Колледж и высшее образование

Карл Роджерс

СТАНОВЛЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

ВЗГЛЯД НА ПСИХОТЕРАПИЮ

Перевод М.М.Исениной под редакцией д.п.н. Е.И.Исениной

C.Rogers. On Becoming a Person: A Therapists View of Psychotherapy. Boston, 1961
К.Роджерс. Взгляд на психотерапию. Становление человека. М.: "Прогресс", 1994
Терминологическая правка В.Данченко
К.: PSYLIB, 2004

К читателю

Часть I
О СЕБЕ

1. "Это – Я". Развитие моего профессионального мышления и личной философии

Часть II
КАК Я МОГУ ПОМОЧЬ?

Несколько гипотез, касающихся помощи в росте личности

Характерные черты помогающего поведения

Наши субъективные и объективные представления о психотерапии

Часть III
ПРОЦЕСС СТАНОВЛЕНИЯ ЛИЧНОСТИ

О некоторых направлениях работы в психотерапии

6. Что значит "становиться личностью"

Понятие о психотерапии как процессе

Часть IV
ФИЛОСОФИЯ ЧЕЛОВЕКА

8. "Быть тем, кем ты есть на самом деле". Цели человека глазами психотерапевта

Хорошая жизнь глазами психотерапевта. Полноценно функционирующий человек

Часть V
ПОСТИЖЕНИЕ ФАКТОВ.
МЕСТО ИССЛЕДОВАНИЯ В ПСИХОТЕРАПИИ

Люди или наука? Философский вопрос

Изменение личности в психотерапии

Психотерапия, центрированная на клиенте, и ее исследования

Часть VI
КАКОВО ЗНАЧЕНИЕ ПСИХОТЕРАПИИ ДЛЯ ЖИЗНИ?

Личные мысли по поводу обучения и научения

Научение, значимое для человека: в психотерапии и образовании

Обучение, центрированное на учащемся. Опыт его участника

Значение психотерапии, центрированной на клиенте, для семейной жизни

Подход к нарушениям межличностного и межгруппового общения

Предварительная формулировка общего закона межличностных отношений

К теории творчества

Часть VII
НАУКИ О ПОВЕДЕНИИ И ЧЕЛОВЕК

Растущая сила наук о поведении человека

21. Место личности в новом мире наук о поведении

К читателю

Я был психотерапевтом¹ (консультантом по личным проблемам) более тридцати трех лет. Я и сам поражаюсь, когда говорю о таком сроке. Это значит, что в течение трети века я старался помочь самым разным людям: детям, подросткам и взрослым в учебных, профессиональных, личных и супружеских проблемах; "нормальным", "невротикам" и "душевнобольным" (я ставлю кавычки, чтобы показать, что все эти ярлыки вводят в заблуждение). Я помогал тем, кто приходил за помощью, и тем, кого ко мне присылали; тем, у кого были небольшие проблемы, и тем, кто совершенно отчаялся и потерял надежду в жизни. Считаю, мне очень повезло, что у меня была возможность близко узнать такое множество разных людей.

Исходя из своего клинического опыта и исследований, проведенных за эти годы, я написал несколько книг и статей. Работы, вошедшие в эту книгу, отобраны из числа тех, которые были написаны мною в последнее десятилетие, с 1951 по 1961 год. Я бы хотел объяснить, почему я издаю их в виде книги.

Во-первых, я считаю, что почти все из них имеют прямое отношение к жизни человека в нашем сложном современном мире. Это, конечно, не книга советов и не пособие типа "сделай сам", однако мой предыдущий опыт говорит о том, что данные работы затронули читателей и обогатили их. Они в какой-то мере придают уверенность человеку, который сам выбирает свой путь и идет по нему, чтобы стать таким, каким он хочет быть. Именно по этой причине мне бы хотелось, чтобы эти произведения были более доступны тем, кому они могли бы быть интересны. Моя книга – для "умных неспециалистов". Мне кажется это справедливым еще и потому, что все мои предыдущие книги предназначались для психологов и были малодоступны людям вне этой профессии. Я искренне надеюсь, что многие из тех, кто не интересуется ни консультированием, ни психотерапией, обнаружат, что знания, полученные в этой области, придадут им жизненных сил. Я также верю и надеюсь, что многие люди, которые никогда не обращались за помощью к консультанту, читая высказывания клиента во время сеанса психотерапии, почувствуют, что у них прибавилось мужества и уверенности в себе. Им будет легче понять свои собственные трудности, переживая в воображении борьбу других людей за свой личностный рост.

