Сделай Сам Свою Работу на 5

Торговля и профессиональная специализация





 

Система земледелия ограничивала креативность, поскольку в его сферу вхо­дило только производство продуктов питания и некоторых видов сырья. Тем не менее, похоже, что вызванные им перемены ускорили развитие специализации в других областях производства — изготовление орудий и инстру­ментов, тканей, одежды и предметов домашнего обихода;; строительства об­щественных сооружений; горного дела и металлообработки12.

Одновременно с распространением сельского хозяйства можно проследить развитие торговли, сама идея которой кажется нам сегодня такой простой и естественной: существуют производители, изготавливающие те или иные товары, потребители, использующие их, а между ними — продавцы или посредники. Система профессиональной специализации и торговли имела очевидные преимущества в смысле стимулов для креативности. Упор на одном виде деятельности (или, как мы теперь говорим, на одной "профессии") позволяет людям находить новые, более эффективные спо­собы практиковать эту деятельность. Они могут экспериментировать с раз­личными материалами и процессами, изобретать новые виды продукции, а в случае успеха — рассчитывать на растущий рынок для своих изделий. Безусловно, так и происходило в развивающихся обществах. Долгое время ос­новная масса населения была занята в сельском хозяйстве. Однако со вре­менем мастера и торговцы начали задавать обществу новый курс и форму — отчасти, как отмечают некоторые источники, благодаря своей близости к власти. Квалифицированные ремесленники и купцы сосредотачивались в юродах, где их услугами пользовалась богатая верхушка, у которой были на это деньги. Попутно они вели оживленную торговлю между собой. Семьи земледельцев могли сами выращивать для себя еду, изготавливать одежду и т.д., но ремесленники и торговцы, жившие в городах, были вынуждены покупать все, что они сами не производили. Города превратились в центры специализации и активного взаимодействия — проводники креативности.



Вокруг ремесел и торговли развивались также особые классовые и общественные структуры. Многие города Средневековья, например, Лондон, Па­риж и Брюссель, были разделены на улицы и кварталы, заселенные исклю­чительно ювелирами, портными, мебельщиками и другими мастерами13. Представители различных ремесел объединялись в гильдии и цехи — груп­пы, которые контролировали и упорядочивали (или пытались контролировать и упорядочивать) различные аспекты их профессии, такие как получе­ние статуса мастера через набор и обучение подмастерьев, условия найма, оплата труда, цены на продукцию, улаживание конфликтов и лоббирование аристократии. Гильдии также служили общественными организациями: ее член мог устроить свадьбу в помещении для собраний, поддерживать дружеские отношения с собратьями по гильдии и со временем быть ими же похороненным — завещая коллегам заботу о вдове и детях. Наравне с ремесленными гильдиями и цехами существовали также и торговые, причем и те, и другие обладали политической властью. В XIV веке один выдающийся мэр Лондона был членом гильдии рыботорговцев, которая контролиро­вала дистрибуцию и продажу рыбы в городе. Всевозможные распри как между цехами, так и внутри них были обычным явлением. С течением времени отдельные члены этих объединений становились весьма богатыми и влиятельными, тем самым помогая создавать условия для упадка роли гиль­дий и возникновения новой системы.



В конечном итоге система гильдий и цехов с присущими ей внутренними ограничениями вошла в противоречие с креативной свободой. Ремесленни­ки продолжали изобретать и изготавливать улучшенные версии своих това­ров, применяя новые способы производства, но их успехи не приводили к качественным изменениям. Пока большинство работало в мелких мастер­ских, зачастую в тесных рамках строгих правил, предписанных гильдией, отсутствовал эффективный механизм, позволивший бы сделать скачок в производительности и инновационных методах. К началу XVIII века при­шло время для появления нового общественного устройства.



 

 

Промышленный капитализм

 

Начало промышленной революции, зародившейся в Англии, принято воз­водить к концу XVIII века14. Термин "промышленный" вызывает в вообра­жении образы машин и клубы дыма — в них, разумеется, недостатка не бы­ло, — однако центральное место здесь принадлежит формированию новой системы, благодаря которой мощное машинное оборудование и дымящие печи обрели практический смысл. Ею стала система мануфактурного произ­водства. Центральная идея мануфактуры состоит в том, чтобы собрать зна­чительное количество рабочих вместе с их инструментами и материалами в одном здании и наладить эффективное производство продукции на основе разделения труда. На самом деле, эта идея была известна еще в древности — без массовых работ со всеми их отличительными признаками нельзя было бы осуществить крупные проекты, наподобие строительства пирамид или больших ирригационных сооружений, заниматься добычей полезных иско­паемых и кораблестроением — и понемногу ее стали также применять в от­дельных случаях для других форм производства. Джоэл Мокир отмечает, что к XVII веку "в таких районах Италии, как Пьемонт и Тоскана, уже работали большие предприятия по производству шелковых тканей, которые можно назвать мануфактурами в полном смысле слова15. Однако на создание по­добного предприятия требовалось много денег, и некоторое время эта идея не находила широкого применения. Многие из первых настоящих капита­листов, скопивших достаточно средств и ресурсов, чтобы получать от них доход, были не предпринимателями, а купцами, которые занимали деньги или входили в долю с другими людьми для финансирования торговых фло­тилий и приобретения товаров для перепродажи (достаточно вспомнить Марко Поло и его предшественников). Для коммерсантов интерес заклю­чался не столько в производстве товаров, сколько в прибыли, которую мож­но было извлечь из их продажи. Однако к XVIII веку в Англии коммерсанты с капиталом начали интересоваться также средствами производства, воз­можно из-за того, что многие сами в прошлом занимались кустарным про­изводством; среди них были разбогатевшие мастера-ремесленники, кото­рым больше нравилось покупать и продавать, чем трудиться в кузнице или за плотничьим верстаком.

Ранним нововведением стала "система факторинга" — своего рода метод объединения всех факторов производства. Коммерсант мог организовать за­купку сырья, распределить его между многочисленными частными мастер­скими и отдельными ремесленниками — а затем собрать готовые изделия, предназначенные либо для продажи, либо для дальнейшей обработки. "Си­стема факторинга, — пишет историк Марк Димарест, — помогала ремеслен­нику избежать самого вредоносного в культурном и эмоциональном смысле феномена XIX века: необходимости уходить из дома на работу"16.

Однако распределение работы по разным местам порой поглощало слишком мною времени и средств. Почему бы не поместить всех рабочих под одной крышей, на фабрике? Это имело дополнительные плюсы, по­скольку способствовало постепенному, поэтапному разделению труда. Це­лесообразность данной меры в наши дни кажется очевидной каждому, кто когда-либо пытался организовать вечеринку с благотворительным аукцио­ном. Но в приложении к производству изделий в XVIII веке она была на­столько оригинальной, что Адаму Смиту в "Богатстве народов" казалось не­обходимым объяснить ее читателям в мельчайших подробностях. Система мануфактурного производства не требовала механического оборудования. На фабрике Джосайи Веджвуда тонкий фарфор делали вручную, в ходе про­цесса, основанного на разделении труда, в котором участвовало более ста человек. Одни рабочие замешивали глину, другие формовали тарелки и глубокую посуду всех сортов или обжигали их в печах, покрывали рисунком и т.д. Однако мануфактурная система была идеальным и, в сущности, обязательным условием эффективного использования машин.

С возрастанием уровня научных и технических знаний изобретатели создавали все новые приспособления — такие как механический ткацкий ста­нок, жаккардовый ткацкий станок, новые виды печей и оборудования для производства чугуна, и, наконец, паровой двигатель — поистине универ­сальный источник энергии. Оценить реальную пользу этих машин и вер­нуть затраты на их изготовление можно было лишь благодаря использова­нию их в массовом производстве. Первые промышленные паровые двигатели, созданные Томасом Ньюкоменом в начале XVIII века, применя­лись в горном деле — одной из немногих отраслей промышленности, где издавна большие объемы добычи обеспечивались масштабной организацией. Позже, в конце столетия, Джеймс Уатт сконструировал свой паровой двигатель, значительно усовершенствовав работу Ньюкомена, и область применения двигателя быстро расширилась. Сочетание механизированного оборудования и системы его рационального использования спровоцировало настоящий взрыв креативности, открыв устойчивую тенденцию роста от­крытии и изобретений в механике37.

"Фабрика это инструмент сокращения стоимости производственного процесса", - пишет Димарест38. В условиях конкуренции владельцы фаб­рик и финансирующие их дельцы были вынуждены участвовать в непре­рывной гонке за техническими новинками, которые помогли бы им снизить издержки. Конвертер Бессемера, затем мартеновская печь и множество дру­гих устройств превращали железо из ценного сырья в полезный продукт. Ка­питалисты также старались не пропустить изобретения, которые обеспечи­ли бы возможность создания новых видов продукции и услуг: соединение усовершенствованного парового двигателя — турбины — с так называемой динамо-машиной (или генератором) способствовало началу эпохи электри­чества. Производство одежды, инструментов, оружия и многих других изде­лий приобретало все более массовый характер3''. Следствием массового про­изводства стали массовый сбыт и массовая дистрибуция40.

Новая система фундаментальным образом изменила общественные структуры, а также ритмы и принципы повседневной жизни. Впервые в ис­тории значительные массы рабочих жили в одном месте, а трудились в дру­гом. Хотя вряд ли старые порядки исчезли молниеносно, постепенно все меньше людей оставалось на семейных фермах или в мастерских, и все боль­ше работало отдельно, на фабриках. Тогда как в предшествовавшие эпохи люди жили в более или менее естественном ритме, рабочий день на фабрике был организован в виде отдельных периодов или "рабочих часов"41. Рост го­родов сопровождался их разделением на новые территории: заводской рай­он, торговые кварталы, рабочие районы и секторы, где жили капиталисты и управляющие42. Организация общественной жизни происходила в соответ­ствии с развитием новых экономических классов и противоречиями, кото­рые возникали между ними. Мир начал меняться быстро и основательно — по крайней мере, для населения развитых промышленных стран.

 

 

Организационная эпоха

 

Следующий этап, начавшийся в конце XIX — начале XX веков, ознаменовал усиление роли больших организаций. Его определяющей чертой является переход к организованной экономике и обществу современного типа, отли­чительными признаками которых стали крупные институты, функциональ­ная специализация и бюрократия. Основой перехода послужили два глав­ных принципа: разделение практического задания на его элементарные составляющие и преобразование производственной деятельности человека в неизменные и предсказуемые операции43.

В то время как преимущества промышленного производства организаци­онной эпохи освещаются достаточно широко, ее креативные аспекты часто остаются без внимания. Необходимо отметить два наиболее важных. Огромным шагом вперед в области креативности была фундаментальная идея о том, что исследованиям и разработкам можно придать определенную организацию и систематичность. В своих попытках систематизировать все и вся, крупные корпорации обнаружили положительный эффект внедрения системы в инновационный процесс. Лаборатории-новаторы, подобные "фабрике" Эдисона или институту Меллона, нашли массу подражателей в самых разных отраслях промышленности — от Bell Laboratories и RCA до Eastman Kodak и Dupont44. Университеты также превратились в центры на­учных и технических исследований; были созданы (или расширены) новые технические вузы, такие как Массачусетский технологический, Технологи­ческий институт Карнеги и Калифорнийский технологический институт. Особенно стремительно эта система начала развиваться после Второй миро­вой войны благодаря выделению значительных федеральных средств на НИОКР45.

Второй аспект заключался в повышении эффективности промышленного производства и сокращении затрат, что способствовало распространению всевозможных технических новинок среди широких слоев населения. Они не ограничивались новыми товарами, такими как автомобили или бытовая техника, но включали также быстро растущие новые отрасли креативного содержания — киноиндустрию, радио и телевидение — которые помогли сделать США мировым центром креативности.

Высокая производительность новой эпохи была обусловлена некоторы­ми базовыми нововведениями в области организации труда. Научный ме­неджмент или тэйлоризм — названный так в честь его создателя, Фредери­ка Тэйлора — предполагал разделение любого, даже простейшего задания на еще более простые элементы, причем каждый этап был точно рассчитан по времени и оптимизирован. В рамках системы тэйлоризма вышестоящий мог не только велеть рабочему загрузить топку или закрепить болт, или на­писать деловое письмо, но и внести порядок в выполнение задания и объяс­нить, как именно следует его сделать, чтобы достичь максимального эф­фекта46.

Другим ключевым изобретением стал сборочный конвейер Генри Форда. Автомобиль был, несомненно, самым сложным в техническом отношении потребительским товаром того времени, и первые машины не годились для массового производства. Опираясь на ранние образцы, заимствованные из пищевой промышленности (например, модель чикагской бойни, где туши двигались на крючках через разные этапы обработки и разделки), Форд и его коллеги полностью изменили принципы сборки автомобиля. Рабочим больше не приходилось подносить детали к машине, потому что теперь ра­ма двигалась через сборочный цех на конвейере, и в определенных местах к ней добавлялись отдельные части и производились те или иные операции. Это радикально ускорило процесс производства технически сложной продукции любых видов и сократило ее стоимость: цена на модель Т снизилась с 950 долларов в 1909 году до 360 в 1916 году. Движущийся конвейер также давал возможность (по сути, требовал) беспрецедентного контроля за рабо­той промышленного предприятия. Немецкие производители придумали для данной системы всесторонней организации термин "Fordismus" или фордизм. Это была система полного контроля, поскольку для обеспечения непрерывной работы конвейера каждая операция должна быть точно рас­считана по времени и приведена в соответствие с другими. Конвейер отны­не диктовал темп и содержание работы. Чтобы процесс не прерывался, тре­бовалось огромное количество новых контролеров, специалистов по вопросам эффективности и других людей вспомогательных профессий, а сам труд стал более регламентированным и специализированным, чем ког­да-либо. Именно присущий системе Форда контроль, чрезвычайно жесткий и тотальный, стал для Чарли Чаплина предметом сатиры в фильме "Новые времена" и привел к появлению образа обожествленного промышленника, "Господа Форда", в романе Олдоса Хаксли "О дивный новый мир".

Таким образом, организационную эпоху отличало возникновение ги­гантских "фордистских" организаций — больших командно-бюрократиче­ских систем с вертикальной интеграцией. Автомобилестроительные ком­пании США сами производили основную часть деталей и запчастей, получали остальные от "подконтрольных поставщиков" и продавали свои машины через подконтрольных дилеров. Доступ в ряды подобных фирм был открыт далеко не для всех. Строительство фабрики стоило всегда очень дорого. Куда больший капитал требовался, чтобы построить промышлен­ное предприятие по образцу завода Форда с сопровождающей его сетью по­ставщиков. Так большие компании становились еще больше, а мелкие вы­бывали из игры.

Еще более важным является тот факт, что организационная модель не ог­раничилась заводами и стала преобладать в других областях, причем ее рас­пространение оказало значительное влияние на общество. Идеи разделения рабочего задания на простейшие операции, бюрократического контроля и иерархии нашли применение практически повсюду. Чем бы люди ни зани­мались — трудились на производстве или выполняли бумажную работу, — они держались строго предписанных рамок: "Не думай, а работай". Даже если кому-то по долгу службы приходилось использовать свои мыслитель­ные способности, свои деньги он получал зато, чтобы думать лишь об опре­деленных вещах и определенным образом. Огромные офисные здания с их непомерным административным, управленческим и канцелярским штатом служили вертикальным эквивалентом заводов. Как мы уже видели, сущ­ность воздействия этих перемен на повседневную жизнь достаточно отра­жает книга Уильяма X. Уайта "Организационный человек".

Не только Уайт испытывал интерес к этой теме. В книгах наподобие "Но­вого индустриального государства" Джона Кеннета Гэлбрайта представлена картина развития и господства в обществе крупных корпоративных организаций. Социолог-радикал Ч. Райт Миллс оплакивал эти тенденции, утверж­дая, что в офисе человек деградирует еще быстрее, чем на заводе. Выходя за заводские ворота, рабочий мог оставить свою работу позади; конторский служащий брал работу на дом и продавал душу мега-корпорациям. Книга Дэвида Рисмана "Одиночество в толпе" (1961) описывает рост новой, более мобильной рабочей силы, с ее прогрессирующей одержимостью деньгами. Рисман делит людей на два типа: "ориентированных на себя", чьи устойчи­вые ценности и конкретные цели помогают им преуспевать, и "ориентиро­ванных на других" — людей, склонных подчиняться организационным пра­вилам и нормам из-за глубокой потребности в одобрении со стороны окружающих. Внимание к этим общественным сдвигам выходило за преде­лы социологии или социальной критики и нашло отражение в литературе данного периода. В романе "Человек в сером фланелевом костюме" Слоун Уилсон изображает попытку отдельного человека сохранить свою честь при столкновении с организацией. Вилли Ломан, главный герой пьесы Артура Миллера "Смерть коммивояжера", гак полно олицетворяет собой дух времени, что Миллс выделяет Ломана в качестве архетипа "маленького человека" — "человека, чьи скромные успехи в бизнесе делают его законченным неудачником в жизни". "Революционный путь" Ричарда Йейтса рисует от­чуждение и отчаяние, характерные для мира организаций47.

Несмотря на первоначальный креативный потенциал новой системы, каждому, кто был свидетелем ее подъема, очевидно, что со временем она стала преградой для креативности. Крупные организации не могли избе­жать конфликта между креативностью и контролем. Бюрократические цен­ности этого периода часто использовались, чтобы подавить любые творче­ские импульсы в заводском цеху, сдерживать или игнорировать их в исследовательской лаборатории и конструкторском бюро, а также ограничить предпринимательскую активность путем устранения малых фирм-конкурентов и создания крайне жестких условий для начинающих компаний. Когда многочисленные виды деятельности перестали нуждаться в подготов­ленных кадрах, для поддержания порядка на предприятии и обеспечения производительности труда была введена многоуровневая система управле­ния. Как в офисах, так и на заводах любая работа осуществлялась в четко сданных границах, под строгим наблюдением обширного штата всевоз­можных управленцев. Корпоративное руководство могло с пренебрежени­ем относиться к новаторским идеям ученых и инженеров из исследователь­ских и проектных отделов. Даже корпорации, финансировавшие работу успешных исследовательских и конструкторских центров, наподобие про­славленного Исследовательского центра Пало-Альто (PARC) компании Xerox, часто пренебрегали их открытиями4". Другие продавали по дешевке знаменитые корпоративные лаборатории, как компания RCA поступила с SarnofTLabs49. В качестве средства применения креативности организационная система неизбежно наталкивалась на свои собственные лимиты. Доми­нирующей формой организации была теперь громоздкая интегрированная система управления с жесткой иерархией — отнюдь не лучший механизм стимуляции творческих способностей многочисленных рабочих и служа­щих, загнанных в узкие рамки функций.

Об этом пагубном для инноваций эффекте я также узнал непосредствен­но на примере предприятия, где служил мой отец. Долгие годы завод Victory Optical был исключением из правил организационной эпохи: он работал це­ликом под наблюдением мастеров и технологов вроде моего отца, выбив­шихся в начальники из рабочих. Подобные руководители относились к иде­ям заводских рабочих с огромным уважением. Я даже помню, как при виде новейших моделей европейских дизайнерских оправ рабочие высказывали собственные варианты усовершенствования дорогостоящих импортных из­делий. Позже, в 1960-х и 1970-х, для контроля за деятельностью предприя­тия его владельцы начали нанимать дипломированных инженеров и специ­алистов по управлению. Новые сотрудники, вооруженные книжными знаниями, но лишенные реального опыта работы на промышленном пред­приятии — того понимания машин, которое присуще рабочим, — пытались применять замысловатые идеи и системы, которые неизбежно терпели провал, а в самом худшем случае останавливали производство. Мало того, что их идеи оказались непродуктивными; они вызывали растущее недо­вольство среди рабочих и служащих завода. В конечном итоге резкое про­тивостояние между рабочими и руководством стало невыносимым. Однаж­ды, в конце 1970-х, когда я еще учился в колледже, отец позвонил мне и сказал: "Сегодня я увольняюсь".

Я не вполне понимал тогда позицию своего отца: разве могут специалисты с университетским образованием разрушить завод? Как-никак, я посту­пил в колледж с твердым намерением использовать образование как средст­во продвижения вверх по социально-экономической лестнице. Однако уже через пару лет я осознал, насколько он был прав. По мере ухудшения наст­роений возникали все новые проблемы. Квалифицированные мастера по­кидали завод. Механики уходили десятками. Технологи-самоучки и началь­ники цехов, начинавшие когда-то как простые рабочие, не замедлили последовать их примеру. Завод не мог продолжать функционировать без тех знаний, которые были накоплены ими за многие годы, равно как без их кол­лективной памяти. Не прошло и трех лет после увольнения моего отца, как компания Victory Optical объявила о банкротстве. Громадное, кипящее энергией предприятие, которое так поразило в свое время мое детское вооб­ражение, было теперь безжизненным, пустым и заброшенным. Несомнен­но, в этом была своя горькая ирония, именно в тот момент, когда на пере­днем крае корпоративного мира обозначилось движение к принципу креативного предприятия — тому принципу, которым всегда руководство­вались на Victory Optical, — сам завод выбрал противоположное направление назад в прошлое, к косной модели организационной эпохи, которая превратила «креативность в привилегию начальства и отказывала в праве на нее рядовыми сотрудникам.

Сегодня мы наблюдаем новую крупномасштабную трансформацию — переход к креативной экономике, основные характеристики которого я уже обрисовал. Как мы видели, его корни уходят в 1940-е и 1950-е — многие оп­ределяющие компоненты этого процесса возникли в ответ на творческие лимиты организационной эпохи — а окончательно оформился он в 1980-е и 1990-е, когда возникли новые экономические системы, специально пред­назначенные для поощрения и активизации творческих способностей чело­века, а также благоприятствующая им новая социальная среда. Результатом стало усиление позиций нового класса, что и станет предметом моего даль­нейшего рассмотрения.


Глава 4

Креативный класс


 

Подъем креативной экономики серьезно повлиял на распределе­ние членов общества по группам и классам. Различные авторы в течение многих лет обсуждали появление новых классов в раз­витых промышленных странах. Работы Питера Друкера и Фрица Махлупа периода 1960-х посвящены описанию растущей роли и власти представителей новой профессиональной группы, которых они назвали "ра­ботниками интеллектуального труда"1. В 1970-х Даниел Белл обратил внима­ние на новую, более меритократическую классовую структуру, охватываю­щую ученых, инженеров, менеджеров и администраторов, возникшую в результате перехода от промышленной экономики к "постиндустриальной". Социолог Эрик Один Райт на протяжении нескольких десятилетий писал о развитии "профессионально-административного класса"2. Уже в наши дни Роберт Рейх предложил термин "символические аналитики" для описания специалистов, оперирующих идеями и символами1. Все эти эксперты зани­мались экономическими аспектами новой классовой структуры, которой посвящена моя книга.

Другие исследователи рассматривали формирующиеся системы социаль­ных норм и ценностей. Пол Фасселл пророчески включил в теорию "класса Икс" многие особенности, которые я теперь считаю принадлежностью кре­ативного класса. Ближе к концу своей книги "Класс" (1983) — после остро­умного обзора статусных признаков, отличающих, скажем, высший сред­ний класс от "рабочей аристократии" — Фасселл отметил наличие растущей "группы Икс", которая, казалось бы, не укладывалась в рамки ни одной из существующих категорий:

«Никто не рождается человеком группы Икс... мы зарабатываем принад­лежность к ней в процессе напряженного поиска, обязательным условием которого являются нетипичность и оригинальность... Молодые люди, стремящиеся в города, чтобы посвятить себя "искусству", "литературе", "творчеству" — фактически, чему угодно, что может избавить их от выше­стоящих — и есть претенденты в группу Икс... Если, как сказал Ч. Райт Миллс, представитель среднего класса — это "всегда чей-то подчинен­ный", то человек группы Икс не принадлежит никому... Эти люди облада­ют независимым мышлением... Они обожают работу, которую делают, и не бросают своих занятий до самой смерти; понятие "пенсия" имеет смысл только для тех, кто работает по найму или для "рабов зарплаты", которые терпеть не могут свою профессиональную деятельность»'4.

 

В 2000 году Дэвид Брукс обрисовал смешение богемных и буржуазных ценностей, характерное для представителей нового общественного образо­вания, которых он назвал "бобо" (англ. the Bobos, от слов "Bohemia" — бо­гема и "bourgeoisie" — буржуазия). Моя трактовка этого синтеза (см. гл. 11) несколько отличается от взглядов Брукса, поскольку для меня важнее пре­одоление двух этих категорий в новом креативном этосе.

Мне бы особо хотелось подчеркнуть, что базой креативного класса явля­ется экономика. Я выделяю его как экономический класс и утверждаю, что его экономическая функция поддерживает и определяет социальные и культурные решения креативных профессионалов, равно как и их образ жизни. Креативный класс состоит из людей, производящих экономические ценности в процессе творческой деятельности. Таким образом, в него вхо­дит великое множество работников интеллектуального труда, символиче­ских аналитиков, а также лиц свободных профессий и технических специа­листов, но принципом объединения служит их реальная роль в экономике. И моем определении класса акцент ставится на способах самоорганизации людей в социальные группы, а также на общей идентичности, основанной преимущественно на их экономической функции. Социальные и культур­ные предпочтения, модели потребления и социальная идентичность зави­сят именно от последней.

Я не говорю об экономическом классе с точки зрения владения собст­венностью, капиталом или средствами производства. Используя понятие "класс" в этом традиционном марксистском значении, мы остаемся в пре­делах базовой структуры, состоящей из капиталистов, которым принадле­жат средства производства и контроль за ними, и наемных рабочих. Но в паше время обобщенные категории "буржуазии" и "пролетариата", "капи­талистов" и "рабочих" почти утратили свой аналитический потенциал. Чле­ны креативного класса обычно не владеют какой-либо существенной собст­венностью в материальном смысле. Их собственность, проистекающая из творческих способностей, не имеет физической формы, поскольку распола­гается буквально у них в мозгу. Мои практические исследования и интервью дают все больше свидетельств тому, что если представители креативного класса пока и не рассматривают себя в качестве единой общественной груп­пировки, в реальности их объединяют общие вкусы, желания и предпочтения. В этом отношении новый класс, возможно, не имеет таких отчетливых признаков, какие отличали промышленный рабочий класс в период его рас­цвета, но определенным единством он уже обладает.

 

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.