Сделай Сам Свою Работу на 5

Почему мы вновь пришли к философии?





ТЕМА 1. ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ СУТЬ ФИЛОСОФСКИХ ПРОБЛЕМ

Ключевые слова и понятия: философия, диалектика, метафизика, теософия, теургия, индукция, дедукция, трансцендентальный, религия, эстетика, наука, культура.

 

Введение

Настоящее пособие представляет собой первый выпуск хрестоматии–практикума по курсу «Философия». В него вошли фрагменты статей и монографий выдающихся западноевропейских и русских философов конца 19 и 20 веков. Все работы, вошедшие в первый выпуск, объединяет общая философская проблематика. В центре внимания авторов – размышления о философии и ее предмете, о специфике философии как особой сферы выражения духовных поисков человека и значении философии в истории европейской и мировой культуры.

Данное пособие имеет учебно–методические цели и оно может быть рекомендовано для самостоятельной работы студентов технических и гуманитарных факультетов всех форм обучения. Его могут использовать преподаватели философии, студенты и магистранты дневной, заочной, ускоренной форм обучения как при подготовке и проведении семинарских занятий, так и при написании контрольних работ.



Как представляется, изучение основ философских знаний предполагает не только освоение базового понятийно-категориального апарата и круга проблем, которые охватывают предмет философии, но прежде всего встречу с особым миром философии; включение в разговор о человеческой мудрости и различных подходах к ее пониманию, о которых ведется спор уже более двух тысяч лет.

Очевидно, единственно возможный путь к философии пролегает через диалог с оригинальными философскими текстами. Более того, знакомство с первоисточниками - это необходимое условие, при котором встреча с миром философии может действительно сосотояться. И это не только важный для преподавания методический принцип, но и ключ к успешному освоению современнымы студентами такой непростой учебной дисциплины как «философия».

Выбор текстов для первого выпуска хрестоматии осуществлялся с точки зрения значимости и актуальности идей и концепций, предложенных каждым из авторов, а также отсутствием этих материалов в имеющихся и доступных для студентов учебных пособиях. Порядок расположения представленных работ связан с логикой изучения курса философии и авторской концепцией преподавания данного курса. Последовательность текстов и методических рекомендаций к ним обусловлена развертыванием основних вопросов темы «Гуманистическая суть философских проблем», разработанной коллективом кафедры философии ДонНАСА под руководством профессора В.Г.Попова. Последовательность расположения текстов не может рассматриваться как обязательное требование осваивать их только в предложенном порядке. В зависимости от поставленных задач, возможны разные подходы к работе с пособием: последовательное движение от вопроса к вопросу, от автора к автору; выделение отдельных проблем и анализ различных способов их решения, изучение и анализ взглядов отдельных авторов и представляемых ими научных концепций. Все работы даны в сокращении или представлены отдельными фрагментами. Обучающие цели хрестоматии обусловили структуру пособия: каждая статья сопровождена вопросами и заданиями, которые направлены на то, чтобы выявить основные проблемные узлы и наиболее важные для понимания моменты каждой из работ.



Несколько замечаний практического характера: все сокращения в текстах указаны - <…>. Часть сносок, принадлежащим авторам или редакции цитируемого издания, опущена в целях облегчения работы с материалом. Авторский курсив сохранен. Тексты русских авторов приведены на русском языке, а работы зарубежных философов даны в русском переводе с языка оргинала.

 

Входная информация.



 

Изучение темы «Гуманистическая суть философских проблем» предполагает знакомство с наиболее актуальными подходами к пониманию предмета философии, которые представлены в работах современных философов, но органически связаны с истоками формирования основных фундаментальных философских проблем. Изучение данной темы является необходимым для понимания путей становления интеллектуальной истории человечества, духовных истоков европейской и восточнославянской культуры, мировой цивилизации в целом; а также зарождения и эволюции научных знаний, понятийно-категориального аппарата современной философии и науки.

Приступая к изучению данного раздела курса философии, важно вспомнить все то, что известно о философской культуре из школьных курсов истории, мировой и отечественной литературы, мировой художественной культуры, курса «Человек и общество» и др., а также цикла гуманитарных дисциплин, которые начинают изучаться на первом и втором курсах академии. Например, для студентов архитектурного факультета – это курс «История архитектуры», «Культурология», для студентов экономических специальностей – «Религиоведение», «Логика», «История экономических учений», «Политология».

 

Содержание темы

2.1 Предмет философии и различные подходы к его пониманию;

2.2 Специфика философского знания:

2.2.1 Философия и наука;

2.2.2 Философия и искусство;

Философия и религия.

Философия в системе культуры.

Уникальность философии.

2.1 Предмет философии

 

В поисках ответа на вопрос ”что такое философия и что является её предметом?” мы сталкиваемся с огромными трудностями. Так, определение сущности любой науки, любой сферы деятельности, как правило, следует из самого ее названия. Слово «философия» в переводе с древнегреческого означает «любовь к мудрости» (fileo — любить, sofia — мудрость). Однако, исходя из самого понятия, названия дисциплины, мы не можем сказать, что означает эта область человеческого знания, в отличие, например, от физики («науки о природе») или биологии («науки о жизни»). Возможно, ответ кроется в истории самого термина «философия»? Философы приписывают введение термина «философия» Пифагору, одному из первых древнегреческих мудрецов. Согласно другой версии, термин «философия» был осмыслен классиком древнегреческой мысли, Сократом. Философы утверждали, что подлинно софийным, мудрым, может быть назван только Бог. Человек же не может быть истинно мудрым, он может быть лишь любителем мудрости, философом. В таком смысле этот термин употребляет Платон, ученик Сократа. Аристотель еще более способствовал утверждению термина «философия», противопоставив ее другим наукам и введя классификацию всех известных тогда наук, в которой первое место занимала философия. После Аристотеля термин «философия» прочно утвердился в древнегреческом языке. Наблюдая становление философии, мы видим еще одну ее удивительную особенность. Мыслители до Аристотеля, даже до Сократа, занимались не только философией, но и учением о природе, тем, что мы называли бы физикой, и учением о жизни, что мы называли бы биологией. Да и сам Аристотель физику называл второй философией. Биология у него была также частью философии, так же, как и психология, учение о душе. И после Аристотеля многие философы занимались и физикой, и биологией, и астрономией, и другими естественными науками. Собственно философия представляла собой первоначально некую неразделенную науку. Со временем от философии начинают отделяться другие науки. Отпочковывается с самого начала, уже после Пифагора, математика. В дальнейшем — геометрия и астрономия. После Гиппократа, Аристотеля и Галена — медицина. В эпоху Возрождения отделяется физика, в дальнейшем появляется химия. В XIX в. отделяется психология. В ХХ в. появляется социология, и т.д. Науки отпочковывались, а философия как была, так и осталась.

Может быть, на вопрос, что такое философия, нам помогли бы ответить сами философы? Приведем несколько наиболее распространенных определений философии. Согласно Сократу, философия есть самопознание. Платон утверждал, что философия — это учение о вечно сущих и неизменных идеях. По Аристотелю, философия есть наука, исследующая все сущее как таковое, первоначала всего существующего. Средневековые мыслители понимали философию как основанное на христианской вере познание Бога, мира и человека и их отношений. Немецкий философ Г.Гегель считал философией знание об Абсолютном духе. Даже по этому не столь большому перечню видно, что полного согласия в понимании философии нет у самих философов. Это же можно сказать и о предмете философии, то есть об определении круга стоящих перед ней проблем. Однако мы можем говорить о существовании нескольких общих подходов к пониманию сущности философии, сложившихся в истории и представленных у разных авторов. Один из таких подходов находим в работах современного философа, Мераба Константиновича Мамардашвили (1930 – 1990). С его точки зрения существуют две философии: «реальная философия» и «профессиональная философия». Прочитайте фрагмент его работы и, отвечая на поставленные вопросы, попытайтесь понять, что имел в виду философ, когда говорил о двух видах философского опыта, присущего человеку и человечеству.

М. К. Мамардашвили

 

Как я понимаю философию

 

 

Всякая философия должна строиться таким образом,

чтобы она оставляла место для неизвестной философии.

Этому требованию и должна отвечать

любая подлинно философская работа…

(М.К.Мамардашвили.

Как я понимаю философию)

 

 

<… >Когда студент встречается с философией – а это и есть исходная точка понимания её,- он встречается, прежде всего, с книгами, с текстами. Эти тексты содержат в себе какую-то совокупность понятий и идей, связанных по законам логики. Уже сам факт соприкосновения с их словесной и книжной формой как бы возвышает тебя, и ты задаёшься вопросами, которые возникают в силу индукции из самих же понятий. Они сами как бы индуцируют из себя вопросы<…>. Но, очевидно, первым среди них должен бы быть вопрос, а что же собственно является вопросом? Действительно ли, схватив себя в задумчивости за голову, я мыслю? Действительно ли в этот момент я задаю вопрос, имеющий какой-либо подлинный интеллектуальный смысл <…>. И что заставило использовать тебя какие-то понятия, имеющие привлекательную и магическую силу собственной возвышенности? Например, часто мы спрашиваем себя: что такое жизнь? Что такое бытие? Что такое субстанция? Что такое сущность? Что такое время? Что такое причина? и т.д. И перед нами выстраиваются какие-то понятные, интеллектуальные сущности, одетые в языковую оболочку. И мы начинаем их комбинировать. Один мой земляк, Зураб Какабадзе, называл этот процесс разновидностью охоты на экзотических зверей под названием «субстанция», «причина», «время». Конечно, он говорил об этом иронически, но ирония тут вполне оправдана, потому что в действительности, на вопрос, что такое субстанция, ответа просто нет <…>. Между прочим, именно в этой связи, о которой я сейчас говорю, у Канта появилось странное выражение «Экспериментальный метод», причём он имел в виду его приложение к философии, пользуясь аналогией с экспериментальным методом физики. Что Кант имел в виду? Вместо того, чтобы спрашивать, что такое мышление, что такое причина, что такое время, нужно, считал он, обратиться к экспериментальному бытию этих представлений. <…> Мы философствуем в той мере, в какой пытаемся выяснить условия, при которых мысль может состояться как состояние живого сознания. Только в этом случае можно узнать, что такое мысль, и начать постигать законы по каким она есть: они выступают в этой разновидности эксперимента. Это и называл Кант экспериментальным или трансцендентальным методом, что одно и то же. Вообще вопрос «как это возможно?» и есть метод и одновременно способ существования живой мысли. Но если это так, то, следовательно, порождать такой вопрос может только собственный невыдуманный живой опыт. То есть те вопросы, которые вырастают из этого опыта и являются вопросами, на которые можно искать ответ, обращаясь к философским понятиям. До возникновения такого вопроса не имеет смысла читать философские книги. И совершенно иллюзорно то ощущение якобы понимания, которое мы можем испытывать, встречая в них такие высокие понятия, как бытие, дух и т.д. Следовательно, есть какой-то путь к философии, который пролегает через собственные наши испытания, благодаря которым мы обретаем незаменимый уникальный опыт. И его нельзя понять с помощью дедукции из имеющихся слов, а можно только, повторяю, испытать или, если угодно пройти какой-то путь страдания. И тогда окажется, что испытанное нами имеет отношение к философии.

Чаще всего наше переживание сопровождается отрешенным взглядом на мир: мир как бы выталкивает тебя в момент переживания из самого себя, отчуждает, и ты вдруг ясно что-то ощущаешь, осознаешь. Это и есть осмысленная, истинная возможность этого мира. Но именно в видении возможности ты окаменел, застыл. Оказался как бы отрешенно вынесенным из мира. В этом состоянии тебе многое способно открыться. Но для того чтобы это открытие состоялось, нужно не только остановиться, а оказаться под светом или в горизонте вопроса: почему тебя так это впечатляет? Например, почему я раздражён? Или наоборот: почему я рад? Застыть в радости или страдании. В этом состоянии - радости или страдания – и скрыт наш шанс: что-то понять.

Назовём это половиной пути или половиной дуги в геометрическом смысле этого понятия. Полпути…Так вот, в крайней точке этого полпути мы и можем встретиться с философским постижением мира. Ибо по другой половине дуги нам идёт навстречу философия уже существующих понятий. То есть, с одной стороны, философ должен как бы пройти полпути вниз, к самому опыту, в том числе к своему личному опыту, который я назвал экспериментом, а не просто эмпирическим опытом. А с другой стороны, философские понятия позволяют продолжить этот путь познания, поскольку дальше переживать без их помощи уже не возможно. Дальше, например, мы можем ударить того, кто нас обидел, или же самовлюбленно нанести свою обиду и обвинить во всём окружающий мир, лишившись тем самым возможности заглянуть в себя и спросить: А почему, собственно, я злюсь? Ведь в самой злобе есть что-то и обо мне. Направленная на внешние предметы, в действительности она что-то говорит или пытается сказать и о нас самих, о том, что есть на самом деле; что происходит и в нас и вне нас. И вот наше дальнейшее движение, связанное с продолжением переживания, оторвавшись от наших реактивных изживаний, идет уже на костылях, на помочах понятий.

А теперь вернусь к характеристике переживания, к тому, почему я коснулся вопроса о страдании. Понимаете, та точка, на которой ты остановился,- это, грубо говоря, не геометрически идеальная точка. Эта точка как бы является началом какого-то колодца, колодца страданий. И в жизни мы часто проходим мимо такого колодца, видя на его месте просто точку. Хотя на самом деле эта точка и была знаком остановки, знаком того, что в другом измерении, в другой перспективе, там — колодец. Для того чтобы пояснить свою мысль, сошлюсь на «Божественную комедию». Как известно поэма Данте — это не что иное, как символическая запись странствий души, или один из первых европейских романов, посвященных воспитанию чувств. Уже в самом начале этой поэмы мы сталкиваемся с потрясающим образом. Как вы помните, она начинается с фразы, что её герой в середине жизненного пути оказывается в тёмном сумрачном лесу. Середина пути — важная пометка. Веха. 33 года — возраст Христа. Когда его распяли. Этот возраст часто фиксируется в поэзии. И вот герой поэмы, оказавшись в лесу, видит перед собой светлую точку на вершине горы. Гора — символ возвышенного, духовного рая. Но достичь его можно, только пройдя лес. Казалось бы, один шаг, протянутая рука отделяют героя от вершины. Но всё то, что происходит с героем дальше, говорит о том, что то, к чему идешь, не может быть получено преднамеренно.Нельзя прийти к тому, что вроде бы лежит перед самим носом, продолжением самого себя. Если вы помните, вначале дорогу герою преграждала волчица. Символы — орудия нашей сознательной жизни. Они — вещи нашего сознания, а вовсе не аналогии, не сопоставления, не метафоры. Волчица — символ скупости, жадности. Какая же скупость имеется в виду? Естественно, наша предельная, действительная скупость в отношении нас самих. Мы бережём себя как самое драгоценное сокровище. Но какого себя? В данном случае — устремлённого к возвышенному, создающего себя возвышенным, ищущего высшего смысла жизни, высшей морали. А на поверку — всё это просто скупость и жадность. И что же происходит с героем дальше? Он пошёл. Куда? Вовнутрь. Спустился в колодец страдания и, перевернувшись, возвратился обратно. И при этом оказался там же, но только уже под другим небом. Он — на горе.

О чём говорит этот символ? Если ты не готов расстаться с самим собой, самым большим для тебя возлюбленным, то ничего не произойдёт. Кстати, не случаен в этой связи и евангельский символ: тот, кто отдаёт свою душу, её обретает, а кто боится потерять, тот теряет. <…> Но для этого я должен быть открыт, не беречь, отдать себя, быть готовым к чему-то, к чему бы я не смог прийти собственными силами; чего бы не смог добиться простыми сложениями механических усилий. По определению. Ведь анализу поддаётся только то, что может быть создано нами самими. То, что мы можем создать, то можем и проанализировать. А здесь попробуй получить это. Невозможно. И, более того, происшедшее, вспыхнувшее (помните, я сказал, что философский акт — некая вспышка сознания), невозможно повторить: раз нельзя выразить словами, значит нельзя и повторить. Поэтому отсюда появляется ещё один символ — символ мига, мгновения. Но не в смысле краткости времени. Это мгновение как пик, вершина, господствующая над всем миром. И только оказавшись на этом миге сознания и осознав вопросы, мы можем считать, что они осмысленны. <…>

Представим себе, что мир был бы завершен и, к тому же, существовала бы некая великая теория, объясняющая нам, что такое любовь, что такое мысль, причина и т.д. Ведь ясно, что если бы это было так, то было бы совершенно лишним переживать, например, чувство любви. Но мы же всё-таки любим. Несмотря на то, что, казалось бы, всё давно известно, всё испытанно. Зачем же ещё мои чувства, если всё это уже было и было миллионы раз? Зачем? Но перевернём вопрос: значит, мир не устроен как законченная целостность? И я в своём чувстве уникален, не повторим. Моё чувство не выводится из других чувств. В противном случае не нужно было бы ни моей любви, ни всех этих переживаний—они были бы заместимы предшествующими знаниями о любви. Мои переживания могли быть только идиотической сказкой, полной ярости и шума, рассказываемой идиотом. Значит, мир устроен как нечто, находящееся в постоянном становлении, в нём всегда найдётся мне место, если я действительно готов начать всё сначала.

- Наша сегодняшняя практика преподавания философии, пожалуй, полностью пренебрегает первой половиной дуги, связанной, как вы говорите, с человеческим индивидуальным переживанием в жизни. Овладевая категориями философии, человек не наполняет их соответствующим содержанием и поэтому волей-неволей вынужден впадать в состояние возвышенного умонастроения. Но, с другой стороны, как эти категории можно помыслить? или мы имеем здесь дело просто с немыслимыми мыслями? Но тогда что это?..

- Да, верно, и я думаю, что существует всё же некий пробный камень, с помощью которого можно определить мыслимо ли что-то, реальна ли возможность моего собственного мышления? Могу ли я её помыслить как реально выполненную, не как вербально существующую, а как реально выполненное состояние моего мышления? Некоторые вербальные записи мыслеподобных состояний такого испытания не выдерживают, показывая тем самым, что хотя и есть мыслеподобие, но, строго говоря, это не мысли, потому что я не могу их исполнять. Ведь мысли существуют только в исполнении, как и всякое явление сознания, как и всякое духовное явление. Она существует, повторяю, только в момент и внутри своего собственного вновь исполнения.

- А как вы понимаете различия события философской мысли и события художественного образа?

- Различие, конечно есть. Но я не могу его провести. По какой причине? То, что я говорил о философии, фактически означало следующее. Я полагаю, что наша сознательная жизнь устроена таким образом, что всё, что осуществляется посредством актов сознания или является проявлением жизни сознания, будь то мастерское создание ремесленного шедевра (скажем, стула) или поэмы, или поступок нравственный и т. д. – всё это некоторая последовательность шагов. И вместе с тем, во всём этом есть нечто, ещё один ход, который, не является ни одним из них, как бы заполняет интервалы между ними. Это элемент нашей сознательной жизни, нашего сознания, и имеет отношение к философской мысли, его можно эксплицировать с помощью того, что оказывается затем философским понятием. То есть это не само художественное произведение или художественное творчество; философия не сводится к ним, хотя и является их опосредующим элементом. Но это и не философия понятий или учений, а философия, которую я назвал бы реальной. Следовательно, есть реальная философия как элемент устройства нашего сознания, и есть философия понятий или учений, предметом которой является экспликация реальной философии. Предметом философии является философия же, как это не покажется парадоксальным. Но этот элемент, эквивалентный философскому доказательству, - Я мыслю, я существую,- выполняется и при создании художественного образа. Помните, как Пруст определял поэзию? Поэзия есть чувство собственного существования. Это философский акт. Но он философский, когда осуществлён с применением философских понятий. Тогда это философия, а не поэзия, конечно. Поэтому я и говорю, что отличить их трудно, если анализ осуществляется на уровне событий...

-Так все-таки, какой путь ведёт к овладению философией?

- В философии в качестве предмета изучения существуют только оригинальные тексты. Немыслим учебник по философии, немыслим учебник по истории философии; они немыслимы как предметы, посредством которых мы изучили бы философию. Трактат по истории философии возможен лишь как некоторая реконструкция какой-то совокупности реальных физических событий. Орудием научения может явиться оригинал в руках читателя, который читает. Соприкосновение с оригиналом есть единственная философская учёба. Ведь если философ идёт нам на встречу, то и мы должны идти к философу, мы можем встретиться только в точке обоюдного движения, если я не пошёл, сижу, схватившись за голову, над текстом, ничего не получится. Только прейдя в движение и пройдя свою половину пути, мы получаем шанс встретиться с философией – в смысле возможности научиться тому, что умели другие, а я нет, но что я пережил, хотя и знал, что это так называется, и, более того, не знал, что об этом можно так говорить. <…>

Так вот, научится читать философские тексты и что-то извлекать из них, мы можем только в том случае, если будем относиться к ним на уровне совершаемых актов философствования, а не эквивалентов, на уровне актов, соотносимых с жизненным смыслом философских понятий, даже самых отвлечённых. Если мы будем относиться к ним поверх и помимо их культурно-исторических смыслов, то нам и откроется заключённое в них содержание.

Мамардашвили М.К.Как я понимаю философию // Мамардашвили М.К.

Как я понимаю философию.-2-е изд.

Изм.и доп.-М.,1992.-С.16-26

 

 

Вопросы и задания к статье:

 

1. С какими трудностями, по мнению автора, сталкивается студент, приступающий к изучению философии?

2. Почему с точки зрения автора преподавание философии в ВУЗе можно назвать «антифилософским приобщением к философии»?

3. Что означают слова автора: «путь к философии, который пролегает через собственные наши испытания»?

4. Как, в связи с этим пониманием смысла философии, автором истолковываются некоторые символы из «Божественной комедии» Данте?

5. Как видит автор возможность «события философской мысли» для человека, только начинающего изучать философию?

6. Каким образом разъясняет автор различия философской мысли и события художественного образа, то есть, философии и искусства?

 

Как вы поняли из статьи М.К.Мамардашвили, наряду с «реальной философией», реальным событием философствования, органичным для жизни индивидуального сознания и присущим человеческой личности как таковой, существует «профессионнальная» философия, философия учений и систем, вырабатывающая те понятия, с помощью которых реализуется содержание «живой» философии. В следующей статье современного испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Почему мы вновь пришли к философии?» предлагается несколько иной поход к трактовке сущности философиине столько личностно-экзистенциальный,сколько гносеологический, познавательный.Так, Ортега-и-Гассетопределяет философию как «основную потребность нашего разума», до конца никогда не реализуемую. Прочитайте статью и попытайтесь разобраться, почему для автора «философская проблема…это не только проблема абсолютного, но абсолютная проблема».

 

 

Х. Ортега-и-Гассет

Почему мы вновь пришли к философии?

Познание — это задача, которую ставит

перед собой человек. И может быть,

эта задача ему не по силам.

(Х. Ортега-и-Гассет.

Почему мы вновь пришли к философии?)

Почему же вчера, сегодня или когда-нибудь еще чело­веку может прийти в голову начать заниматься философией? Чтобы ответить на этот вопрос, надо сначала выяснить, что же такое философия. Первое, что приходит в голову,— это определение философии как способа познания вселенной. Это определение нельзя назвать неправильным; однако – же, оно не отражает того, что определяет специфический характер философии, а именно ее особой драматичности и интеллектуального героизма, отличающего ее, и только ее. С другой стороны, это определение противоречит тому, которое мы дали физике, сказав, что она познает материю. В отличие от физика, помещающего перед собой материальные объекты своего исследования, философ не может поместить перед собой объект своего изучения — вселенную. Физик начинает с того, что определяет размеры изучаемого объекта, итолько после этого начинает исследование, пытаясь проникнуть в его внутреннее строение. Точно так же математик определяет то, что он понимает под числом и протяженностью в пространстве; все отдельные науки начинают с того, что стремятся ограничить предмет своего изучения, очертить круг своих проблем, которые в силу этого их ограничения отчасти перестают быть таковыми. Другими словами, физик и математик заранее знают объем и основные особенности предмета своего изучения, поэтому они и начинают не с постановки вопроса, а исходят из того, что уже знают или, же полагают, что знают. В отличие от них философ, который, подобно отважному аргонавту, начинает плавание в океане вселенной, не знает, в каких водах он плывет. Бесконечная и единая вселенная... Пытаясь объять этим понятием все, что нас окружает, мы делаем неясные и неопределенные жесты, лишь еще больше затемняющие его смысл, Однако же, это и есть вселенная. Это, подчеркиваю, и ничего более, потому что, когда мы говорим: «все, что существует», мы толком и не знаем, что имеем в виду. <…> Поэтому философ, в отличие от любого другого ученого, отправляется в плавание в океан неизведанного как такового.

Мы более или менее знакомы лишь с частицей, частью, осколком вселенной. В отличие от ученого-естествоиспытателя, стремящегося к познанию материального мира, философ не знает, каков предмет философии. Об этом предмете он может сказать только, что: во-первых, он не является никаким другим, из объектов окружающего мира, во-вторых, что этот объект неделим, един, самодостаточен и что вне его ничегонет. Однако же ни один из существующих или возможных объектов не обладает такими характеристиками. Поэтому мы изначально не можем познать вселенную, и нам абсолютно неведом позитивный смысл этого понятия. Ту же мысль можно выразить иначе: другим наукам задан предмет исследования; предмет философии как таковой не может быть задан, потому что он включает в себя все существующее в мире.<…>

Именно потому, что он (предмет философии – П.С.) не может быть задан, его можно сущностно определить как «искомый», бесконечно искомый. И нет ничего странного в том, что сама наука, даже предмет которой нужно еще искать, иначе говоря, предмет и объект которой проблематичны, имеет более беспокойную судьбу, чем другие науки<…>. Философия никогда не сможет идти в ногу с самоуверенным, самодовольным буржуа. Философия—синоним возвышенного теоретического героизма. Ей, как и ее предмету, видимо, суждено постоянно пребывать в поисках собственной абсолютности и универсальности. Именно поэтому Аристотель, родоначальник нашей дисциплины, назвал ее «философией» - «наукой, которая постоянно ищет саму себя».

Однако, если мы зададимся вопросом, откуда происходит желание охватить всю вселенную, представить мир в его единстве, которое, собственно, и лежит в основе философии, то и Аристотель не поможет нам. Для него вопрос прост; его «Метафизика» начинается с такой фразы: «Людям свойственно желание познавать природу». Познавать — это значит не удовлетворяться видимостью вещей, стремясь постичь их «сущность». Странная штука эта сущность! Ее никогда не видно, она всегда скрыто пульсирует под внешней оболочкой вещи, «по ту ее сторону». Аристотелю кажется вполне «естественным», что мы задаемся вопросом: «А что же расположено „по ту сторону" вещей?», в то время как более естественно было бы, удовлетворившись созерцанием окружающих нас предметов, не задаваться таким вопросом. Ничто не может открыть нам «сущности» вещей. Нам даны всего-навсего вещи, а не их сущности. Эти вещи не отбрасывают ни тени сущности. Очевидно, это «по ту сторону» не может никоим образом находиться внутри вещей.

Говорят, что человеку изначально свойственно проявлять любознательность. Именно так полагает Аристотель, когда на вопрос: «Почему человек постоянно стремится к познанию мира?» — отвечает так же, как мольеровский врач: «Потому что это ему свойственно». «Доказательством того, что это желание ему свойственно от природы,— считает Аристотель,— является его желание все увидеть, все осмотреть». И тут Аристотель вспоминает Платона, который выделял ученых и философов в особую категорию — filotheamones — «зевак», любителей уличных зрелищ. Но «смотреть» отнюдь не означает «познавать»; «смотреть»— это пробегать глазами по видимой поверхности вещей; «познавать» — напротив, означает искать то, что видимая поверхность вещей взору не являет, иначе говоря, искать их сущности. Познавать — значит не удовлетворяться видимостью вещей, отрицать ее, осознавая ее недостаточность. Познание постулирует невидимое — сущность, то, что «по ту сторону».

Аристотель посредством этого своего замечания, а также многих других, обильно встречающихся в его книгах, показывает, каково, по его мнению, происхождение знания. Он полагает, что, познавая, человек пользуется еще одной врожденной особенностью своего организма, подобно тому, как мы пользуемся органами зрения тогда, когда хотим на что-то посмотреть. У нас есть органы чувств, у нас есть память, которая запечатлевает информацию, полученную при помощи этих органов; у нас есть опыт, который мы получаем в результате работы памяти — отбора и отсеивания информации. Все это врожденные особенности человеческого организма, которыми человеку приходится пользоваться, хочет он того или нет. Но ни одно из этих свойств организма не может быть определено как познание.<…> (Оно) само по себе не является способностью, талантом или свойством человеческого организма. Познание — это задача, которую ставит перед собой человек. И может быть, эта задача ему не по силам. <…> Но, тем не менее, факт остается фактом: несмотря на великие трудности, человек изо всех сил старается познать мир, вновь и вновь спрашивает себя; «А что же скрывается за ви­димостью вещей?», пытаясь обрести иной, сущностный мир и изнемогая в борьбе за его постижение.<…> Как я уже отмечал, нельзя с уверенностью утверждать, что наличие интеллекта способствует познанию. Если под человеческой «природой» мы, подобно Аристотелю, будем понимать функционирование совокупности ментальных и телесных аппаратов, то мы будем вынуждены признать, что познание для человека неестественно. Напротив, как только человек начинает использовать анатомические аппараты своего организма, он убеждается в том, что их явно недостаточно для «познания». Цели, которые ставит перед собой человек и его желание познания, превосходят способности его организма — их не хватает. Человек стремится использовать все новые и новые механизмы, приспосабливая их к познавательный целям, но никогда не может удовлетвориться ни каждым из них в отдельности, ни всей их совокупностью. Итак, человеку свойственно странное желание познавать мир, а свойств его организма, того, что Аристотель называл его «природой», явно недостаточно для осуществления познавательного процесса. Все это обязывает неукоснительно и безоговорочно признать, что истинная природа человека более разнообразна: в ней заложено стремление и к удачам, и к поражениям. У человека есть многие способности, но многих способностей «ему не хватает». Если он по­стоянно и отчаянно использует свои интеллектуальные способности, то это происходит не от естественной потребности их использования; напротив, он это делает именно потому, что ему их явно недостаточно; чтобы достичь того, к чему он стремится, ему, естественно, приходится использовать все свои способности. Радикальной ошибкой всех теорий познания является упорное желание не замечать это изначальное несоответствие между стремлением человека к познанию и ограниченными «способностями» его организма. Один только Платон заметил как-то, что причина познания, мы бы сказали, сама его сущность, состоит как раз в недостаточности особенностей человеческого организма, определяется трагическим осознанием того, что человеку «не хватает знаний». Ни Бог, ни животное не способны почувствовать этого. Бог знает все и поэтому не стремится к познанию. Животное ничего не знает и поэтому тоже не стремится к познанию. Но человеческое существование можно определить как осознание собственной недостаточности: человек жаждет знания и отчаивается оттого, что для него еще что-то осталось неведомым. Эту особенность человеческого бытия следовало бы проанализировать отдельно. Почему человек с такой болью переживает свое незнание? Как у него может болеть та часть организма, которой никогда не было?

Хосе Ортега-и-Гассет Почему мы вновь пришли к философии?// Ортега-и-Гассет Х. «Дегуманизация искусства» и другие работы.Эссе о литературе и искусстве.Сборник.Пер. с исп.-М.: Радуга,1991.-С.33-39

 

 

Вопросы к статье:

 

1. Какое определение, по мнению автора, наиболее точно отражает предмет философии?

2. В чем автор видит специфику предмета философии в отличие от предмета других наук?

3. Почему для автора философия – это «синоним возвышенного теоретического героизма»?

4. Что, с точки зрения автора, движет человечеством в его постоянном стремлении к познанию?

5. Какие способности необходимы человеку для познания и почему, с точки зрения автора, их человеку «не хватает»?

6. В чем, по вашему мнению, сходство, а в чем различие подходов к определению философии, предложенных М.К.Мамардашвили и Х.Ортега-и-Гассетом?

 

 

2.2 Специфика философского знания:

 

ФИЛОСОФИЯ И НАУКА

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.