Сорокин Питирим Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992.

С. 513-521. ИСТОРИЧЕСКАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ (Сокращенный вариант)

В эпохи общественного упадка, когда не удалось реализовать вполне стремления и цели, всегда более или менее ярко выделяются мотивы фатализма из симфонии различных теорий и взглядов. Появившийся уже давно, он постоянно оживает под новыми масками и особенно усиленно пропагандируется теми, кому в такие времена "приятно и ве­село живется на Руси".

Мойра, Бог, судьба, закон, причинность, необходимость – вот названия для одной и той же вещи. Все в мире предопределено, все совершается по определенным законам, колесо истории вертится по этим законам, и нет ему дела до нас, до наших стремлений и желаний; что суждено – то будет. Если суждено, что Христы будут вечно распинаться, а "подлых дел мастера" вечно безобразничать, будет гак, независимо от того, хотим ли мы этого или нет; если же последние должны погибнуть, то погибнут и без нас. Пора бросить иллюзию, что человек творит историю, что он может что-либо изменить в развитии мира или в своей истории. Все это мечты и чушь – вот различные арии одной и той же оперы. И г-да фаталисты любезно приглашали сесть в фаталистическую колымагу, захватив с собой для пущей приятности различные "блага" мира сего. Одни из них уверяют, что фаталистичес­кая колымага разумна, даже сверхразумна и мчится в царство Добра, Правды, Истины и т. д. "Все существующее разумно, и все разумное действительно", "этот мир – наилучший из миров, и он вечно стремится к лучшему", поэтому, уверяют они, можете спокойно сидеть в мировом рыдване – он знает, что Добро, что Зло, и лучше Вас самих позаботится о Вас. Другие – пессимисты – говорили и говорят: "Мы знаем, что мировая колымага слепа, глупа и неразумна, знаем, что она мчится без толку, но мы-то ничего не можем изменить в ее пути. Законы ее, как законы нашей собственной жизни и нашей собственной истории, не зависят от нашей воли и поэтому, хотим мы или не хотим, мы должны в этой колымаге". И теперь об этом же очень многие трубят на улицах и на перекрестках улиц, с тою только разницей, что говорят более мягко и деликатно, вроде того, что исторический процесс законо­мерен, что все в нем подчинено закону, причинности, что человеческая личность – это кукла; нажмут кнопку – она будет действовать, нажмут другую – снова успокоится и т. д.

Волей-неволей приходится остановиться на этом вопросе и решить, действительно ли каждый человек кукла и марионетка или же что-нибудь более важное?

______________

Начнем с господ оптимистов и пессимистов. Так как ошибки их совершенно тождественны, то достаточно рассмотреть ошибки одних, чтобы ясными сделались заблуждения других. Конечно, неплохо быть оптимистом, спокойно и весело сидеть в уголке мировой телеги и в умилении сердца петь хвалы Разумности мира и его творца. Поневоле "позавидуешь" оптимисту, когда он, видя, как одни режут других, как вешают праведников и осыпают наградами подлецов, в умилении сердца закатывает очи и восклицает: "Прав ты, Господи!", "Поистине все существующее разумно и все разумное действительно, все идет к луч­шему в этом наилучшем из миров...". Но каждый, кто зовется человеком, видя все это, возвратил бы Господу Богу билет для входа в этот мир разумности и сказал бы: "Ни тебя, ни твоей разумности я не принимаю". Но, говорят нам, это "сентиментальность", это возмущение чувств, а не доводы разума. Вы дайте нам логические доказательства!

Попробуем. Оптимизм есть пережиток той эпохи, когда человек воображал, что земля – центр мира, а человек – царь вселенной и все создано на пользу его. Теперь, когда мы знаем, что земля со всем человечеством – пылинки в мире, думать, что все создано в угоду бесконечно малой пылинке, явная нелепость. Пессимизм же неверен уже потому, что не вся жизнь есть сплошное страдание, что многие желания исполнились, и что само представление о благе есть уже благо.

Помимо всего этого те и другие впадают в ряд логических ошибок. Ведь понятия "разумный", "добро", "отец" и т.д. имеют смысл лишь тогда, когда им противопоставляются понятия "неразумный", "зло", "сын" и пр. Для того чтобы они имели какой-нибудь смысл, необходимо им противопоставить хотя бы одно понятие, иначе они становятся бесполезной тавтологией – игрой словами. Если же "отца и сына" мы назовем "отцом", то, значит, мы уже отняли от того и другого понятия всякий смысл и значение, и слово "отец" теряет всякое значение. Точно так же если мы скажем "все разумно", то, значит, и неразумное разумно, ибо оно тоже часть всего.

Иначе эту ошибку можно изобразить так. Господа оптимисты сначала употребляют слово "разумный" как проти­воположное "неразумному". Затем говорят, что "все (весь мир) существующее разумно", тем самым они приравнивают нера­зумное разумному, ибо и неразумное тоже часть мира.

Получается, что одно и то же понятие может быть и разумным и неразумным, что А-non А, а это есть логический абсурд. Все сказанное вполне приложимо и к пессими­стам, поэтому останавливаться на них не приходится.

Не помню, кто-то назвал человека животным, создающим богов и поклоняющимся им. Эта характеристика не лишена известной доли верности и как нельзя более подходит в данном случае. Из простого факта последовательности и сосуществования явлений, полученного пу­тем наблюдений над совокупностью фактов, человек создал судьбу, рок закона, с железной необходимостью правящий миром, издающий нена­рушимые декреты, заключающий в себя прошлое, настоящее и гряду­щее. Как самоед, вырезав из дерева своими руками идола, делает его богом, приносит ему жертвы и падает пред ним ниц, так же и человек, гипостазируя обычное гипотетическое обобщение, создал из него неумо­лимую Мойру, в книгах которой написано будущее. Этим мы не хотим сказать, что мы отрицаем причинность и открещиваемся от закона. Но мы хотим, чтобы закон и причинность были поставлены на свое место и понимались так, как и должны пониматься, то есть чтобы они не становились идолами, перед которыми нужно преклоняться и которым нужно воскурять фимиам. Для нас одинаково метафизичными являются и сторонники индетерминизма, и сторонники фатализма, со всеми его ветвями и разветвлениями. Наиболее совершенным образцом закона природы может служить закон Ньютона, гласящий, что сила притяже­ния частиц материи обратно пропорциональна квадрату расстояния и прямо пропорциональна массе. На вопрос, почему падает камень, почему земля вертится вокруг солнца и т. д., отвечают, что это проис­ходит в силу существования закона тяготения. Но что же представляет из себя сам этот закон?

Закон, есть не что иное, как связь предметов, подмечаемая человеком благодаря многократному однообразному повторению этой связи.

Если я постоянно наблюдаю, что какое-нибудь явление А всегда следует за В, то у меня создается вероятная гипотеза, что А всегда будет следовать за В. Эта связь называется законом.

Находиться вне вещей и управлять ими закон не может, ибо он сам-то есть не что иное, как обнаружение тех свойств, которыми обладают вещи. Если газ при уменьшении давления в 5 раз увеличивается в объеме в 5 раз, то это происходит не в силу существования автономного закона, а в силу того, что таково свойство самого газа.

Раз дан мне камень, то он падает опять-таки не в силу закона, находящегося вне его, а в силу того, что таковы свойства его, закон же есть не что иное, как обнаружение этих свойств.

Поэтому закон, по остроумному выражению В. М. Чернова, столько же управляет явлениями, сколько управляет ветром флюгер, движение которого он призван показывать. Иначе можно формулировать закон как положение, в силу которого раз даны такие-то и такие-то условия, то происходит то-то и то-то. Раз дан мне Н₂ и О (водород и кислород), то при вполне определенных условиях получается вода. Точно так же раз дан мне газ, то при уменьшении давления его объем уве­личивается. То же самое представляет собой и любой реальный закон. Благодаря многократному по­вторению определенного процесса последовательность явлений подмечается че­ловеком и в результате этого получается возможность предсказать, что раз такие-то и такие-то условия повторяются, то повторяются и соответствующие следствия, ибо так было.

Итак, закон неумолимой Мойры превращается в простую связь элементов мира, связь, подмечаемую человеком, но позволяющую ему, благодаря частому повторению, предвидеть следствие на основании данных условий. Раз дан мне определенный объем газа и на него производится давление, то я говорю, что объем газа уменьшается во столько раз, во сколько увеличилось давление, ибо так было раньше, так, вероятно, будет и впредь.

Следовательно, вся сила, если так можно выразиться, заключается не в законе, а в тех условиях, которые даны мне, или в тех вещах, которые составляют эти условия.

До сих пор, толкуя о законе явлений, мы все время имели в виду явления повторяющиеся, изучаемые главным образом в физике, химии и других естественных науках. Мы говорили, что на основании преды­дущих опытов раз даны нам условия А, В, С, то и возникают следствия А¹, В¹, С¹, ибо раньше А, В, С вызывали А¹, В', С¹... Теперь спрашивается: так ли обстоит дело и в истории? Можно ли и в ней вывести какие-либо законы?

Если, конечно, история имеет дело с повторяющимися явлениями, то да – возможно формулировать законы этих повторяющихся явлений. Но в том-то и дело, что история как раз изучает факты неповторя­ющиеся, и поэтому здесь положение рыцарей фатализма становится уже совсем безнадежным.

Всякое регулярно повторяющееся явление не есть объект истории, ибо регулярное повторение исключает всякую историю. У математичес­кого маятника, вечно качающегося от А к В и обратно, нет истории. Он вечно будет балансировать взад и вперед, и поэтому история с ним не имеет дела, как не имеет дела и с другими повторяющимися явлениями: со сменой дня и ночи, времен года и т. д.

В историю вообще, и в частности в человеческую, входят только неповторяющиеся, в своем роде единичные и своеобразные факты. По­этому всякая историческая эпоха – это нечто вполне индивидуальное, и вся история есть цепь индивидуальных эпох-звеньев, где нет тождества между двумя какими-нибудь звеньями. Античный мир – явление еди­ничное, как единичны средние века и т.д.

Раз это так, то поставленный выше вопрос сводится к вопросу: возможен ли закон исторический, то есть закон неповторяющихся явле­ний? Посмотрим. Ведь каждый закон, вроде вышеприведенных, гласит, что раз даны такие-то и такие-то условия, то бывает то-то. Но в истории это положение неприменимо. Даже допуская, что данные условия точно проанализированы, здесь мы не можем сказать, что непременно будет то-то, потому что в первом случае, при повторяющихся явлениях, нам было известно, что бывает при определенных условиях, ибо условия эти повторялись, как повторялись и их следствия.

Здесь же мы в первый раз встречаемся с такими условиями, и какое следствие должно быть – мы не знаем, ибо у нас нет опыта. Здесь поэтому мы можем только гадать, а не формулировать законы. Пояс­ним эту мысль.

В факте бросания камня у нас условия в общем всегда были одни и те же. Раз заметив, каковы следствия этих условий, и проверив их, мы знаем, что если условия даны (земля, брошенный камень и др.), то известны и следствия этих условий (камень падает).

В истории же в каждый момент условия уже не те, что были прежде. И мы можем лишь сказать, что в прошлом из таких-то условий вытека­ло то-то. Но ведь в данный момент условия-то новые, а не прежние, поэтому на основании бывшего и сущего не можем никогда сказать, что неминуемо должно быть в будущем. Каждый закон, в подлинном смыс­ле этого слова, предполагает повторение; история не знает повторений; поэтому говорить о законе истории – значит не понимать закона.

Но, кроме того, ведь мы допустили, что можно точно учесть условия данного момента. Однако эта задача не из легких и едва ли возможна. Нет надобности для подтверждения повторять обычные фразы о слож­ности и бесконечной разнообразности исторических явлений. Это стало трюизмом. Но иногда не мешает вспомнить и об этом. Именно одна эта сложность уже мешает возможности формулировать исторические зако­ны. В естественных науках или вообще при изучении повторяющихся фактов мы можем наблюдать явление многократно, упрощать его, производить в лаборатории опыты и т. д. В истории мы видим нечто иное. Здесь явление повторяется только раз, в пробирке его не воспроиз­ведешь, под микроскоп не положишь.

Но допустим и это, допустим, что исторические условия точно учтены. Можем ли мы и тут сказать, что будет? Другими словами: можем ли мы сказать, что история управляется такими-то законами? Нет, потому что человечество и земля не есть абсолютно изолированные от остального мира вещи, они находятся во взаимодействии с оста­льным миром, влияют на него и сами находятся под его влиянием. Поэтому, чтобы учесть условия, необходимо учесть не только историчес­кие условия, но и условия всего мира, и только тогда можно сказать, что условия известны и что должно наступить то-то и то-то.

А эта задача уже совершенно невыполнима, ибо учесть все условия мира, взаимоотношение и тенденции всех его элементов – задача невозможная.

Отсюда ясно, что понятие исторического закона в собственном смыс­ле слова противоречиво, ибо, как мы видим, тот или иной исторический закон сводится в конце концов к мировому закону, потому что то или иное будущее земли и человечества находится в зависимости от совокупности условий мировых, следовательно, и они должны входить в этот закон.

А раз они входят в него, то должен получиться мировой закон, а не исторический. Но мы видели выше, что так называемый мировой закон, в смысле железной необходимости, управляющий процессами, недоказу­ем, и дело сводится к простому констатированию связи тех или иных явлений...

Но если бы эти законы и существовали, то тогда они не были бы законами в смысле законов повторяющихся явлений, ибо всякий ис­торический закон есть заключение от следствий к причине, заключение, как известно, весьма проблематичное, ибо одно и то же следствие может быть вызвано различными причинами. И если два различных причинных ряда шли некоторое время параллельно, из этого не следует, что они и в будущем, как и в отдаленном прошлом, шли и будут идти рядом.

_____________

Выше мы подчеркнули, что всякий закон есть лишь констатирован­ная связь различных вещей, их свойств и качеств. Выше же было указано, что всякое следствие есть результат тех свойств предметов, которыми обладают вступающие во взаимодействие вещи (условия). Точно так же было указано, что эта констатированная связь никаким преимуществом перед единичными фактами (свойствами предметов) не обладает, а, напротив, сама есть их функция, познается из познания этих свойств (фактов) и ими же проверяется.

Теперь спросим, что составляет необходимое и главное условие истории человечества, без которого последняя немыслима и невозмож­на? Двусмысленностей в ответе не может быть. Безусловно, таким необходимым и достаточным условием является сам человек со всеми своими свойствами и потребностями. С его появлением началась ис­тория человечества, и с его исчезновением она кончится. Это факт, который оспаривать никто не может, ибо тогда должны были бы доказать возможность человеческой истории без человека. Это, очевидно, невозможно, поэтому человек есть главное и необходимое условие чело­веческой истории. Всякое изменение исторического процесса, всякий шаг вперед или назад есть дело человека и без него не обходится.

Обладающий определенной психофизической организацией, путем бесчисленных страданий и опытов выработавший интеллект, как могучее средство творчества истории, ставящий себе цели и достигающий их человек был всегда единственным творцом своей истории.

Поставленный в зависимость от тех или иных условий природы он изменял их постепенно в сторону желаемого, и в этом постоянном творчестве истории он творил и себя.

Этим мы не хотим сказать, что человек абсолютно свободен от природы, но хотим сказать, что он сам есть часть природы, часть, обладающая определенными свойствами, и поэтому законы его раз­вития есть законы его свойств, то есть законы его самого. Природа не есть нечто целое, которое противостоит человеку, а есть совокупность отдельных вещей, имеющих свои свойства, и одной из таких вещей, наиболее совершенной и высшей, является человек. Поэтому историчес­кие законы – его законы, то есть связь его свойств как определенной части мира.

Все процессы мира делятся на два разряда, в одних человек, как комплекс определенных свойств, не участвует, а поэтому и связь, уста­навливающаяся между этими частями природы, независима от него. В других же решающим условием является он сам. Первые для него чужды, вторые представляют результаты его свойств. Такими свойст­вами являются: определенная психофизическая организация, интеллект, как могучее средство воздействия на среду, сознательно-мотивационная воля, способность ставить себе цели и во имя их реализации действовать и так далее. В результате всех этих свойств получается то или иное воздействие на среду, то или иное изменение условий, окружающих каждую личность, а складывая маленькие изменения, производимые каждой личностью, мы получаем то, что называется историческим фак­том или изменением.

Поэтому так называемая закономерность в истории в переводе на обычный язык означает то, что не может быть ни одного историчес­кого факта, который противоречил бы свойствам человека или совершал­ся бы помимо его.

Поэтому говорить о какой бы то ни было предопределенности, о независимых от человека законах и ходе истории, о невозможности преступить эти законы и т.д. – это значит плавать в безбрежных туманах заблуждений.

Помимо всего, если бы правы были фаталисты, то тогда невозможна была бы история и вообще жизнь. Люди, искренно верующие в предоп­ределенность, не могут жить, ибо жить – это значит мыслить, желать, стремиться и действовать. Если же все предопределено, если все уже решено, то исключается всякая возможность желания, стремления и дей­ствия: желать и стремиться можно только к тому, что достижимо, и что требует от нас известных усилий, и что имеет для нас определенный смысл. А раз мне сказано, что "то-то будет", хочу ли я или не хочу его, буду ли содействовать наступлению его или мешать, то тем самым у меня отнята всякая возможность желания и вообще проявления жизни: остается лишь только быть неподвижным истуканом. Но люди до сих пор жили и действовали – и это лишнее доказательство излишности фатализма.

Мое будущее есть обнаружение моих свойств, и будущее человечест­ва – обнаружение его свойств. Исторический ход – его дело, и ис­торическая причина – оно само. Игнорировать эти факты, бьющие в глаза своей реальной правдой, и заменять их очевидность какой-то неуловимой и предопределенной "недотыкомкой" – поистине иметь глаза и не видеть, иметь уши и не слышать.

Человечество – новая сила мира. Сила эта все более и более растет; она определяет область существования его самого и все шире и шире раздвигает эту область. То, что "естественно" вне его, "не­естественно" для него. "Естественный" закон борьбы за существование, уничтожение слабых сильными, неприспособленных – приспособлен­ными человечество заменяет "искусственным" законом взаимной по­мощи и солидарности, охранения слабых и приспособления условий к своим потребностям.

Пройдя через ряд попыток, "шатаясь, падая под ношей крестных мук", человечество шаг за шагом завоевывало возможность законодательства и строительства своей истории. Шаг за шагом оно стремилось реализо­вать свои идеалы Правды, Истины и Красоты. Эти завоевания, порой замедляясь, ослабевая, в общем до сих пор увеличивались. Правда, кто сочтет, сколько страданий и усилий было потрачено на это! Кто сочтет все те пытки, которым подвергались бесчисленные строители этой Прав­ды! Но эту Правду создавали они как личности, и точно так же наше будущее создаем мы. И чем активнее будет каждая личность, тем выше будут ее идеалы, тем быстрее мы будем приближаться к Правде и тем чище и прекрасней будет Правда человеческая!

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: