Сделай Сам Свою Работу на 5

Действие: Франция - Германия, август-сентябрь 1870 года.






S'il fallait donner un nom
A cette sensation
Qui te fait grimper
Jusqu'au sommet du monde
Il n'y auraient pas de mots
Assez grands assez beaux

Если бы надо было придумать название
Этому чувству,
Которое поднимает тебя
На самую вершину мира,
Наверное, не нашлось бы слов
Достаточно емких и красивых.

(Grеgory Lemarchal)

 


Глава 1.
"На свою голову"


Пыль, поднятая лошадиными копытами, медленно оседала на проселочную дорогу, солнце нещадно слепило глаза, и даже в прохладной карете будто бы чувствовался липкий запах жары. Мерно стучали колеса, изредка раздавались одинокие выстрелы и неясные крики. Чумазые мальчишки в оборванной одежде восторженно смотрели вслед проехавшей мимо карете, черной, закрытой, с причудливыми золотыми вензелями на двери. За ней следовали двое всадников, и эта процессия посреди полуразрушенной французской деревеньки была словно из другого мира, где яркий блеск инициалов на темном фоне также обычен, как и хищные вспышки россыпей бриллиантов на тонких шеях.
Рука в белой перчатке уверенным жестом задернула штору, оставляя жаркий августовский день за изумрудным бархатом.
- Это окрестности Марс ла Туре?
- Да, Ваша Светлость, - человек в углу поднял преданный взгляд, подержал его ровно столько, сколько требовал этикет, и еще больше ссутулился. Молодой герцог, безукоризненно вежливый и сдержанный, внушал неясные опасения. Неизвестно, что скрыто за благородными чертами лица, тонким, едва заметным шрамом под нижней губой и идеально прямой спиной.
Луч солнца выскользнул из-под неплотно закрытой шторы, прошелся по твердой скуле и запутался в светлых волосах. Стук колес вдруг стих, приятная тишина затопила карету, и тут же была разорвана несколькими достаточно близкими выстрелами.
Герцог легко сошел со ступеней кареты, одним движением снял перчатки и, ловко лавируя между неизвестно откуда взявшимися людьми в мундирах, направился к шатру. Мундиры остались позади, лишь двое спешившихся всадников не отставали ни на шаг.
- Герцог, сколько лет! - навстречу молодому человеку в неброской одежде вышел полный мужчина с широкой улыбкой.
- Генерал Дармштадт, мое почтение, - герцог коротко кивнул в знак уважения.
- Томас, брось свое почтение, пройдем со мной, - генерал пригладил пышные усы и пропустил гостя вперед радушным широким жестом. - Ты, я вижу, по последней моде. - Дармштадт махнул рукой какому-то слуге и предложил герцогу сигару. Тот вежливо улыбнулся и покачал головой. Генерал же сел на стул, расстегнул мундир и закурил, пуская клубы едкого дыма. - Как служба? Мне доложили, что ты занимаешь важный чин при дворе. В твои-то годы! Старший Аренберг рад безмерно, я уверен!..
Спустя полчаса беседы Томас уже старательно сдерживал подступившую зевоту. Глаза слезились от стоящей в шатре жары и кумара. Пожилой генерал говорил медленно, вспоминая то маленького Тома, то его отца, а то и всю семью.
- Генерал Дармштадт, тут вас просят, дело важное-с, - отрапортовал возникший на пороге мундир.
- Ах, как не вовремя эта война! - герцог фон Аренберг кивнул, скрывая свою радость - сидеть в душном помещении было просто невыносимо, а постоянные выстрелы давили на уши, порождая угнетающее чувство в душе. - Что за дело?
- Пленник, не знаем, что с ним делать-с, - генерал неуклюже поднялся и широкими шагами направился за мундиром. Томас проследовал за ними, и жаркий полдень показался ему настоящей благодатью по сравнению с местом, им покинутым.
Немецкий лагерь раскинулся на холмах, едва покрытых желто-зеленой травой, выжженной беспощадным солнцем. Герцог посмотрел вниз, на огромное поле, которое скоро утопнет в криках и предсмертных стонах. "Какое странное слово - война" - подумалось Аренбергу, и тут же ему захотелось оказаться в собственном поместье в пригороде Берлина, в чистоте и как можно дальше от этого места.
- И в чем, собственно, камень преткновения? - раскатистый бас генерала заставил Тома повернуться.
Двое военных держали юношу без обуви и в порванной крестьянской рубахе неопределенного цвета. В том, что пленному едва ли исполнилось семнадцать, не было сомнений, слишком худым и угловатым было безвольно висящее в железной хватке тело.
- Пытался пробраться к нам в лагерь, Ваше Превосходительство, - сообщил один из офицеров, - француз, на вопросы не отвечает, по-немецки не понимает, - генерал Дармштадт зевнул, сожалея, что его оторвали от увлекательной беседы.
Томас смотрел на пленника не отрываясь, и вдруг тот поднял глаза и посмотрел прямо на него. Аренберг вздрогнул и отвернулся, так много всего было в этом взгляде. И лицо, такое юное, перепачканное чем-то серо-бордовым, и кровавые подтеки вперемешку с лилово-бурыми синяками, выглядывающие сквозь прорехи в ткани.
- Как по инструкции мы поступаем с такими? - поинтересовался генерал, тяжелым взглядом сверля офицера.
- Ваше Превосходительство, в том-то и дело! Он на разведчика не похож, да и лет-то ему... - начал было военный, но генерал его перебил.
- А нам-то что? Нам лишние хлопоты не нужны. Пристрелите, раз молчит, и даже не думайте больше дергать меня по таким пустякам!
Том готов был поклясться, что пленник вздрогнул во время речи генерала. "Чувствует, что ли, что явно не домой его отправить хотят? А может и понимает, черт его знает. Какой из него шпион? Они, что, не видят, что ли?.. Хотя, мне-то что? Уезжать надо отсюда, немедленно" - думал Аренберг, прощаясь с генералом, у которого возникли неотложные дела. Поколебавшись несколько секунд, он все же спросил:
- Вы думаете, что он разведчик?
- Нет, конечно же, но, a la guerre comme a la guerre*, как говорит противник наш, - герцог фон Аренберг лишь сдержанно кивнул и пожал плечами.
Томас откланялся и направился в сторону своей кареты. Перед глазами стоял пленный мальчишка, и что-то сильно сжималось в груди. "Черт, я прямо как девица!"
Внезапно что-то произошло. Грохот, крики, громкие приказы, все смесилось - рядовые, генералы, и будто бы солнце даже стало меньше светить. Перед герцогом мелькали мундиры один за другим, шум стал просто невыносимым. Поле, бывшее желто-зеленым, окрасилось в красно-синий и на глазах покрывалось сизыми клубами дыма, словно какой-то шутник играл с красками.
- Ваша Светлость, поспешите в карету, - услышал Аренберг краем уха, его взгляд был прикован к грязной разорванной рубахе и черным волосам.







- Сейчас, - бросил он и решительно направился в водоворот снующих мундиров. Откуда-то подул сильный ветер, и Томас раздраженно откинул светлую прядь со лба. "А la guerre comme a la guerre... Да как бы ни так!" - пронеслось в голове среди выстрелов и гула голосов. Шел широкими шагами, не оглядываясь и не думая о том, что будет.
- Быстро со мной, если жить хочешь, - тихо произнес он по-французски и дернул пленника на себя, поморщившись. Вокруг было столько людей, но никому и дела не было до высокопоставленного человека и почти бегущего за ним оборванца.
Герцог втащил юнца в карету, захлопнув дверь и досадливо поморщился. "Какого черта я натворил?" - думал он под стук колес, уносящий их все дальше от града выстрелов - мгновенных приговоров.
- Ваша Светлость... - начал было сидящий в углу сопровождающий, но Том лишь махнул рукой, отворачиваясь.
Выкраденный пленник сидел, не шевелясь, и смотрел то на своего спасителя, то в окно.
"Я просто глупец! И вот что мне мешало просто уехать? Что теперь делать, не выкидывать же его посреди дороги?" - Аренберг хлопнул по сиденью и схватился за голову, с силой потянув себя за волосы. "Государственная измена! И из-за чего? Мальца пожалел!"
- Как тебя зовут? - Томас перевел взгляд на пленного, наконец-то имея возможность присмотреться поближе. Спутанные длинные волосы, грязь и царапина на щеке, обыкновенный оборванец, разве что глаза выразительные.
- Билл, - хрипло прошептал мальчишка.
- И куда тебя отвезти, Билл? - Томас повторил имя, слишком мягкое для немецкого и так уместно звучащее на французском.
- Никуда, - пленник потупил взгляд.
- Слушай, со мной не надо ни во что играть. Я тебя отправлю домой, - Аренберг разозлился, но неизвестно, на кого больше - на себя или на юнца.
- У меня нет дома, - бесцветно ответил юноша.
Больше всего на свете Тому выкинуть лишние проблемы на дорогу и забыть, пообещав себе больше никогда не идти на поводу у своих эмоций.
"Документов у него нет, денег тоже, язык не знает. И куда он?"
- Фамилия?
Пленник молчал.
- Давай, давай, я из-за тебя... - начал было Томас, но затем махнул рукой.
"Придется его в Берлин везти. Хотя бы документы сделаю ему. Скажу, что дальний родственник, а там..." - герцог вздохнул, даже не представляя, насколько это решение изменит его жизнь.

 

***


Над столицей Германской Империи неспешно парила летняя духота, по улицам плыли кокетливые зонтики, разукрашенные изящными кружевами, а торговцы в дешевой одежонке сновали между щегольскими фраками и предлагали свежие цветы. Берлин жил своей высокосветской жизнью, наполненной золотом и пошлыми развлечениями, и в его новомодной помпезности неспешно открылись врата небольшого поместья в пригороде, принадлежащего старинному роду фон Аренбергов.
В единый миг усадьба ожила, наполнилась суетливыми шагами и взволнованными возгласами, даже зелень будто бы встрепенулась, зашелестела и вспугнула воркующих в уютной тени птиц.
К карете уже поспешал пожилой управляющий, немного прихрамывая на левую ногу.
- Томас, мы и не ждали тебя так рано! - старик широко улыбнулся, от чего глубокие морщины вокруг светлых голубых глаз стали еще заметнее.
- Непредвиденные обстоятельства, Альберт. Они сидят в моей карете, - Том вздохнул, понимая, что расплата за его необдуманный поступок начинается прямо сейчас, с многочисленных объяснений.
- Неужто дама? - поразился управляющий, как никто другой знающий, что молодой герцог большой охотник до любовных связей.
- Если бы дама, я был бы счастлив, - Аренберг прикрыл глаза, подаваясь на мгновенье околдовавшим сладким воспоминаниям. - Распорядись о чае в столовую, и я все тебе расскажу.
- А как же... - старик запнулся на секунду, приглаживая топорщащийся на животе коричневый жилет. - Обстоятельства?
- Они являются моим дальним родственником. Прежде всего их надо вымыть, - Томас поморщился, вспоминая перепачканную разорванную рубаху и немытые спутанные волосы.
- Родственник? Но как же?.. Это же.., - Альберт взмахнул руками, но ответом ему послужила лишь удаляющаяся спина молодого герцога.

-... Вот так вот и окончился мой визит в Париж. Я только ума не приложу, что же мне с ним делать! - герцог аккуратно поставил фарфоровую чашку на блюдце, ожидая от старика, знающего его с пеленок, совета или наставления.
- Ты поступил благородно, Том, и нечего себя корить за это, - пожилой мужчина снял пенсне в золотой оправе и протер глаза. - Разве можно стыдиться добрых дел?
- Я совершил преступление против своего государства!
- Ты спас мальчику жизнь, не это ли главное? Тем более, об этой маленькой тайне никто и не узнает, - Альберт хитро прищурился и улыбнулся, стараясь ободрить молодого герцога. - Ты сделаешь ему документы, а там уж...
Альберт вдруг прервался.

 

* a la guerre comme a la guerre - на войне как на войне

Глава 2.
«Тайны»

- Могу ли я войти? - раздался тихий французский голос в дверях. Герцог обернулся и обмер на мгновение, даже не узнав сразу бывшего пленника. Лицо его, уже не запачканное грязью, оказалось приятным и даже аристократичным - тонкие черты и очень выразительные глаза.
- Заходи, Билл, - почему-то Том внимательно наблюдал за робкой фигурой, облаченной в белую рубашку и черные штаны. С каким-то раздражением он отметил, что его собственный французский звучал совсем не так плавно и мягко. - Ты скажешь, кто ты и откуда?
Пленник помотал головой, от чего черные волосы взметнулись и вновь легли на острые плечи.
- Замечательно! - Аренберг взмахнул руками. Альберт тревожно посмотрел на мальчишку, и сердце старика болезненно сжалось от жалости. - Тогда слушай внимательно. Никто не должен знать о том, кто ты и откуда появился в моем доме. Я представлю тебя своим дальним родственником. У тебя есть хоть какое-нибудь образование?
- Нет, - мальчик отвел глаза.
- Значит, пока я делаю тебе документы, ты будешь жить здесь и обучаться поведению в обществе, элементарным наукам, дабы не опозорить данную тебе фамилию, - герцог смотрел на юношу, вспоминал изуродованное синяками тело и чувствовал непонятное ему самому раздражение. - Не думаю, что это займет много времени, потому что когда тебе выдадут бумаги, ты отправишься в уездный город, в закрытую гимназию или, скажем, к какому-нибудь графу на службу. Понятно?
- Да, герцог, конечно, - с каждым словом, произносимым все более резко, глаза Билла тускнели. - Благодарю… Вас.
- Не стоит, - неожиданно Том почувствовал вину перед мальчиком, но затем одернул себя. И так он реагировал слишком сильно на какого-то французского оборванца. - Альберт, позаботься о том, чтобы обучением Билла занялись немедленно, о его комнате и… Ты сам знаешь.
В дверях неслышно возникла служанка и Томас прервался.
- Ваша Светлость, а что делать с одеждой… гостя?
- Да сожги же ее! - в сердцах воскликнул Том.
- Как, сжечь? - ахнула служанка и приложила руку к груди.
- Она и на тряпки не годится! - Аренберг вскочил, старательно избегая взглядом мальчишку. - Мне нужно срочно привести себя в порядок, Его Величество ждет меня ко двору.
- А как же обед? - обеспокоенно произнес старик.
- Не сейчас, - Аренберг быстро встал и через секунду лишь его эхо его шагов разнеслось по коридору.

- …Ты, мальчик мой, не думай, что герцог черств или малодушен, просто он немного растерян и, - Аренберг с силой толкнул двери, ведущие в малую гостиную, прерывая беседу Альберта и французского пленника.
- Уму не постижимо! Имейте уважение и обсуждайте меня хотя бы когда я уеду, - Том оглядел комнату, наткнулся на испуганные мальчишечьи глаза и сразу устыдился своего порыва, в то же время злясь на себя за это еще сильнее. Постоял несколько секунд и, резко развернувшись, вышел к ожидающему его кучеру.
«Этот Билл чересчур много места занял в моей голове. Мало того, что за всю дорогу до Берлина, он не проронил ни слова о том, кто он, и как оказался в руках офицеров, так еще и Альберт зовет его «мой мальчик», будто бы он… А что он? Французский оборванец, по собственной же глупости очутившийся в…»
Стремительно неслась черная карета с золотыми вензелями по мощеной дороге, подковы отбивали ритм по мостовой, оставляя позади тенистую усадьбу, прохладную зелень и мысли о французском пленнике, окруженном незнакомыми стенами и осторожной заботой старика с проницательными бледно-голубыми глазами.
Герцог фон Аренберг из полумрака кареты наблюдал за столичными улицами, так поразительно преображающимися с каждой минутой, приближающей к центру города. Томас любил Берлин, любил его искусство пустой болтовни, именуемое светскими беседами, любил бессмысленные причудливые увлечения, роскошь, прилетевшую к ним из Парижа, и так и не обретшую изящную легкость; любил, но никогда не был частью этого. Игристое вино под кокетливыми взглядами, театры и пышные балы - приятное развлечение, для кого-то из-за собственной недалекости и любви к изыскам ставшее образом жизни.
Полуденный зной мягко превратился в сумеречную прохладу, и герцог, выйдя из кареты, с удовольствием вдохнул свежий воздух приближающегося вечера. Часы говорили, что до начала Тайного Собрания есть еще двенадцать минут. Томас неспешно прошел во внутренний двор, замечая, как причудливо играют тени в потемневшей зелени.
- Герцог, неужто ты! - Том вздрогнул и обернулся, встречаясь с приветливой улыбкой своего приятеля Фридриха Бранденбургского. Он был самым молодым членом Тайного Собрания, и, что уж скрывать, самым приятным. - И что же, как идут дела в Париже? Как там молодые актрисы и танцовщицы кабаре?
Томас рассмеялся. Фридрих был большим охотником до дамских сердец, и пользовался немалым успехом у противоположного пола. Том всегда считал, что все дело в его глазах, удивительно голубого цвета, делающих его похожим на мечтательного рыцаря. Мягкая вкрадчивая речь и романтичный образ всегда поражали девичье воображение. Впрочем, и сам Аренберг пользовался не меньшим успехом. Хотя внешне герцоги были весьма непохожи друг на друга, вдвоем они производили неизгладимое впечатление на всех особ женского пола.
- Это был исключительно деловой визит, - Аренберг мотнул головой, откидывая назад светлые волосы.
- Неужели? Право, я никогда не поверю! - герцог Бранденбургский чуть наклонился к Томасу и подмигнул. - Рассказывай.
- Сходил вечером в оперу, и… Ты не поверишь, в этих певицах нет ничего кроме голоса! - молодые люди вместе рассмеялись.
- Потом я жду подробную историю о том, как ты узнал, что голос - их лучшее достоинство, - Фридрих поиграл бровями и провел рукой по темным волосам. - А сейчас мне нужно успеть к Его Величеству до Собрания. Дела государственной важности, сам понимаешь.
Он удалился, а Том проводил взглядом его спину и направился к другим дверям. Его ждала служба, приближалось одно из самых ответственных мероприятий - Тайное Собрание. Конечно, будучи всего лишь советником императора, Аренберг по большей части слушал, и говорил лишь когда Его Величество его спрашивал. Должность для его лет неслыханная, и Томас очень гордился, что добился ее не благодаря фамилии, а своими способностями. Хотя, естественно, ко двору он попал из-за своего титула и влияния отца.

Герцог специально выбрал другие двери, ибо поймал себя на смутном желании увидеть одну из фрейлин Ее Величества, прекрасную итальянку Кориллу Д'Авалос. Нет, Томас не был влюблен, но его сердце всегда билось чаще и волнительно сжималось рядом с этой миниатюрной венецианкой. Она словно воплощала в себе палящее южное солнце и обманчивое спокойствие моря, она была одновременно проста и загадочна, так близка и так далека, что порою Тому казалось, что он попадается в сети, умело сплетенные тонкими загорелыми пальчиками. Но стоило только герцогу вспомнить, о том письме, что было прислано Кориллой, когда он только появился при дворе, и сразу лабиринты сетей превращались в легкие шелковые ниточки. Красивые слова и трепетные признания, написанные аккуратным почерком, сладкий запах бумаги и фраза на итальянском, значение которой он так и не узнал, воспоминания об этом почему-то вмиг остужали сердце Тома. Эта роковая женщина, эта жемчужина с берегов далекой неведомой страны, она принадлежала ему, она была покорена им, стоило ему только преступить порог дворца. И поэтому для Томаса она была словно книга, хорошая книга, но уже прочитанная и вследствие этого неинтересная.
Аренберг улыбался, вспоминая почему-то свой первый день при дворе, когда он волновался как мальчишка, боялся что-то не так сказать, опозорить свою фамилию, разочаровать отца или Его Величество. Он шел по бессчетным коридорам за молчаливой фигурой, путаясь, и думая лишь о том, что самостоятельно ему ни за что не выбраться. Потом уже он запомнил все коридоры императорского дворца, выучил все двери и лестницы, а тогда он едва мог удержаться, чтобы не сбежать.
Вдруг донесся негромкий смех, похожий на переливы колокольчиков и Том заглянул приоткрытые двери одной из зал. Он мог прекрасно видеть, как несколько фрейлин что-то рассказывают императрице, а та благосклонно улыбается, обмахиваясь веером. Корилла сидела спиной к нему, высокая прическа оголяла шею и подчеркивала утонченный изгиб плеч. Томас вдруг ощутил невиданную робость и, решив, что тревожить Ее Величество не самая лучшая идея, быстрым шагом направился в другую сторону, к комнате Тайного Собрания.
В своих мыслях, спутавшихся и сумбурных, он прошел нужный поворот, который всегда отличала неудобно стоящая китайская ваза династии Мин. Очнулся он лишь в северном коридоре, которым никто и не пользовался ввиду его длины и неудобного расположения. На часах минутная стрелка неумолимо приближалась к назначенному времени, а опоздания император на дух не переносил.
Аренберг шел быстро, стараясь вспомнить путь до залы, где уже наверняка все собрались и ждут только его, и осуждают непунктуального герцога, как вдруг совершенно случайно задел тяжелые алые шторы, прикрывающие окна. Из бархатных складок под его ноги упал аккуратно сложенный лист. Том вздрогнул, будто нерадивый музыкант дернул его нервы подобно струнам арфы. Затем тряхнул головой, усмехаясь - кому же в голову придет устраивать такой ненадежный тайник? Наверняка очередная интрижка. Нужно было положить письмо на место, но что-то не давало герцогу даже притронуться к белой трубочке из бумаги. Он отругал себя за непонятную тревогу, схватил незапечатанное письмо и вдруг снова замер. Что-то было не так в этом листе, нельзя было его просто положить в этот тайник, пыльный, ненадежный и совсем неромантичный. Томас развернул бумагу и лишь спустя несколько секунд понял, что читает на французском. А потом он понял, что читает. И струна арфы, не выдержав напряжения, лопнула.

***
Томас вглядывался в знакомые лица и осознавал - один из них совсем не тот, за кого себя выдает.
«Экономический советник, поляк со сложным именем, неприятный, скользкий, может, он? Тощий, длинный, скрытный… Скорее всего. Кшиштоф Циранкевич… Что-то такое свистящее, чужое, опасное.
А может быть этот полный бургомистр, с его вечно бегающими глазками, длинной бородой и любви спорить, размахивая руками? Он кажется недалеким и чересчур шумным, но, оказывается, кто-то из присутствующих исполняет свою партию так, что никто и не заподозрил в нем актера.
Нет, нет, блестящим обманщиком скорее может быть этот… Как его… Который постоянно мнется, теребит свой платочек, вытирает им лоб… Серый такой, статс-секретарь. А, граф фон Бюлов! Мнется, такой весь неуверенный, незаметный… Может ли он быть режиссером, или он действительно бесцветная третья роль?
Кто еще, кроме членов Тайного Собрания и императора мог идти по тому коридору? Идти без подозрений… Подозрения, как глупо. Будто бы дурной сон. Просто сон, потому что не может быть, чтобы из шести людей, вершащих судьбу целого государства, один был.. Предателем. Французским шпионом, которому были адресованы хладнокровные строки, обещающие покорить Германскую Империю Франции».
- Господа, - император заговорил и в зале воцарилась напряженная тишина. - Никто, кроме здесь присутствующих не должен знать о том, что произошло. Над нашей страной нависла нешуточная угроза. И она будет устранена, - Его Величество сделал паузу, обводя взглядом небольшую залу, заглядывая каждому в глаза и словно обнажая все то, что пыталось быть сокрытым. - Мы все понимаем, что по тому коридору могли идти только семь человек. И они все здесь. Семь человек, один из которых должен был пойти другой дорогой, забрать записку и войти сюда. Место тайника крайне необычно и ненадежно, соответственно время передачи точно установлено. И только два человека ее забрать не могли, так как находились здесь, - Том невольно напрягся. «Двое… Два человека из семерых, которым император точно может доверять». - Граф фон Роон, наш военный министр был со мной последние пару часов, - «несколько минут… Насколько же налажены были передачи. Как же давно этот человек среди нас. Неслучайно началась эта война…» - И герцог Бранденбургский, начальник генерального штаба. Он зашел раньше всех и через двери, никак не относящиеся к северному коридору.
- Ваше Величество, - начал Томас, но император тут же прервал его.
- Герцог фон Аренберг, при всем моем уважении, никто не видел, что именно вы нашли записку. Я не склонен вас обвинять, но осторожность превыше всего, - Том опустил голову, соглашаясь. Его задело то, что император подозревает и его тоже, но он не подал виду.
А потом были долгие разборки, нервный разбор государственных дел, и все смотрели друг на друга, словно видели в первый раз… Речь статс-секретаря была особенно нудной, бургомистр спорил громче, министр внутренних дел говорил еще быстрее и чеканил каждое слово, поляк будто бы улыбался еще неприятнее.
Ночью, возвращаясь домой в закрытой карете, Том устало массировал виски, радуясь, что сложный вечер закончился. Ему не хотелось подозревать людей, с которыми он работал, ему вообще не хотелось верить, что война, тысячи смертей - продуманный ход, рожденный дьявольским умом.
Герцог мечтал, чтобы этот день закончился, мечтал и даже не знал, что когда он пропустил поворот около китайской вазы династии Мин, которая всегда его раздражала, его прошлая жизнь осталась там же, около этого поворота, и он ступил на очень опасный путь. И за ним пристально наблюдали глаза, обладатель которых опаздал всего на несколько секунд, и записка, предназначавшаяся ему, попала не в те руки.

Глава 3.
“L'enfant terrible”*


По утрам Томас больше всего на свете уважал тишину. Будь то едва брезжащий весенний рассвет, или только проснувшееся, но уже палящее летнее солнце, или одинокий зимний луч - герцог хотел его встретить в молчании.
Пустой желудок и закрывающиеся глаза делали начала дня просто невыносимым, его спасала лишь ледяная вода, прогоняющая остатки сна и хороший завтрак. К еде Том всегда относился очень внимательно, даже трепетно, доверяя это дело лучшим поварам. Не получив вовремя порцию чего-то поистине вкусного, отвечающего запросам его требовательной натуры гурмана, Аренберг становился злым и раздражительным.
С глубочайшей нелюбовью ко всему белому свету, с особенной ненавистью к распевшимся не в меру птицам, Томас спускался в столовую. Только предстоящий завтрак наполнял его жизнь красками. Завтрак и тишина - герцог зажмурился в предвкушении.
Фрукты, только что нарезанные, аппетитно стояли во главе стола, а едва испеченные блинчики с кленовым сиропом источали такой изумительный аромат, что Аренберг едва сдержался, чтобы не отбросить столовые приборы в сторону. Чай дымился в большой кружке английского сервиза, пузатый чайник стоял рядом, полный, огненно-горячий… Словно по мановению волшебной палочки мир герцога раскрашивался всеми цветами радуги.
Ужасный шум разом перевернул яркую палитру неведомого художника, разбил рождающееся настроение и привел Тома в настоящий гнев.
Хлопнула дверь, послышался крик - Томас с силой отодвинул от себя полупустую тарелку и воззрился на двери.
Сначала вбежал непонятный мужчина в нелепой одежде, с горящими глазами и абсолютно невменяемым выражением, затем с застывшим ужасом появился Альберт, вероятно пытающийся остановить неизвестного. За ними едва заметно маячила фигура бывшего пленного и вдруг герцог почувствовал жгучий интерес - сцена была поистине захватывающая, новая и непредсказуемая.
- Наш дом горит?
- Н-нет, Ваша Светлость, - Альберт попятился и уперся в мальчишку. Тот и с места не сдвинулся, только с любопытством переводил взгляд с одного на другого.
- На нас напали? - протянул Том, постучал ложечкой о фарфоровой блюдце и с усмешкой покачал головой.
- Нет. Этот человек… - старик беспомощно разводил руками, незнакомец молчал, видимо, растерявшись от холодного взгляда и недоброго выражения хозяина поместья.
- Надеюсь, вы оторвали меня по очень важному делу, иначе… - Томас чуть приподнял брови и сделал многозначительную паузу. От него так и исходила скрытая опасность, в плавных движениях таилась угроза, и только весело пляшущие чертики в глазах выдавали его истинные мысли. Впрочем, эти искорки заметил только Билл, который едва сдерживал улыбку.
- Ваша Светлость, меня зовут Анри Ренард Мезьёр, - начал неизвестный на чистом немецком языке. Аренберг разглядывал этого человека и догадывался о произошедшем. - Вы пригласили меня в качестве преподавателя, - тут маленькие глазки сузились, и француз покраснел. - Вот к этому, - Мезьёр тыкнул пальцем назад, попав на Альберта. Тот удивленно вытаращил глаза и поправил пенсне, которое сползло с носа. - Этому, невежественному... Невоспитаннейшему мальчишке! - Учитель обернулся, выволок Билла на середину комнаты, и посмотрел с явным негодованием.
У бывшего пленного глаза были наполнены таким искренним непониманием, что герцог едва мог сохранить серьезный вид. Какой тут завтрак - эта комедия увлекла его немеренно!
- Дорогой Анри, присаживайтесь, - Том заговорил на французском, покоряя своей вежливостью пожилого учителя. Тот активно закивал и мелкими шажками пробрался к стулу. - Расскажите, пожалуйста, что же произошло. - Томас растягивал слова, украдкой поглядывал на стоящего в центре комнаты юношу и чувствовал себя превосходнейше.
- Этот, с позволения сказать, ученик, - француз вскочил и снова начал указывать на Билла. Маленькие очочки от особо резкого движения полетели вниз и мальчишка имел неосторожность хихикнуть.
Достопочтенный Анри Ренард Мезьёр всхлипнул, неверяще посмотрел куда-то в окно и разразился такой тирадой, что Альберт, пробормотав что-то про воду, исчез, юнец вжал в плечи голову, а Том силился сквозь этот поток выяснить случившееся.
Картина произошедшего нарисовалась не сразу. А когда пожилой учитель наконец, выпив воды и отвернувшись от Билла, выговорился, Томас сидел, прикрывая рот рукой - уголки губ норовили поползти вверх. Мальчишка и с места не сдвинулся, с тревогой наблюдая за герцога.
- Этого больше не повториться, мсье, а этот несносный мальчуган получит по заслугам, не сомневайтесь! - на этом месте Билл вздрогнул и уставился на хозяина поместья с реальным страхом. До этого герцог, расслаблено сидящий за столом и глядящий на его преподавателя со скрытым весельем, не представлял для него явный угрозы, и мальчишка надеялся, что его шалость сойдет ему с рук.
- Да, конечно, Ваша Светлость. Вот его книжка - лучшее пособие, - Анри покивал еще, повертел книжку, кинул наполненный презрением и торжеством взгляд на ученика и покинул столовую, гордо подняв подбородок.
В комнате повисло молчание. Герцог неспешно скользил по юноше взглядом, а тот не знал, чего ждать. Наконец смело поднял глаза и посмотрел прямо на Томаса. Том неожиданно улыбнулся и Билл сразу расцвел, в глазах заблестели шаловливые огоньки и даже какое-то восхищение. В отличие от нудного француза, герцог оказался… Своим. Понимающим, и, наверняка, не планирующим его наказывать.
- Пойдем, Билл, пройдемся. И захвати оставленные мсье вещи, - Аренберг поднялся и направился к заднему выходу - в тень аллей. Французский пленник быстро засеменил вслед, не отрывая от него взгляда.
Герцог остановился под раскидистым деревом с изумрудно-зелеными листьями и сел прямо на траву, расслабленно вытягивая ноги и разминая шею. Билл замер, упершись взглядом в Аренберга, а затем густо покраснел и сел рядом, старательно пряча лицо за волосами.
- Что, не пришлась по вкусу азбука? - Том повернулся к французу, глядящему куда-то в сторону. В руках у того лежала цветная книжка с веселенькими разноцветными буковками «А, В,С».
- Этот старик из ума выжил! - глаза мальчишки зажглись в праведном гневе. Он повернулся в запале к герцогу и снова сбился, щеки заалели, и продолжил он тише и сбивчивее. - Ну мне же… Не пять лет. И даже не десять.
- Он просто делал так, как привык, а ты довел его до почти невменяемого состояния! Я даже не представляю, как ты должен был ему высказать, чтобы он влетел ко мне, и… - тут Аренберг взмахнул руками и замолчал - он не очень комфортно себя чувствовал, читая нотации мальчишке. Но наблюдать при этом за Биллом было весьма интересно, он покладисто сложил на колени две книжки и смотрел исключительно на них.
- Он тоже должен был понять, что я не собираюсь повторять за ним алфавит нараспев, - в карих глазах плескалась обида.
- Давай ты просто выучишь все, что он сказал, и постараешься больше не доводить его до подобного, - Томас был уверен, мальчишка сам постарался довести француза, но будучи в детстве таким же непоседой, решил, что по-настоящему ругать пленного не имеет смысла. Все равно не исправится. - Учить-то нужно, да?
Билл закивал с энтузиазмом и принялся за дело. Он даже распивал про себя на манер своего учителя. Но делал он это скорее, чтобы герцог его похвалил. Почему-то ему было важно получить одобрение этого человека, с тонким шрамом под губой, загорелой кожей и светлыми растрепанными волосами, такого одновременно сдержанно-холодного и обаятельно-веселого.
И каково же было разочарование мальчишки, когда он понял, что герцог ушел. Просто ушел, не сказав даже ни слова, он развернулся и направился к дому, и подозвал кучера. И сразу буквы слились в одну строку, и книга была откинута в сторону. Герцог уехал, а мальчишка сидел, не понимая, почему все так вышло.

 


* L'enfant terrible - ужасный ребенок, фр.

Глава 4.
«Французский коньяк»

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.