Екатерина II и русская журналистика 1769 г.

«Всякая всячина»

Российское общество второй половины XVIII столетия было продуктом петровских реформ. Государство активно участвовало в процессе культурного строительства. Именно оно основало первые газеты и журналы, способствовало распространению гражданского книгопечатания. В конце 1760-х гг. верховная власть проявила инициативу в пробуждении интереса читателей к периодическим изданиям, способствовав появлению сатирической журналистики. Это был один из политических жестов императрицы Екатерины II (годы правления 1762–1796). Захватив власть в результате дворцового переворота, Екатерина II стремилась править в духе европейского Просвещения и предпринимала попытки убедить в этом окружающих. В частности, она состояла в многолетней переписке с Вольтером и Дидро и созвала в 1767 г. Комиссию по составлению Нового уложения, для которой сама написала «Наказ», составленный на основе идей Монтескье и Беккариа.

2 января 1769 г. Екатерина II организовала выпуск еженедельного журнала, который выходил в Петербурге по пятницам, полулистами, по 4 страницы, форматом в 1/8 листа. Первый выпуск состоял из 6 страниц, он распространялся бесплатно и назывался: «Всякая Всячина. Сим листом бью челом, а следующие впредь изволь покупать». Данное издание за 1769 г. составляет книгу в 408 страниц; каждая статья имеет особый №, всего №№ 150, а общее число выпусков 52 (то есть в каждом выпуске было примерно 3 статьи). В 1770 г., с 53 по 70 выпуск, издан «Барышек Всякой всячины», продолжавший нумерацию страниц «Всякой Всячины» (411-552) и ее статей (№№ 151–176). Тираж первого номера превышал 1500 экземпляров, впоследствии постепенно сократился до 500 экземпляров[82]. Издателем журнала, равно как и главным редактором и сотрудником, как теперь доказано, была сама Екатерина II; ближайшим помощником ее состоял секретарь Г.В. Козицкий. Цель издания объяснялась в журнале таким образом: «Я хотел показать, первое – что люди иногда могут быть приведены к тому, чтобы смяться самим себе; второе, открыть дорогу тем, кои умнее меня, давать людям наставления, забавляя их, и третье – говорить русским о русских и не представлять им умоначертаний, кои оные не знают». В издаваемом Екатериной журнале, предположительно, участвовали И.П. Елагин, А.П. Сумароков, А.В. Храповицкий, А.П. Шувалов и другие литераторы.

Фактом издания «Всякой Всячины» Екатерина II попыталась перенести на русскую почву формы европейского литературного процесса. За образец для издания она приняла английский журнал Аддисона и Стила «The Spectator» («Зритель»), которым в молодости зачитывалась. «Всякая Всячина» широко заимствовала из него форму и характер сатиры и даже прямо пользовалась его статьями, сокращая или дополняя их и приближая к русской жизни. Заимствования производились из французской редакции Аддисоновского журнала. Форма сатирических статей «Всякой Всячины» – большей частью письмо постороннего лица в редакцию, аллегория, восточная повесть, сон, случайно найденные записки и т.д. Характер сатиры «Всякой Всячины» был самый безобидный, потому что она поставила себе правилом «не целить на особ, а единственно на пороки». Даже и эта скромная цель еще больше суживалась тем, что журнал предполагал только «изредка касаться пороков, чтобы тем под примером каким не оскорблять человечества». Таким образом, он обращал главное внимание на смешные, мимолетные явления жизни, а из общественных зол лишь однажды коснулся только взяточничества, да и то лишь по отношению к «подьячим».

Прежде всего Екатерине было важно сохранить идеологический контроль над умами подданных. При помощи журнала, в котором легкая, ни к чему не обязывающая сатира перемежалась с назидательными поучениями, и манипулируя мнениями многочисленных корреспондентов своего журнала, зачастую мнимых, императрица стремилась руководить общественным мнением, навязывая читателям выг­одное ей понимание стоявших перед правительством проблем, путей их решения. При этом она приглашала соотечественников к сотрудничеству в деле исправления недостатков. Так, уже во втором листке «Всякой всячины» всем желающим предлагалось присылать свои материалы – «как стихи, так и прозу» – для публикации в журнале. «Мы же обещаем вносить в наши листы все то, что нас не введет в тяжбу со благочинием, лишь бы оно чуть сносно написано было», – так заявляли издатели.«Всякая всячина» постепенно приучала читателей к нравоучительно-развлекательному тону своих листков. Стараясь быть ненавязчивой в намеках, Екатерина в иносказательной форме предпринимала попытки разъяснить некоторые аспекты своей внутренней политики. Так, в статье под № 62 ею была помещена аллегорическая «Сказка о мужичке», в которой императрица искусно снимала с себя ответственность за провал работы Комиссии по составлению нового Уложения. В ней рассказывалось о мужичке, которому стал тесен старый кафтан, и о добром приказчике, решившем сшить мужичку новый. Созвав портных, приказчик велел дворецкому дать им новое сукно и даже сделал раскрой. Нерадивые портные и капризные мальчики, пришедшие со стороны, помешали сшить кафтан и мужичок остался мерзнуть на улице. Здесь «мужичок – русский народ; кафтан – новое Уложение, портные – Комиссия депутатов» и т.д..

В номерах «Всякой всячины» печатались статьи, косвенно направленные против распространения среди придворных таких страстей, как властолюбие и корысть, против досаждавших императрице многочисленных любителей всяких утопических проектов. Все это было облечено в форму дружеских наставлений, предназначавшихся строптивым домочадцам или непослушным детям. Однако основное место в екатерининском издании занимала отвлеченная бытовая сатира. Суеверие и страсть к слухам, скупость, зависть и невоспитанность, самодурство, бесполезное модничанье, склонность к дурным привычкам и нетерпимость к окружающим – таковы основные объекты сатиры на страницах «Всякой всячины». Нередко журнал откликался на материалы, появлявшиеся в других изданиях, «Всякая всячина» брала на себя роль «бабушки», видя в периодических изданиях своих «внучат»: она журила одних, подбадривала других, советовала третьим.

В первом листке «Всякой всячины» содержалось разрешение издавать подобные же издания частным порядком. В столице начинают выходить новые периодические издания. В середине января появился журнал «И то, и сио», за которым тотчас последовал журнал «Ни то, ни сио». В феврале список пополнил журнал «Полезное с приятным», в марте – «Поденщина», в апреле – «Смесь», лишь с начала мая начал выходить «Трутень» – самый боевой сатирический журнал, вступивший в полемику со «Всякой всячиной». Список этих изданий дополнил начавший печататься с июля 1769 г. журнал «Адская почта». Можно сказать, что «Всякая Всячина» породила отечественные сатирические журналы, поскольку Екатерина стремилась начать с обществом диалог, который должен был развиваться так, как ей казалось выгодным для государства.

Однако попытка создания в России журнальной полемики привела к нежелательным результатам, хотя поначалу ничто не предвещало грозы. Первые несколько месяцев своего существования «Всякая всячина» доминировала в русской сатирической журналистике. Ее номера пользовались несомненной популярностью у читателей ввиду новизны подобного рода изданий. Но скоро, особенно с момента появления таких журналов, как «Трутень» и «Адская почта», литературный процесс начал выходить из-под контроля императрицы, и гегемонии «Всякой всячины» наступил конец. Шутливой снисходительности ее домашней сатиры и развлекательной болтовне была противопоставлена талантливая и необычайно богатая по форме сатира, представленная в журналах Н.И. Новикова и Ф.А. Эмина.

Камнем преткновения, вызвавшим острую полемику между новиковским «Трутнем» и екатерининской «Всякой всячиной», стал вопрос о предназначении сатиры и границах дозволенности осмеяния конкретных носителей пороков или виновников общественных злоупотреблений. Проблематика полемики свелась к выбору между обобщенной «сатирой на порок» и индивидуализированной «сатирой на лицо».

Повод для полемики дала сама «Всякая всячина». В майском листе, отвечая одному из корреспондентов, ее издатели поставили вопрос о возможности исправления природы человека средствами сатиры. «Снисхождение и человеколюбие» – объявлялось истинным проявлением «любви к ближнему». Действия же тех, кто стремится исправлять пороки, осмеивая и критикуя их носителей, рассматривались как проявление злобы, нетерпимости, несовместимых с законами любви. И в помещенном вслед за этим ответом письме некоего Афиногена Перочинова (корреспонденции, возможно, написанной самой императрицей) предлагались правила, которыми следует руководствоваться тем, кто желает критиковать человеческие недостатки: «1) Никогда не называть слабости пороком. 2) Хранить во всех случаях человеколюбие. 3) Не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того. 4) Просить Бога, чтоб дал нам дух кротости и снисхождения». При таком понимании характера сатиры допустимость критики в литературе социальных пороков практически сводилась на нет. Не довольствуясь предложенными правилами, «Всякая всячина» сочла нужным сопроводить письмо Перочинова и постскриптумом: «Я хочу завтра предложить пятое правило, а именно, чтоб впредь о том никому не рассуждать, чего кто не смыслит; и шестое, чтоб никому не думать, что он один весь свет может исправить»[83]. Стиль правил, особенно двух последних, позволяет с уверенностью говорить о причастности Екатерины к их сочинению, а может быть, и об ее авторстве.

Позиция, занятая «Всякой всячиной», вызвала ответную реакцию. Первым выступил «Трутень». В листе V этого журнала от 26 мая было помещено письмо на имя издателя «Трутня» от некоего Правдулюбова. В письме изложенные «Всякой всячиной» правила подвергались критике: «Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человекам обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием; следовательно, они порокам сшили из человеколюбия кафтан, но таких людей человеколюбие приличнее назвать пороколюбием. По моему мнению, больше человеколюбив тот, кто исправляет пороки... Любить деньги есть та же слабость, почему слабому человеку простительно брать взятки и набогащаться грабежами. Пьянствовать также слабость или еще привычка; однако пьяному можно жену и детей прибить до полусмерти и подраться с верным своим другом. Словом сказать, я как в слабости, так и в пороке не вижу ни добра, ни различия. Слабость и порок, по моему, все одно... Правильнее быть Трутнем... нежели такою пчелою, которая по всем местам летает и ничего разобрать и найти не умеет»[84].

Публикация в «Трутне» этого письма означала выход полемики на поверхность, ибо здесь впервые было свободно и открыто изложено мнение, противоположное точке зрения «Всякой всячины». Ее позиция здесь объявлялась сродни позиции человека, наделенного «слабой совестью и к тому же выступающего защитником пороков». Автором письма, подписанного фамилией Правдулюбов, был, по всей вероятности, сам Н.И. Новиков. В его лице Екатерина II столкнулась с решительным и убежденным противником. Она ответила «Трутню» в резких тонах в статье № 66 своего журнала. Называя критические замечания Правдулюбова «ругательствами», она обвинила его в желании «истребить милосердие» и «за все да про все кнутом сечь». Претендовавшая якобы на человеколюбие и терпимость, издательница «Всякой всячины» в своем раздражении явно теряла самообладание.

Новикова не смутили выдвинутые в адрес «Трутня» обвинения. В листе VIII cвоего журнала он поместил второе письмо Правдулюбова, из которого можно сделать вывод, что высокое положение издателей «Всякой всячины» не было для него секретом. Он очень остроумно «простил» «Всякую всячину», объясняя ее нападки на «Трутень» недостаточно хорошим владением русским языком. Учитывая немецкое происхождение императрицы, намек был достаточно язвительным. Но Новиков не ограничился замечаниями по поводу стиля автора материалов «Всякой всячины». В его рассуждениях он увидел также черты «самовластья», чего как огня боялась Екатерина II: «Госпожа «Всякая всячина» написала, что пятый лист «Трутня» уничтожает. И это как-то сказано не по-русски: уничтожить, то есть в ничто превратить, есть слово самовластью свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть не прилична»[85].

Екатерине II было не справиться с Новиковым. Вместо ожидаемого идеологического лидерства ей приходилось защищаться, отбиваясь от нападок остроумного и язвительного противника. Союзником «Трутня» в отстаивании права не обличать абстрактные пороки, а выводить перед читателем их конкретных носителей, выступил журнал «Адская почта», издававшийся Ф.А. Эмином. В ноябрьском номере журнала он писал: «Ругательства нигде не годятся, но прямо описывать пороки и называть вора вором, разбойника разбойником, кажется, что дело справедливое»[86]. Вопрос об исправлении пороков решался различно: «внучата» полагали, что воспитания мало для искоренения их, необходимы и социальные реформы. Полемика дошла до того, что «Смесь» замечала, яко бы бабушка «изображает слабость своего разума», не сходясь с внучатами, которые могли ее спросить: «почто же называться роднею? Или она уже выжила из ума?» Встретить такое сопротивление было неожиданным для императрицы.

Свою концепцию незлобивой сатиры, пропагандировавшуюся на страницах «Всякой всячины», Екатерина II восприняла из английских сатирико-нравоучительных журналов начала XVIII века, таких как «Зритель» и «Опекун», издававшихся Стилом и Аддисоном. Популярность этих журналов в Европе была огромной, и русская императрица не хотела выглядеть отсталой. Но в ее стремлении привить на русской почве традиции английской журналистики следует видеть и политический смысл. Екатерина постепенно освободилась от увлечения идеями французских просветителей и отдала предпочтение более умеренной доктрине английского просветительства времен Реставрации Стюартов 1702–14 гг. Споры о предназначении сатиры велись на страницах указанных английских журналов. И именно оттуда Екатерина II заимствовала устраивавшее ее решение проблемы в данном вопросе. Но она не учла одного обстоятельства. В условиях английской действительности начала XVIII века и той исторической обстановки, которая сложилась в Англии после «славной» революции 1688 г., требования доброжелательной сатиры с подчеркнутым в них отказом от обличения конкретных лиц диктовались самой ситуацией политического компромисса, в сохранении которого журналисты-сатирики эпохи Реставрации видели свою цель. Этим обеспечивалась нужная победившей буржуазии консолидация общественного мнения. Но в условиях России проповедование подобного понимания сатиры, учитывая к тому же, что оно исходило от печатного органа, тайно руководимого самой императрицей, объективно служило целям ограничить возможности какой-либо серьезной критики снизу и навязать обществу выгодное для правительства понимание происходящего в стране. И, как можно видеть, этой своей цели Екатерина II не достигла. Необходимых социальных предпосылок для повторения английского опыта в условиях императорской России не было[87].

В Англии XVIII века развитие газетной и журнальной прессы явилось порождением парламентской демократии, с ее практикой обсуждения политических вопросов в печати. Журналы откликались на текущие события, информировали о новостях культуры и науки, одновременно оставаясь платформой литературной борьбы.

В эссе Аддисона и Стила возможность сатиры «на лица» отменена с самого начала. Но узнаваемы не лица, а типы, хотя и представленные с подробностью мелких и дорогих для читателя черт. Разработка характеров – черта нового стиля мышления в английской журналистике XVIII века. Но именно эта черта и оказалась чужда русским переводчикам. В российской действительности проявился интерес больше к нравоучительному аспекту английской журналистики, а не к сатирическому[88].

В конце 1769 г. Екатерина решила прекратить выпуск «Всякой всячины». Заключая поприще своей деятельности, издатель высказался в так: «прощайте, господа, я с великим терпением слушал ваши осуждения и смеялся от чистого сердца всему тому, за что другой бы сердился, и не переставал писать, пока мне самому не вздумалось окончить «Всякую Всячину»; и сие оканчивая, объявляю вам, что я приемлю другое ремесло, где достанутся от меня многим щедрые милости». Последние слова служат одним из опорных пунктов доказательству, что издателем была императрица Екатерина II[89].

Другие журналы 1769 г.

Для более полной характеристики журналистики XVIII века следует хотя бы коротко рассказать о других журналах, выходивших в 1769 г. Обычно они, как и «Всякая всячина», были еженедельными («И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Полезное с приятным», «Смесь», «Трутень»), но некоторые журналы выходили в виде листков ежедневно («Поденщина») или книжками ежемесячно («Адская почта»). Продолжительность их существования была от одного месяца («Поденщина») до одного года («И то, и сио», «Трутень»). Издателями обычно выступали литераторы («И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Смесь», «Адская почта»), преподаватели Сухопутного шляхетного корпуса («Полезное с приятным») и только один недолго существовавший журнал «Поденщина» выпускал «обер-офицер полевых полков», в литературном мире никак себя не зарекомендовавший. Все журналы 1769 г. издавались в Санкт-Петербурге. Расцвет московской журналистики после недолгого подъема в начале 1760-х гг. повторно произошел несколько позже, в 1780-е гг.

Первым откликнулся на призыв «Всякой всячины» издавать новые журналы Михаил Дмитриевич Чулков (1743–1792) – писатель, выходец из разночинной среды, получивший образование в разночинской гимназии при Московском университете и прославившийся сборником «Пересмешник, или словенские сказки» (четыре части вышли в 1766–1768 гг.). С января 1769 г. он начал издавать журнал «И то, и сио», выходивший еженедельными листами в течение года вплоть до декабря (всего вышло 52 листа). Будучи единоличным издателем, Чулков являлся и основным автором журнала. Его название было подсказано примером «Всякой всячины», хотя в то же время в нем заключался намек на социальную ориентированность журнала – симпатии издателя «И то, и сио» в пользу невзыскательного читателя. Чулков не захотел потворствовать вкусам социальных верхов или обслуживать высокообразованные слои читателей.

«Читатель, не ожидай ты от меня высоких и важных замыслов; ибо и я сам человек неважный, и когда правду тебе сказать, не утруждая совести, то состоянием моим похожу на самое сокращенное животное. Я предпринял увеселять тебя столько, сколько силы мои позволят, единственно для той причины, чтобы заслужить твою благосклонность», – так писал Чулков в первом листе своего журнала. Заискивание перед читателем согласовалось с отказом от наставлений и обличений общественных пороков. Лицо журнала определяла установка на балагурство и развлечение – листки заполнялись разнородными материалами развлекательного характера (бытовая новелла, анекдоты, сказки, пословицы, басни, элегии и шутливые поэмы). На страницах «И то, и сио» были представлены описания народных обычаев, обрядов, суеверий. Позднее Чулков издал «Словарь русских суеверий», и можно предположить, что материалы славянской мифологии, опубликованные в журнале, были подготовительной частью его собирательских трудов в в этой области.

Несмотря на свою политическую индифферентность и непритязательность, журнал Чулкова не мог остаться в стороне от общественных проблем своего времени. Это прежде всего проявилось в рассмотрении на страницах «И то, и сио» темы денег. Проповедник счастливой умеренности и философского спокойствия Херасков в своей лирике 1760-х гг. не единожды касался темы денег, не заметить ее он не мог, однако он говорил о «злате» всегда с отвращением. Однако бедняк-разночинец Михаил Чулков чувствовал себя вполне удовлетворительно в мире рыночных отношений, купли-продажи, и в «И то, и сио» писал о том, что «всякая вещь свою имеет цену», что «прибыток имеет силу и все перевершит». Перед «неопрятным», но имеющим деньги крестьянином, тщеславный гражданин примет на себя образ крестьянина, а крестьянин станет равным боярам – «будет боярином перед боярином». Связующим стержнем, формировавшим структуру журнала и объединявшим все его материалы в единое целое, была фигура автора – издателя – рассказчика, балагура и шутника. Речь его была усыпана прибаутками, народными пословицами и поговорками. В «И то, и сио» выработалась повествовательная манера Чулкова, которая свойственна его роману «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины», изданному в 1770 г. Хотя Чулков был больше писателем, чем журналистом, но он внес определенный вклад и в развитие журналистики. Его творчество, героями которого становились бесцеремонные содержанки, взяточники-подъячие, развратные дворянки, обманутые мужья, самолюбивые бездарные поэты, ловкие нахальные любовники, было направлено против эстетики эпохи классицизма, против академичности, которая была свойственна периодическим изданиям того времени. Михаил Чулков старался сделать публикуемые им материалы доступными для понимания читателей. Неудивительно, что сам себя Чулков называл «мелкотравчатым сочинителем».

Журнал «И то, и сио» иногда нападал на другие периодические издания. Особенную ненависть его вызывал «Трутень»[90]. «Потом попалось мне в руки сочинение Г. «Трутня». Сей человек показался мне, что он объявил себя неприятелем всего рода человеческого. Тут кроме язвительных браней и ругательства я не нашел ничего доброго; для чего послал я к одному моему приятелю попросить еще несколько листков... тут грубость и злонравие в наивысочайшем блистали совершенстве; его ведомости [здесь – журнал, «ведомостями» в то время называли газеты – прим. авт.] соплетены были из ругательства и поношения ближним, и если бы ему верить, то бы надлежало возыметь совершенное от всех людей отвращение; но я подумал, что и он есть человек же и что, может быть, пороки, которыми он язвит других, ему еще более всех свойственны» (№28). Такая позиция роднила журнал Чулкова с изданием Екатерины II, однако по поводу «Всякой всячины» как «прабабки» сатирических журналов он высказывался более язвительно: «Древность почитать всем нам свойственно, почему «Всякая всячина», как праматерь, овладела было моим желанием; но забыл, что старость имеет свои слабости и что с уменьшением телесных сил ослабевают вместе и душевные дарования... Чрез несколько лет и я «Всякой всячине» подобен буду, потерявши то, что украшает человечество, возненавижу может быть и я так же людей, как и она возненавидела... Сего уже довольно было переменить мое намерение и от старости ослабевающий разум оставить в покое [то есть не читать «Всякую всячину»]».

В мае 1770 г. Чулков предпринял издание нового, на этот раз ежемесячного, журнала «Парнасский щепетильник», который выходил до конца года. Названием своего издания Чулков подчеркивал стремление выступить примирителем в литературных баталиях того времени. Слово щепетильник в России XVIII века означало торговца мелкой галантереей. Издатель как бы брал роль продавца «парнасской мелочевки» отечественной литературы. В первых номерах «Парнасского щепетильника»главное место отводилось сатирическим статьям, посвященным литературной среде. Позже Чулков вернулся к испытанной ранее практике развлечения читателей, наполняя издание переводными материалами, а также публикациями фольклорных источников. Ко времени выхода в свет последних номеров этого издания ясно обозначилась его бесполезность в литературной жизни, и Чулков его прекратил. В 1772 г. он поступил на службу в Коммерц-коллегию, затем перешел в Сенат. Ему принадлежат семитомное «Историческое описание российской коммерции» (1781–1788) и «Словарь юридический, или Свод российских узаконений» (1791–1792). Служба дала разночинцу Михаилу Чулкову возможность получить дворянское звание, приобрести под Москвой несколько имений. Но прожил он совсем не долго: умер в 1792 г., не дожив даже до 50 лет.

Следующим после Чулкова к изданию своего литературного еженедельного журнала приступил поэт и переводчик Василий Григорьевич Рубан (1742–1795). Образование он получил в Киевской духовной академии, Московской славяно-латинской академии, потом в университетской гимназии и в Московском университете. Литературные труды Рубана поначалу представляли собой переводы с латинского, немецкого и французского языков – с ними он выступал на страницах журналов «Доброе намерение», «Трутень», «Парнасский щепетильник». Он служил в коллегии иностранных дел переводчиком турецкого языка, был секретарем при князе Григории Потемкине и директором Новороссийских училищ.

Название журнала Рубана – «Ни то, ни сио» – было явно спровоцированно изданием Чулкова. Журнал печатался в типографии Академии наук (вероятным соиздателем Рубана был академический переводчик Башилов) тиражом 600 экземпляров. Цель этого журнала, по словам самого издателя, была «услужить публике»; статей сатирического содержания почти не было; выбор статей был случайным. Подавляющую часть публикаций в «Ни то, ни сио» составляли переводные материалы и стихотворения Рубана. Но оригинальные его сочинения были лишены какого-либо серьезного значения и являлись стихами на случай. В похвальных гимнах, написанных Рубаном, не было искреннего чувства; господствовала риторика. Например, в оде на привитие оспы императрице, Рубан сравнивал Екатерину II со змием, которого Моисей вознес на древо для спасения народа. Особенную известность Рубан приобрел среди современников своими похвальными надписями в стихах. Но в этих надписях было столь же мало оригинальности, как и в одах; большая их часть воспевала благодеяния покровителей Рубана. Из переводов следует отметить фрагменты из Овидия и философский диалог Вольтера «Разговор дикого с бакалавром». В целом журнал Рубана «Ни то, ни сио» не пользовался успехом у читателей, и просуществовал только 5 месяцев: с 21 февраля по 12 июля 1769 г.; в 1771 г. он вышел вторым изданием. В 1771 г. Рубан издавал журнал «Трудолюбивый Муравей», еще менее замечательный. В 1772–1773 гг. он издал две книжки, под заглавием «Старина и Новизна» – нечто в роде альманаха; статьями и материалами по русской истории это издание выгодно отличалось от всех его прежних журналов. Рубан был автором большого количества сочинений, справочников, календарей и путеводителей, некоторые из которых представляют библиографическую ценность.

Судьбу «Ни то, ни сио» в какой-то мере разделил журнал «Полезное с приятным», издававшийся около четырех месяцев (с 13 февраля по 25 июня 1769 г.) еженедельно, но не очень регулярно. Издателями были преподаватели Сухопутного кадетского корпуса – И.Ф. Румянцев и И.А. де Тейльс. Общее направление этого журнала, учитывая специфику интересов его издателей, носило воспитательный характер. Печатались главным образом переводные материалы, в том числе из английского «Зрителя».

Значительно более серьезным журналом, составившим оппозицию«Всякой всячине», был журнал «Смесь». Он начал выходить с 1 апреля 1769 г. еженедельно, и в течение года вышло 40 листов. Тираж составлял 600 экземпляров. В журнале сотрудничали известные авторы – В. Майков, Н. Новиков, Ф. Эмин и другие. Издатель журнала точно не известен. В «Предуведомлении» он признался, что вздумал издавать «Смесь», «набравшись чужих мыслей». Свою «Смесь» он считал «дочерью тех сочинений, коих видны в ней переводы». Журнал действительно на три четверти представлял собой подборку переводов из самых разных источников, но в основном из французских сатирико-нравоучительных журналов. Оригинальные материалы составляли всего треть текстового корпуса журнала, но именно здесь обозначилось лицо «Смеси», ее отношение к полемике между «Всякой всячиной» и «Трутнем» о сущности и предназначении сатиры. В этой полемике «Смесь» поддерживала «Трутень», резко критикуя позицию, занятую «Всякой всячиной»: «Бабушка в добрый час намеревается исправлять пороки, а в блажной дает им послабление». В журнале «Смесь» печатались материалы, высмеивавшие мелочность сатиры «Всякой всячины». Некоторые из них носили социальный характер: автор памфлета «Речь о существе простого народа», ссылаясь якобы на мнение «искусного анатомиста», исследовавшего голову крестьянина и голову дворянина, опровергал тезис о том, что простой народ вряд ли обладает разумом и более походит на животных, нежели на людей.

Последним из группы сатирических изданий 1769 г. было «ежемесячное издание» «Адская почта, или Переписка хромоногого беса с кривым». Первая книжка журнала вышла из печати в июле, и до конца года появилось шесть книжек. Издателем был Федор Александрович Эмин – писатель и переводчик. Все попытки установить его подлинную биографию были безуспешны, он создал о себе столько легенд, так запутал вопрос о своем происхождении, что отличить выдумку от правды крайне затруднительно. Существуют, по крайней мере, четыре версии его биографии. Родился он около 1735 г. не то в Польше, не то на Балканах. Служил янычаром в Турции, бежал, скитался по Азии, Африке, Европе. Документирован только один пункт, а именно: в 1761 г. к русскому посланнику в Лондоне князю А.М. Голицыну явился некий Магомет Емин, заявивший о своем желании принять греческо-русскую веру и вступить в русское подданство. Магомет был окрещен в домовой церкви посольства и наречен Федором. Вскоре он пожелал выехать в Санкт-Петербург, и 11 октября 1761 г. ему был выдан на проезд паспорт, в котором значилось, что Магомет Емин рожден от российских родителей, приехал из Константинополя, по своему желанию направляется в Россию. В Петербурге он с 1762 г. преподавал в Сухопутном шляхетном корпусе, а также был принят переводчиком в Коллегию иностранных дел, поскольку знал 15 иностранных языков.

Свою литературную деятельность Федор Эмин начал с того, что перевел множество романов с португальского, испанского, итальянского языков (поскольку первоисточники не найдены, исследователи полагают, что по крайней мере некоторые из этих «переводов» были его собственного сочинения). В дальнейшем написал очень много: первый русский роман – «Письма Ернеста и Доравры» (1766), «Российскую историю» в трех томах (1768–1769), – став одним из самых популярных и плодовитых писателей.

Замысел журнала «Адская почта» возник у Эмина еще в апреле 1769 г. В обращении к читателю он писал, что, оставшись однажды ночевать в трактире, «увидел пред собою двух господ, одного Хромоногого, а другого Кривого», представившихся бесами, которые, «верно служа долгое время в республике адской, наконец отправлены в посольство в свет; каждый из них будет жить в особливом месте, и [они] будут уведомлять друг друга о всем виденном». Эти бесы попросили издателя, прослышав о его знакомстве с типографиями, печатать их письма: «Теперь пошла мода на сочинителей: все пишут; так для чего же и нашему брату не стараться о приобретении почтенного имени авторства?» Испугавшись якобы отказать бесам, зная, «как опасны эти господа», издатель обещал сообщать публике все их письма. «Но как они денег на типографию не оставили, сказав, что свет, которому они много благодеяний делают, за них заплатит, то экземпляр ежемесячного издания, кто полюбопытствует читать оное, будет продаваться за двадцать копеек у переплетчика Веге, живущего в Малой Миллионной»[91]. Таким образом, журнал представлял собой переписку якобы бесов, и все его материалы, имевшие сплошную нумерацию (до №103) назывались либо «От Хромоногого к Кривому», либо «От Кривого к Хромоногому». «Адскую почту» трудно назвать журналом, поскольку это было сочинение, принадлежавшее одному автору и лишь по характеру своего издания могущее считаться периодикой. Правильнее было бы считать это издание книгой из нескольких частей[92]. Эмин использовал традицию жанра философско-сатирической переписки, распространенного в литературе века Просвещения. Непосредственным источником сюжетной основы «Адской почты» явились сатирические памфлеты французского писателя конца XVII века Ленобля, имевшие форму разговоров между Хромым и Кривым бесами, гуляющими по Парижу и обменивающимися своими впечатлениями о жизни французов.

Идеологически Эмин как бы стоял на стороне «Всякой всячины»: «Нам, друг, нужно писать поосторожнее, и никого в лицо не трогать». Однако в действительности он от лица бесов очень остро критиковал нравы современного ему российского общества и обсуждал литературную жизнь Петербурга.

Итоговым для «Адской почты» можно считать помещенное в декабрьском номере письмо к Правдулюбову (единственное в журнале не от имени бесов), где Эмин разъяснил свой взгляд на предназначение сатиры: «Знаю я, что многие нынешнего века люди все то почитают либо за ложь, или за брань, что не в их похвалу сказано. Ведаю..., что родилось в свете такое человеколюбие, которое не только о падении пороков обильные проливает слезы, но еще и о участниках оных соболезнует. Славный у многих автор [имеется в виду «Всякая всячина»], написавший: должно ненавидеть пороки, а сожалеть о порочных есть толь великий упомянутого человеколюбия подкрепитель, что множество людей... на свою обратил сторону. Но я сказать отважусь, что сие странное человеколюбие, сию нынешнего света добродетель, произвела... привычка видеть часто людей порочных, о них нередко слышать, а иногда с ними и общаться; а воспитало оную нежное сложение человеческих сердец, которые и самой справедливости ужасаются»[93].

Литературная карьера Федора Эмина оказалась такой же короткой, как и его жизнь. Весной 1770 г. он скончался в возрасте 35 лет. Уже после его смерти была опубликована его последняя книга «Путь к спасению, или разные набожные размышления», написанная в духе масонских нравственно-религиозных исканий.

Издательская деятельность Н.И. Новикόва

Издательская деятельность Н.И. Новикова – один из ключевых вопросов в истории отечественной журналистики второй половины XVIII века. Николай Иванович Новиков (1744–1818) – значительный деятель русской культуры, просветитель, писатель, который, по словам В.Г. Белинского, «распространил изданием книг и журналов всякого рода охоту к чтению и книжную торговлю и через это создал массу читателей». За четверть века он издал больше тысячи книг по самым различным отраслям знаний – истории, педагогике, медицине, сельскому хозяйству, издавал сочинения русских и иностранных писателей, учебники, детские книги, книги для народа, выпускал газету «Московские ведомости» и одиннадцать журналов, опубликовал памятники русской исторической литературы. Одно время в 1780-х гг. в контролируемых им типографиях печаталось около половины всех выходивших в России книг и периодических изданий.

Н.И. Новиков (ударение на последний слог) родился 27 апреля 1744 г. в Московской губернии в семье 60-летнего статского советника И.В. Новикова, служившего при Петре I корабельным секретарем, а потом капитаном. Родители его имели приличное состояние – у отца было 700 душ (крепостных крестьян).

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: