованов В.В. Призвание. М., 1974.

Копыленко М.М. О семантической природе молодежного жаргона. Социально-лингвистические исследования. М., 1976.

Косарев И.И. Антигуманизм в медицине. М., 1985.

Космачевский В.В. с соавт. Некоторые очерки врачебной деонтологии. Ташкент, 1972.

Леви В. Охота за мыслью. М., 1967.

Морозов В. Язык, понятный всем на земле. М., 1980.

Моруа А. В кн.: Молодежный календарь. М., 1985.

Никифоров А.С. Эмоции в нашей жизни. М., 1974.

Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1968.

Орлов А.Н. Культура общения врача // Слово с этических позиций. К., 1987.

Пирогов Н.И. Собр. соч. в 8 т. М., 1962, т.8.

Протопопов В. «Давайте говорить друг другу комплименты». «Огонек»,1983, №23.

Пушкин А.С. Моцарт и Сальери. М., 1978, т.2, с.259.

Разин П.С. В кн.: Вопросы деонтологии и мед. этики в педиатрии. Кемерово, 1981.

Розенберг В. Точное слово. Мед. газ., 1985, 21 августа.

Салищев В.Э. Записки хирурга. М., 1951.

Сенека Л.А. Нравственные письма к Луцилию. М., 1977.

Станиславский К.С. Работа актера над собой. М., 1955.

Сук И.С. Врач как личность. М., 1984.

Сухомлинский В.А. Потребность человека в человеке. М., 1981.

Успенский Л.В. Слово о словах. Л., 1982.

Фармановская Н.И. Вы сказали «Здравствуйте». М., 1982.

Хунданов Л. Раздумья врача. М., 1983.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: