Философия — гуманитарное знание

В содержании философского знания можно вычленить также части, или стороны, относящиеся к гуманитарным наукам. Если обратиться к кон­кретным философским системам, то в числе наиболее ярких в этом отноше­нии будут, вероятно, концепции Б. Паскаля, С. Кьеркегора, Л.И. Шестова.

Объектом гуманитарных наук является индивид, точнее, его духовный, внутренний мир, и связанные с ним мир человеческих взаимоотношений и мир духовной культуры общества. К гуманитарным наукам относятся психо­логия (психология личности, психология эмоций, социальная психология), гражданская история (здесь гуманитарное знание сочетается с обществовед­ческим), литературоведение, лингвистика и др. Они изучают духовный мир человека через текст. М.М. Бахтин писал: «Гуманитарные науки — науки о человеке в его специфике, а не о безгласной вещи и естественном явлении. Человек в его человеческой специфике^[78] всегда выражает себя (говорит), т.е. создает текст (хотя бы и потенциальный). Там, где человек изучается вне текста и независимо от него, это уже не гуманитарные науки (анатомия и фи­зиология человека и др.) (Проблема текста в лингвистике, филологии и дру­гих гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Литературно-кри­тические статьи. М., 1986. С. 478). Дух (и свой, и чужой) не может быть дан как вещь, а только в знаковом выражении, реализации в текстах и для себя самого, и для другого. Потенциальным текстом является и человеческий по­ступок.

В гуманитарном познании ученый сталкивается с живым человеческим духом. Жизнь человека наполнена мыслями и переживаниями, ее определяют проекты, планы, ожидания, и надежды, успехи и неудачи в их осуществле­нии. Жизнь личности, отмечает В.В. Мантатов, совершается как бы в точке несовпадения человека с самим собой, на грани, которая отделяет то, что он есть, от того, чем он хочет быть, и которая постоянно преодолевается лично­стью. Человеческое бытие (как объект гуманитарного познания) никогда не совпадает с самим собой, оно одновременно существует «в категориях еще-не-бытия, в категориях цели и смысла». Специфическим для гуманитарных наук способом исследования человека, позволяющим проникнуть в его внут­ренний духовный мир, является понимание. Понимание связано с погруже­нием в «мир смыслов» другого индивида, с постижением и истолкованием его мыслей и переживаний. На этот процесс неминуемо влияют ценностно-мировоззренческие установки исследователя. Иначе говоря, в понимании по­знавательное отношение неотделимо от ценностного. Текст и его понимание — специфическая особенность гуманитарного знания.

Гуманитарное знание неотрывно от герменевтики как искусства истол­кования текстов, как искусства постижения чужой индивидуальности. С этим связана диалогичность гуманитарного познания.

Касаясь отношения философского знания и знания гуманитарного, М.М. Бахтин в диалогичности того и другого видов знания, в их обращенно­сти к индивидуальности видел их родственность, близость друг к другу. Он писал: «Диалектика родилась из диалога, чтобы снова вернуться к диалогу на высшем уровне (диалогу личностей)» (К методологии гуманитарных наук // Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 384). Говоря об изучении непо­вторимой индивидуальности наукой и философией, он подчеркивал: наука, и прежде всего философия, может и должна изучать специфическую форму и функцию этой индивидуальности.

В книге В.Г. Кузнецова «Герменевтика и гуманитарное знание» (М., 1991) также обращено внимание на гуманитарный характер философского знания. Здесь указывается на то, что философское знание есть знание прин­ципиально интерпретационное.^[79] «Новое философское знание, — пишет В.Г. Кузнецов, — всегда является результатом интерпретации. Рост фило­софского знания, его новизна, неустранимая плюралистичность обеспечива­ются интерпретационной природой философского знания. Интерпретация, в свою очередь, предполагает диалогическое отношение познающего субъекта с особым предметом, выделяемым из исторического, культурного, бытийного и со-бытийного контекстов с учетом специфики последних... Философская рефлексия всегда стремится диалектически проникнуть в смысл диалогиче­ского отношения, стремится интерпретируя понимать, что, в свою очередь, «окрашивает» философское знание в герменевтические тона. Герменевтика — один из методов, при помощи которых возможно понимание, — соединя­ется с природными свойствами философского знания. Герменевтика — ис­кусство интерпретации, постижения смысла диалогических отношений — «сплетается» с философскими методами исследования, обогащает их и сама выводится на рациональный уровень, приобретает философский статус (с. 4).

Философия — искусство

Философии как виду знания присущи также черты, характерные еще для одного вида познавательной деятельности — для художественного ос­воения действительности, т.е. для искусства.

Что отличает искусство от других форм познавательной деятельности?

Прежде всего личностный характер познания, настолько глубокий, что личностно-эмоциональный компонент входит составным элементом в объект отражения. Если в естественных науках такой компонент вообще элимини­руется – а в идеологии и гуманитарном знании он проявляется в некоторой степени, уступая дорогу рационализму, – то в художественном творчестве он выдвигается на первый план. Для художника (х) как субъекта мыслительной деятельности (М_х) объектом (О_Мх) будет не только вне его находящееся ве­щественно-субстратное образование или психика, движения души другого человека (О_в — объект, находящийся вне, или за гранью, Л_х — личности ху­дожника), но и его эмоциональное отношение к этим явлениям, его чувства и переживания, связанные с ними (Э_х — эмоции художника). Эмоции, конечно, – в самом художнике (Л_х), но они становятся объектом (как обычные воспри­ятия и чувственные представления), когда на них направляется активность мышления этого художника. Именно такой объект (О_в ↔ Э_х) осваивается мышлением (М_х), затем художник посредством творческой деятельности формирует художественный образ Х₀ и транслирует его реципиенту Р_В с це­лью определенного воздействия на психику^[80] последнего. Схематично такой процесс можно представить следующим образом:

Если в таком объекте абсолютизировать О_в и недооценить Э_х, то полу­чится фактографизм («реализм»), лишенный эстетическо-эмоционального начала; если же, наоборот, свести на нет роль О_в (даже в форме пускового фактора) и абсолютизировать значение эмоций, переживаний художника, то можно придти к сугубо индивидуалистическому абстракционизму.

Природа искусства – отражательно-выражательная.

Имеются и другие особенности искусства, если сравнивать его, допус­тим, с наукой. Искусство — образное освоение действительности, здесь пре­валирует индивидуальное, единичное; естествознание — понятийная форма отражения, в нем преобладают обобщения разных уровней генерализации знания, в том числе в виде законов. Искусство тоже отражает общее, но это общее (типичное) представляется в конкретных, живых образах.

Искусство направлено на постижение эстетического в самой действи­тельности.

В искусстве велико значение синтетического начала. Если в естествен­ных науках до сих пор преобладал элементаристский подход и лишь в по­следние десятилетия системный подход стал играть все бóльшую роль, не претендуя, однако, на полное вытеснение первого, то в искусстве целост­ность постижения объектов — сознательная, неизменная установка худож­ников. В силу особенностей восприятия мира художников, у которых преоб­ладает синтетическое начало, оно от природы оказывается целостным; ре­зультатом их творчества оказываются синтетичные, целостные и, в идеале гармоничные, эстетически ценные произведения.

Философские произведения, если они действительно осмысливают бы­тие человека и окружающую его действительность, тоже оказываются лично­стными, выражающими личность и переживания философа, его отношение к действительности. Поскольку переживания у разных философов различны, различны отношения, постольку и пониманий этого мира в философии мно­жество. Результаты философствования тесно связаны, как и в искусстве, с индивидуальностью. Философия, отмечал В.И. Вернадский, является попыт­кой из личности познать сущее; в то время как научные истины в своем су­ществе безлики, в философии личность от^[81]ражается не только на процессе (что свойственно также и науке), но и на самих результатах познания. «Про­изведения великих философов есть величайшие памятники понимания жизни и понимания мира глубоко думающими личностями в разных эпохах истории человечества. Это живые человеческие документы величайшей важности и поучения, но они не могут быть общеобязательны... Они отражают: 1) пре­жде всего личность в ее глубочайшем размышлении о мире, а личностей мо­жет быть бесконечное множество — нет двух тождественных; 2) выработан­ное свое понимание реальности; таких пониманий может быть по существу не так уж много; они могут быть собраны в небольшое число основных ти­пов. Но не может быть среди них одного единого, более верного, чем все другие. Критерия ясного и определенного для этого нет и быть не может» (Размышления натуралиста. Научная мысль как планетное явление. Кн. 2. М., 1977. С. 73). На этом своеобразии философского знания, сопоставимого с ре­зультатами творчества в искусстве, основан феномен личностного, так ска­зать, внутреннего неприятия читателями одних философов и влечения к про­изведениям других (кто-то, например, не принимает Гегеля, но увлечен Ж.-П. Сартром, другой — наоборот).

В философии эмоциональный заряд в целом меньше, чем в искусстве, но по сравнению с естественными науками все же достаточно значителен, чтобы ставить вопрос о том, является ли философия также и искусством.

Русский философ второй половины XIX в. Н.Я. Грот в 1880 г. опубли­ковал статью «Философия как ветвь искусства». Обосновывая правомерность своего утверждения, он, в частности, отмечал следующее. Поэтические и фи­лософские произведения всегда удовлетворяют только известных лиц и в из­вестные эпохи, а других не удовлетворяют — иначе сказать, и те и другие со­ставляют дело вкуса, тогда как в науке о вкусах смешно было бы говорить. Отсюда известный круговорот и преемственность в господстве различных философских систем, как и в преобладании различных школ музыки и живо­писи или известных видов и направлений в поэзии и изящной словесности вообще. Тем не менее, несмотря на разнообразие и переменчивость вкусов в отношении к произведениям музыки, живописи, поэзии и философии, все они обладают в одинаковой мере способностью, если только они хороши, всегда вызывать в нас впечатление чего-то великого или высокого, волновать нас чувством красоты и гармонии, хотя бы мы вовсе не разделяли общую их идею и не одобряли ее исполнение в частностях. Платон, Аристотель, Де­карт, Спиноза, Кант во всяком человеке возбуждают такое же изумление и уважение к своим творениям, как Фидий, Софокл, Эврипид, Рафаэль, Моцарт и Шекспир. Далее Н.Я. Грот замечает: «Философские системы, как все тво­рения художников и поэтов, всегда остаются достоянием личности^[82] и не­разрывно связаны с именем своего творца. Это — одно из последствий их субъективности, и нельзя не сравнивать с этим противоположную черту на­учных созданий, всегда безличных... Имена ученых связываются с извест­ными теориями только при жизни их, а после смерти переходят в трактаты по истории наук... Притом почти всякое научное открытие связывается с име­нами нескольких тружеников... Зато, когда мы скажем: “монадология Лейб­ница”, “трансцендентальный идеализм Канта”, “Фауст Гете”, “Гамлет Шек­спира”, “Реквием Моцарта”, “Лоэнгрин Вагнера”, “Мадонна Рафаэля” и т.д., то всякий знает хорошо, что здесь спор и сомнения о творце невозможны» (Философия как ветвь искусства” // Начала. 1993. № 3. С. 76—77).

Одним из следствий изложенного соображения оказывается следующее положение: знание истории философии, важнейших трудов философов про­шлого есть необходимая предпосылка современного философского познания, развитие же частных наук не всегда требует обязательного изучения их исто­рии. В науке можно в принципе более или менее быстро включиться в со­временную проблематику и успешно разрабатывать эти проблемы, но в фи­лософии без философов прошлого, без знания их работ не обойтись. Как и творения Рембрандта, Бетховена и многих других художников, музыкантов, поэтов, произведения выдающихся философов прошлого всегда с нами, они всегда современны. Что же касается их научной или идеологической сто­роны, то отношение к ним определяется соответствующими для этих сфер знания движениями исторического процесса.

Вхождение в содержание философского знания и в творческий процесс философского познания таких компонентов, которые специфичны для искус­ства, можно проследить по множеству линий – начиная от собственно эсте­тических представлений, составляющих, кстати, весьма значительную часть философского знания (раздел «Эстетика»), вплоть до так называемой кар­тины мира, занимающей важное место в философии бытия. Кстати, создание картины мира (само слово-то — «картина» — не из сферы ли искусства?) предполагает у философов чувство красоты, сопричастности к миру. Само понятие «картина мира», вроде бы естественнонаучное и включающее в себя понятия о структурности, системности мира, в то же время оказывается за пределами естественных наук; если философ стремится охватить, очертить мир в целом, он неизбежно должен дорисовать контуры мира, «включив» в него не только социум, но и проблематичные миры, космический разум и многое другое, в том числе такое гипотетическое, что граничит с человече­ской фантазией. Общая философская картина мира содержит в себе также человеческое, эмоциональное отношение к миру, его оценку с точки зрения судеб индивида и человечества.^[83]

Родственность философии и искусства и их взаимопроникновение, вплоть до слияния демонстрируется еще и тем фактом, что несомненно фи­лософские труды нередко обретали форму художественных произведений (к примеру, у Платона, Ф. Ницше, А. Камю), а многие выдающиеся поэты и пи­сатели (А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой) были философами-мыслителями.

Как видно из изложенного, имеются все основания для постановки во­проса: а является ли философия искусством? Один из вариантов ответа на этот вопрос дан Н.Я. Гротом, относившим философию к искусству. Он пи­сал: «Откажемся же от тысячелетней иллюзии, что философия есть наука, и преклонимся пред нею в новой, более идущей к ее лицу одежде. С тем вместе перестанем верить в абсолютную цену ее созданий и ожидать, что она от­кроет нам тайну мироздания. Этой цели через сотни или тысячи лет достиг­нет, быть может, настоящая наука в ее медленном поступательном движении. К философии же станем прислушиваться с вниманием, как к вечно юной изобразительнице нашей внутренней жизни и выразительнице высших по­требностей нашего чувства. Без чувства жить нельзя — будем же созна­тельно платить ему дань в этой, хотя и старой, но до сих пор неверно понятой форме» (Философия как ветвь искусства // Начала. 1993. № 3. С. 78).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: