Сделай Сам Свою Работу на 5

Марина, 26 лет, через снежную пургу возвращается с заработка к своим детям, 1917 г. Россия, северная деревня (1 сессия).





Молодая женщина живет в деревне, зарабатывает плетением кружев, достаточно художественных и хорошо выполненных. Муж погиб, с ним произошел несчастный случай. Воспитывает самостоятельно двоих детей. Она - сильная, волевая женщина, высокого уровня культуры для деревни, но физически слабенькая. Благодаря сильной воле и выживает. Достаточно строгая в своем поведении. Верующая, но без фанатизма.

С огорода на всю зиму не хватает продуктов, приходится под­рабатывать. Сейчас возвращается из мест, где продала свои изделия. Она больна, простужена.

Видит потемневшие, небольшого размера срубы, последний дом у околицы, впереди поле, по окраине которого вдалеке лес. До околицы ее провожает женщина.

- У тебя руки золотые. Будет еще, приноси, я у тебя все возьму.

- Я торговаться не умею, да и не люблю, купец из меня пло­хой.

- Горемычная, на кого же ты детей оставила?

- Да с бабулей старенькой, она сама еле передвигается. Да хоть кто-то в доме, печь затопит, да и то хорошо.

- Сколько детишкам твоим?

- Да старшенькому шесть, а младшенькой четыре. Старшень­кий мне уже помогать старается. Чувствует, что тяжело, и сам старается, чем может.



- Да, от горя дети быстрее взрослеют. Что же ты замуж не выходишь, не старая вроде бы еще?

- Да сватать сватаются, а путевого нет. Страшно, как будет к детям относиться, не свои ведь. Боюсь, обижать будет.

- Куда ты пойдешь, ты же на ногах еле держишься. Останься, переночуй, посмотри, какая погода на улице. Погода начинает портиться.

Сейчас на улице еще светло.

- Да мне уже немного осталось, большее я прошла.

- Подумай хорошенько, не упрямься, оставайся.

- Я не могу задерживаться, меня дома ждут. Они голодные и ждут меня. Если я сщас не пойду, то я совсем разболеюсь и свалюсь, а мне надо дойти.

- Ну смотри сама, тебе виднее.

Одета во что-то темное, платок глубоко на глаза надвинут. Чистая, опрятная, аккуратная. Мешок-котомка за плечами, несет продукты. Ветер продувает насквозь, одежда тканевая. Длин­­ную юбку развевает ветер. Походка сгорбленная, го­лова наклонена вперед, сопротивляется ветру. Сумрачно, плохая видимость.

Сил нет, я не дойду. Ветер прямо в лицо, он меня сбивает, не дает идти. Снег залепил глаза, я ничего не вижу. Меня насквозь продувает. Такая пурга, как я дой­ду? Не вижу даже дороги, не вижу, куда идти. Боже, выведи меня, мне очень надо домой, меня очень ждут. Им без меня не выжить, они без меня погибнут, они еще очень маленькие. Кроме меня они никому не нужны. Я нужна дома. Господи, молю, донеси меня до дома, мне очень надо. Только бы дойти, только бы не замерзнуть.



Лицо горит посеченное ветром, уши закладывает.

Только бы с детьми ничего не случилось. Задыхаюсь. Тяжело идти, ноги в снегу вязнут. Ноги не слушаются, как же трудно идти. Надо идти, нельзя останавливаться. Мне надо дойти. Мне не на кого положиться.

Она в полусознательном состоянии.

Мне надо съесть хоть кусок хлеба, иначе я не дойду. Мешок давит на плечи, какой же он тяжелый. Очень больно. Рук не чувствую, в спину вступило, шею свело, не разогнуться, пле­чи оттянуло, ноют. Боль не отпускает. Выбилась из сил сов­­сем, так долго иду. Нечего назад оглядываться, надо идти вперед, пробиваться. И чего я не послушалась, не осталась. Лицо все снег залепил.

Впереди дом чернеется на фоне светлого неба. Метель закончилась.

Последние шаги самые-самые тяжелые. Только бы на крыльцо подняться. Ноги деревянные, колени не сгибаются, трясутся от усталости, так устала, трясусь от холода и голода.

- Открывайте, не бойтесь, это я.

- Это ты, Марина?

- Ты, бабуля, открывай скорей, чуть живая, еле на ногах стою.

В избе светлый выскобленный деревянный пол, достаточно чистый. Дети подбегают с двух сторон, обняла их, присела. Перед глазами угол побеленной печи.

- Неужто я дошла. Не верила, что и доберусь.



- Мама, мамочка, а мы тебя ждали-ждали.

- Вот я и пришла. Родные вы мои, не думала уж, что и дойду. Если бы не вы, я не дошла б. Всю дорогу о вас только и думала, вы мне силы давали.

- Не виснете вы на ней, она еле на ногах держится.

- Мамулечка, миленькая, как мы рады тебя видеть, как мы тебя ждали.

- Помогите ей лучше раздеться.

- Помогите снять мешок, а то руки не слушаются, замерзли. Ой, бабуленька, не разогнуться, вся спина болит. Как я этот мешок дотащила, он мне все руки оторвал.

В доме темно, свет кое-какой от печи.

- Лучину зажги, совсем ничего не видно. Даже не верится, что до дома добралась.

- Все кружева продала?

- Да, бабушка, люди хорошие попались, забрали все сразу, да и не торговались долго. Просили еще приносить. Повезло мне в этот раз.

- Поешь хоть что-нибудь. Я картошки напарила, в чугунке чуть-чуть осталось.

- Нет сил, мешок все плечи оборвал. Лицо как обветрело.

- Ты на себя посмотри, отощала-то как, одна кожа и кости.

- От такой жизни не поправишься. Я и не хочу быть толстой, работать тяжелее, двигаться тяжелее.

- Не буду тебя больше расспрашивать, грейся-согревайся. Полезай быстрее на печь, ты вся горишь. Я тебе сейчас травы напарю. Отдыхай.

Говорить даже тяжело, язык еле ворочается от усталости. Сейчас я отогреюсь.

- Да залезай быстрее на печь.

- Я завтра же на утро встану и все сделаю.

- И не выдумывай, ты еле на ногах держишься, отоспись... А ну бегом спать. Завтра наговоритесь. Видите, мать чуть живая, дайте ей отдохнуть, придти в себя.

- Бабуля, мы мамочку так ждали, а ты нас спать гонишь, не даешь поговорить.

- Не стыдно тебе, ты такой большой, а к матери ластишься как маленький. Давайте спать.

Как хорошо на печке, всю дорогу мечтала, скорее до дому да отогреться на печке. Сщас бы еще в баньке попариться, всю хворь бы как рукой сняло. Только бы не заболеть. Уши заложи­ло, левое ухо совсем ничего не слышит.

- Одень на голову платок, и давай погреем его на печке.

Лежит на печке, немного озноб выходит.

Высказывания пациента в сессии и после, моменты осознания:

"От такой жизни не поправишься. Я и не хочу быть толстой, работать тяжелее, двигаться тяжелее", - преклир тоже боялась располнеть, поправляться не хотелось. В настоящее время худенькая, изящная.

Марине там мешок все плечи оборвал, а преклир, когда пыталась у бабушки в деревне носить коромысло, не смогла этого сделать, плечи очень болели. На плечах ничего не может носить и не любит. В инграмме: "В спину вступило, шею свело, не разогнуться, плечи оттянуло, ноют", - пациентка как родила, так со спиной стало плохо: "Чуть согнусь, уже не разогнуться, йога только и помогала". После этой сесии уже острых приступов не было (прошло три года).

"Лицо как обветрело", - на холоде всегда краснеет лицо, оно даже шелушилось. Позже заметила, что таких явлений уже нет.

"Чуть живая, еле на ногах стою", - так по жизни и хожу, сил ни на что нет. По всем инграммам сил нет. Откуда им взяться?

Там бабушка высказывается в адрес сына: "Не стыдно тебе, ты такой большой, а к матери ластишься как маленький", - вот и я не ласковая поэтому.

Городской житель, а всегда желание на печку забраться, когда на улице холодно. "...еще в баньке попариться, всю хворь бы как рукой сняло", - у меня тоже такое желание, чтобы русскую баньку на даче сделать, с веником, не понимаю эти сауны. "Только бы не заболеть. Уши заложило, левое ухо совсем ничего не слышит", - у преклира все детство были проблемы с ушами, очень часто болели. В восьмом классе был момент, когда глохла на левое ухо. За три года, как проработали этот материал, ни разу не было заболевания ушей, к врачам ни разу ни по каким поводам не обращалась.


Наташа, 18 лет, во время балетного спектакля не может больше танцевать. Наталья Николаевна в 19 лет разорилась. Наташа, 23 лет, беседует с писателем в публичном доме, Петербург. Старая женщина, 79 лет, замерзает и умирает от голода где-то на дороге. Россия, конец XIX в. (5 сессий).

 

- Что с Вами, Наташа? Я Вас не узнаю, у Вас сегодня ноги деревянные, - обращение мягкое, приятное. Это балетмейстер на репетиции.

- Я сама не знаю, что со мной. Я их не чувствую, меня ноги сегодня не слушаются. Я сама не понимаю, в чем дело.

- Надо размять ноги.

- Надо выходить на сцену, Ваш выход.

Начинают болеть икры.

Надо пересилить себя, это пытки. Ноги болят ужасно, судороги сводят ноги. Не чувствую ног.

От усталости ничего не вижу, глаза болят, от яркого света слезятся. Освещение сцены - вспышки в глазах.

Пытается расслабить ноги, делает массаж. Нога на ногу вытянуты после спектакля. Расслаблена, согнулась над ногами.

- Я не смогу больше танцевать. Придется оставить сцену. Это мой последний спектакль.

...

Сидит перед зеркалом, сама с собой разговаривает, потом в подушку уткнулась.

- Последние деньги пропали, у меня больше ничего нет. Я - нищая. Деньги, деньги, как плохо, когда их нет, как без них тяжело. Я в такой растерянности (плачет). Куда мне теперь идти? Я никому не нужна. Я совсем одна, это так страшно, рядом ни одного родного человека, даже пожаловаться некому, обратиться не к кому, мне некому помочь. Что же я буду делать? (Полубессознательное состояние от слез, от страха, от незнания, что делать.)

Разговор прислуги:

- У барышни обморок. Это известие совсем ее подкосило. Я не знаю, как она оправится после него, у нее ведь совсем никого нет, она одна-одинешенька осталась на свете, да и денег тоже нет. Что она будет делать? Я бы не хотела оказаться на ее месте. Я с содроганием думаю, что с ней будет.

- А что ты за нее переживаешь, в содержанки пойдет, не она первая, не она последняя. Она красивая, быстро себе кого-нибудь найдет. Выбирать не приходится, выбор невелик - гувернанткой или содержанкой. Это одно и то же. Надо ее привести в чувство. У тебя нюхательная соль есть?

Нечем дышать, я задыхаюсь.

- Ей надо дать успокоительные капли, и пусть поспит. Сходи за каплями, я посижу возле нее.

...

- Спасибо тебе, дорогая, как мне жалко будет с тобой расставаться.

- Да что Вы, Наталья Николаевна, не думайте об этом, посидите, отдохните.

- Все сжимается внутри (болит в области желудка). У меня нет сил сопротивляться ударам судьбы. Артистка из меня не получилась, замуж я не вышла, родители меня оставили (умер­ли), а теперь последние деньги пропали. Жить не хочу. Дуняша, что же мне делать?

- Успокойтесь, барышня Наталья Николаевна, отдохните, поспите, потом что-нибудь решите. Пойдете детишек учить, вы же умница.

- Да что ты, какая же умница, если я ничего в жизни не умею и не знаю, что дальше делать. Да что ты говоришь, Дуняша, если бы я была умницей, я бы в таком положении не оказалась.

- Барышня, не плачьте больше, не расстраивайтесь, выпейте водички, ложитесь, отдохните.

...

- Не хлопайте дверями, она только заснула, и я пойду отдохну. Да, тяжело ей придется. Во сне все еще всхлипывает.

...

Чувствует себя молодой женщиной в длинном черном платье.

- Ты мне неприятен, ты мне противен. Я не хочу тебя видеть. Уходи! Мне невыносимо тебя видеть. Меня от тебя тошнит.

Больно, как же больно! Это не справедливо. Я этого не заслуживаю. Почему мне так тяжело? Горло сдавливает, душат слезы, не хочется жить. Не знаю, к кому обратиться, кто мне поможет. Мне некому помочь. Я никому не нужна. Я ничего не умею делать. Как я буду жить дальше? У меня ведь ни копейки денег.

...

Смена настроений. Другой эпизод в более позднее время перед зеркалом:

- Я достаточно хороша собой, придется воспользоваться этим.

...

- Вы меня не так поняли, я не этого от Вас хочу. Я просто хотел с Вами поговорить.

- Вы заплатили, Вы теперь хозяин, я в вашей власти.

- Наташа, не сердитесь, я не хотел Вас обидеть.

- А что Вы от меня хотите?

- Расскажите мне о себе.

- А почему Вы думаете, что я захочу Вам рассказать о себе, зачем Вам моя жизнь?

- Вы мне кажетесь необычной девушкой. Вы отличаетесь от тех, которые здесь находятся, что-то в Вас есть особенное. В Ваши глаза смотреть невозможно, они выворачивают всю душу, в них столько затаенной боли. Мне хочется написать о Вас рассказ.

- Моя жизнь одна из тысячи подобных, что о ней рассказывать. Мне самой больно вспоминать, как я скатилась в эту яму. Не хочу об этом думать, воспоминания приносят столько боли, как будто настоящая жизнь прошла мимо меня стороной. Что Вам рассказывать и зачем, да и кому это вообще интересно. Не надо обо мне писать, я падшая женщина и скатываюсь в яму все дальше и дальше. Из нее мне уже никогда не выбраться. Я ненавижу то, чем я занимаюсь, но ничего другого я не умею. С каждым разом все трудней и трудней надевать на себя маску и выходить в зал, чтобы тебя кто-нибудь в очередной раз купил. Вы не представляете, как это противно и как это меня мучает. (Наташа сотрясается в рыданиях, пациентка тоже.)

- Я из провинции, из маленького городка под Москвой. У меня были чудесные родители. Мы жили безбедно, отец служил, у него было хорошее жалование. Имение давало доход, да и мама у меня была хорошая хозяйка, так что хватало нам на нашу жизнь. А потом один за другим умерли родители, имение разорилось, пришлось за долги его продать. Так я осталась од­на без средств к существованию.

Я пошла в гувернантки в одну приличную семью. Хозяйка меня невзлюбила. Да и действительно, кому нужны красивые гу­вернантки. Когда женщины ненавидят, это страшно, они так тонко могут подчеркнуть свое превосходство, так больно задевают твое самолюбие, так могут издеваться. Да что мне Вам говорить, Вы и сами знаете. Я терпела только потому, что другого выхода не было. Я сносила все ее колкости, делала вид, что их не замечаю, не понимаю, пропускала мимо себя. Реветь могла только по ночам, закрывшись у себя в комнате, чтобы никто не видел и не слышал. Ее дочь... Даже вспоминать об этом не хочу, после нее я детей возненавидела. Это была точная ее копия.

Если бы Вы знали, как я была одинока. Вокруг ни одного дружелюбного взгляда. Вокруг меня была отчужденность, безразличие или ненависть. Я никому не могла довериться, я ни с кем не могла обменяться своими мыслями, мне даже поговорить не с кем было. Я постоянно должна была сдерживать себя, чтобы ни одним взглядом, ни одним словом не выдать своих чувств. Вся боль была внутри меня.

Мысли путаются, рассказ сбивчивый получается. Зачем Вам это нужно? Разве Вы сможете передать ту боль, которая внутри меня, ее невозможно описать да и трудно понять человеку, который не пережил. Не хочу вспоминать. Я не могу передать Вам свои мысли.

- Дайте мне Вашу руку, я хочу ее поцеловать.

- Зачем Вам, я же не знатная дама из высшего общества, я этого не достойна.

- Зачем Вы себя принижаете?

- Подождите, дайте мне передохнуть, я устала говорить. Все прошло, незачем ворошить старое, поднимать прежнюю боль. Я не хочу опять все вспоминать, боль еще осталась. Это больное место, воспоминания несут боль, как мне больно это вспом­инать, все сжимается внутри от воспоминаний. Зачем Вы заставили меня все это вспоминать, я как будто заново все это переживаю.

- Продолжайте.

- Неужели Вам это интересно? Неужели Вы сможете понять, что творилось внутри меня, как я жила, что я чувствовала? Как Вам передать весь ужас моего пробуждения по утрам, когда я понимала, что надо вставать и начинать новые мои испытания. Это каждый день, изо дня в день одно и то же. Вы понимаете, что я даже плакать могла только одна, чтобы никто не видел.

После года пребывания у них меня было не узнать. Я осунулась, похудела, под глазами образовались синяки. Я смирилась со своей судьбой и уже перестала ждать для себя что-нибудь интересное. А потом появился он. Он приехал к дядюшке погостить. Я просто сама себя в него влюбила. Он был просто новое лицо, и он отличался от своих чопорных родственников общительным характером. С ним можно было легко и непринужденно говорить. Ради него я готова была все бросить. Во мне было столько неизрасходованных чувств, и мне надо было их на кого-то излить. А он просто уехал, испугался, просто струсил. Мне стыдно об этом говорить. Мне повезло, что я тогда не забеременела, поэтому никто не догадался о наших отношениях и меня не выгнали. А я заболела, три дня провалялась в постели не вставая, у меня не было сил подняться, я не хотела ни есть, ни пить. Я потом долго приходила в себя.

Лето прошло, мы вернулись с дачи. К хозяевам приходило много гостей. Одному из гостей я приглянулась, и он предложил мне сопровождать его во Францию. Оставаться в этом доме для меня было мукой. Надежды на будущее у меня не было, хоть два года, да мои, а там что будет. Два года пролетели незаметно, но все хорошее кончается и быстрее, чем мы думаем. Я опять осталась ни с чем. Я и французский стала забывать. Теперь уже выбирать не приходилось и вовсе, путь был один. Здесь Вы меня и нашли. Перед собой в жизни я больше ничего не вижу, надеяться не на что. Это только сказки бывают с хорошими концами, в жизни на это надеяться не приходится. К жизни я безразлична, меня уже ничто не радует и не огорчает. Внутри пусто, опустошенность. Живу одним днем, заглядывать в будущее не хочу, да и боюсь. Ничего не радует. Хватит, на сегодня хватит. Уходите, я Вас очень прошу, уходите. Ваше время истекло. Вы на меня зря потратили деньги, я виновата перед Вами, что не оправдала Ваши надежды.

- Я смотрю на Вас Вашими глазами. Все переживания Ваши мне близки и понятны.

- Голова разболелась. Лучше бы Вы меня не спрашивали, я опять разволновалась. Мысли и воспоминания нахлынули на меня, они меня опять встревожили. Я стараюсь не вспоминать ничего из своей жизни, я стараюсь гнать все воспоминания прочь, я стараюсь не думать. Я ненавижу мужчин. Столько боли с ними связано, они столько зла мне причинили. Больно, больно, как же это больно. Сколько же во мне боли, как же я их ненавижу. Они мне противны, все желания и мысли у них на лице написаны. Сколько отвращения, они нас за людей не считают, а я должна притворяться, пересиливать себя. Опять все в себе. Как мне хочется от всего этого избавиться. Это какая-то яма, болото, которое тебя засасывает. Оно не отпускает, как ты ни барахтаешься, засасывает глубже и глубже, неотвратимо. Я чувствую приближение своего конца, успокоилась и просто жду. Мне все совершенно безразлично, какая-то апатия. Не хочу ничего делать, мне ничего не интересно. Я только двигаюсь, душа моя давно умерла.

- Прощайте, навряд ли мы с Вами еще встретимся. Я здесь проездом, попал к Вам случайно, но очень рад нашей встрече. Я Вас не забуду. Вы во мне что-то всколыхнули, и мне очень захотелось написать. Я очень хочу запомнить Ваш образ. Если мне еще раз удастся приехать сюда, я постараюсь Вас ра­зыс­кать. Ваши глаза я не забуду.

- Такого человека, как Вы, я встречаю первый раз в своей жизни. Я не думала, что такие люди попадаются... Я совсем разбитая. Приходится маску на лицо надевать, улыбаться, когда кошки на душе скребут. Это невыносимо. Уходите быстрее, рыдания душат, слезы подступили к горлу. Мне не надо плакать, но я не могу сдержаться. Вы заставили меня плакать. У меня теперь будут красные опухшие глаза. Я буду некрасивой.

Он ушел, Наташа плачет.

- Не могу, не могу, я совсем обессилела.

...

- Она без сознания, упала в обморок.

- Наташа, с тобой все нормально? Нюхательную соль.

- Что вы суетитесь, ничего страшного, сщас придет в себя. Еще не хватало, чтобы у нас в обморок падали. У нас не пансион благородных девиц, здесь никому не нужны изнеженные штучки. Я даю тебе день отдыха, и чтобы больше никаких фокусов. За тебя работать некому, нечего лодырничать.

Видит крупную бабу в шелестящих юбках - властная хозяйка. Белое пятно довольно большой кровати. Комната не крошечная. Смотрит на сложенные у себя на груди руки, одета в бело-розовое платье.

- Но у меня нет сил подняться.

- Ничего, день полежишь, к вечеру поднимешься. Я не собираюсь терпеть ваши нежности. А теперь все выходите и за работу, а она пусть отдыхает. Сегодняшний день я ей, так и быть, прощаю. К вечеру чтобы была готова.

- Но я не смогу.

- Сможешь, куда ты денешься, иначе я тебя выгоню. Окажешься на улице, без крыши над головой.

- Это жестоко.

- А что мне вас жалеть? Мне деньги нужны. Ну ладно, хватит плакать, терпеть не могу слезы. Ну что скривила рот, тебе мои слова не нравятся? Ты совсем меня не слышишь, ты думаешь о чем-то своем... отключилась.

Опять что-то нюхательное дали.

- Не реви, иди умойся. Я надеюсь, ты не наделаешь здесь никаких безобразий. Я тебя оставлю одну, не дури. Терпеть не могу писателей. Пришел, голову задурил и смылся. Приходи в себя, нечего переживать.

Перед глазами умывальник: бежевого цвета тумбочка на ножках, ведро стоит внутри в тумбочке, зеркало, а вода заливается в емкость за ним. Взгляд уставился на этот умывальник, ничего вокруг больше не вижу.

- Устала. Я полежу немного. Все перед глазами плывет. Зачем ему было надо меня расспрашивать, влезать в мою душу, бередить старые раны. Я не хочу жить.

- Типун тебе на язык, какие ты вещи говоришь страшные. В своем ли ты уме? Ты девка молодая, а такие вещи говоришь, это грех. Даже думать об этом не смей. Уж лучше в монастырь, чем в петлю. Зачем же такой грех на душу брать? Я выйду. Посиди около нее, чтобы она еще руки на себя не наложила. Хоть поспит, это ей на пользу пойдет.

Хозяйка говорит со своей наперсницей.

- Никак не может успокоиться, надо ей дать капли, и пусть поспит. У нее нерв­ное перевозбуждение.

...

- Ну, вроде успокоилась, пусть поспит. Проснется, все пройдет. Нервы слабые. Ну мне эти писаки! Ему, видите ли, писать надо, ему, видите ли, образ нужен. Человека чуть не погубил. С ними нельзя распускаться, нельзя давать им волю. Пошли, пусть остается.

...

- Не бейте меня (загорелись губы).

...

Ночь, снег. Маленькая, худенькая, сгорбленная старушка прислонилась к забору.

Я опять все забыла, не могу понять, где я. Как мне отсюда выйти? Все смешалось у меня в голове, не помню, что когда было, в голове путаница, все перемешалось. Я не могу разобраться, что со мной происходит. Нет сил идти, ноги подкашиваются, надо присесть, а то я сейчас упаду. Сильный ветер в ли­цо бьет. Снег все лицо залепил. Ветер продувает насквозь.

Сидит, прислонясь к забору, поджав под себя ноги, трясется от холода и от желания плакать. Озноб и плач.

Я ничего не хочу, я потеряла интерес к жизни, я устала от жизни. Я больше не хочу сопротивляться. Я умираю от голода (боль в области желудка). От голода в желудке все свело. Как я хочу есть! От голода ни о чем другом не могу думать. Так хочется, чтобы скорее все закончилось. Руки замерзли, ничего не чувствую, никак не могу их согреть. Я, наверное, замерзаю. Скоро моим мучениям наступит конец. Да, я уже больше не встану.

Старушка в полубессознательном состоянии, периодически приходит в себя. Желание освободиться от тела. Когда она без сознания, ей становится хорошо, в теле - ощущения боли и страдания. Ждет не дождется, когда расстанется с этим телом. Худенькая, плохо одетая, ей больно сидеть на седалищных кос­тях. Руки и ноги замерзли. Забывается, впадает в какие-то воспоминания.

Это было наяву, или я брежу? Какая я грязная, как от меня пахнет. Как это неприятно ощущать. Как это стыдно.

- Наташа...

Как будто кто-то следит за мной. Не хочу вспоминать. Я одна. Очень холодно. Мне уже не подняться, сил нет. Глаза ничего не видят, черно перед глазами. Господи, забери меня из этой жизни, я не хочу больше жить, я не могу больше так мучиться, я все равно никому не нужна. До чего же я дошла, умираю под забором, одна, никому не нужная. Да, это мои последние часы, тяжело это осознавать. Не отпускает. Может, там легче, и наступит конец моим мучениям, скорей бы. Тяжелей всего ждать, когда же я умру. Тяжело осознавать, что на улице, как бездомная собака. Хотя бы закопал потом кто-ни­будь. Боже, отпусти мою душу на покаяние.

Ничего не вижу перед глазами. Какие-то гримасы на лице. Не ощущаю тела.

- Наконец-то (последние слова бабули).

Серое пасмурное небо. Смотрит сверху: старушка в сидящей, скрюченной позе завалилась в снег, по телу проносится снежная поземка, снег все больше заметает это замерзшее, в черном тело. Сожалеет об этом теле, но сильных эмоций по этому поводу нет, что так безвестно, бесславно закончилась эта жизнь.

Утром находят люди.

- Ну эта бабуля наконец-то умерла. Надо ее хотя бы закопать.

Высказывания пациента в сессии и после, моменты осознания:

"Там Наташа расслабленно согнулась над ногами, эта поза всегда нравилась, люблю так сидеть.

В детстве необыкновенно любила балет, очень хотела танцевать, но никому не говорила об этом, это было глубоко внутри. Пыталась сделать себе что-то типа станка. Хотела очень, чтобы тело было гибким, чтобы садиться на шпагат. Наташа не смогла танцевать - это рестимуляция пыток средневековья. Когда звучит фраза: "Надо размять ноги", - ассоциация, что их "размяли", раздавили при пытках "сапожком". Пробовала в дет­стве стоять на носочках, как все дети, но ноги очень болели".

Пациентка старалась никогда не садиться на холодное, всплывало такое же ощущение, как в этом случае, больно сидеть на седалищных костях.

"Мне всегда противно, когда от стариков пахнет. Матерь Божья, хотя бы один раз царем побыть, а то все рвань и пьянь".

В инграмме: "Мне все совершенно безразлично, какая-то апатия. Не хочу ничего делать, мне ничего не интересно", - пациентка отмечает, что такое настроение у нее частенько бывало. "Как будто моя теперешняя жизнь сложена из осколочков из разных жизней, я как будто играю роли из этих разных жизней. Сколько у человека внутри, в какой он кабале находится. У человека практически даже мыслей своих не бывает, не говоря о поступках. Поражаюсь, сколько же в нас живет ощущений. Это действительно путешествие в свой собственный мир. Просто захватывающее путешествие!"

Преклир смеется по поводу высказываний писателя, что он смотрит на Наталью ее глазами, что ее переживания ему близки и понятны, и задается вопросом: "Что, он в одной из жизней тоже был в этой роли?" На фразу: "Если мне еще раз удастся приехать сюда, я постараюсь Вас разыскать" - "Интересно, мы в этой жизни встретимся или нет?".

Высказывание Наташи: "Я не могу передать Вам свои мысли" - это очень характерно для преклира, смеется, что в образ вжилась, отмечает у себя наличие мыслей, но невозможность их выразить. Это присутствует во всей цепочке жизней.

"Терпеть не могу слезы, это точно, меня всегда начинает трясти, идет точно такая соматика, как в инграмме, сотрясаюсь всем телом, как при рыданиях, когда кто-то плачет. Как успокоительное всегда пила только капли (валериана, корвалол), как тут советуют, а не таблетированные средства".

Здесь в случае упрек, что скривила рот, подобное было характерно для преклира: кривила рот при улыбке, стеснялась из-за этого улыбаться. Сейчас это исчезло, улыбается широко и охотно. В случае фраза: "Ты совсем меня не слышишь, ты думаешь о чем-то своем, отключилась", на что преклир: "И действительно, если я думаю о чем-то своем, полностью отключаюсь от всего, что вокруг происходит. Знаю это состояние отчужденности, которое испытывает Наталья, оно очень болезнен­ное, желание найти родного человека, с кем можно было бы просто разговаривать, общаться".

"Скоро мемуары начну писать по своим же жизням, так складно рассказываю, - удивленно, - а в школе никогда не могла писать сочинений ни на какую тему".

Ощущает, что по телу идет энергия высокой частоты, она пробивается, и нервы начинают выдерживать большую прочность, этот сигнал. "Прогибаюсь, а она по всему телу пробивается, как будто сосуд, по которому идет эта энергия, может выдержать и принимать более высокую частоту волн. Те эмоции, которые были там у Наташи, такого накала не выдерживали ее нервы, а я те же эмоции могу выносить теперь, не падая в обморок".

На фразу: "Во сне все еще всхлипывает" - себя ловила часто на том, что во сне, бывало, такие всхлипывания проскакивали.

У преклира всегда вызывала содрогание мысль, как это человек превращался из богатого в нищего. "Никогда не радовалась чужому горю и ситуациям потерь, это действительно ужасное состояние".

"Умерла там в полной нищете, больной, голодной, без крыши над головой, а в этой жизни всегда присутствовал страх перед нищенской старостью. Девушке там некуда деваться, нет выбора, ее унижают, обманывают, заставляют сделаться проституткой, а потом голодная старость. Противно, неприятные ощущения, как можно с этой мразью... Стыд и омерзение. Омерзительное отношение к мужчинам сохранилось и в этой жизни. А теперь я как ожила: появился чувственный компонент".

Заметки историка:

История жизни настолько типичная для России второй половины XIX в., что кажется сюжетом произведения Достоевского или Тургенева. Поразительно соответствующие своему вре­мени нравы и система ценностей. Множество мелких деталей и подробностей придают истории правдоподобие и колорит своего времени. Очень характерен стиль речи.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.