Другая причина, побудившая меня подготовить эту книгу, – большое число настоятельных просьб от тех, кто уже знаком с моей позицией в консультировании, психотерапии и теории межличностных отношений. Эти люди говорят, что хотят узнать о моих последних взглядах в этих областях, причем в доступной, удобочитаемой форме. Им надоело слышать о неопубликованных статьях, которые они не могут достать, и искать разрозненные работы в случайных журналах, – они желают, чтобы все эти работы были собраны в одной книге. Такая просьба лестна для любого автора. И она накладывает на меня обязательства, которые я постараюсь выполнить. Я думаю, читатели будут довольны подборкой работ, которая показывает, что книга предназначена для психологов, психиатров, учителей, воспитателей, школьных психологов, служителей культа, социальных работников, дефектологов, руководителей предприятий, специалистов по работе с персоналом, политологов и других, которые в прошлом признавали, что мои труды важны для их профессиональной деятельности. Эта книга посвящается им в самом прямом смысле слова.

Имеется и другая, более сложная личная причина, которая подвинула меня на создание книги. Это – поиск подходящей аудитории для моих идей. Мысль эта беспокоит меня уже более десяти лет. Я знаю, что пишу только для части психологов. У большинства из них интересы лежат в областях, где бытуют такие термины, как "стимул-реакция", "теория научения", "оперантное обусловливание"², и они так привыкли рассматривать индивида³ как объект, что содержание моих работ часто озадачивает их, если не раздражает. Я также сознаю, что пишу лишь для части психиатров. Для многих из них, возможно большинства, все истины психотерапии были уже давно открыты Фрейдом, у них отсутствует интерес к новым направлениям и их исследованию, они даже настроены против этого. Я также знаю, что пишу лишь для незначительной части психиатров, называющих себя консультантами, так как большинство их интересуется главным образом прогнозирующими тестами, измерениями и методами направляющей помощи.

Поэтому, когда дело доходит до публикаций, я чувствую себя неудовлетворенным, отдавая статью в профессиональный журнал, относящийся к одной из этих трех областей. У меня были публикации в таких журналах, однако большинство моих работ за последние годы скопились в виде неопубликованных рукописей, которые расходятся в виде ксерокопий. Это говорит о том, что я точно не знаю, как найти своих читателей.

В течение этого времени редакторы небольших и узкоспециализированных журналов познакомились с моими работами и попросили разрешение их напечатать. Я всегда отвечал согласием на их просьбы с тем лишь условием, чтобы у меня было право напечатать эти статьи где-либо позднее. Таким образом, большинство статей, написанных за это десятилетие, или не были опубликованы, или увидели свет в небольших, специализированных или второстепенных журналах.

Однако сейчас я пришел к выводу, что нужно выразить свои идеи в книге, чтобы они нашли своего читателя. Я уверен, что моими читателями будут представители самых разных профессий, далеких от моей. Таких, например, как философия или наука управления. Однако я верю, что эта аудитория будет иметь и нечто общее. Мне кажется, мои статьи относятся к такому направлению, которое может дать новый импульс и психологии, и психиатрии, и философии, и другим сферам знаний. Я еще не знаю, как мне назвать это направление, но в моих мыслях оно ассоциируется с такими прилагательными, как феноменологический, экзистенциальный, личностно-центрированный; с такими понятиями, как самоактуализация⁴, становление, рост; с такими людьми (в нашей стране), как Гордон Олпорт, Абрахам Маслоу, Ролло Мей. Отсюда можно сделать вывод, что, хотя эта книга будет значимой для многих специалистов с разными интересами, их будет объединять общий мотив: забота о человеке и его личностном росте в современном мире, который, как мне кажется, отвергает и унижает его.

И наконец, есть еще одна очень важная причина для появления в свет этой книги, причина, имеющая для меня огромное значение. В наше время надо гораздо больше знать и уметь, чтобы уменьшить напряженность в человеческих отношениях. Проникновения в бесконечность пространства и микромир атома вызывают благоговейный ужас, но, кажется, они приведут к всеобщему разрушению нашего мира, если только мы не достигнем больших успехов в понимании и налаживании отношений между отдельными людьми и группами. Я думаю, что знания, имеющиеся в этой области, очень скудны. Но я надеюсь, придет день, когда мы вложим деньги, равные стоимости одной-двух больших ракет, в исследования понимания человеческих отношений. Меня также очень беспокоит, что знания, которыми мы уже обладаем, не получили достаточного признания и не используются в жизни. Я надеюсь, из данной книги станет ясно, что у нас уже есть знания, которые, будучи внедренными в практику, помогли бы уменьшить расовые, международные и трудовые противостояния. Мне также кажется, что, если использовать эти знания в воспитании, они помогут развитию зрелых, понимающих, незакомплексованных личностей, способных конструктивно разрешать конфликты в своей дальнейшей жизни. Для меня будет настоящей наградой, если я таким образом смогу передать большому числу людей еще не используемые знания о межличностных отношениях.

Ну, довольно о причинах, вызвавших появление этой книги. Я лишь немного разъясню ее содержание. Собранные в ней работы отражают мои главные научные интересы в течение последних десяти лет⁵. Они были написаны для разных целей, для разных читателей или просто для собственного удовольствия. К каждой главе дано небольшое введение, в котором я пытаюсь объяснить, как появилась данная статья. Статьи представлены в книге таким образом, что в их содержании развивается общая тема, важная как для отдельной личности, так и для общества. При редактировании я исключил повторения, но отрывки с "вариациями на одну и ту же тему" были оставлены с тем, чтобы, как это делается в музыке, обогатить звучание основной темы. Работы не зависят одна от другой, поэтому читатель, если захочет, может выбрать для чтения любую их них в отдельности.

Говоря просто, цель этой книги – разделить с вами часть моего жизненного опыта, часть меня самого. Здесь изложено то, что я испытал в джунглях современной жизни, на неизведанной территории межличностных отношений. Здесь описано то, что я видел, во что я поверил. Здесь говорится о некоторых вопросах, затруднениях, заботах и сомнениях, с которыми я встретился. Надеюсь, что, разделив это все со мной, вы найдете что-то важное и для себя.

Отделение психологии и психиатрии
Университет штата Висконсин
Апрель 1961 года

Часть I
О СЕБЕ

О себе как о человеке
со своим жизненным опытом и знаниями

Глава 1

"ЭТО – Я"
развитие моего профессионального мышления
и личной философии

В этой главе объединены две мои беседы, посвященные самому себе. Пять лет назад меня попросили выступить на старшем курсе университета Брэндайс и рассказать не о моей теории психотерапии, а о себе. Как я начал думать именно так? Как я стал таким, каким я есть? Эти вопросы породили у меня массу мыслей, и я решил принять приглашение. В прошлом году Комитет Форума студенческого съезда штата Висконсин сделал мне подобное предложение. Они попросили меня рассказать о себе на лекциях из серии "Последняя лекция", где предполагается, что профессор по каким-то причинам читает свою последнюю лекцию и поэтому может раскрыться перед студентами. (Это просто удивительно, что в нашей системе образования профессор рассказывает о себе и своих личных взглядах только в случае самой жесткой необходимости.) Во время своей беседы в штате Висконсин я более глубоко раскрыл суть своих знаний, ту философскую тематику, которая обрела для меня смысл, чем сделал это во время первой беседы. В данной главе я соединил обе беседы вместе, стараясь сохранить ту неформальную атмосферу, в которой они протекали.

Реакция студентов на мои выступления заставила меня осознать, как люди жаждут хоть что-то узнать о человеке, который их обучает. Исходя из этого, я сделал данную главу первой в книге, надеясь, что она расскажет обо мне и таким образом создаст контекст для последующих глав и придаст им смысл.

* * *

Мне предложили поговорить с группой людей на тему "О себе". Конечно, услышав такое приглашение, я испытал разнообразные чувства, но я хотел бы выделить лишь одно из них – я почувствовал гордость, я почувствовал себя польщенным тем, что кто-то хочет узнать, что я за человек. Могу вас уверить, что такое предложение вызывает на откровенность. На откровенный вопрос я постараюсь ответить так искренно, как только смогу.

Итак, что я за человек? Я – психолог, основные интересы которого в течение многих лет лежали в области психотерапии. Что это значит? Я не собираюсь долго и нудно рассказывать вам о своей работе, но, чтобы выразить свое отношение к ней, мне хотелось бы привести здесь несколько абзацев из вступления к моей книге "Психотерапия, центрированная на клиенте"⁶. Во вступлении я пытался дать читателям прочувствовать тему данной книги, и поэтому писал следующее:

"О чем эта книга? Дайте мне ответить на этот вопрос, чтобы хотя бы до некоторой степени раскрыть тот жизненный опыт, который и составляет содержание книги".

"Эта книга о страданиях и надежде, о беспокойстве и удовлетворении, которыми дышит кабинет каждого терапевта. Она рассказывает об уникальности отношений, каждый раз возникающих между клиентом и терапевтом, а также и о том общем, что можно обнаружить во всех этих отношениях. Эта книга об очень личном опыте каждого из нас. Она – о клиенте в моей приемной, сидящем у края стола, старающемся быть самим собой и в то же время смертельно боящемся быть им, жаждущем увидеть свой опыт таким, как он есть, желающем полностью осознать его своим в данный момент и в то же время очень боящемся это сделать. Эта книга – обо мне, о том, как я сижу напротив клиента, участвую в этой борьбе, используя все свои душевные силы и чувства. Эта книга обо мне, о том, как я пытался проникнуть в жизненный опыт клиента, его чувственную окраску, воспринять смысл этого опыта, ощутить его вкус и привкус. Эта книга обо мне, о том, как я кляну свою человеческую склонность ошибаться и неверно понимать клиента, свои случающиеся ляпсусы в понимании того, какой ему кажется его жизнь; эти ошибки тяжелыми камнями падают на сложную тонкую сеть, сплетенную из нитей его личностного роста, который сейчас происходит. Эта книга обо мне, о том, как я радуюсь, что обладаю привилегией быть повивальной бабкой при рождении новой личности, о том, как я стою рядом и с благоговейным ужасом наблюдаю появление "Я", появление индивида, слежу за процессом рождения, в котором я сыграл важную, ускоряющую его роль. Эта книга и о клиенте, и обо мне, о том, как мы оба с удивлением наблюдаем за теми мощными и организованными силами, которые присущи этому жизненному опыту, силами, которые, кажется, лежат в основе всей вселенной. Эта книга, мне кажется, о жизни, о том, как она открывается в процессе психотерапии со своей слепой силой и огромной способностью к разрушению, но также с еще более сильным стремлением к развитию, если для него есть возможность".

Возможно, эти слова дадут вам некоторое представление о том, что я делаю и что я при этом чувствую. Я полагаю, вы также, возможно, захотите узнать, как я начал заниматься этим делом, какие решения мне пришлось принять на этом пути, какие выборы пришлось сделать сознательно или подсознательно. С вашего разрешения я попытаюсь осветить ряд психологических вех моей биографии, особенно те, которые относятся к моей профессиональной жизни.

Мои ранние годы

Я воспитывался в семье с очень крепкими семейными узами, в очень строгой, бескомпромиссной религиозно-этической атмосфере, в семье, где преклонялись перед добродетелью упорного труда. Я был четвертым из шести детей. Мои родители очень заботились о нас и о нашем благополучии. Они также во многом влияли на наше поведение, но делали это ненавязчиво и с любовью. Они считали, и я тоже был с ними согласен, что мы отличались от других людей – у нас не было никаких алкогольных напитков, танцев, карт, походов в театр, мало выходов в гости и много работы. Мне было трудно убедить моих собственных детей в том, что даже напитки с углекислым газом имеют несколько грешный аромат, и я помню, что испытал некоторое чувство греховности, когда открыл свою первую бутылку шипучки. Мы хорошо проводили время в кругу своей семьи, но не общались с другими людьми. Таким образом, я был довольно-таки одиноким мальчиком, который постоянно читал и в течение всей средней школы лишь два раза сходил на свидание.

Когда мне исполнилось двенадцать лет, родители купили ферму, и мы обосновались там. На это было две причины. Мой отец стал процветающим бизнесменом и хотел иметь ферму как хобби. Однако более важная, на мой взгляд, причина заключалась в том, что мои родители считали, что семья, где есть подростки, должна быть удалена от соблазнов жизни в пригороде.

Там у меня появились два увлечения, которые, вероятно, на самом деле имели действительное отношение к моей будущей работе. Меня очаровали большие ночные бабочки (книги Джин Страттон-Портер⁷ были тогда в моде), и я стал настоящим знатоком пород ночных бабочек луне, полифимус, цикропиа и др., населяющих наши леса. Я трудился над их разведением в неволе, выращивая их из гусениц, хранил коконы в течение долгих зимних месяцев и вообще испытал все радости и горести ученого, который старается вести наблюдения за природой.

Мой отец решил, что работа на ферме должна проводиться на научной основе, и поэтому купил много специальных книг по земледелию. Он поддерживал своих сыновей в их первых попытках предпринимательства, поэтому у моих братьев и у меня были цыплята, и иногда мы выращивали новорожденных ягнят, поросят и телят. Занимаясь этим, я учился культурному земледелию, и только недавно понял, как глубоко вошел в науку, работая таким образом. Не было никого, кто бы сказал мне, что книга Морисона "Корма и кормление" не для четырнадцатилетнего подростка, и я с трудом прокладывал свой путь через ее страницы, приобретая знания о том, как проводятся эксперименты, как контрольные группы подбираются соответственно экспериментальным группам, как процедура рендомизации⁸ обеспечивает постоянство условий, чтобы выявить влияние данных кормов на производство мяса или молока. Я узнал, как трудно проверять гипотезу. Я получил знания о научных методах в практической деятельности и стал их уважать.

Колледж и высшее образование

Я поступил в колледж штата Висконсин и стал изучать земледелие. Сильнее всего мне запомнилось страстное выступление одного из профессоров в области агрономии, которое относилось к обучению и использованию фактов. Он подчеркнул бесполезность энциклопедических знаний ради знаний и закончил свое выступление пожеланием: "Не будьте проклятой повозкой с боеприпасами, будьте ружьем!"

В течение первых двух лет обучения я сменил свою профессию. В результате нескольких эмоционально насыщенных религиозных студенческих конференций я перешел от профессии ученого агронома к духовной профессии – совсем небольшое перемещение! Я сменил предмет изучения – агрономию – на историю, думая, что это будет неплохой подготовкой к будущей деятельности.

На старшем курсе, я оказался одним из двенадцати студентов, посланных от США в Китай на международную конференцию Студенческой христианской федерации. Эта поездка имела для меня очень большое значение. Это был 1922 год, после окончания первой мировой войны прошло четыре года. Я увидел, как люто ненавидели друг друга французы и немцы, хотя сами по себе они были очень приятными людьми. Это заставило меня серьезно задуматься, и я пришел к выводу, что у искренних и честных людей могут быть совершенно разные религиозные взгляды. По сути, я впервые освободился от религиозной веры моих родителей и понял, что дальше вместе с ними я идти не могу. Из-за расхождений во взглядах наши отношения стали напряженными и причиняли нам душевную боль, но, оглядываясь назад, я думаю, что именно тогда я стал независимым человеком. В период обучения я не раз восставал и бунтовал против религии, но раскол четко наметился именно в те шесть месяцев, когда я был на Востоке и осмысливал эти проблемы, не испытывая давления семьи.

Хотя я излагаю факты, повлиявшие на мой профессиональный, а не личностный рост, я хочу кратко отметить одно очень важное событие моей личной жизни. Во время своего путешествия в Китай я влюбился в очаровательную девушку, которую знал с детства. И хотя мои родители неохотно дали согласие на брак, мы поженились, как только окончили колледж. Конечно, я не могу быть вполне объективным, но считаю, что ее верная, поддерживающая меня любовь и дружба в течение всех последующих лет многое дали мне и были очень важны для меня.

Чтобы подготовиться к религиозной работе, я выбрал Теологическую семинарию Юнион, которая в то время (1924) была самой либеральной. Я никогда не жалел о двух годах, проведенных там. Я познакомился с некоторыми выдающимися учеными и учителями, особенно хочу упомянуть д-ра Э.К.Мак-Гиффета, который искренне верил в свободу познания и в то, что истину надо искать независимо от того, куда она ведет.

Сейчас, хорошо зная университеты и аспирантуру, я действительно удивляюсь одному очень важному для меня событию в Юнион. Некоторые из нас почувствовали, что знания впихивают в нас, в то время как мы с самого начала хотели сами дойти до ответов на наши вопросы и сомнения и пойти по пути, на который они нас выведут. Мы попросили администрацию разрешить открыть семинар с зачетом, семинар без руководителя, программа которого была бы составлена из наших собственных вопросов. Понятно, что начальство было озадачено нашей просьбой, но оно ее удовлетворило! Единственное ограничение состояло в том, что молодой руководитель должен был присутствовать на семинаре, но по соглашению не принимать в нем участия, пока мы сами этого не захотим.

Я полагаю, нет нужды говорить, что этот семинар оправдал наши ожидания и многое прояснил. Я чувствую, что благодаря ему я очень продвинулся по пути той философии жизни, которую исповедую. Большинство студентов этой группы, обдумывая и решая поднятые ими проблемы, отказались от религии. Я был одним из них. Я почувствовал, что меня всегда будут интересовать проблемы смысла жизни и возможности ее реального улучшения для отдельного человека, но я не мог бы работать в той области, где необходимо верить в какую-то точно определенную религиозную доктрину. Мои верования в то время уже сильно изменились и могли бы продолжать меняться. Мне казалось ужасным заставлять себя исповедовать веру только для того, чтобы сохранить профессию. Я хотел найти область, где бы я был уверен, что свобода моей мысли не будет ничем ограничена.

Становление психологом

Но что это за область? В семинарии меня привлекали занятия и лекции по психологии и психиатрии, которые тогда только начинались. Гудвин Уотсон, Хэррисон Эллиот, Мариан Кенверси – все они способствовали развитию этого интереса. Я начал посещать больше курсов лекций в Педагогическом колледже Колумбийского университета, который находился на той же улице напротив семинарии. Я стал заниматься философией образования под руководством Уильяма X.Килпатрика⁹ и нашел, что он великолепный педагог. Я втянулся и в практическую работу в детской клинике под руководством Литы Холлингверс – здравомыслящего и практичного человека. Меня привлекла работа по оказанию психологической помощи детям, так что постепенно и безболезненно я перешел в другую область – направляющей помощи детям – и начал считать себя клиническим психологом. Это была ступенька, на которую я легко взошел, подчиняясь скорей не четкому сознательному выбору, а лишь идя вслед за деятельностью, которая меня интересовала.

Когда я был в Педагогическом колледже, я подал заявление, и мне дали стипендию для вступления в должность интерна в Институте направляющей помощи детям¹⁰, только что образованном при поддержке Государственного фонда. В дальнейшем я был благодарен за то, что работал там в течение первого года становления Института. Царил хаос, но это означало, что можно было делать все, что хочешь. Я впитывал в себя активные фрейдистские воззрения сотрудников, таких, как Дэвид Леви и Лосон Лоури, и обнаружил, что они находятся в противоречии с научным, чисто объективным статистическим подходом в науке, который преобладал в Педагогическом колледже. Оглядываясь назад, я думаю, что необходимость разрешить это противоречие была очень ценным приобретенным мной опытом. В то время у меня было ощущение, что я живу в двух совершенно разных мирах, и "этим двум не встретиться никогда"¹¹.

К концу интернатуры важно было получить работу, чтобы поддержать мою растущую семью, хотя моя докторская диссертация и не была завершена. Вакантных мест было немного, и я вспоминаю, какое чувство облегчения и радости охватило меня, когда я нашел работу. Меня взяли психологом в Отдел изучения ребенка Общества предотвращения жестокого обращения с детьми в Рочестере, штат Нью-Йорк. В отделе было три психолога, и моя зарплата составляла 2900 долларов в год.

Сейчас я смотрю на эту должность с удивлением и улыбкой. Причина моей радости заключалась в том, что это был шанс заниматься тем, чем я хотел. Тот факт, что при разумном рассмотрении это был профессиональный тупик, что я буду профессионально изолирован, что зарплата была мала даже по стандартам того времени, помнится, даже не приходил мне в голову. Я думаю, что у меня всегда было такое чувство, что, если мне дадут возможность заниматься тем, что мне более всего интересно, все остальное как-нибудь уладится.

Годы в Рочестере

Последующие 12 лет в Рочестере были для меня чрезвычайно полезны. По крайней мере первые восемь лет я был полностью поглощен работой практического психолога, проводя психотерапевтические беседы и занимаясь диагностикой и разработкой методов помощи несовершеннолетним преступникам и детям из малообеспеченных семей, которых нам присылали суд и агентства. Это был период сравнительной профессиональной изоляции, когда все было направлено на то, чтобы работать с нашими клиентами как можно эффективнее. Мы должны были принимать и успехи, и неудачи и в результате вынуждены были учиться. Выбирая тот или иной метод работы с этими детьми и их родителями, я задавался лишь одним вопросом: работает ли этот метод, эффективен ли он? Я обнаружил, что начал все чаще формулировать свою собственную позицию, исходя из повседневного рабочего опыта.

Я могу привести три примера из этого опыта, небольших, но очень важных для меня в то время. По-видимому, все они связаны со случаями разочарования – в авторитете, в материалах и в самом себе.

Готовясь к работе психолога, я был весьма увлечен работами доктора Уильяма Хили, в которых утверждалось, что в основе преступного поведения часто лежит сексуальный конфликт и что, если этот конфликт будет выявлен, преступное поведение прекратится. На втором или третьем году пребывания в Рочестере я очень много работал с молодым пироманом, у которого была необъяснимая тяга к поджогам. День за днем, беседуя с ним в камере предварительного заключения, я постепенно выяснил, что его желание восходило к сексуальным импульсам, связанным с мастурбацией. Эврика! Проблема была решена! Однако, будучи условно освобожден, он опять попал в ту же историю.

Я помню, какой это был для меня удар. Хили мог ошибаться! Возможно, я узнал что-то, чего Хили не знал. Почему-то этот случай заставил меня понять, что ошибки могут быть и в теориях авторитетов и что еще можно открыть что-то новое.

Следующее мое наивное открытие было другого рода. Вскоре после прибытия в Рочестер я проводил со студентами дискуссию о технике беседы. У меня имелся почти дословный опубликованный протокол беседы с одним родителем, в которой психолог выглядел как проницательный умный человек, быстро добравшийся до источника трудностей. Я был счастлив, что мог использовать этот протокол как пример хорошей техники ведения беседы.

Проводя подобное занятие несколько лет спустя, я вспомнил про этот отличный материал. Я отыскал его, перечитал и был потрясен. Теперь беседа казалась мне умно проведенным допросом, который убедил родителя в наличии у него неосознаваемых мотивов и вырвал из него признание вины. Сейчас я знаю по собственному опыта, что такая беседа не принесет настоящей пользы ни родителю, ни ребенку. Этот случай заставил меня прийти к выводу, что я должен отказаться от любого подхода, который к чему-то принуждает или подталкивает клиента, причем отказаться не из теоретических соображений, но потому, что такие подходы эффективны только с виду.

Третий случай произошел несколько лет спустя. Я научился более тонко и терпеливо интерпретировать клиенту его поведение, стараясь удачно выбрать для этого время и делать это так мягко, чтобы моя интерпретация была принята. Я работал с очень интеллигентной матерью, сын которой был маленьким чудовищем. Причина, очевидно, лежала в ее отвержении мальчика в прошлом, но на протяжении многих бесед я не мог помочь ей осознать это. Я старался привлечь ее внимание к этой теме. Я мягко приближал ее к тем обстоятельствам, о которых она мне сама рассказала, с тем чтобы она увидела их смысл. Но все было напрасно. Наконец я сдался. Я сказал ей, что, кажется, мы оба старались, но потерпели неудачу и что нам лучше всего расстаться. Она согласилась. На этом мы завершили беседу, попрощались, и она пошла к двери. Затем она обернулась и спросила: "А взрослых вы консультируете?" Когда я ответил утвердительно, она сказала: "Хорошо, тогда помогите мне". Она подошла к стулу, с которого только что встала, и начала выплескивать свое отчаяние по поводу замужества, запутанных отношений с мужем, своего смятения и неудач. Все это так отличалось от стереотипной "истории болезни", которую она преподнесла ранее! Тогда и началась настоящая психотерапия, и в конечном счете она была очень успешной. Этот случай был одним из многих, которые помогли мне ощутить, а потом и осознать, что именно клиент может знать, что его беспокоит, в каком направлении надо идти, какие проблемы для него существенны, какой жизненный опыт находится у него в глубинах сознания. Мне стало ясно, что до тех пор, пока у меня не будет необходимости демонстрировать свои ум и знания, в процессе психотерапии лучше опираться на клиента, когда выбираешь, куда двигаться и что делать.

Психолог или... ?

В это время я начал сомневаться, психолог ли я. Психологи Рочестерского университета дали мне понять, что то, что я делаю, – это не психология; они также не были заинтересованы в моем преподавании на отделении психологии. Я посещал заседания Американской психологической ассоциации и обнаружил, что доклады там в основном касались процессов научения у крыс и лабораторных экспериментов, не имеющих никакого отношения к тому, что делал я. Социальные работники – психиатры, казалось, говорили на моем языке, поэтому я стал проявлять интерес к профессии социального работника, работая в местных и даже в общенациональных отделениях. Только тогда, когда была образована Американская ассоциация по прикладной психологии, я стал действительно активно работать в качестве психолога.

Я начал читать лекции в университете на отделении социологии о том, как понимать трудных детей и обращаться с ними. Вскоре отделение образования также признало, что эти курсы относятся к психологии образования. (Перед тем как я уехал из Рочестера, отделение психологии также испросило разрешения занести их в программу, таким образом, я был признан психологом.) Только теперь, описывая эти события, я начинаю сознавать, как упорно я шел своим собственным путем, не заботясь о том, иду ли я в ногу с представителями моей профессии или нет.

Недостаток времени не дает мне возможности рассказать о том, как мной было открыто отделение Центра направляющей помощи в Рочестере, или о борьбе с некоторыми психиатрами, которая также была частью моей жизни в то время. Эти административные заботы не имели особого отношения к развитию моих идей.

Мои дети

Период раннего детства моих сына и дочери совпал с периодом моей работы в Рочестере. Их развитие научило меня гораздо большему, чем любое профессиональное обучение. Мне кажется, в то время я не был хорошим отцом; к счастью, у них была великолепная мать – моя жена, благодаря которой я постепенно становился все более и более понимающим родителем. Конечно, бесценным было то преимущество, которое я имел в эти годы и позже, общаясь с двумя прекрасными восприимчивыми душами, с их горестями и радостями детства, с натиском и трудностями подросткового возраста, с их взрослением и началом собственной семейной жизни. Я думаю, что и моя жена считает одним из самых лучших достижений, которое мы когда-либо имели, то, что мы можем близко, по-настоящему общаться со своими взрослыми детьми и их супругами, а они – с нами.

Годы в штате Огайо

В 1940 году я принял предложение преподавать в университете штата Огайо. Уверен, что единственной причиной, по которой меня пригласили, была моя книга "Клиническое лечение трудного ребенка", которую я вымучил во время каникул и кратких отлучек. К моему удовольствию и чего я совсем не ожидал, мне предложили должность профессора. Я от всей души рекомендую начинать свою карьеру в научном мире на этом уровне. Я часто чувствовал благодарность за то, что не вступал в унижающее ученого соревнование в продвижении "ступенька за ступенькой" по лестнице карьеры на факультетах университета, участники которого усваивают лишь один урок – не высовываться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: