АГОНАЛЬНЫЙ ТИП СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ

Принцип агона (от греч. agon — состязание) — это социальная формула мирной состязательности субъектов, введенной в преде­лы гуманистических норм и предполагающей равнозначность цен­ностных статусов сторон. В агональном противоречии, в отличие от антагонального, взаимодействие имеет своей главной целью не односторонние прагматические интересы субъектов, а такие ре­зультаты, которые вели бы к последующему, все более глубоко­му единению сторон, а с ним и к возрастающей мере гармонично­сти того социального целого, к которому непосредственно принадлежат обе противоположности. Этим социальным целым может быть семья, группа, коллектив, нация, народ, государство и в конце концов человечество как единый субъект.

Принцип агона исключает насилие как способ разрешения противоречий. Он нацеливает обе стороны, будь то индивиды или общности, на поиск путей к социальной гармонии. При этом од­ним из ведущих средств саморегуляции агональных отношений (87) становится слово — политическое, юридическое, этико-педагоги-ческое, религиозно-проповедническое, литературно-философское и т.д. Не случайно такие принципиальные противники насилия, как Будда, Сократ, Христос, Толстой, Ганди, Швейцер, отводили слову, устному и письменному, чрезвычайно важную роль в от­стаивании гуманистических принципов социального бытия. При­мечательна также мысль современного исследователя социальных функций средств массовой информации М. Маклюэна о том, что на смену традиционному типу цивилизации должен в будущем прийти новый, названный им «оральным», где словесные аргу­менты будут играть определяющую роль при разрешении боль­шинства социальных противоречий.

В условиях агонального взаимодействия противоположные стороны рассматривают единство как абсолютную, безусловную ценность. Их единение зиждется как на объективных, всеобщих основаниях, так и на субъективной способности сторон видеть в своей противоположности собственное «alter ego» («другое я»). Отношения такого рода выступают как непременное условие раз­вития и совершенствования каждой из противоположностей. Одна сторона реализует свои способности, развивает силы, наращива­ет созидательный потенциал при обязательном участии другой.

Агональное взаимодействие — это процесс социального со­творчества, в котором стороны имеют целью не столько отстаи­вание собственных приоритетов и достижение своих, особенных целей, сколько совместную выработку ценностей жизни и культу­ры, вписывающихся в круг таких понятий, как истина, добро, кра­сота, любовь, дружба, счастье.

Принцип агона вводит межсубъектные противоречия в широ­кие и свободные культурные формы, открывающие перед людь­ми пути к полному преодолению отчуждения, дающие возмож­ность освободиться от избытка агрессивности, эгоизма, тщеславия с пользой для себя и общества. Агональные отношения позволя­ют человеку устремить свою витальную и социальную энергию в русло как игровой, так и вполне серьезной культуротворческой деятельности и тем самым с максимальной полнотой реализовать свои способности и стремления.

Агональные отношения являются таким типом межсубъект­ного взаимодействия, где духовная автономия обеих сторон при­знается в качестве абсолютной ценности. Личностная суверен­ность, раскрывающаяся в разнообразии многих видов и форм культурной состязательности, обладает свойством не деформиро­вать и не разрушать человеческие сообщества, а напротив, спо­собствовать их развитию и совершенствованию.

Выдающийся нидерландский исследователь И. Хейзинга в сво­ей книге «Homo Ludens» («Человек играющий») раскрыл роль (88) агонально-игрового начала в правосудии. По его мнению, только довольно поверхностный взгляд не в состоянии увидеть, что су­допроизводству присущ характер игрового состязания. Еще древ­ние греки считали судебный спор между истцом и ответчиком раз­новидностью агона, где стороны, соревнуясь в красноречии и искусстве аргументации, взывали к третейскому судье. При этом нередко агональная идея победы над противником, азартное же­лание выигрыша заслоняли правовую и меркантильную стороны дела.

И. Хейзинга показывает, что во многих древних цивилизаци ях судопроизводство подчинялось троякой классификации: 1) суд как состязание; 2) суд как азартная игра, обещающая либо выигрыш, либс проигрыш; 3) суд как словесный поединок. При этом везде был важен элемент удачи, везения, фортуны, счастливого шанса.

Исследователь обнаружил глубокую архаическую основу у представлений об агонально-игровых особенностях правосозна­ния. Так, в средние века и Новое время эти представления про­должали сохраняться в практике рыцарских поединков и дуэлей междудворянами, заменявших судебные разбирательства. Харак­терно, что общественное мнение длительное время признавало целесообразность и законность этих форм разрешения возникав­ших конфликтов. Если дуэль, как ритуальная игровая форма, ве­лась без нарушения правил, то ее исход приравнивался к справед­ливому судебному решению и не мог повлечь за собой кровную месть со стороны родственников убитого.

И. Хейзинга утверждал, что агональная природа древнего пра­восудия привела с возникновением философии к появлению аго-нальных картин мироздания. По его мнению, греки перенесли принцип борьбы-состязания из области права на мировой про­цесс с тем, чтобы осмыслить его в терминах правосудия. Так по­явились античные теории космоса (порядка), справедливости и возмездия, а из юридического понятия вины родился термин для выражения естественной причинности.

Как бы то ни было, но эти старинные представления оказа­лись чрезвычайно жизнестойкими. И они продолжают присутство­вать в современных концепциях права, в том числе международ­ного, где политическая состязательность государств постепенно обретает зрелые правовые формы. Принципы дипломатического взаимодействия, обязательства сторон соблюдать договореннос­ти, официально объявлять о прекращении ранее заключенных соглашений напоминают правила игры. Но именно эти и многие Другие правила такого рода и объединяют государства в между (89) народное сообщество и создают упорядоченный мир современ­ной цивилизации. И стоит лишь отдельным государствам пере­стать участвовать в этих политико-правовых, дипломатических играх с их строгими правилами и принципами, как исчезнет ци­вилизованная оформленность социальной жизни и миру начнет угрожать опасность погружения в состояние неоварварства. Ины­ми словами говоря, без агонально-игрового элемента оказываются невозможными ни культура, ни развитие цивилизации, ни под­держание правопорядка внутри государств и в межгосударственных отношениях.

НОРМАТИВНАЯ «ПИРАМИДА»

Нормы права не подвешены в воздухе. Их социальная дей­ственность. способность побуждать индивидов к законопослуш­ному поведению во многом обусловлены тем, что они опираются на более древние и фундаментальные нормативно-ценностные основания, складывавшиеся на протяжении всей истории миро­вой цивилизации. Весь этот сложный, многоуровневый норматив­ный комплекс можно представить в виде некой «пирамиды».

В основании этой нормативной «пирамиды» находятся самые древние мифологические табуальные «первонормы». Напрямую связанные с глубинными сферами коллективного и индивидуаль­ного бессознательного и их архетипами, они формулируют базо­вые запреты на людоедство, на убийства кровных родственников и инцест. Их ценностное и смысловое обоснование представлено в содержании разнообразных архаических мифов народов мира.

Над ними надстраивается система религиозных норм. внося­щих в механизм соционормативной регуляции момент метафизи­ческой абсолютности за счет их «привязки» к наивысшему, абсо­лютному авторитету — Богу. Религиозные нормы обнаружили способность избавлять индивидуальное сознание от трудностей вы­бора в противоречивых ситуациях с альтернативными возможнос­тями, от искушений и соблазнов нарушить существующие запреты.

На следующем уровне нормативности находятся нравствен­ные нормы, требующие относиться к каждому человеку как родо­вому существу, связанному естественными узами братства со всем человеческим родом.

Далее следует уровень моральных норм. Здесь каждый чело­век рассматривается как представитель конкретных, локальных социальных общностей. Моральные нормы требуют от него от­стаивать не свою духовную автономию, а интересы тех общностей, к которым он принадлежит и чьим покровительством пользуется.

На идеологическом уровне нормативной регуляции распола­гаются императивы, исходящие от государства и его институтов, которые требукп граждан, чтобы их практическая и духовная (еятельность была подчинена политическим целям и задачам государства.

Увенчивается эта «пирамида» системой правовых норм. юри­дически оформляющих всю совокупность ранее упомянутых тре­бований, облекающих их в рационализированные предписания и запреты. В нормах права, а значит в их гипотезах, диспозициях и санкциях присутствует в «снятом» виде все ценностно-норматив­ное содержание данной «пирамиды». Оно не всегда очевидно, но, при известных усилиях, элементы табуального, религиозного, нравственного, морального и идеологического характера в них всегда можно обнаружить.

Нормы права

Идеологические нормы

Моральные нормы

Нравственные нормы

Религиозные нормы

Архаические «первонормы»

Схема 2

Ни одна, даже предельно детализированная правовая система не в состоянии эффективно функционировать, если ее содержание не опирается на содержание других уровней нормативной регуля­ции. Если из актуальной соционормативной сферы («пирамиды») выпадает или изымается хотя бы один из ее уровней, это негатив­но отражается на степени социальной надежности правосознания и правопорядка.

АРХАИЧЕСКИЕ «ПЕРВОНОРМЫ»

ТАБУ

Слово «табу» имеет полинезийское происхождение. С его по­мощью обозначаются исторически наиболее ранние требования-запреты. Их нарушения в виде действии или слов предполагали самые суровые кары со стороны богов или духов. Первобытные люди считали, что у истоков табу стояли их древние предки. Их авторитет сообщал требованиям непререкаемый характер высшей необходимости, неотрывной от самого строя бытия, положения вещей. Поэтому их нарушения, как полагало архаическое созна­ние, должно повлечь за собой катастрофические последствия кос­мического масштаба. Чтобы избежать этих последствий, перво­бытный род должен был немедленно покарать нарушителя запрета либо смертью, либо изгнанием за пределы рода. В противном слу­чае несчастья обрушились бы на всех, покарав таким образом и виновных, и невинных.

Запреты табуального характера носили абсолютный и всеоб­щий (в рамках рода) характер и не предполагали никаких исклю­чений. В первобытном сознании отсутствовало их мотивирован­ное обоснование. Его замещала апелляция к традиции, чьи истоки терялись в глубине времен, и авторитету предков, повиновавших­ся запретам-табу и завещавшим всем потомкам точно такое же безоговорочное повиновение.

Достоинство табу заключалось в том, что в них, помимо ма­гических смыслов, присутствовало вполне рациональное, целесо­образное содержание, служащее самосохранению рода. Табу вво­дили существование древних людей в жесткие нормативные рамки, внутри которых им было обеспечено выживание.

Древние табу явились той первоначальной формой норматив­ной регуляции, из которой на последующих этапах развития ци­вилизации возникли такие регулятивные системы, как религия, нравственность, мораль и право.

ТАЛИОН

Талион, в отличие от табу, регулировавших отношения меж­ду человеком и высшими, неподвластными ему силами, обслужи­вал отношения между людьми. Это была универсальная формула эквивалентного воздаяния: «Жизнь за жизнь, око за око, руку за руку, ущерб за ущерб...»

Данная формула предполагала изначальное равенство взаи­модействующих сторон. Если одной из них наносился урон, то возмещен он мог быть лишь той же ценой, в том же размере.

На ранних ступенях развития человечества талион исполь зевался в качестве регулятивного средства во всех архаических доправовых сообществах. Непосредственно примыкающая к ар хаике эпоха «осевого времени» с ее первыми письменными памят Никами культуры, связанными с именами Гомера, Гесиода, Конфуция, израильских пророков -- авторов книг Ветхого Завета, за печатлела разные варианты формулы талиона в древних текстах.

Притягательность талиона заключалась для древних людей в том, что он в полной мере отвечал их чувству справедливости Можно, очевидно, говорить о том, что он носил архетипическую[27] природу. Через него глубинные нормативно-ценностные струк­туры, присутствовавшие в коллективном бессознательном, обна­руживали себя на уровне социальной практики.

Талион подчинял человеческие отношения нормативным на­чалам и сам служил основанием, из которого впоследствии воз­никла правовая регуляция. Его своеобразие состояло в том, что это была вторичная, реактивная форма социального действия, служившая ответом на чьи-то действия, уже совершившиеся и тре­бующие встречной активности. В нем отсутствовало инициатив­ное, трансгрессивное начало, которое заставляло бы людей устремляться за пределы имеющихся ограничений. Талион всегда был ограничен нормативными рамками заданных условий: плата за зуб предполагалась зубом, за око — оком и т.д. Он не предусмат­ривал проявлений дополнительной инициативы сверх той, что уже была задана обстоятельствами, довлеющими над ситуацией. И это в полной мере соответствовало тому бессознательному чувству воздающей справедливости, которое доминировало в психике древних людей «доосевого» времени. Хотя символ справедливос­ти в виде весов, как и сами весы, не был известен на ранних этапах древней истории, но принцип уравновешивания уже прочно уко­ренился в первобытно-родовом сознании. И весы, и зеркало, изо­бретенные позднее, стали очевидными, вещными воплощениями логики равновеликости двух сторон.

Архетипически-бессознательная природа талиона исключала необходимость в мотивированном обосновании смысла эквива­лентного воздаяния. Это был постулат, догмат со всеми призна­ками абсолютности. Не случайно в более поздние времена, уже в условиях цивилизации вплоть до XX в. противники насилия и смертной казни, ратующие за смягчение уголовных наказаний, оказались вынуждены прилагать огромные усилия, чтобы поко­лебать в общественном сознании принцип талиона и предложить вместо него более цивилизованные, на их взгляд, юридические и этические формулы наказания виновных.

Имении архетипическая природа талиона позволила ему стать в условиях «осевого времени» базовым принципом формирова­ния нормативных систем религиозного, нравственного, мораль­ного, естественно-правового и позитивно-правового характера. О нем нельзя говорить однозначно как об атрибуте только ка­кой-то одной из этих систем. Он в некотором смысле вне их, пото­му что возник до них, будучи не только гораздо древнее по проис­хождению, но и несравнимо глубже по расположению тех уровней психики, где локализованы его структуры.

Талион — первичная форма упорядоченности межчеловече­ских отношений, которая вошла в позднейшие антагональные структуры конвенциальных отношений цивилизованных сооб­ществ, в том числе в формулы римской социальной практики «даю, чтобы и ты дал», «ты мне — я тебе», которые по-своему воспроиз­водили принцип эквивалентного воздаяния в новой редакции принципа эквивалентного обмена.

Универсальность талиона обнаружилась в его способности ре­гулировать и враждебные, и дружеские отношения. И в тех и в дру­гих он проявлял себя как цивилизующее начало, поскольку даже в ситуациях ожесточенной вражды и кровной мести воздвигал нор­мативно-ограничительный барьер на пути вседозволенности. При его прямом участии отмщение строго нормировалось. И не в ин­тересах мстящей стороны было нарушать принцип эквивалент­ности, поскольку в противном случае она сама должна была пре­вратиться в объект ответного мщения в той степени, в какой ею была превышена мера должного воздаяния.

Что же касается регулирования дружеских, антагональных отношений, то, внося в них нормативное начало, стороны, одна­ко, имели перед собой социальный простор, открытый для сво­бодных инициатив конструктивного характера. Сторона, проявив­шая дополнительную инициативу и привнесшая больше усилий и больший материальный вклад в установление отношений, имела право ожидать от другой стороны аналогичной ответной реак­ции. Таким образом талион, не позволявший нарушать меру эк­вивалентности в отрицательно-деструктивную сторону, позволял это делать в сторону положительную, что привело к появлению такого феномена, как потлач — состязание дарителей в велико­душии.

Талион вошел в обычное право всех цивилизованных наро­дов и оставался там на первых ролях вплоть до возникновения писаных законодательств. В новообразующихся системах права он продолжал сохраняться в качестве эта тонного, критериального принципа, придававшего им нормативное единообразие в све те исходных представлений о воздающей справедливости.

В последующие века социальная практика допускала три ос­новные возможности в отношении к принципу эквивалентного воздаяния. Первая — это строгое соблюдение талиона во всем объеме сопутствующих ему требований. Второе — отступления от талиона в сторону ужесточения судебно-уголовной практики. Они характерны для легистских тенденций, когда наказания ста­новились не пропорциональны проступкам и преступлениям. Тре­тье — отклонения от требований талиона в сторону смягчения наказаний. Эта тенденция, возникшая в европейских государствах в XVIII в., продолжает медленно, но неуклонно набирать силу по сей день.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: