Расширение границ настоящего 13 глава

Марджори улыбнулась и показалась мне такой беззащитной, что я снова ощутил сильное влечение. Она незаметно бросила на меня внимательный взгляд. Мы оба негромко рассмеялись. За завтраком все молчали, под конец распахнулась дверь и в сопровождении военного, по всей видимости старшего офицера, вошел священник в парадном облачении.

– Этот у священников самый главный, – пояснил Пабло.

Офицер что‑то бросил солдатам, вытянувшимся по стойке «смирно», после чего он со священником направился через столовую в кухню. Священник посмотрел прямо на меня, наши взгляды встретились на миг, который показался мне вечностью. Я отвернулся и продолжил трапезу, не желая привлекать к себе внимания. Офицер со священником вышли на кухне через какую‑то дверь.

– Это один из тех, с кем вы говорили? – обратился я к Марджори.

– Нет, – ответила она. – Я его в первый раз вижу.

– Я знаю этого священника, – проговорил Пабло. – Он приехал вчера. Его зовут кардинал Себастьян. Я так и подскочил на стуле:

– Это был Себастьян?

– Похоже, вы о нем слышали, – заметила Марджори.

– Слышал, – подтвердил я. – Он – главный, кто стоит за противодействием Церкви Манускрипту. Я считал, что он находится сейчас в миссии падре Санчеса.

– А кто такой падре Санчес? – заинтересовалась Марджори.

Я хотел было рассказать о нем, но в это время к столику подошел наш конвоир и жестом предложил мне и Пабло следовать за ним.

– Время прогулки, – проговорил Пабло. Мы с Марджори переглянулись. В ее глазах была скрытая тревога.

– Не волнуйтесь, – успокоил я ее. – Поговорим за обедом. Все будет хорошо.

Шагая на прогулку, я задумался: а обоснован ли мой оптимизм? Эти люди могли в любой момент сделать так, что мы исчезнем бесследно. Солдат провел нас через небольшой холл, вывел на лестницу и встал у выхода. Мы спустились во дворик, окруженный высокой каменной стеной. Пабло кивком предложил мне пройтись по периметру дворика. Пока мы прогуливались, он несколько раз наклонялся, чтобы сорвать цветок с разбитых около стен клумб.

– О чем ещё говорится в Седьмом откровении? – спросил я.

Он наклонился и сорвал ещё один цветок. – В нем говорится, что не только сны подсказывают нам, как быть. Наставления посылаются и в помыслах, и в видениях.

– И об этом же говорил падре Карл. Расскажите, каким образом наставления посылаются в видениях.

– Вам могут привидеться определенные события, которые укажут на все, что может произойти с вами. Если отнестись к этому со вниманием, то можно быть готовым к любому повороту в своей жизни.

Я посмотрел на него:

– Знаете, Пабло, мне привиделось, что я встречу Марджори. И я встретил ее.

Он улыбнулся.

По спине у меня пробежал холодок. Похоже, я на самом деле оказался там, где нужно. То, что я интуитивно предвидел, сбылось. Мне не раз приходила в голову мысль, что я найду Марджори, и вот теперь это случилось. Произошло стечение обстоятельств. Я почувствовал себя легче.

– Такие мысли приходят нечасто, – признался я.

Пабло отвернулся в сторону:

– В Седьмом откровении говорится, что таких мыслей у всех нас гораздо больше, чем мы это сознаем. Для того чтобы распознать их, мы должны быть очень наблюдательны. Когда что‑то приходит в голову, необходимо задаться вопросом – почему? Почему сейчас я подумал именно об этом? Какое это имеет отношение к стоящим передо мной в жизни вопросам? Если мы постараемся думать таким образом все время, то это поможет избавиться от необходимости за всем постоянно следить. Таким образом, мы оказываемся в потоке эволюции.

– А как насчет черных мыслей? – спросил я. – Например, страха перед тем, что может случиться что‑то плохое: пострадает любимый человек или не удастся достичь чего‑то очень желанного?

– Очень просто, – объяснил Пабло. – В Седьмом откровении сказано, что видениям, вызванным страхом, как только они появляются, нужно ставить заслон. После этого, необходимо волевым усилием представить, что все кончается хорошо. И черные мысли практически перестанут одолевать вас. Ваша интуиция будет настроена на положительное. Если же будет представляться что‑то плохое и после этого, то, говорится в Манускрипте, к этому следует подойти со всей серьезностью и не следовать за воображением. Если, например, вам пришло в голову, что вы попадете в автомобильную катастрофу, то следует ответить отказом на предложение подвезти вас на машине.

Мы обошли дворик кругом и приближались к конвоиру. Когда мы проходили мимо, ни один из нас не произнес ни слова. Пабло сорвал цветок, а я глубоко вздохнул. Было тепло, воздух был влажный. Стены нашей тюрьмы окружала густая тропическая растительность. Я заметил москитов.

– Пошли! – неожиданно скомандовал солдат. Он проводил нас в здание, и мы вернулись в свою камеру. Пабло вошел первым, а мне солдат загородил дорогу рукой.

– Тебе нет, – сказал он и кивком велел следовать за ним по коридору. Потом мы поднялись вверх по какой‑то лестнице и вышли на улицу там, где меня ввели в здание вчера вечером. На стоянке перед домом на заднее сиденье большого лимузина усаживался падре Себастьян. Водитель захлопнул за ним дверцу. На какое‑то мгновение Себастьян взглянул на меня, потом отвернулся и что‑то сказал водителю. Машина рванула с места.

Конвоир подтолкнул меня к главному входу. Мы вошли, и он привел меня в какой‑то кабинет. Мне было предложено сесть на деревянный стул, стоявший напротив белого металлического стола. Через несколько минут вошел невысокий светловолосый священник лет тридцати и, не обращая на меня внимания, расположился за столом. В течение минуты он листал какую‑то папку, а потом поднял глаза. В своих круглых очках в золотой оправе он производил впечатление интеллигентного человека.

– Вы арестованы за то, что имели при себе документы, запрещенные по закону, – проговорил он невыразительным голосом. – Я здесь для того, чтобы разобраться,

Правильно ли вам предъявлено обвинение. Надеюсь, вы мне в этом поможете.

Я согласно кивнул.

– Откуда вы взяли эти переводы?

– Не понимаю, – сказал я, – почему считаются незаконными списки старинной рукописи?

– У правительства Перу свои соображения на этот счет, – проговорил он. – Пожалуйста, отвечайте на вопрос.

– А какое отношение к этому имеет Церковь? – спросил я.

– Потому что этот Манускрипт идет вразрез с традициями нашей веры, – начал священник. – В нем в ложном свете представлен дух нашей Церкви. Где…

– Послушайте, – перебил я его. – Я только пытаюсь понять это. Я всего лишь турист, и мне показался интересным этот Манускрипт. Я ни для кого не представляю угрозы. Мне лишь хочется узнать, почему он вызывает такую тревогу?

Следователь, похоже, растерялся и словно пытался решить, какую тактику лучше применить по отношению ко мне. Я же сознательно давил на него, чтобы выведать подробности.

– Церковь считает, что этот Манускрипт сбивает наш народ с толку, – старательно выговаривал священник. – Он создает впечатление, что люди сами в состоянии решить, как им жить, пренебрегая тем, о чем говорится в Писании.

– Где в Писании?

– Например, в заповеди о том, что должно почитать отца своего и мать свою.

– И что при этом имеется в виду?

– В Манускрипте, если с человеком что‑то не так, вся вина перекладывается на родителей, а это подрывает устои семьи.

– А мне казалось, в нем говорится о том, что нужно покончить со старыми обидами и по‑новому, более положительно, оценить свое детство.

– Нет, – отрезал следователь. – Манускрипт уводит с пути истинного. Начнем с того, что никаких отрицательных чувств никогда не должно и быть.

– Разве родители не могут ошибаться?

– Родители делают для детей все, что в их силах. Дети должны прощать их.

– Но ведь это как раз и растолковывается в Манускрипте! Разве не желание простить приходит, когда мы осознаем все хорошее в своем детстве?

– Но от чьего имени говорится все это в Манускрипте? – повысил он голос, выйдя из себя. – Как можно верить какой‑то рукописи?

Священник обошел вокруг стола и рассерженно уставился на меня сверху вниз:

– Вы ведь даже не понимаете, что говорите. Вы что, ученый богослов? Думаю, что нет. Вы сами являете пример того, какое смятение в умах производит Манускрипт. Неужели не понятно, что в мире существует порядок только потому, что есть закон и власть? Как же вы можете подвергать сомнению действия властей в этом вопросе?

Я ничего не ответил, и от этого мой следователь, похоже, разъярился ещё больше.

– Вот что я вам скажу, – заявил он. – Наказание за совершенное вами преступление предусматривает не один год тюрьмы. Вы не бывали в перуанской тюрьме? Может быть, вы, как все янки, сгораете от любопытства и хотите узнать, что собой представляют наши тюрьмы? Я могу вам это устроить! Понятно? Я могу это устроить!

Он с глубоким вздохом умолк. Потом поднес руку к глазам, по всей видимости, стараясь успокоиться, – Я здесь для того, чтобы выяснить, у кого имеются списки и откуда они поступают. Спрашиваю ещё раз: откуда у вас эти переводы?

Вспышка его гнева заставила меня всерьез встревожиться. Своими вопросами я лишь усугублял свое положение. Что предпримет этот человек, если я не стану отвечать? Но ведь не мог же я назвать имена падре Санчеса и падре Карла!

– Мне нужно немного подумать, прежде чем я все вам расскажу, – наконец ответил я.

На какой‑то миг у меня создалось впечатление, что сейчас следователь разразится еще одной вспышкой гнева. Но потом внутреннее напряжение у него спало; он, похоже, очень устал.

– Даю вам срок до завтрашнего утра, – произнес он и жестом приказал стоявшему в дверях конвоиру увести меня. Я последовал за солдатом обратно в камеру.

Ни слова не говоря, я прошел к своей койке и лег, чувствуя крайнюю усталость. Пабло смотрел в окно через решетку.

– Вы говорили с падре Себастьяном? – поинтересовался он.

– Нет, это был другой священник. Он хотел узнать, откуда у меня списки.

– И что он говорил?

– Ничего. Я сказал, что мне нужно время подумать, и он дал мне срок до завтра.

– Этот человек что‑нибудь говорил про Манускрипт?

Я взглянул Пабло в глаза, и на этот раз он не опустил голову.

– Священник говорил, что Манускрипт подрывает освященные традицией истины, – сказал я. – А потом вышел из себя и стал угрожать.

Пабло, похоже, искренне удивился:

– Это был шатен в круглых очках?

– Да.

– Его зовут падре Костус. Что он еще говорил?

– Я не согласился с тем, что Манускрипт подрывает традиции, – ответил я. – Тогда он начал угрожать мне тюрьмой. Как вы считаете, он это серьезно?

– Не знаю, – проговорил Пабло. Он подошел и сел на свою койку напротив меня. Было видно, что у него есть еще какие‑то соображения, но я так устал и был настолько напуган, что закрыл глаза. Проснулся я от того, что Пабло тряс меня.

– Время обедать, – сообщил юноша.

Мы поднялись за охранником наверх, где нам подали по тарелке жесткой говядины с картошкой. Двое мужчин, которых мы видели в прошлый раз, вошли после нас. Марджори с ними не было.

– А где Марджори? – обратился я к ним, стараясь говорить шепотом. Они пришли в ужас от того, что я заговорил с ними, а солдаты пристально посмотрели на меня.

– Думаю, они не говорят по‑английски, – сказал Пабло.

– Но где же она? – грустно произнес я.

Пабло что‑то сказал в ответ, но я опять не слушал его. Мне вдруг представилось, что я куда‑то убегаю, мчусь по какой‑то улочке, а затем ныряю в дверь, ведущую к свободе.

– О чем вы думаете? – спросил Пабло.

– Мне почудилось, что я вырвался на свободу, – ответил я. – А о чем вы говорили?

– Постойте, – сказал Пабло. – Не упустите свою мысль. Может быть, это важно. Каким образом вы вырвались на свободу?

– Я бежал по какому‑то переулку или улочке, а потом шмыгнул в какую‑то дверь. Было такое впечатление, что побег удался.

– И что вы думаете об этом видении?

– Не знаю, – признался я. – Похоже, здесь нет логической связи с тем, что мы обсуждали.

– А вы помните, о чем мы говорили?

– Да. Я спрашивал о Марджори.

– А вам не кажется, что Марджори и ваше освобождение как‑то связаны между собой?

– Никакой явной связи я не усматриваю.

– А как насчет неявной?

– Не вижу, какая здесь может быть связь. Какое отношение к Марджори могут иметь мои фантазии об освобождении? Вы считаете, она уже на свободе?

Вид у него был задумчивый:

– Вам подумалось, что на свободе оказались вы.

– Ну да, верно. Может быть, я вырвусь на свободу без нее. – Тут я взглянул на Пабло. – А может, вырвусь на свободу с ней.

– Я остановился бы именно на таком предположении, – сказал он.

– Но где же она тогда?

– Не знаю.

Обед мы заканчивали молча. Я был голоден, но пища казалась слишком тяжелой. Почему‑то я чувствовал себя усталым и вялым. Чувство голода быстро прошло.

Я обратил внимание, что Пабло тоже не ест.

– Думаю, нам нужно вернуться в камеру, – сказал он.

Я кивнул, и он жестом попросил охранника отвести нас обратно. Придя в камеру, я растянулся на койке, а Пабло сел и стал смотреть на меня.

– У вас, похоже, снизился уровень энергии, – проговорил он.

– Да, – подтвердил я. – Не могу понять, что случилось.

– Вы не пробовали вбирать в себя энергию? – спросил юноша.

– Думаю, что нет. А от этой пиши никакого толку.

– Но если вбирать в себя все, не нужно много пищи. – И Пабло обвел рукой перед собой, чтобы подчеркнуть это «все».

– Это я знаю. Однако в подобном положении для меня непросто изливать потоком любовь.

Мой собеседник в недоумении посмотрел на меня:

– Но если так не делать, вы причините себе вред.

– Что значит – причиню себе вред?

– Ваше тело колеблется на определенном уровне. И если вы допускаете значительное снижение своей энергии, то от этого страдает и тело. В этом и заключается связь между подавленным состоянием и болезнью. Любовь – способ поддержания энергии. Благодаря ей мы сохраняем здоровье. Вот насколько это важно.

– Дайте мне несколько минут, – попросил я.

Я принялся выполнять то, чему меня учил падре Санчес. И тут же почувствовал себя лучше. Все вокруг выступило более отчетливо. Я закрыл глаза и сосредоточился на этом ощущении.

– Вот, хорошо, – донеслось до меня.

Я открыл глаза и увидел, что Пабло расплылся в улыбке. Облик у него был ещё совсем мальчишеский, но глаза казались теперь исполненными зрелой мудрости.

– Я вижу, как вы наполняетесь энергией, – сообщил паренек.

Вокруг тела Пабло было различимо чуть заметное поле зеленого цвета. Свежие цветы, поставленные им в вазу на столе, казалось, тоже излучали мерцание.

– Для того чтобы уяснить для себя Седьмое откровение и действительно встать на путь эволюции, – произнес он, – нужно действовать в соответствии со всеми откровениями, превратив их в образ жизни.

Я ничего не ответил, а юный индеец спросил:

– Можете ли вы сказать, как откровения изменили ваше мировоззрение?

Я задумался:

– Полагаю, что я проснулся и увидел: мир – это тайна, где будет послано все, в чем нуждаешься, если суметь раскрыться и встать на путь истины.

– И что потом? – продолжал расспрашивать он.

– Потом мы готовы включиться в поток эволюции.

– И как же мы можем сделать это?

Я снова задумался:

– Тем, что четко представляем себе вопросы, стоящие перед нами в жизни. А затем стараемся не упустить указания, которые посылаются во сне либо приходят к нам в виде интуитивного озарения, а бывает, что мы начинаем просто видеть окружающее в совершенно новом свете, все просто бросается нам в глаза.

Я опять помолчал, пытаясь мысленно охватить все откровения, а потом добавил:

– Мы заряжаемся энергией и целиком сосредоточиваемся на том, что происходит с нами сейчас и какие вопросы стоят перед нами. Затем интуитивно постигаем некое наставление, открывающее нам, куда идти и что делать, и вот тогда‑то и происходит стечение обстоятельств, которое позволяет нам реально осуществить наши помыслы.

– Да! Да! – воскликнул Пабло. – Именно так: стечения обстоятельств приводят нас к чему‑то новому, мы растем, наша жизнь становится более наполненной, и в конце концов мы переходим к существованию на более высоком уровне колебаний.

Пабло склонился ко мне, и я заметил вокруг него невероятных размеров энергетическое поле. Он просто лучился и больше не казался юношески застенчивым, от него исходила какая‑то мощь.

– Пабло, что с вами произошло? – поразился я. – При нашей первой встрече вы не казались таким уверенным, знающим и совершенным.

Он рассмеялся:

– Когда вы появились, я рассеял свою энергию. Поначалу я полагал, что вы поможете мне с потоком энергии, но потом понял, что вы еще не научились этому. Это знание постигается из Восьмого откровения.

Я был озадачен:

– И чего же я не сделал?

– Вы должны запомнить, что все ответы, которые являются нам каким‑то непостижимым образом, на самом деле приходят от других людей. Поразмыслите над всем, что вы узнали с тех пор, как попали в Перу. Разве все ответы вы получили не через поступки других людей, с которыми непонятно почему встретились?

Я задумался. Юноша был прав. Я встречался именно с теми людьми, которые мне были нужны в самые подходящие для этого моменты, – с Чарлин, Добсоном, Уилом, Дэйлом, Марджори, Филом, Рено, падре Санчесом и падре Карлом и вот теперь – с Пабло.

– Ведь даже сам Манускрипт написан каким‑то человеком. – добавил Пабло. – Однако не у всех, с кем вы встречаетесь, может быть достаточно энергии или ясности мышления, чтобы открыть вам ту весть, которую они несут вам. Вы должны помочь этим людям, посылая им энергию. – Пабло помолчал. – Вы как‑то говорили, что научились изливать свою энергию на растение, сосредоточившись на его красоте, помните?

– Помню.

– Так вот, к человеку необходим такой же подход. Когда энергия входит в него, она помогает ему понять свою истину, и тогда этот человек сможет передать эту истину вам.

– В качестве примера можно привести падре Костуса, – продолжал юноша. – Он должен был сообщить что‑то важное, но вы не помогли ему открыть вам это. Вы лишь пытались получить у него ответы, и это превратилось в борьбу между вами за энергию. Когда падре почувствовал это в разговоре, возобладала его детская ролевая установка, его «следователь».

– А что мне нужно было сказать? – спросил я.

Пабло не ответил. Мы снова услышали, что кто‑то приблизился к двери.

И в камеру вошел падре Костус.

Он кивнул Пабло, и на лице его промелькнула улыбка. Пабло буквально весь засветился, словно священник на самом деле ему очень нравился. Падре Костус перевел взгляд на меня, и выражение его лица стало суровым. Внутри у меня все сжалось от тревожного предчувствия.

– О вас спрашивал кардинал Себастьян, – проговорил он. – Сегодня днем вас перевезут в Икитос. Я посоветовал бы вам отвечать на все его вопросы.

– Зачем я ему? – недоумевал я.

– Затем, что машина, которая была у вас в момент ареста, принадлежит одному из наших священников. Мы понимаем, что вы получили свои списки Манускрипта от него. Если один из священников нашей Церкви пренебрегает законом – это дело серьезное. – И падре Костус с решительным видом посмотрел на меня.

Я бросил быстрый взгляд на Пабло, который ободряюще кивнул, и снова обратился к падре.

– Вы считаете, что Манускрипт подрывает вашу веру? – осторожно спросил я.

Он посмотрел на меня снисходительно:

– Не только нашу, но и веру всех людей. Неужели вы думаете, что не существует предопределения для мира сего? Все в руках Господа. Он определяет, что нам суждено. Наше дело – следовать законам, ниспосланным Господом. Эволюция – это миф. Господь творит будущее по промыслу своему. Утверждать, что люди сами могут прийти к эволюции, – значит, отрицать волю Божию. Это толкает людей к самовозвеличиванию и отчуждению. Они начинают придавать большее значение своей эволюции, а не Божьему предопределению. Друг к другу они станут относиться еще хуже, чем теперь.

Я не знал, о чем ещё спросить падре Костуса. Священник какое‑то время смотрел на меня, а потом почти добродушно произнес:

– Надеюсь, вы поможете кардиналу Себастьяну.

Он повернулся к Пабло, и в его взгляде чувствовалось, что он горд тем, как ответил на мои вопросы. Пабло лишь улыбнулся и снова кивнул. Священник вышел, и охранник запер за ним дверь. Пабло на своей койке наклонился и посмотрел на меня: он сиял и по‑прежнему, выглядел совсем другим человеком, и в его взгляде сквозила уверенность.

Я посмотрел на него и улыбнулся.

– Я выяснил, что мое положение хуже, чем я полагал.

Юноша рассмеялся:

– А что еще?

– Не совсем понимаю, к чему вы клоните.

– Какие вопросы стояли перед вами, когда вы попали сюда?

– Я хотел найти Марджори и Уила.

– Так, одного из них вы нашли. А другой вопрос?

– У меня было такое чувство, что все эти священники выступают против Манускрипта не по злобе, а потому, что не понимают его. Мне хотелось узнать, что они думают о древней рукописи. Почему‑то у меня сложилось представление, что можно убедить священников отказаться от противостояния откровениям. – Сказав это, я вдруг понял, к чему клонил Пабло. Я встретился здесь с падре Костусом для того, чтобы выяснить, что его так страшит в Манускрипте.

– И какую же весть вы получили? – спросил молодой человек.

– Весть?

– Ну да, весть.

Я посмотрел на него:

– Их тревожит мысль об участии в эволюции?

– Да.

– Можно себе представить, – продолжал я. – Мало было идей о физической эволюции. А тут еще это понятие распространяется на повседневную жизнь, на то, что решения принимает каждый из нас, на саму историю. Это совершенно неприемлемо. По их мнению, с таким пониманием эволюции люди сойдут с ума, отношения между ними станут хуже. Неудивительно, что они хотят, чтобы о Манускрипте никто не знал.

– Могли бы вы убедить их, что это не так? – спросил Пабло.

– Нет… То есть я не настолько хорошо в этом разбираюсь.

– А что нужно для того, чтобы убедить их? – Нужно познать истину. Нужно узнать, как люди станут относиться друг к другу, если каждый будет жить по откровениям и эволюционировать.

Казалось, Пабло был доволен.

– В чем дело? – спросил я, тоже улыбаясь вслед за ним.

– О том, как люди будут относиться друг к другу, говорится в следующем, Восьмом откровении. На ваш вопрос, почему священники выступают против Манускрипта, есть ответ, и этот ответ, в свою очередь, стал ещё одним вопросом.

– Да, – произнес я в глубокой задумчивости. – Мне необходимо найти Восьмое откровение. Мне нужно выбраться отсюда.

– Не спешите, – предупредил Пабло. – Вы должны убедиться, что в полной мере уяснили для себя Седьмое откровение, прежде чем двигаться дальше.

– А как по‑вашему, я уяснил его? Вошел в поток эволюции?

– Вы войдете в этот поток, если никогда не будете забывать о том, что необходимо держать в уме стоящие перед вами вопросы. Даже те, кто до сих пор пребывает в неведении, могут натолкнуться на ответы и осознать происходившие с ними в прошлом стечения обстоятельств. Осознание Седьмого откровения приходит со способностью видеть эти ответы, когда они посылаются нам. Это поднимает наш повседневный опыт на новую высоту.

Мы должны понять, что каждое событие имеет свое значение и несет свою весть, которая каким‑то образом имеет отношение к стоящим перед нами вопросам. Особо это относится к тому, о чем мы обычно отзываемся плохо. В Седьмом откровении говорится, что главное – найти хорошее в любом событии, какое бы впечатление оно ни производило. Вы поначалу считали, что раз вас арестовали, то все пропало. Однако теперь вам стало понятно, что вы должны были оказаться здесь. Именно здесь вам суждено было обрести ответы на ваши вопросы.

Пабло был прав, но если я получаю здесь ответы и поднимаюсь на более высокий уровень, то и с Пабло, несомненно, должно происходить то же самое.

В эту минуту из коридора донеслись шаги. Пабло посмотрел мне прямо в глаза, и лицо его приняло серьезное выражение.

– Послушайте, – сказал он. – Запомните, что я вам скажу. Следующим для вас будет Восьмое откровение. В нем речь идет об этике отношений между людьми, о том, как нужно вести себя с другими, чтобы получить и донести как можно большее количество вестей. Но не забывайте, что торопиться не следует. Будьте всегда начеку: все внимание обращайте на то, что происходит вокруг вас. И еще: скажите, какие перед вами стоят вопросы?

– Я хочу выяснить, где Уил. Хочу познать Восьмое откровение. И найти Марджори.

– И что же вам подсказывает интуиция о Марджори? На какой‑то миг я задумался:

– Что я обрету свободу… что мы обретем свободу. Было слышно, как кто‑то подошел уже к самой двери.

– А я вам принес весть? – торопливо спросил я.

– Конечно. Когда вы появились, я не знал, зачем я здесь. Я понимал, что это каким‑то образом связано с передачей кому‑то Седьмого откровения, но сомневался в своих способностях. Мне казалось, что я недостаточно хорошо знаю его. Благодаря вам, – продолжал он, – теперь я знаю, что могу это делать. Это была одна из принесенных вами вестей.

– А разве была и другая?

– Да, подсказанная вам интуицией мысль, что священников можно убедить принять Манускрипт, тоже стала для меня вестью. Поэтому я склоняюсь к тому, что нахожусь здесь, чтобы переубедить падре Костуса.

Юноша умолк, и в это время охранник открыл дверь и жестом предложил мне выйти.

Я взглянул на Пабло.

Мне хочется сказать вам об одном из положений следующего откровения, – торопливо проговорил он.

Стражник кинул на индейца недобрый взгляд и, схватив меня за руку, вывел за дверь. Он запер ее и куда‑то повел меня. Пабло провожал меня глазами через прутья решетки.

– В Восьмом откровении есть одно предупреждение, – крикнул он вдогонку. – Ваш рост может приостановиться… Это может случиться, если вы попадете в зависимость от другого человека.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: