Сделай Сам Свою Работу на 5

Парадокса, Юмора, Перемен.





«Береги ее. Может пригодиться. Когда я понадоблюсь…, когда я, действительно, понадоблюсь, просто возьми ее двумя руками и позови. Я приду, так или иначе.

Я осторожно положил визитную карточку в свой бумажник. «Я буду беречь ее, Сократ. Можешь на это рассчитывать. Э-э, у тебя нет, случайно, визитки с адресом Джой, а?»

Он проигнорировал мой вопрос.

Мы помолчали, и Сократ принялся готовить один из своих свежих салатов. Я придумал вопрос.

«Сократ, каким образом ты делаешь это? Как я могу открыть себя свету осознанности?»

«Итак, — сказал он, отвечая вопросом на вопрос, — „что ты делаешь, когда ты хочешь видеть?“

Я засмеялся. «Я смотрю! А! Ты имеешь в виду медитацию, правда?»

«Точно!» — ответил он. «И это главное» — сказал он, заканчивая нарезать овощи. «Есть два одновременных процесса:

— Один из них «озарение» (insight) — это произвольное внимание, процесс направления осознанности точно на то, что ты хочешь видеть.

— Второй, это «отстранение» (surrender) — процесс отпускания всех возникающих мыслей.

Это и есть настоящая медитация; таким способом ты можешь вырваться за пределы своего ума.

По этому поводу, у меня есть подходящая история:



 

Обучающийся медитации сидел в глубоком молчании в окружении небольшой группы соучеников. Ужаснувшись видами крови, смерти и демонов, возникших в голове, он поднялся, подошел к учителю и зашептал: «Роши, у меня только что было ужасное видение!»

«Отпусти его», — сказал учитель.

Через несколько дней, ученик наслаждался фантастическими эротическими фантазиями, постижениями смысла жизни, вместе с ангелами и на фоне космических декораций — нечто потрясающее.

«Отпусти их» — сказал учитель, подойдя к нему сзади, и стукнув его своей палкой.

 

Я посмеялся над историей, потом сказал: «Знаешь, Сократ, я подумал о смысле истории…». Сократ стукнул меня по голове морковкой со словами: «Отпусти его!».

Мы кушали. Я накинулся с вилкой на свои овощи; он брал маленькие кусочки своими китайскими палочками, дыша беззвучно во время жевания. Он никогда не брал следующую порцию до тех пор, пока он полностью не прожевывал и не проглатывал предыдущую, как будто каждый кусочек был сам по себе маленькой трапезой. Я даже стал восхищаться этим процессом, тем не менее, сам глотал, практически не разжевывая. Я съел все первым, откинулся назад и объявил: «Мне кажется, я готов заняться настоящей медитацией».



«Ах, да», — он отложил палочки, — «победа на умом». Если бы только тебе было интересно».

«Мне интересно! Я хочу самосознания. Вот почему я здесь.

«Ты хочешь само-имиджа, а не само-осознания. Ты здесь потому, что у тебя нет более привлекательных альтернатив».

«Но я, в самом деле, хочу избавиться от своего беспокойного ума» — запротестовал я.

«В этом твоя самая большая иллюзия, Дэн. Ты, как тот парень, который отказывается носить очки, настаивая: „они больше не печатают газет разборчивым шрифтом“.

«А вот и нет», — сказал я, раскачивая головой взад вперед.

«Я и не ожидал, что ты узреешь истину, однако, ты должен услышать это.

«К чему ты клонишь?» — нетерпеливо спросил я, мое внимание ускользало.

«Хочешь мораль, вот тебе мораль», — произнес Сократ голосом, приковавшим мое внимание. «Ты идентифицируешь себя со своими мелочными, досадными и, в основном, беспокойными мыслями и верованиями; ты веришь в то, что ты есть твои мысли».

«Ерунда!»

«Твои упрямые иллюзии — это тонущий корабль, парень. Рекомендую тебе отпустить их, пока еще есть время».

Я придавил свой растущий гнев. «Откуда ты знаешь как я „идентифицируюсь“ со своим умом?»

«Ладно», — вздохнул он. «Я докажу тебе. Что ты подразумеваешь, когда ты утверждаешь „я иду к себе домой“? Разве ты не принимаешь, как само собой разумеющееся, что ты находишься отдельно от дома, куда ты собираешься?»



«Ну, конечно! Это глупо».

Не обращая на меня внимания, он спросил: «Что ты имеешь в виду, когда говоришь „моему телу сегодня нездоровится“? Кто это „Я“, которое находится отдельно от тела и говорит о нем, как о своей собственности?»

Мне пришлось засмеяться. «Семантика, Сократ. Тебе нужно говорить что-то».

«В основном верно. Тем не менее, языковые средства, которые мы используем, отражают способы нашего видения мира. Ты, в действительности, поступаешь так, как будто ты есть „Ум“ или что-то другое, неуловимое, внутри тела».

«Да зачем мне нужно так поступать?»

«Потому что твой самый большой страх — это смерть и твое самое страстное желание — это выживание. Ты хочешь все Время, ты жаждешь Вечности. В своем заблудшем веровании, что ты есть этот „ум“ или эта „душа“, ты находишь лазейку в своем контракте со смертью. Возможно, в качестве „ума“ тебе удастся вылететь прочь из тела, когда оно умрет, ведь правда?»

«О, идея» — ухмыльнулся я.

«Это, в точности то, что есть, Дэн. Идея, которая не более реальна, чем тень от тени. Истина же в том, что сознание находится не теле, скорее, тело находится в сознании. И ты, и есть это сознание ; это — не ум-фантом, который так тебя беспокоит. Ты являешься телом, но и всем остальным тоже. Именно это тебе открыло твое видение. Только ум заблуждается и боится перемен. Таким образом, если ты только расслабишься, отказавшись от всех мыслей, в собственном теле, ты станешь счастливым, самодостаточным и свободным, не испытывающим отдельности. Бессмертие уже принадлежит тебе, однако не так, как ты его себе представляешь или надеешься на него. Ты уже был бессмертен, задолго до рождения, и будешь бессмертен, еще очень долго, после того как разложится твое тело. Тело и есть сознание; оно бессмертно. Оно только меняется. Ум — твои собственные верования, твоя история, личная индивидуальность — это все, что смертно; так спрашивается, кому это нужно?

Сократ замолчал, откинувшись на спинку стула.

«Сократ, я не уверен, что воспринял все сказанное тобой».

«Конечно же, нет!» — засмеялся он. «В любом случае, слова немного значат, пока ты сам не осознаешь истину, стоящую за ними . Только тогда, ты наконец освободишься и беспомощно упадешь в объятия вечности.

«Звучит очень притягательно».

Он засмеялся. «Вот именно, я бы сказал „очень притягательно“. Однако, в настоящий момент, я только закладываю фундамент того, что должно последовать».

«Сократ, если я — не мои мысли, тогда кто я?»

Он посмотрел на меня так, как будто он только что закончил объяснять мне, что один плюс один будет два, а я тут же задаю вопрос: «Понятно, но все-таки, сколько будет один плюс один?» Он потянулся к холодильнику, вытащил луковицу и сунул ее мне в руку. «Почисть ее, слой за слоем», — потребовал он. Я начал чистить. «Что ты обнаружил?»

«Еще один слой».

«Продолжай».

Я счистил еще несколько слоев. «Еще несколько слоев, Сок».

«Продолжай чистить, пока слоев не останется. Что ты обнаружил?»

«Ничего не осталось».

«Еще как осталось, будь уверен».

«Что же это?»

«Вселенная. Прими это во внимание. Тебе пора возвращаться домой».

Я выглянул в окно. Уже почти светало.

Я пришел на следующий вечер, после заурядного занятия по медитации, по-прежнему, осаждаемый мыслями. Поскольку ранний вечер выдался не очень загруженным клиентами, нам представилась возможность посидеть за чашечкой мятного чая, и я рассказал ему о своем безуспешном занятии медитацией.

«Да, твое внимание, по-прежнему, рассеивается. Послушай такую историю:

 

Ученик спросил своего учителя о наиболее важном элементе Дзен.

Учитель ответил: «Внимание».

«Да, спасибо, роши», — сказал ученик. «Однако какой второй самый важный элемент Дзен. „Внимание“, — ответил учитель.

 

Я смотрел на Сока озадаченно. «Вот и сказочке конец», — сказал он.

Я поднялся, чтобы выпить воды, а Сократ спросил: «Уделяешь ли ты достаточно внимания тому, как ты стоишь?»

«Ну, да», — ответил я, вовсе не уверенный в этом, приближаясь к баку с водой.

«Уделяешь ли ты достаточно внимания тому, как ты ходишь?» — спросил он.

«Да, уделяю», — ответил я, вовлекаясь в игру.

«Уделяешь ли ты достаточно внимания тому, как ты разговариваешь?»

«Думаю, что да», — произнес я, прислушиваясь к своему голосу.

«Уделяешь ли ты внимание тому, как ты думаешь?» — спросил он.

«Сократ, отстань! Я делаю, все, что я могу делать!»

Он наклонился ко мне. «Всего, что ты делаешь недостаточно! Твое внимание должно гореть от интенсивности . Беспорядочные шатания по гимнастическому залу не сделают из тебя чемпиона; сидение с закрытыми глазами и блуждающим вниманием не повысят твою осознанность. Только качество твоих практик принесет пропорциональные плоды. Вот тебе еще история:

 

Находясь в монастыре, я проводил день за днем в попытках решить Кон, задачу, которую дал мне учитель, чтобы спровоцировать мой ум и дать ему возможность увидать свою истинную природу. Я не мог справиться с задачей. Каждый раз мне было нечего предложить роши в качестве решения. Мое обучение продвигалось очень медленно, и это приводило меня в уныние. Наставник дал мне указание продолжать трудиться над своим Коном еще один месяц. «По прошествии этого срока», — приободрил он меня, — «ты, наверняка, решишь ее».

Миновал месяц и я старался изо всех сил. Кон оставался загадкой.

«Продолжай решать ее еще одну неделю с пламенем в сердце!» — сказал он. День и ночь Кон пылал у меня в голове, но я никак не мог проникнуть в его тайну.

Роши сказал мне: «Еще один день, всем своим духом». На закате дня я был истощен. Я сказал ему: «Учитель, бесполезно. Прошел месяц, неделя, день, я не могу решить эту загадку». Мой учитель пристально посмотрел на меня и произнес: «Медитируй еще один час, и если тебе не удастся решить Кон к тому времени, тебе придется покончить с собой».

 

«Зачем воину сидеть в медитации? Я думал, что путь — это действия?»

«Медитация — это действие бездействия; хотя, ты совершенно прав в том, что путь воина более динамичен. В конечном итоге, ты научишься медитировать каждое свое действие. Однако в начале, сидячая медитация служит церемонией, особым временем, отводимым, чтобы повысить интенсивность деятельности. Ты должен в совершенстве освоить ритуал, чтобы распространять его на свою повседневную жизнь.

«Как учитель, я буду использовать любые методы и способы, которые есть в моем распоряжении, чтобы поддерживать твой интерес и помогать упорно трудиться над предстоящими трудностями.

Если бы я просто подошел к тебе и нашептал на ухо секрет счастья, ты даже бы не послушал меня. Тебе был нужен парень, который заворожит тебя, покажет фокус, прыгнет на крышу, чтобы хоть как-то пробудить твой интерес.

«Что-ж, я не против игр, во всяком случае, пока, но придет время, когда каждый воин должен отправиться в путь один. В настоящее время, я буду делать все необходимое, чтобы оставить тебя здесь для изучения пути».

Мне показалось, что мной манипулируют и это рассердило меня. «Так, что же, я состарюсь тут, на этой заправке, как ты, который поджидает удобного момента, чтобы наброситься на невинного студента». Я пожалел о своей реплике, как только она сорвалась с губ.

Сократ, расслабился, улыбнулся и тихо сказал: «Пусть тебя не вводит в заблуждение это место или внешность твоего учителя, Дэн. Предметы и люди не всегда то, чем они кажутся . Я определяюсь вселенной, а не этой станцией. Что же касается того, почему ты должен остаться, разве это не очевидно, что ты можешь приобрести? Понимаешь, я — совершенно счастлив. А ты?»

Подъехала машина. Ее радиатор окутывали облака пара. «Пойдем», -сказал Сок. «Эта машина страдает и нам, возможно, придется пристрелить ее, чтобы избавить от мук». Мы оба вышли наружу, к страдающей машине, с кипящим радиатором и ее хозяину в плохом настроении.

«Проклятье! Чего вы так долго? Я не могу тут ждать всю ночь!»

Сократ смотрел на него никак не меньше, чем с любящим участием. «Давайте взглянем, сэр, чем мы можем помочь вам, чтобы задержать вас по минимуму». Он заставил мужчину въехать в гараж, где приладил к радиатору шланг под давлением и нашел утечку в радиаторе. Спустя считанные минуты он заварил трещину, тем не менее, сообщив мужчине о настоятельной необходимости заменить старый радиатор. «Все умирает и меняется, даже радиаторы», — подмигнул он мне.

Когда мужчина уехал, истина слов Сократа, наконец, дошла до меня. Он, на самом деле, был абсолютно счастлив! Казалось, ничто не влияло на его счастливое расположение духа. За все время, что я его знал, он бывал сердит, грустен, мягок, жесток, весел и даже озабочен. Но счастье, всегда, светилось в его глазах, даже когда они наполнялись слезами.

Я думал о Сократе на обратном пути домой. Моя тень растягивалась и сжималась, когда я проходил под уличными фонарями. Приближаясь к дому, я пнул ногой в темноту подвернувшийся камень. Стараясь не шуметь прошел через ворота на задний двор, туда где, под ореховыми ветвями, находилось мое, переделанное из небольшого гаража, жилище. До рассвета оставалось совсем немного времени.

Я лежал в кровати, но не мог уснуть, размышляя о том, смогу ли я разгадать секрет его счастья. Сейчас, это казалось даже более важным, чем прыжки на крыши.

Тут я вспомнил о визитной карточке, которую он дал мне. Я быстро поднялся и включил свет, достал из бумажника визитку. Мое сердце забилось быстрее. Сократ сказал, что если он мне понадобится, то нужно взять карточку в обе руки и просто позвать. Ну что же, сейчас я его испытаю.

Минуту я простоял с дрожащими коленями. Я взялся за светящуюся мягким сиянием карточку обеими руками и позвал: «Сократ, приходи Сократ. Вызывает Дэн». Я почувствовал себя полным идиотом, который стоит в 4:55 утра с визиткой в руках и разговаривает с воздухом. Ничего не происходило. С отвращением, я швырнул карточку на пол. Именно в этот момент погас свет.

«Кто там!» — выкрикнул я, резко разворачиваясь кругом, пытаясь ощутить его присутствие. Классически, как в кино, я оступился, споткнулся о стул и, задев край своей кровати, рухнул на пол.

Свет включился снова. Если бы кто-нибудь находился тогда поблизости, он бы решил, что у студента проблемы с предметами о древней Греции. Зачем ему еще орать в 5:02 утра: «Черт тебя дери, Сократ!»

Мне никогда не узнать было ли отключение света совпадением или нет. Сократ сказал только, что он придет, но не сказал как. Я механически подобрал карточку и стал совать ее обратно в бумажник, как вдруг, краем глаза заметил, что она изменилась. Под последней строкой со словами: «Парадокса, Юмора, Перемен» появились новые слова шрифтом покрупнее: «Только в крайних случаях!».

Отсмеявшись, я, тотчас же, крепко уснул.

Начались летние тренировки. Было приятно увидеть лица старых добрых знакомых. Герб отрастил бороду. Загар Рика и Сида значительно потемнел. Они оба выглядели, как никогда, стройными и сильными.

Мне так хотелось поделиться с ними происходящими в моей жизни событиями и уроками, однако я не знал с чего начать. И тут я вспомнил о визитке Сока. Перед началом разминки, я отозвал Рика в сторону.

«Слушай, я хочу показать тебе одну вещь». Когда он увидит сияющую визитку с перечислением «специальностей» Сока, он непременно заинтересуется; может быть, они все заинтересуются.

Выдержав драматическую паузу, я вытащил карточку и, перевернув ее лицевой стороной вверх, подал ему. «Взгляни-ка, не правда ли интригующе? Этот парень — мой наставник».

Рик опустил свой взгляд на карточку, потом посмотрел обратно на меня. Его лицо было таким же пустым, как и поверхность визитки. «Это что, шутка? Не понимаю, Дэн».

Я посмотрел на карточку, потом перевернул ее. «Мгм…», — промычал я, быстро заталкивая кусочек картона назад в бумажник, — «Просто ошибка, Рик. Пойдем на разминку». Я беззвучно вздохнул. Это происшествие еще более укрепит в команде мою репутацию эксцентрика.

Сократ, подумал я, какой дешевый трюк — исчезающие чернила!

Тем вечером, карточка была у меня в руке, когда я вошел в офис заправки. Я швырнул карточку на письменный стол. «Хватит устраивать дешевые трюки, Сократ. Я устал выглядеть как идиот».

Он сочувственно посмотрел на меня: «Неужели ты опять выглядел как идиот?»

«Ну, довольно, Сократ. Я прошу тебя прекрати».

«Прекратить что?»

«Эту фигню с исчезающими чернилами…». Краем глаза я уловил слабое сияние со стола:

Воин, Инкорпорейтед.

Сократ

Ведущий специалист по вопросам:

Парадокса, Юмора, Перемен.

Только в крайних случаях!

Не понимаю», — забормотал я, — «Эта карточка меняется?»

«Все меняется », — ответил он.

«Да, я знаю, но оно исчезает и появляется снова?»

«Все исчезает и появляется снова».

«Сократ, когда я показал визитку Рику, на ней ничего не было».

«Это Домашние Правила», — с улыбкой, он пожал плечами.

«Мне непонятны твои объяснения. Я хочу знать как…»

«Отпусти это », — сказал он, — «Отпусти ».

Лето пролетело быстро, полное интенсивных тренировок и ночных посиделок у Сократа. Половину времени мы проводили, практикуясь в медитации, вторую половину мы проводили, работая в гараже, или просто за чаем. В такие перерывы я обычно задавал вопросы о Джой; Я изнывал от желания видеть ее. Сократ ничего мне не говорил.

Незадолго до окончания летних каникул мой ум снова стал отвлекаться к предстоящим занятиям. Я решил слетать на неделю в Лос-Анджелес, чтобы навестить родителей. Я оставлю свой Валиант здесь на стоянке, а в Лос-Анджелесе куплю себе мотоцикл и на нем проделаю обратный путь по побережью.

Я ходил по магазинам Телеграф Авеню и, как раз, выходил из аптеки с зубной пастой в руках, когда ко мне подошел тощий подросток, от которого нестерпимо пахнуло перегаром и потом. «Мелочи не найдется?» — спросил он, не глядя на меня.

«К сожалению, нет», — сказал я, совершенно без сожаления. Отворачиваясь от него, я подумал: «Найди работу». Затем появилось едва различимое чувство вины. Я сказал «нет» нищему без копейки. Возникли сердитые мысли. «Ему не следует обращаться к людям с такими просьбами!»

Я прошел половину квартала прежде, чем я осознал весь этот умственный шум, на который я настроился и который стал причиной такого напряжения, и все из-за того, что какой-то парень попросил у меня денег, а я отказал. В это мгновение, я отпустил это. Ощутив облегчение, я глубоко вздохнул, стряхнул напряжение и обратил свое внимание на прекрасный день.

В ту ночь, я сообщил Сократу новости.

«Сок, я лечу в Лос-Анджелес к родителям на несколько дней. Я собираюсь купить там мотоцикл. А также я, только что, узнал о том, что Американская Федерация Гимнастики направляет Сида и меня в Любляны, Югославия, чтобы наблюдать за Чемпионатом Мира по Гимнастике. Они полагают, что мы потенциальные Олимпийцы и хотят дать нам шанс. Ну, как тебе новости?»

К моему удивлению, Сократ только нахмурился, сказав: «Чему быть, того не миновать».

Я решил проигнорировать это высказывание и направился к двери. «Пока, Сок. Увидимся через несколько недель».

«Увидимся через несколько часов», — ответил он, — «Встречаемся у фонтана Людвига в полдень».

«О’кей!» — сказал я в ответ, выходя и раздумывая к чему бы это.

Я поспал шесть часов и бегом устремился к фонтану, который находился рядом со студенческим городком. Фонтан был назван в честь собаки по кличке Людвиг, которая частенько посещала это место. Пару других собак и сейчас плескалась там, смывая августовскую жару; несколько ребятишек возились на мелкой части.

Как только Кампанела — известная в Беркли башня с часами — зазвонила полдень, я увидел тень Сока у своих ног.

«Пойдем пройдемся», — сказал он. Мы двинулись через кампус, мимо Зала Спраул, за Оптометрическую Школу и Больницу Кауэл, миновав футбольный стадион, шагая в холмы Клубничного Каньона.

Наконец, он заговорил.

«Для тебя, Дэн, начался процесс сознательной трансформации. Его нельзя пустить вспять. Обратного пути нет. Попробуй повернуть и ты окончишь безумием. С этого момента, ты можешь двигаться только вперед. Теперь ты связан обязательством».

«Ты хочешь сказать, как в институте?» — я попытался пошутить.

Он усмехнулся. «Возможно, тут есть параллели».

Мы шли молча по беговой дорожке в тени разросшихся кустов.

«Никто не может помочь тебе за определенной чертой, Дэн. Я буду вести тебя некоторое время, однако настанет час, когда даже я должен буду отступить, и ты останешься один. Тебя подвергнут жестким испытаниям перед тем, как закончится твое обучение. Тебе придется развить большую внутреннюю силу. Я только надеюсь, что она подоспеет вовремя».

Слабый прохладный бриз со стороны Бухты прекратился, и наступила жара. Однако, я ощущал холод. Дрожа в жарком воздухе, я смотрел на ящерицу, карабкающуюся в траве. Последние слова Сока отпечатались в моем мозгу. Я оглянулся.

Его нигде не было.

Напуганный, сам не зная почему, я поспешил обратно. Тогда, мне не было известно, что моя инициация завершилась. Очень скоро, должны были последовать настоящие уроки. И суждено им было начаться с кошмара, который я едва пережил.

 

 

Книга вторая

ОБУЧЕНИЕ ВОИНА

 

Меч заостряется

 

Оставив свой Валиант в одном из платных гаражей, я сел на автобус «F», который следует через Сан-Франциско в Аэропорт Транзит и, который, на этот раз, застрял в пробке; похоже я опоздаю на свой рейс. Стали появляться беспокойные мысли; мой желудок сдавил спазм — как только я заметил это, я отпустил эти мысли, как меня учили. Я расслабился и стал любоваться пейзажем вдоль скоростной трассы Бэйшор, раздумывая над моим возросшим мастерством по преодолению стрессовых мыслей, которые, по обыкновению, досаждали мне в прошлом. Так получилось, что я успел на самолет буквально за считанные секунды до вылета.

Отец, более ранняя версия меня самого, с редеющими волосами, в ярко голубой футболке, туго обтягивающей его мускулистую грудь, встретил меня в аэропорту крепким рукопожатием и улыбкой. Лицо мамы покрылось милыми морщинками, когда она тепло приветствовала меня на пороге их дома поцелуями и объятиями. Она тут же стала поливать меня ливнем новостей о моей сестре, племянниках и племянницах.

В тот вечер меня удостоили последним маминым шедевром игры на фортепиано — думаю, это было что-то из Баха. С утра пораньше, мы с отцом уже играли партию в гольф. Все это время, меня подмывало рассказать им о своих приключениях с Сократом, однако, я предпочел промолчать. Возможно, я объясню им все в письме, когда-нибудь. Мне было хорошо дома, хотя все казалось уже таким далеким и давним.

После игры в гольф, мы с отцом сидели в сауне в Центре Здоровья Джека Лаланна, отец сказал: «Дэн, жизнь в колледже явно идет тебе на пользу. Ты изменился, стал более уравновешенным, приятным в общении; не то чтобы ты раньше был грубым, но…». Он подыскивал нужные слова, однако я уже понял.

Я улыбнулся. Если бы он только знал.

Большую часть времени в Лос-Анджелесе, я провел в поисках мотоцикла и, наконец, нашел Триумф 500CC. Мне понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к нему и два раза я почти упал с него, подумав, что это Джой вышла из дверей магазина или свернула за угол.

Мое пребывание в Лос-Анджелесе заканчивалось. Ранним утром следующего дня я промчусь вверх по побережью до Беркли, вечером встречусь с Сидом, и мы полетим в Югославию на Чемпионат Мира по Гимнастике. В последний день я наслаждался уютом родительского дома. После ужина, я взял гермошлем в руку и отправился закупиться в завтрашнюю дорогу. Выходя за двери, я услышал, как отец сказал: «Будь осторожен, Дэнни, мотоциклы очень плохо видно ночью». Его обычное предупреждение.

«Хорошо, пап, я буду осторожен», — крикнул я ему в ответ. Затем, оседлал свой мотоцикл и стремительно выкатился в поток уличного движения, чувствуя себя настоящим мачо в облегающей футболке, потертых Ливайсах и ботинках с толстой подошвой. Опьяненный свежим вечерним воздухом, я ехал на юг по направлению к Вилширу. Очень скоро мое будущее должно было измениться, потому что в тот момент, в трех кварталах от меня, водитель Джордж Вильсон готовился повернуть налево на Западную Авеню.

Я с ревом мчался сквозь сумерки; мимо мелькали уличные огни, по мере моего приближения к Седьмой и Западной. Я уже был готов проехать через перекресток, как вдруг, прямо впереди я заметил белый бьюик, со включенным сигналом левого поворота. Я притормозил — наверное, именно эта предосторожность и спасла мне жизнь.

Как только я въехал на перекресток бьюик начал быстро поворачивать влево, прямо передо мной. Еще несколько мгновений, тело, с которым я был рожден, по-прежнему оставалось одним целым.

Времени вполне хватило, чтобы подумать, но не для того, чтобы действовать. «Влево!» — закричал мой ум. Но там было встречное движение. «Резко вправо!» Мне не проскочить мимо бампера. «Клади его!» Я проскользну под колесами. Все мои варианты были исчерпаны. Я ударил по тормозам и стал ждать. Это было нереальным, как сон, до тех пор, пока я не увидел перекошенное от ужаса лицо водителя. Со страшным глухим стуком под музыкальный звон бьющегося стекла, мой мотоцикл ударился в передний бампер автомобиля, а моя правая нога разбилась вдребезги. Потом все чертовски ускорилось, и мир померк.

Должно быть, я потерял и вновь обрел сознание сразу после того, как кувырком перелетел через машину и слету ударился о бетон дороги. Мгновение благословенного непонимания и пришла боль, словно обжигающие, докрасна раскаленные тиски, сжимающие и перемалывающие мою ногу до тех пор, когда я уже не мог терпеть и закричал. Я ждал, хотел, чтобы она прекратилась; я молился о бесчувствии. Далекие голоса: «…я его просто не видел…» «…телефон родителей…» «не волнуйся, они скоро приедут».

Потом я услышал далекую сирену, чьи-то руки сняли с меня шлем и уложили на носилки. Я посмотрел вниз и увидел обломок белой кости, торчавшей из-под разорванной кожи ботинка. Одновременно со звуком захлопывающейся дверцы скорой помощи, я вспомнил слова Сока: «…и тебя подвергнут жестким испытаниям перед тем, как закончится твое обучение».

Мне показалось, что прошло всего несколько секунд, а я уже лежал на рентгеновском столе в отделении неотложной помощи лос-анджелеской Ортопедической Больницы. Доктор жаловался на усталость. Мои родители стремглав ворвались в палату. Они выглядели очень бледными и очень постаревшими. Вот когда, реальность стала доходить до моего сознания. Испытывая шок и оцепенение, я заплакал.

Доктор работал умело и эффективно, обезболивая меня, возвращая на место мои выбитые пальцы и зашивая стопу. Немного погодя, в операционной, его скальпель проделал глубокий красный разрез в моей коже и в мышцах, которые так хорошо служили мне. Он отстыковал кость от моего таза и приладил ее к осколкам правой бедерной кости. В конце концов, он загнал тонкий металлический прут внутрь моей кости, начиная от бедра; своего рода внутренний каркас.

В течение трех последующих дней я находился в полусознательном состоянии, в медикаментозном полузабытьи, которое едва отделяло меня от агонизирующей, неумолимой боли. В какой-то момент, вечером третьего дня, я проснулся в темноте оттого, что чья-то тень сидела рядом.

Джой привстала и опустилась рядом со мной на колени. От стыда я отвернул голову. Она погладила меня по лбу, зашептав: «Я пришла сразу, как только узнала». Как мне хотелось, чтобы она разделяла мои победы; однако она видела только мои поражения. Я закусил губу и почувствовал привкус слез. Джой нежно повернула мое лицо к себе и заглянула мне в глаза: «Сократ просил передать тебе привет и рассказать одну историю, Дэнни».

Я закрыл глаза и стал напряженно вслушиваться.

 

Старик и его сын работали на маленькой ферме. У них была всего одна лошадь, чтобы пахать землю. Однажды лошадь убежала.

«Какой ужас», — сочувствовали соседи, — «Как не повезло».

«Кто знает, повезло или нет», — отвечал фермер.

Неделю спустя лошадь вернулась из гор и привела за собой диких мулов.

«Какая удача!» — сказали соседи.

«Удача? Неудача? Кто знает?» — говорил фермер.

На следующий день, его сын, пытаясь приручить мулов, упал и поломал ногу.

«Какой ужас. Как не повезло!»

«Повезло? Не повезло?»

Началась война, и всех молодых людей из селения забрали на войну. Так как у сына фермера была сломана нога, его не взяли в армию.

 

«Хорошо? Плохо?»

Грустно улыбнувшись, я закусил губу от внезапно нахлынувшей волны боли.

Джой гладила меня, приговаривая: «У всего есть цель, Дэнни; Все для того, чтобы ты мог наилучшим образом этим воспользоваться».

«Как я смогу когда-либо воспользоваться несчастным случаем?»

«Несчастных случаев не бывает, Дэнни. Каждое событие — это урок. У всего есть цель, цель, цель», — шепотом повторяла она прямо мне в ухо.

«Но моя гимнастика, моя учеба — всему конец».

«Это и есть твоя учеба. Боль может очистить твой ум и тело; может выжечь много препятствий». Она увидала немой вопрос в моих глазах и добавила: «воин не ищет боли, но если боль приходит, он использует ее. А сейчас отдыхай, Дэнни, спи». Она проскользнула за вошедшую медсестру.

«Не уходи, Джой», — невнятно сказал я и провалился в глубокий сон-беспамятство.

Меня навещали друзья, родители приходили каждый день. Однако большую часть времени из двадцати одного дня, я провел в одиночестве, лежа пластом на спине. Я смотрел в белый потолок, часами медитировал, обуреваемый чувствами жалости к себе и меланхолии, а также тщетных надежд.

Утром, во вторник, опираясь на новые костыли, я шагнул в яркое сентябрьское солнце и кое как доковылял до родительской машины. Я потерял более десяти килограммов веса, мои спортивные штаны свободно болтались на мне; моя правая нога выглядела, словно палка с длинным красным шрамом сбоку.

Свежий бриз ласкал мое лицо в этот редкий день без смога. Ветер нес душистые запахи, о которых я позабыл; чириканье птиц в листве деревьев неподалеку смешивалось с гулом уличного движения, создавая симфонию для вновь пробуждающихся ощущений.

Несколько дней я провел у родителей, греясь на солнышке, медленно плавая на мелкой части родительского бассейна, превозмогая боль, заставляя мышцы работать. Я кушал только йогурты, орехи, сыр и свежие овощи в небольших количествах и постепенно начинал вновь обретать жизненные силы.

Друзья пригласили меня погостить у них несколько недель в их доме в Санта-Монике, в пяти кварталах от берега. Я согласился, радуясь возможности проводить времени больше на свежем воздухе.

Каждое утро, я медленно двигался к теплому песку, откладывал костыли и садился около волн. Я слушал крики чаек и шум прибоя, закрывал глаза и часами медитировал, забывая об окружающем мире. Беркли, Сократ и мое прошлое казались затерянными в другом измерении.

Вскоре я начал тренироваться, по началу осторожно, потом более интенсивно до тех пор, пока я не стал проводить по несколько часов на горячем солнце, обливаясь потом. Я отжимался, приседал, извивался как мог. Медленно и осторожно я становился в стойку на руках и отжимался снова и снова, пыхтя от напряжения, пока каждая мышца не разрабатывалась до предела, а мое тело не начинало блестеть от пота. Затем, я прыгал на одной ноге в мелкий прибой, садился с закрытыми глазами, мечтая о замысловатых сальто, а тем временем, соленая вода смывала мой блестящий пот и грандиозные мечты в море.

Я тренировался свирепо до тех пор, пока мои мышцы вновь не приобрели твердость и рельеф мраморной статуи. Я стал одним из «пляжников-завсегдатаев», кто сделал море и песок своим жизненным кредо. Малколм, массажист, садился на мое полотенце и травил байки с анекдотами. Док, прожженный ловчила, из Корпорации Рэнд плюхался рядом со мной на песок каждый день и говорил со мной о политике и женщинах; больше о женщинах.

У меня было время — время, чтобы поразмыслить над тем, что произошло со мной с тех пор, как я встретил Сократа. Я думал о жизни и ее цели, смерти и ее тайне. И вспоминал моего загадочного учителя и его слова, его выразительные жесты и манеры, однако больше всего мне вспоминался его смех.

Тепло октября растворилось в ноябрьских облаках. На пляж стало выходить меньше людей. В этот период уединения, я наслаждался умиротворением, которого я не испытывал многие годы. Мне представлялось, что я проведу на берегу весь остаток жизни, тем не менее я знал, что вернусь к занятиям после Рождества.

Мой лечащий врач сообщил мне результаты рентгеноскопии: «Ваша нога заживает хорошо, Мистер Милмен, я бы даже сказал необычно хорошо. Хотя должен вас предупредить: не слишком обнадеживайтесь. Природа вашей травмы не оставляет шансов вернуться к занятиям гимнастикой». Я молчал.

Вскоре я помахал на прощание родителям и сел в самолет; пришло время возвращаться в Беркли.

Рик встретил меня в аэропорту; я остановился у него с Сидом на несколько дней, пока не нашел комнату в старом доме рядом с кампусом.

Каждое утро, крепко сжимая костыли, я шел в зал и занимался на тренажерах, а потом падал обессиленный в плавательный бассейн. Там, поддерживаемый выталкивающей силой воды, я нагружал ногу, пытался ходить — всегда, всегда до болевого порога.

После этого, я ложился на лужайке за зданием гимнастического зала и растягивал мышцы, чтобы они вновь обретали гибкость, необходимую для будущих тренировок. В заключение, я отдыхал, за чтением книг в библиотеке, пока меня не одолевала легкая дрема.

Я позвонил Сократу, чтобы рассказать о своем возвращении. Он был не очень разговорчив по телефону и сказал мне прийти к нему, когда я смогу ходить без костылей. Это как раз то, что мне нужно — я был еще не готов видеть его.

В том году Рождество я встречал в одиночестве. Неожиданно, в мою дверь постучались. Пат и Дэнис, мои товарищи по команде, захватив мою куртку, буквально снесли меня вниз на руках к машине. Мы поехали в Рено, в снежные холмы, и остановились около Пика Доннер. Пока Пэт и Дэнис катались по снегу, дурачась и бросаясь снежками, я осторожно добрался до какого-то лежащего бревна и устроился на нем.

Мои мысли унеслись вперед к новому семестру и к гимнастическому залу. Я размышлял о том, станет ли моя сломанная нога такой же сильной и ровной как прежде. Со смачным звуком, с ветки дерева упал снег и разбудил меня от моих грез.

Скоро мы отправились домой. Пэт и Дэнис распевали непристойные песенки. Я наблюдал как сверкают и разбиваются о лобовое стекло падающие снежинки в первых лучах восходящего Солнца. Я думал о своем разбитом будущем и хотел оставить свои вихрящиеся мысли в прошлом, похоронить их в белой могиле засыпанных снегом гор.

Сразу после Рождества я ненадолго съездил в Лос-Анджелес на прием к доктору, который разрешил мне сменить костыли на блестящую черную палочку. Затем, я отправился обратно к занятиям и Сократу.

В среду вечером в 11:40, когда, прихрамывая, я вошел в офис заправки, то увидел там светящееся улыбкой лицо Сока. Я снова оказался дома. Я почти забыл насколько хорошо сидеть, попивая чай, вместе Сократом в ночной тиши. Это было более утонченное, и во многом, гораздо большее удовольствие, чем все мои спортивные победы вместе взятые. Я смотрел на этого человека, который стал мне наставником и увидел то, чего раньше никогда не замечал…

В прошлом я порой замечал какие-то отблески света вокруг него, однако, всегда списывал это на усталость глаз. Сейчас усталости не было, и, в этом не могло быть сомнений, его окружала едва уловимая светящаяся аура. «Сократ», — сказал я, — «твое тело окутывает свет. Откуда он?»

«Чистый образ жизни», — усмехнулся он. Зазвенел колокольчик, и мы отправились кого-то веселить под предлогом сервисного обслуживания автомобиля. Сократ заправлял больше, чем просто бензин. Может быть это происходило из-за ауры, дарующей энергию и эмоции. Как бы там ни было, практически всегда люди уезжали более счастливыми, чем до приезда на заправку.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.