ВЕЛИКАЯ ГЕРМАНИЯ ВЕЛИКОГО БИСМАРКА

Ситуация в Европе, как записал в дневнике великий князь Константин Николаевич, «грозила миру кровавой кутерьмой...».

Прусский король Вильгельм «решил отобедать Францией». С дядей Вилли они близкие родственники (мать Александра II –родная сестра прусского короля).

С того времени, когда Александр I после разгрома пруссаков французами уговорил Наполеона сохранить корону его прусскому деду, Русские цари вели себя с прусскими родственниками, как со слугами. Особенно в этом преуспел Николай I. Но все поменялось в последние годы! И сделал это один человек – Бисмарк. Положение Пруссии, этакой бедной европейской родственницы, не устраивало молодую прусскую буржуазию и воинственных богатых помещиков... Бароны и капитал мечтали объединить немецкие земли вокруг Пруссии.

И вчерашний посол в России, Бисмарк, стоявший теперь во главе консервативной партии, потребовал у прусского парламента огромные средства на создание мощной армии. Либеральное большинство в парламенте возмутилось. Ситуация в Берлине стала вновь близкой к революции. Парламентская делегация явилась к королю Вильгельму угрожать. Его пугали судьбой Людовика XVI, и королева молила уступить – ведь Европа не так давно пережила ужасные революции. И стареющий король уже соглашался, когда к нему явился Бисмарк и произнес вдохновенный монолог.

Как вспоминал сам Бисмарк, он сказал: «Ваше Величество, вы должны думать о Людовике XVI – он был слаб духом... Вспомните лучше Карла I, – разве он не останется навеки одним из благороднейших монархов, ибо бесстрашно обнажил меч в защиту прав монарха. Да, он проиграл сражение, но зато гордо скрепил собственной кровью свои королевские убеждения!.. Перед вами задача – создатьвеликую армию, чтобы собрать всех немцев под крыло вашей династии. Вы не можете уступить парламенту, хотя бы это было и сопряжено с опасностью для жизни. Ваше Величество стоит перед необходимостью бороться за священное право прусского монарха решать все самому!». И чем больше он говорил, тем более оживлялся Вильгельм...

Бисмарк хорошо его понимал. Он написал о нем: «Вильгельм – идеальный тип прусского офицера, который при исполнении служебного долга безбоязненно пойдет на верную смерть с одним словом "приказано". Но когда такому офицеру приходится действовать на свой страх, он пуще смерти боится осуждения начальства, и эта боязнь мешает ему принимать решения».

Так что после беседы с Бисмарком к ужасу перепуганного двора король Вильгельм понял свою роль – «роль прусского офицера, которого схватили за портупею, в то время как ему дан приказ удержать ценой жизни определенную позицию».

И Вильгельм начал пугающе удачно исполнять эту роль.

Создав громадную армию, прусский король в союзе с Австрией беспардонно отвоевал у Дании Шлезвиг и Голштинию. После чего пруссаки стремительно разбили своего вчерашнего союзника Австрию. Прежний Союз германских государств под водительством Австрии перестал существовать. Бисмарк создал свой Северо-Германский союз во главе с Пруссией и стал его канцлером.

Все это время старый друг Александра II Бисмарк и его дядюшка Вилли успокаивали царя сладкими речами. А сами буквально сожрали все независимые немецкие земли вокруг Пруссии! И Александр увидел, как при его благодушии возникла новая Пруссия – с 11 миллионами подданных. На границах России замаячил опасный призрак новой агрессивной империи. Но и на этом Бисмарк не захотел остановиться. Следующей жертвой он избрал Францию.

Германия имела превосходство в артиллерии. Не готовы были к современной войне знаменитые французские форты. Прогноз русских военных – Франция будет раздавлена, пруссаки наверняка заберут у французов Эльзас и Лотарингию и станут сильнейшей державой в Европе. Александр не хотел допустить этого пугающего нарушения европейского баланса.

ИМПЕРАТОР УХОДИТ В НОЧЬ

Царь решил поехать в Париж – на открытие Всемирной выставки, где собирались все европейские монархи. И там продемонстрировать дяде Вилли русскую поддержку Франции. Перед решением ехать в Париж он долго беседовал с военным министром Д. Милютиным. Взгляды сошлись: Францию следовало поддержать.

Но за вечерним чаем императрица устроила сцену. Она молила его не ехать в Париж, наводненный польскими эмигрантами. Это были дети тех, кого усмирил его отец, и те, кто столь недавно восстал против него. Они полны желания отомстить. Мария Александровна умоляла послать в Париж князя Горчакова. Но он решил ехать. Она хорошо знала его. И, конечно же, догадывалась об истинных причинах его страстного желания отправиться в Париж самому.

20 мая в Париже на Северном вокзале императора Александра II встретил император Наполеон III с воинственными пиками усов.

Французский император оказывал царю всяческие знаки внимани: ему нужен был союз с Россией. Резиденцию царю устроили в Елисейском дворце, где когда-то жил его дядя Александр I, победивший дядю нынешнего французского императора, великого Наполеона Бонапарта.

Пока кортеж с Александром ехал с вокзала во дворец, из собравшейся по обеим сторонам улицы толпы доносилось так оскорблявшее царя «Да здравствует Польша!».

Вечером Александр пошел в «Опера Комик» смотреть новое представление, которое хвалили газеты. Оказалось – не очень приличная история о прабабушке Екатерине II. Пришлось уйти со второго действия.

Все дальнейшее шеф тайной полиции граф Петр Шувалов пересказал впоследствии фрейлине, графине Александре Толстой (глава Третьего отделения не мог забыть случившееся до конца дней).

Итак, вернувшись после спектакля в Елисейский дворец, свита радостно улеглась спать. Но ближе к полуночи император вдруг постучался в двери спавшего сладким сном престарелого министра двора В. Адлерберга (отца Александра Адлерберга, с которым Александр воспитывался и дружил). И к полному изумлению (и страху) Адлерберга император объявил, что решил прогуляться пешком по ночному Парижу.

– Сопровождать меня не нужно, я обойдусь сам. Но прошу, дорогой, дай мне немного денег.

– Сколько желаете, Ваше Величество?

– Даже не знаю, может быть, сотню тысяч франков?

Министр побледнел, услышав этакую цифру. Но самодержцу не следует задавать вопросы. И Адлерберг покорно принес портфель с деньгами. И царь отправился в парижскую ночь один с огромной суммой денег!

Адлерберг тотчас бросился будить Петра Шувалова.

Но Шувалов не очень встревожился, поскольку его агенты (не говоря уже о французской полиции) должны были незамеченными следовать за государем, куда бы он ни направлялся.

Все ждали скорого возвращения государя. Однако шли часы, наступила глубокая ночь, а царь не возвращался. Елисейский дворец не спал – придворные с ужасом ждали, чем закончится загадочная прогулка. Строились дикие предположения: куда мог уйти государь со ста тысячами?

Государь явился под утро. Елисейский дворец был весь освещен. Все были на ногах. Граф Шувалов встретил его со слезами. Они уже хоронили царя и сами умирали от страха, а он, видно, совсем... забыл о них.

Уже на следующий день Шувалов все узнал от агентов. Выйдя из дворца, государь взял фиакр и велел ехать на рю Бас-дю-Рампар. Это было рядом с Елисейским дворцом. Отпустив фиакр, он долго рассматривал под фонарем бумагу, видно, с адресом, и, наконец, вошел во двор ближайшего особняка. Но вскоре понял, что перепутал дом. Однако выйти из двора уже не сумел. Ворота захлопнулись и не открывались. Бросив на землю портфель с деньгами, император тщетно боролся с дверью на улицу. Он оказался в дурацкой западне. Наконец агент (которому велено было охранять государя незаметно) решился подойти к ограде и показал Его Величеству веревочку, висевшую у ворот. За эту веревочку и следовало дернуть, чтобы ворота открылись.

Счастливый император был освобожден. После чего исчез в дверях соседнего особняка.

Там жила – ОНА!

Так началась его счастливейшая неделя в Париже...

И, оказалось, всезнающее Третье отделение о НЕЙ знало весьма мало.

А ведь тайная полиция следила в первую очередь за самим императором. И обязана была все знать о нем. От этого зависела карьера очень многих людей. Но Шувалов, как и весь двор, недооценивал государя. Они верили, что он открыт и простодушен. Он и был таков, пока не надо было стать скрытным... Все та же «сильная скрытность», о которой писал проницательный маркиз де Кюстин, позволила ему долго сохранять тайну романа.

ОНА

(Платонический роман Дон-Жуана)

Таинственная Она надолго переживет Александра. Ей суждено будет увидеть его гибель, а потом узнать о гибели царской семьи. Только в 1922 году она умрет на вилле в Ницце – героиня одного из самых драматических романов в истории любвеобильных мужчин из дома Романовых.

После революции в его кабинете большевики найдут весьма откровенные рисунки обнаженного женского тела. Ее тела, которое до его смерти сводило с ума императора.

Александру II шел сорок первый год, когда он увидел ее. Он прибыл тогда на военные маневры. Маневры были под Полтавой в честь славного юбилея: 150 лет назад его прапрадед Петр Великий разбил здесь армию знаменитого полководца, шведского короля Карла XII.

Александр остановился в поместье отставного гвардейского капитана князя Михаила. Долгорукие – знаменитая фамилия, происходившая от Рюрика. В их роду был святой – князь Михаил Черниговский – легендарный воин, бывший в XIII веке князем в Hовгороде и великим князем Киевским. Он был замучен татарами в Золотой Орде.

Долгорукие (скорее всего безосновательно) причисляли nopoй к своему роду и основателя Москвы князя Юрия Долгорукого.

Князь Михаил был удачно женат на богатейшей малороссийской помещице.

После великолепного обеда император отправился погулять по огромному парку. И навстречу ему шла совершеннейшая кукла – из розового капора вываливалась тяжелая каштановая коса. На вопрос прелестной девочке:

– Кто вы, дитя мое?

Кукла ответила важно:

– Я – Екатерина Михайловна. Ей было тогда 12 лет.

– А что ты здесь делаешь?

– Ищу императора, – все так же важно сказала она.

Она навсегда запомнила эту первую встречу. Но вспоминал ли он о ней?

Прошло четыре года, когда министр двора, старый Адлерберг передал ему письмо от ее матери. Умер ее отец князь Михаил. Князь мудрился промотать одно из очень крупных русских состояний. Семью оставил без гроша, но зато сумел передать детям весьма важное наследство – красоту... Четверо красавцев сыновей и две красавицы-дочери были теперь без средств. Александр не оставил в несчастье знатное семейство. Он стал их опекуном. Заложенное и перезаложенное имение, где он когда-то встретил «Екатерину Михайловну», перешло под императорскую опеку. Он оплатил расходы по воспитанию детей. Мальчиков определили в престижнейший Пажеский корпус и в военные училища, Екатерину и сестру отправили в Смольный институт благородных девиц. Их мать, княгиня Вера, переехала в Петербург и на оставшиеся скудные средства сняла жалкую квартиру.

Смольный институт благородных девиц – «сей прекрасный цветник», как назвал его Карамзин, был своеобразным подобием монастыря, где «посредством педагогики» воспитывали будущих жен русских аристократов. «Избыток образования» (то есть естественные науки и литература) считался здесь не только ненужным, но и опасным. Музыка, рукоделие, домашнее хозяйство, танцы, изящные манеры, хоровое пение, кулинария – вот чему серьезно обучали в институте. Выстроив классы в зале, часами обучали придворным церемониалам: «церемониал целования руки августейших особ во время праздников», «прием августейших особ» и т. д.

«При целовании руки Императора – учил церемониал, разработанный обожавшим церемониалы Павлом I, – нужно сделать глубокий поклон и, став на одно колено, приложиться отчетливым поцелуем к Руке Императора.. Затем надлежит подойти с тем же к Императрице. И удаляться непременно пятясь задом».

Во время приема августейших особ «следует делать глубочайший по-клон-реверанс до самого пояса и после этого произнести с приятностью по-французски фразу приветствия».

В осенний день 1864 года все эти знания понадобились Катеньке.

В Смольном состоялся «прием августейших особ». И тогда императрица вновь увидел Екатерину.

«Екатерина... Катя... Катенька». Так он звал ее.

Маленькая девушка (она была среднего роста, но высоченному Александру всегда казалось маленькой) с копной каштановых волос взглянула на него огромными темными глазами... А потом «глубочайший поклон-реверанс», и приветствие дрожащим голосом – по-французски.

И это был тот самый миг! Александр влюбился. Как мы уже помним: «Каждая новая влюбленность всегда была на его лице». Так что это мгновенно заметили все, включая императрицу. Но не обратили особого внимания.

Наш Дон-Жуан, как уже много раз говорилось, влюблялся постоянно. Причем любовницы менялись так быстро, что даже Третье отделение перестало следить за этим хороводом. Ибо поняли главное – красавицы никак не влияли на государственные дела. Они появлялись, чтобы очутиться в царской постели и... вскоре навсегда из нее исчезали. Самое забавное, что его предыдущая опасная любовница, Александ Долгорукая, была из того же рода Долгоруких, и была дальней родственницей Кати. Директриса Смольного знала свое дело. Катеньке тотчас намекнули на выпавшее счастье. Но она почему-то не оценила счастливейший «случай» и не спешила пасть в объятия государя. Как было положено верной и, главное, бедной подданной.

Влюбленный государь предпринял шаги. В дело вступила родственница директрисы, некто госпожа Вера Шебеко, «приятнейшая и обходительная дама».

Госпожа Шебеко появилась в нищей квартирке княгини-матери, рассказала ей о подарке судьбы: в безнадежной семейной денежной ситуации Катя могла обеспечить не только себя, но и всю семью. А главное, устроить свою жизнь. И действительно, что сулило красотке-бесприданнице будущее? В Петербурге богачи на красоте не женятся. Женятся на деньгах. Поэтому, заканчивая Смольный, бедные воспитанницы, как правило, становились воспитательницами в том же институте. И часто навсегда оставались старыми девами. И Шсбеко предупредила княгиню Веру: Катя очень хороша, но сколько юных красавиц мечтают занять место в сердце государя! Надо спешить.

Приятнейшая госпожа Шебеко становится другом семьи и вскоре, видно, получает от матери некоторые полномочия. И Вера Шебеко весьма деликатно (как положено, в том веке и в той семье) толкает Катеньку в царскую постель. Но Катенька по-прежнему странно непонятлива. Ей явно нравится государь. Она была совершенно счастлива, когда он навестил ее во время болезни в больнице Смольного института. (Государь, естественно, приезжал инкогнито, и больница в тот день была поистине на военном положении.)

И по-прежнему... ничего!

Но далее, к полному изумлению и Шебеко, и княгини Веры, государь вместо того, чтобы устать от непонятливой девушки, привязывается к ней все больше.

Он начинает гулять с ней в Летнем саду! Воспитанницы Смольного отпускались домой только на выходные. Однако государь уже не может жить без этих прогулок. Пришлось и матери, и Вере Шебеко убеждать Катеньку оставить Смольный.

И она делает это с радостью – оказывается, она тоже не может жить без этих прогулок с государем. Без прогулок... и только! Так протекает этот платонический роман, казалось бы, невозможный для Дон-Жуана! Их постоянные прогулки в Летнем саду... Государь, рядом – она, впереди бежит любимая царская собака, сзади, на расстоянии, плетется адъютант. И завсегдатаи парка уже шепчутся: «Государь прогуливает свою "мамзель». Приходится перенести встречи. Теперь прогулки происходят в парках островах. Платонический роман Дон-Жуана продолжается. Прогулки и только... Поцелуи в аллеях. И более ничего. Карета государя отвозит ее домой. Счастливые лица влюбленных – 17-летней девушки и 48-летнего царя. Приближаясь к пятидесяти, государь ведет себя как влюбленный лицеист.

Катю назначают фрейлиной императрицы. Это привычное место любовницы государя. Но, к изумлению Веры Шебеко, став фрейлиной, любовницей она по-прежнему не стала... Государь пылает, но почему-то не смеет быть настойчивым. И опять приходится Вере Шебеко деликатно уговаривать Катеньку. Но никакого толку. Да и при дворе Катя так и не появилась.

И не потому, что государь щадит императрицу. Императрица дав­но привыкла к фрейлинам-любовницам. Ее взгляд, полный терпения и жертвенности, привычно равнодушно встречал очередную красавицу, чтобы стать полным участия и печали... провожая ее из дворца!

Нет, появиться при дворе не захотела сама Катенька. Почему? Здесь и таилась главная разгадка романа, которую не понимали ни ее мать, ни Вера Шебеко: она была ДРУГАЯ.

ДРУГАЯ

В это время Смольный институт был разбужен реформами Александ­ра II, как и вся страна. Ветер перемен ворвался и в этот самый консер­вативный институт России. Туда пришел знаменитый педагог Ушинский. И он реформировал институт совершенно. При Ушинском здесь начали преподавать литературу и математику, всерьез давать образова­ние девицам. Конечно же, вскоре знаменитого педагога сумели выжить из института, но остались набранные им преподаватели, остался но­вый дух! Произведения знаменитых писателей, герои знаменитых романов – все, что прежде запрещалось в стенах института, теперь преподается и обсуждается. И она – эта маленькая красотка открывала государю новый неведомый ему мир, который он сам породил! Это был мир новой России. Красавица была порождением его же перестройки.

И потому она не захотела быть при дворе. Положение в свете, богатство, интриги – главные ценности придворных любовниц для этой девушки были пустое. Она видела двор теми же беспощадными глазами, какими видела другая умненькая девушка – Анна Тютчева: «Это пустой мир – он оживает только при вечернем свете... Только вечер придает ему таинственную прелесть. Над этим миром властвует одно слово – туалет. И в этом суетном море кружев и драгоценных камней можно стать только еще одной ряженой куклой... Здесь надо постоянно наряжаться: для Государя, идя на бал, или – для Бога, идя в дворцовую церковь... Здесь даже с Богом обращаются как со скучным хозяином, который дает бал. К нему приезжают... чтобы тотчас о нем за­быть...»

И царь влюбился в нее необратимо, непонятно для него – он влюбился навсегда. Но она... Как все девушки в Петербургском свете, она наслышана была о его любовницах и боялась стать одной из них. Как и все ее поколение, она мечтала посвятить себя высокому, она готова была жертвовать, но не ради жалких радостей обычной фаво­ритки.

Все случилось из-за жалости, столь сильной в подобных натурах. Жалости – к нему. Это были страшные для него два года. В начале 1865 года умер его любимый сын. А в апреле следующего года произошло ужасное для нее: в него стреляли в Летнем саду. И она впервые поняла, что значит для нее – потерять его. В мае умерла ее мать. Теперь она была совсем одна.

Один был и он – после смерти любимого сына.

Все случилось в июле 1866 года. На дороге из Петергофа на горке с названием «Бабигон», или «Бабий гон» (как переделали название местные крестьяне) до сих пор строит этот ма­ленький охотничий дворец. Из его окон видна маковка дальней церкви, пруд и зеленые дали.

По преданию, в этом романтическом месте его дядя Александр I встречался с петербургскими красавицами.

Царь поместил ее в этом маленьком дворце вместе с Верой Шебеко.

(Она до конца будет считать Веру бескорыстной патронессой их романа. И во всем верить ей.)

Это был день юбилея свадьбы его покойных родителей.

Празднество по этому случаю проходило в самом Петергофе – в Большом дворце. После парада, который так любил Николай I, был торжественный ужин и фейерверк. А ночью император поскакал к ней в «Бабигон».

Все, что случилось в ту ночь, ревниво скрыто за занавесом истории.

Остались только его слова, которые он сказал тогда в темноту кровати, где лежало нагое девичье тело.

– Теперь ты – моя тайная жена. И клянусь, коли буду когда- ни­будь свободен, женюсь на тебе.

Она знала – он говорил правду и потому избрал для них этот день - день свадьбы отца.

В несчастный год первого покушения на государя Екатерина Долгору­кая становится его тайной женой. И с этих пор начинает нести это бремя – тайной жены государя.

Уже на следующий день двор знал – «овечку зарезали». Видно, поста­ралась Вера Шебеко. «Приятнейшая госпожа» хотела, чтобы двор уз­нал: она занимает теперь важнейшую должность. Вера Шебеко – под­руга фаворитки государя.

Александр видел, как страдала Катенька от этих сплетен. Сбылось то, чего она так боялась. Ей не дали стать тайной женой. Она стала явной любовницей. Для всех.

Чтобы как-то уберечь ее, он решил отправить ее из Петербурга. Сде­лали это деликатно. Женой ее брата Михаила была итальянская мар­киза – веселая красотка-хохотушка. Катя очень любила ее. И маркиза предложила Кате поехать вместе с нею в Неаполь к родным – в веселое путешествие...

Катя уехала. Двор и Третье Отделение по-своему оценили ситуацию. Все решили, что произошла обычная история. Неопытная девица надоела, и все как всегда быстро закончилось. «Финита ля комедиа».

Так поняла ситуацию и Вера Шебеко. Во всяком случае вскоре после отъезда Екатерины она рассказала государю о трудном положении младшей сестры Катеньки – Марии. И попросила... помочь и ей! К радости Веры Шебеко государь тотчас согласился встретится с Долгорукой-младшей.

Младшая Мария была тоже красавицей. Так что Шебеко ждала обычных результатов. Но к ее удивлению, царь передал красавице деньги. И все!

Но вскоре Вере Шебеко пришлось изумиться куда больше. Оказалось, государь почти каждый день писал письма в Неаполь! Однажды царь позвал госпожу Шебеко и поручил ей отправиться в Париж. И тайно снять особняк недалеко от Елисейского дворца.

Оказалось, любовники решили встретиться в Париже.

ПРЕДСКАЗАНИЕ ЦЫГАНКИ

История с Долгорукой стала ударом для Шувалова Он понял, что проморгал важнейшее. Теперь за государем и его любовницей следят постоянно.

Уже вскоре всесильный начальник тайной полиции смог оценить влияние молодой женщины на государя и опасность этого влияния – и для самого Шувалова и для трона.

Между тем пребывание Александра в Париже шло по плану: на следу­ющий день был устроен прием и ужин в Версале в его честь.

Подобные приемы в Версале и жалкий двор Наполеона III описал Бисмарк.

Отужинав первыми, важные лица (назовем их «лицами высшей ка­тегории») возвращались из обеденного зала. Им навстречу уже стреми­тельно неслись голодные «лица категории номер два», демонстрируя полное отсутствие светских манер. Кавалеры в шитых золотом мунди­рах, красавицы в роскошных парижских туалетах, толкали друг друга, причем дело доходило до брани и рукоприкладства. Так что Александр с удовольствием мог повторить слова Бисмарка: «Прошли времена Лю­довиков, когда французский двор был школой учтивости и манер для всей Европы».

И каждую ночь нанятый фиакр привозил ее в Елисейский дворец.

В Париже Александр удивительно помолодел. Страсть – это и есть волшебный бальзам Мефистофеля! Но во время счастливых прогулок с нею в саду Тюильри, согласно легенде, он и услышал предсказание цыганки. Знаменитая в Париже гадалка гадала ему по руке. Семь покушений на его жизнь посулила Александру цыганка. Шесть раз его жизнь будет висеть на тонкой ниточке, но она не оборвется. Седьмое покушение будет последним.

ПОЛЬСКАЯ МЕСТЬ

Предсказание о стольких покушениях должно было показаться Александру бредом. Но уже в Париже случилось ужасное: предсказание начало осуществляться.

В тот день вместе с Наполеоном и Вильгельмом он присутствовал на военном смотре на ипподроме Лоншамп. На обратном пути, демонст­рируя дружбу, Александр сел в коляску вместе с Наполеоном. Впро­чем, дядя Вилли давно понял, на чьей стороне нынче русский нейтра­литет. И Бисмарк даже посмел угрожать. Он сказал, что Пруссия «очень могучий друг своих друзей, но и очень могучий враг своих врагов». Ког­да это передали Александру, он только улыбнулся.

Они ехали в открытой коляске. На сиденьи рядом с Александром си­дел Наполеон III, сзади– царские сыновья, цесаревич и Владимир. Экипаж буквально полз в Булонском лесу среди густой толпы народа. Когда они поднялись на Гран Каскад, из толпы, с той стороны кареты, где сидел французский император, выступил человек.

Человек быстро поднял пистолет... И Александр услышал свист пули. И следом второй выстрел. Кучер ударил по лошадям. Карета рванула вперед, толпа отпрянула.

Оставалось только славить Бога и удивляться, как ухитрился не по­пасть стрелявший с такого расстояния! Государю объяснили, что берейтор Наполеона, вовремя заметивший опасность, толкнул стрелявшего под руку.

Вечером Александр принял императрицу Евгению. Она разрыдалась, умоляла не сокращать визит. Следом пришел французский император. Он сообщил подробности. Преступник, конечно же, оказался двадцатилетний поляк-эмигрант по имени Антон Березовский. Он уже несколько дней искал удобного случая. К счастью, стрелял он попросту дурно. Его двуствольный пистолет разорвало от слишком сильного заряда, при этом изменилось и направление пули. Так что берейтор был не причем. На следующий день принесли показания преступника. Поляк признался во всем. Он показал, что «как только себя помнит, имел намерение убить русского царя». Но никому об этом не говорил и действовал один.

В газетных статьях французы сочувствовали покушавшемуся. Александр был в бешенстве. Зачем он приехал их защищать, коли эти вздорные люди так нас не любят? Недаром отец ненавидел вечно мятежных французов!

Он больше не любил прекрасную Францию. И аплодировал фразе цесаревича: «Надеюсь, мы скоро оставим этот вертеп?»

Но программу визита царь решил выполнить до конца, чтобы никто не посмел подумать, будто государь всея Руси мог испугаться выстре­ла жалкого поляка. Императрица Евгения трогательно попыталась сесть в коляску рядом с ним – со стороны, обращенной к опасной улице. Конечно же, он решительно попросил ее никогда больше этого не делать.

Уже в Петербурге он узнал итоги процесса над поляком. Царь был уверен, что они приговорят его к смертной казни, и тогда ему придется сделать необходимый жест милосердия: просить отменить смертную казнь. Но французы избавили его от жеста лицемерия. Адвокат Березовского под аплодисменты публики поносил Россию. Поляка приговорили к пожизненному заключению. Газеты радостно писали, что Березовского наверняка скоро выпустят.

Он вернулся в Петербург с твердым убеждением, что России лучше ориентироваться на союз с Германией. Французы и Севастополь стали одной из причин смерти его отца. Он обязан был никогда не забывать этого, но попытался забыть. И был тотчас наказан поляком. И в том, что теперь неминуемо должно было случиться с Францией, он уже видел руку Господа, карающего французского императора за пролую несправедливость. Он был уверен: дни Наполеона III сочтены, и огненные буквы уже горят на стене его Валтасарова дворца.

Все именно так и случится. Пруссия нападет на Францию. И разгромит ее. Окруженный под Седаном, старый враг его отца, Наполеон III, ка­питулирует. Но последствия этого будут страшными для династии Ро­мановых. На границах России возникнет мощнейшая Германская им­перия с давней идеей «Марша на Восток».

Так что именно тогда, в результате выстрела поляка, были брошены в почву зерна будущей мировой войны – катастрофы, во время кото­рой и падет его династия.

Так причудливо отомстила польская кровь.

Императрица «встретила его с глазами, полными слез». Напомнила, как молила не ехать. Потом говорили на общие темы. И только тогда, когда он уходил, Маша сказала: «Я прошу тебя уважать во мне импе­ратрицу, даже если ты не сможешь уважать во мне женщину».

Он уже не мог жить без Катеньки. Он писал ей безумные письма с объяснениями в любви, мешая русский с французским. Цитаты из писем 1866 года (находятся в коллекции С.Н. Батурина):

«14 августа 1866 года... Когда я тебя увидел издали в аллее, у меня сердце забилось так сильно, что я весь задрожал и ноги у меня едва не подкосились, и все время потом мне хотелось просто пищать от радо­сти».

«12 ноября 1866 года.

Не забывай, что вся моя жизнь в тебе, ангел души моей, и един­ственная ее цель видеть тебя счастливой, как только можно быть счас­тливой на этом свете».

И подчеркнул эти слова.

Екатерина Великая была права – сердечная ненависть друг к другу – главная черта русского двора. И теперь все дружно жалели «нашу святую», то есть императрицу. И ненавидели Катеньку. Особенно обеспокоился Шувалов. Как и положено главе тайной полиции, он был обязан думать о будущем. И это будущее его тревожило. Происходило что-то совсем непонятное. Вместо понятного мельканья бесконечных фрейлин, вдруг объявилась эта странная юная девица, которая явно свела с ума императора. Оказалось, он видится с ней каждый день. А когда не видится, пишет ей письма. А если она родит государю? Ведь императрица чахнет на глазах. И государь, безумный в люб­ви, вполне может жениться. И тогда вместо нынешнего наследника, который с восторгом слушал рассуждения покойного Муравьева-Вешателя и его, шуваловские, идеи о возрождении дедовского самодержавия, возникнет вероятность другого наследника...

Шувалов торопится. Он начинает борьбу, науськивая большую романовскую семью на новую фаворитку. Граф осмелился сказать: «Оказалось, мы поехали в Париж из-за этой!.. Из-за нее рисковали драгоценной жизнью Государя!..»

Государю передали. Но глава Третьего отделения отлично справлялся со своими обязанностями. И государь стерпел. Пока стерпел.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: