ЛОВЛЯ ПТИЦ НА СЛУЖБЕ НАУКИ

На свалке.Свалка—это нежелательное, но пока еще необходи­мое следствие цивилизации. Что может быть непригляднее мусора и гниющих отходов, собранных в одном месте? Однако свалки при­влекают многих животных, предоставляя им дополнительные источники пищи. Не будет преувеличением сказать, что сейчас некоторые ви­ды птиц и зверей существуют в основном за счет свалок.

Свалки бывают разные. Сильнее всего привлекают животных бы­товые отходы, отбросы мясокомбинатов и рыбоконсервных заводов. Такие свалки могут обеспечить кормами огромное количество птиц, а потому на них всегда скапливаются крупные стаи из разных видов. В европейской части нашей страны основными обитателями свалок и потребителями пищевых отходов становятся скворцы, чайки, врановые (галки, вороны, грачи, сороки), а также воробьи. По приблизи­тельным подсчетам на свалках только Ленинграда и его ближайших пригородов в начале семидесятых годов осенью ежедневно кормилось около 10—15 миллионов птиц. За сутки они съедали не менее 300 тонн отходов и другой пищи, добываемой в окрестностях свалок.

Надо сказать, что разные виды птиц неодинаково используют пи­щевые возможности, которые предоставляет им свалка. Скворцы и гра­чи, например, потребляют главным образом личинки мух; галки, во­роны, домовые воробьи и чайки — различные пищевые отходы; поле­вые воробьи — семена сорняков, обычно в изобилии произрастающих тут.

Каждая свалка имеет свое «лицо». Эти различия особенно замет­ны по наличию или отсутствию тех или иных видов, их количествен­ному соотношению, поведению при кормодобывании, суточной ритмике кормежки. Все это бывает обусловлено каким-то фактором, который вычленить на первых порах не совсем просто. Но если присмотреться повнимательнее, проследить пути полета птиц, выясняется, что обилие грачей в одном месте связано с близостью их гнездовой колонии, скоп­ление куликов в другом — с трассой их пролета, а стаи чаек в треть­ем — с существованием водоема.

Экологические условия самой свалки также сильно влияют на со­став, численность и поведение птиц. Если рядом со свалкой есть хотя бы крохотный пруд, канава или лужа, на ней всегда будут кулики и чайки. Чайки, кормясь на свалке, прилетают к воде для отдыха, ку­пания и питья. Кулики, наоборот, кормятся в воде или в жидкой грязи вокруг нее. В таких водоемчиках, богатых органикой, разводится мно­го ракообразных, червей и насекомых, которые и привлекают куликов. На неглубоких лужах начиная с конца июня всегда множество турух­танов, чернышей, фифи, травников, перевозчиков, а позднее, в июле-августе, здесь появляются бекасы, дупели, чибисы.

В конце лета, осенью и зимой около свалок мусора живут птицы, которым, казалось бы, нечего здесь делать,— это чечетки, коноплянки, снегири, щеглы, зеленушки. Вьюрковых птиц прельщают не сами от­ходы, а семена тех сорных растений, которые разрастаются вокруг. На удобренной почве старых свалок обильно плодоносят лебеда, марь, репейник, мокрица, разные крестоцветные, то есть те растения, семена которых особенно любят все вьюрковые птицы.

Привлеченные большими скоплениями мелких воробьиных птиц, на свалках во внегнездовое время всегда оседают или держатся в их ок­рестностях хищники: ястребы, мелкие соколиные, совы. Чаще других видов около свалок в средней полосе нашей страны осенью и зимой обитают перепелятник, дербник, ушастая сова.

Несколько реже свалки приманивают мелких насекомоядных птиц. В центральной полосе Советского Союза только большая синица ре­гулярно наведывается на них и обитает здесь в зимнее время. Старые, заросшие густыми и высокими сорняками пустыри на местах бывших свалок любят посещать в пору осеннего пролета камышевки, вара­кушки, пеночки, славки. Последних соблазняет, как правило, бузина, кусты которой обычно обильно плодоносят на таких пустырях и в то же время надежно защищают от врагов в своих густых ветвях.

На Дальнем Востоке и Сахалине насекомоядные птицы из отряда воробьиных могут считаться регулярными и многочисленными обитате­лями свалок бытовых и пищевых отходов. По всей вероятности, это связано со своеобразной специализацией многих дальневосточных ви­дов на питании личинками мух. А такая своеобразная специализация, в свою очередь, объясняется их обилием в естественных биоценозах.

Хорошо известно, что Дальний Восток славится «красной» рыбой. Ежегодно во все реки, речки и даже небольшие ручьи Приморья, Ха­баровского края, Сахалина и Курил идут на нерест проходные лосо­севые рыбы. Идут для того, чтобы в верховьях речек выметать икру, оставить после себя потомство, а затем погибнуть. Это и стало играть своеобразную роль в жизни дальневосточных экосистем.

Оказывается, что помимо позвоночных животных (медведей, ли­сиц, норок, большеклювой и черной ворон, орланов), поедающих живую и отнерестившуюся рыбу, использовать в той или иной форме погиб­ших особей приспособились многие беспозвоночные и растения. Так, разложение трупов погибшей рыбы чаще всего происходит двумя спо­собами: либо путем развития нескольких весьма специализированных видов плесени, либо посредством развития личинок двукрылых. Эти личинки мух, очень быстро развиваясь в погибшей рыбе, перед окук­ливанием покидают ее и расползаются подальше от воды, в более су­хие места. Там они превращаются в куколки. В процессе расползания их и поедают самые различные птицы: камышевки, овсянки, воробьи, трясогузки, коньки, дрозды. Таким образом, личинки двукрылых на Дальнем Востоке — естественный, легкодоступный, широкораспростра­ненный и изобильный корм, существующий независимо от хозяйствен­ной деятельности людей. За те многие миллионы лет, в течение кото­рых формировались биоценотические связи видов, образующих даль­невосточные экосистемы, к нему успели адаптироваться, освоили его и стали использовать в качестве источника пищи представители самых различных групп животных, в том числе и воробьиные насекомоядные птицы.

Помнится, как во время одной из экспедиций на Сахалин мы столкнулись в довольно дикой местности с расползанием личинок мух и кормежкой на них значительных скоплений птиц. На тропинке, иду­щей вдоль берега небольшого ручья, впадающего в Охотское море, этот корм собирали самые разнообразные птицы. Личинок на тропин­ке было столько, что скользили ноги. Пока они ползли внутри травы, их можно было заметить с трудом. Но пересекая хорошо утоптанную тропинку, личинки бросались в глаза, и их склевывали здесь тысячи птиц. Особенно много вокруг было седоголовых овсянок, таежных сверчков, соловьев-красношеек, дроздов.

Такая кормовая специализация многих видов дальневосточных птиц привела к тому, что на отходах рыбоконсервных заводов, около звероферм, использующих остатки рыбы, и любых других предприятий рыбоперерабатывающей промышленности, где имеются хотя бы неболь­шие отходы рыбы, в массе скапливаются и кормятся самые разнооб­разные насекомоядные воробьиные птицы. Нам приходилось ловить на таких свалках белых трясогузок, зеленых коньков, овсянок (седоголо­вую, дубровника, ошейниковую, сизую), соловьев-красношеек, синехво­сток, чернобровых камышевок, таежных сверчков, дроздов (сизого, рыжего).

Ловля на свалке всегда бывает результативной и интересной. Не­смотря на непрезентабельный вид мусора и неприятные запахи, обилие птиц и успешность лова доставляют удовлетворение. Чаще всего для ловли в таких условиях применяются паутинные сети или тайник. При ловле паутинными сетями приходится отыскивать место отдыха птиц где-то рядом в кустах и перегораживать путь подлета к нему. Ловля тайником бывает эффективной на действующих свалках, куда часто подвозят мусор, где ходят люди и птицы привыкли к постоянно изме­няющейся обстановке. В таких местах сеть можно установить прямо на свежие отходы, присмотревшись заранее, куда обычно прилетают птицы.

Ловля птиц на свалках с целью их массового кольцевания дает заслуживающие внимания результаты, так как позволяет изучать птиц как бы в мертвый сезон, когда массовая ловля другими способами до­вольно трудна. Больше всего птиц концентрируется на свалках во вто­рой половине лета — начале осени, то есть в период между гнездова­нием и отлетом. Период этот несет в себе много загадок. Действитель­но, что делают отгнездившиеся родители после того, как подросшие птенцы перестали в них нуждаться? А как протекает жизнь молодня­ка после приобретения им самостоятельности? Остаются ли птицы на местах своего гнездования или рождения либо они улетают куда-то на новое место жительства? Может ли столь обильный источник кор­ма, как свалка, удержать нашедших ее птиц на долгое время, или у нее идет постоянная смена особей? С какой территории свалка может при­влечь к себе птиц?

Ответы на все эти вопросы могут дать только массовое кольцева­ние и повторные отловы окольцованных особей. Поэтому ловля во вто­рой половине лета как метод исследования оказывается наиболее удачным способом выяснения послегнездовой экологии целого ряда видов. Так, отлавливая чаек на свалках под Ленинградом, мы узнали, что сюда осенью слетаются птицы со всей восточной Прибалтики — из Эстонии, Латвии, а также из Финляндии, Норвегии. Они проводят здесь большую часть осени, широко кочуя по Финскому заливу, и лишь в октябре улетают в Западную Европу к местам зимовок.

140. Самые разные птицы используют в пищу «отходы со стола». Особенно много­численными на свалках бывают скворцы и чайки. (Фото Г. Носкова).

Оказалось, что примерно так же ведут себя и скворцы. После лет­них миграций в июле эти птицы до поздней осени остаются на бога­тых кормом участках и лишь в сентябре-октябре с наступлением по­холоданий улетают к местам зимовок.

В отличие от скворцов и чаек кулики используют кормовые стоян­ки около свалок недолго. Покормившись на них от одного до пяти дней, они покидают их, и уже через несколько суток могут быть пой­маны за тысячи километров (например, в Средиземноморье).

Свалки оказались удобным местом для изучения зимней экологии птиц, в частности вьюрковых, хищников, сов. Их кольцевание и мечение позволили уточнить сроки обязательных передвижений, во время которых кормовой фактор не в состоянии заставить птиц вести осед­лый образ жизни, и, наоборот, выявить периоды подвижности, опре­деляемые недостатком в кормах.

Таким образом, ловля на свалках должна считаться весьма пер­спективным методом сбора научной информации, который таит в себе большие и еще далеко не использованные специалистами возможности.

Что дают отловы на прикормке.Перед орнитологами нередко воз­никает задача наблюдать за составом местного населения птиц. Ре­шать ее приходится в тех случаях, когда ведутся демографические ис­следования, если надо выяснить сроки исчезновения или, наоборот, появления какой-либо части особей. Без постоянных отловов на конт­рольных площадках нельзя, например, узнать, какой процент в том или ином поселении составляют птицы местного происхождения и ка­кой — прилетевшие из других районов.

Исследования подобного рода удобнее всего вести либо методом расстановки большого числа паутинных сетей и постепенного их пере­мещения по всей изучаемой площади, либо методом создания сети прикормок, которые привлекают к себе подавляющее количество оби­тающих вокруг особей. Второй способ для многих видов может дать очень хорошие результаты, так как с его помощью удается осущест­вить поголовный учет местных птиц. Его применение как метода науч­ных исследований заслуживает специального обсуждения, ибо у орни­тологов часто возникает законное опасение, не вносит ли прикормка изменений в характер связей птиц с территорией. Поэтому нам пред­ставляется целесообразным поделиться накопленным опытом работы с прикормками птиц.

Специально проведенные эксперименты показали, что влияние при­кормки на привязанность птиц к территории во многом зависит от типа миграционного поведения вида. Вот почему однозначный ответ на поставленный вопрос дать невозможно.

Перелетные виды птиц, находящиеся в гнездовой части ареала в то время года, когда в природе имеется обилие доступной пищи, при­влекаются на искусственные прикормки плохо. В нашей практике ис­пользование прикормок оказалось эффективным лишь для чечевицы и славок. Чечевицы охотно привлекаются прикормками из семян под­солнечника на протяжении всего времени их пребывания на местах гнездования. Выполненные в южном Приладожье работы показали, что такие прикормки не отражаются на продолжительности связей осо­бей данного вида с участком обитания и не влияют на сроки наступле­ния или прекращения миграционного поведения.

Использование ягод для прикормки славок оказалось успешным во второй половине лета, когда плоды становятся необходимой состав­ной частью их рациона. Прикормки из ягод изменяли лишь места скоп­лений птиц, поскольку и без них в это время года большинство славок концентрируется у плодоносящих кустов бузины, крушины, жимолости или других ягодников.

Таким образом, у перелетных видов птиц, всей своей экологией приспособленных к обитанию в условиях обилия пищи, дополнитель­ные кормовые источники в форме искусственных прикормок не могут повлиять на закономерности их территориального поведения, то есть этот метод безбоязненно можно использовать для их отлова в любое время года.

Птицы с кочевым типом миграционной активности, например сне­гири, зеленушки, свиристели, рябинник, в годовом цикле имеют перио­ды обязательных передвижений, приуроченных к весне и осени, и пе­риоды вынужденных зимних миграций, связанных с поисками новых источников корма. В сезоны обязательных миграций эти птицы реа­гируют на прикормки так же, как и перелетные виды: корм не может прекратить у них миграционную активность или существенно повлиять па сроки начала и конца передвижений. В зимнее же время, когда миграционное поведение стимулируется исчезновением кормов, посто­янно действующая прикормка собирает, и удерживает птиц на посто­янном участке обитания. Но как относиться к возникающим измене­ниям в поведении птиц: как к чему-то неестественному, привнесенному экспериментатором или как к закономерным изменениям, появившим­ся в ответ па наличие корма? По-видимому, вернее вторая точка зре­ния. Ведь в природе снегири, нашедшие группу плодоносящих ясеней, или чечетки, отыскав ольшаник с обильно плодоносящими деревьями, тоже воспринимают их как постоянный и доступный источник корма и реагируют на них тем же оседлым поведением. Таким образом, соз­данная человеком прикормка заменяет собой естественный источник пищи. Следовательно, изучая закономерности поведения кочующих птиц зимой на прикормке, результаты надо приравнивать к таковым, собранным в условиях местности с обильными естественными источ­никами корма. Важным преимуществом прикормок в данном случае становится возможность по желанию исследователя прервать подачу корма и, имитируя тем самым истощение кормовой базы, изучать ре­акцию птиц.

Сложнее всего оказывается воздействие прикормки на территори­альное поведение таких птиц, как большая синица, сойки, серая воро­на и некоторых других. В свое время мы предложили назвать его блуждающим типом миграционной активности. Эти птицы могут вести себя совершенно различно при наличии и отсутствии пищи и на про­тяжении почти круглого года менять места жительства, отыскивая

корм. Весь образ их жизни по существу направлен на то, чтобы быст­ро обнаруживать и использовать временные кормовые ресурсы. Кроме того, у перечисленных видов взрослые и молодые особи ведут себя по-разному при недостатке кормов. Так, например, изучая состав боль­ших синиц в условиях Ленинграда, мы выяснили, что среди них очень мало взрослых птиц и обитающие в городской среде синицы почти полностью представлены молодыми особями. Объясняется подобное явление тем, что сравнительно высокая подвижность молодых синиц позволяет им дальше улетать от мест своего рождения и использовать зимой источники пищи в той среде, которая непригодна для них летом в качестве мест размножения. Приведенные факты заставляют чрез­вычайно осторожно относиться к сведениям, полученным с помощью прикормок у обсуждаемой группы птиц. Все материалы, связанные с их отловом, также должны рассматриваться только как сведения, собранные у прикормки, и не распространяться на другие места оби­тания.

При изучении территориального поведения оседлых видов птиц, таких, как пухляк, хохлатая синица, болотная гаичка, сорока и дятлы, необходимо помнить, что прикормка сильнее всего влияет на них в осеннее время, когда молодые птицы выбирают себе участок обита­ния на всю последующую жизнь. Разлетающийся от мест своего рож­дения молодняк в эту пору может быть привлечен обилием пищи на прикормках и создать на прилегающих к ним территориях неестест­венные концентрации. Так, например, в тех участках леса, где многие годы без осенних прикормок оседало четыре-семь пухляков, с помощью подкормки удавалось повысить число осевших птиц до десяти-тринадцати и даже семнадцати особей. В остальное время года оседлые пти­цы находят прикормку и пользуются ею лишь в том случае, если она попадает на уже занятый участок обитания, ибо сам феномен осед­лости не позволяет им отыскивать источник корма за его пределами. Следовательно, метод прикормки в данном случае дает возможность собрать птиц с весьма ограниченных площадей.

Перечисленные особенности связей птиц с территорией необходи­мо учитывать при планировании любых работ с использованием при­кормок, так как без этого бывает невозможно правильно осмыслить собранный материал.

Другая особенность отлова птиц на постоянно действующих при­кормках — их способность научаться избегать одни и те же орудия лова. При этом часто они демонстрируют удивительные примеры сооб­разительности, памяти и находчивости. Широко известны, например, осторожность и «разумность» врановых птиц. Но несравненно большее удивление вызывает тот факт, что такие, казалось бы, простые для ловли птицы, как большая синица, поползень, гренадерка, лазоревка, через две-три поимки начинают избегать знакомую им ловушку или подлетают к прикормке только в отсутствие птицелова. Многие из них демонстрируют просто загадочную сообразительность, причем она представляет собой не редкостное явление, а встречается регулярно у разных особей. Так, почти на каждой прикормке в лесной местности существуют две-три птицы, которых фактически невозможно поймать ни в одну из тех ловушек, где они хоть раз побывали. Нередко пухляки и большие синицы отличают настороженный западок от ненастороженного. Они охотно кормятся в этой ловушке при опущенном сто­рожке и не подлетают к ней при приподнятом. Чтобы поймать таких сообразительных птиц, вначале к дверце ловушки приходится привя­зывать нитку и вылавливать нужных особей выборочно вручную Одна­ко после одного-двух отловов птицы уже знают, «что такое нитка» а многие из них даже проверяют, есть ли на другом конце ее человек.

141. Такой бывалый пухляк легко отличает настороженный боек от бой­ка-кормушки.

(Фото Г. Носкова).

В таких случаях приходится прятаться в палатку или шалаш но и тогда некоторые особи хитряются заглядывать в укрытие и обнаруживать там ловца.

Чтобы не быть пойманными, отдельные большие синицы пухляки и гренадерки умудряются залезать и вылезать из бойков и западков не садясь на сторожок. В этом случае они чаще всего перепрыгивают через него или цепляются за боковые стенки ловушки Еще более «разумно» научился поступать один пухляк, проживший на прикорм­ке более трех лет. После восьми отловов он вообще перестал залетать в любую ловушку и даже ящик-кормушку, а приспособился добывать семечки, которые запасают другие синицы и поползни. Он всегда вер­телся около прикормки и наблюдал за поведением соседей. Если пти­ца брала семечко и начинала его долбить и поедать, то пухляк не обращал на нее никакого внимания. Если же она, взяв корм в клюв, летела прятать его, то сообразительный пухляк подлетал сантиметров на двадцать-тридцать и внимательно следил, где окажется корм. Как только запасающая птица заталкивала семечко за кору или прятала его между хвоинок, «умный» пухляк тут же извлекал его и спокойно поедал. Подобное поведение требует не только частой смены ловушек и перемены приемов лова, но и творческого подхода исследователя при работе на прикормках. Без этого объективные данные о составе местного населения не могут быть получены.

Наконец, прикормки дают возможность убедиться в наличии па­мяти у птиц. Так, испытав на себе действие орудий лова, птицы через год или даже через несколько лет помнят их и стараются избегать. Совершая сезонные перемещения и попадая на следующий год в тот же район, они быстро вспоминают, где в предыдущем сезоне находили корм и как до него добраться. Однажды в сарай без двери, где хра­нились семена лебеды и просо, научились летать и кормиться овсян­ки. В середине зимы, чтобы сарай не заметало снегом, навесили дверь. Все овсянки перестали его посещать, но одна птица приспособилась через щель под дверью проникать в сарай и продолжала там питать­ся до весны. Другие птицы делать этого не научились, так как в сарае было сумрачно и семян в щели не было видно. К весне овсянка поки­нула место зимовки и улетела куда-то гнездиться. В следующий сезон она опять появилась на месте предыдущей зимовки и снова стала ле­тать в сарай за кормом, используя навыки, приобретенные прежде.

Работая с прикормками, знаешь, что в новом сезоне на кормуш­ках первыми всегда появятся те птицы, которые посещали их в пре­дыдущий год. По-видимому, такая память на важные для жизни особи объекты и события необходима птицам для их выживания.

КАК ПОЙМАТЬ ВОРОБЬЯ

Для многих воробей — это что-то сорное, уважения не вызываю­щее, то, что шмыгает под ногами и что можно не замечать и не рас­сматривать: времени нет и достоинство не позволяет. А ловить-то его разве серьезное дело, решетом накрыл и все. Однако когда-то умный человек придумал пословицу: «Стреляного воробья на мякине не про­ведешь»,— очень меткую пословицу. Она отражает всю сущность во­робьиной природы. Живя рядом с человеком, воробей приспособился к нему и готов к борьбе с людским коварством в любом проявлении.

Воробей — птица стайная. Общественный образ жизни позволяет ему использовать опыт и ошибки всех членов стаи. В этом, наверное, основная сила воробьев. Один нашел что-то съестное, другие увидели, и вот уже вся стая безбоязненно клюет просыпанное зерно. Но представьте себе, что один воробей заметил ловушку с кормом, влез в нее и попался. Остальные тут же обнаружат его промах, и больше во­робьев этой ловушкой не поймать. Даже если к ловушке и подлетит какой-нибудь новый воробей, который не присутствовал при ловле, так остальные тут же поднимут тревогу, и он все поймет. Нет, что ни говорите, а воробей уважения, а не презрения заслуживает. Презирает же воробьев лишь тот, кто их не знает.

На большей территории нашей страны живут бок о бок два вида воробьев: домовый и полевой. Полевого воробья нет только на самом севере, а домового на Дальнем Востоке. Они очень похожи и поведе­нием, и внешностью, но полевой, пожалуй, симпатичнее. Размерами он чуть меньше, на голове коричневая шапочка, под клювом малень­кий черный галстучек, а не ошейник, как у самца домового. Встреча­ются воробьи везде, где живет человек. А в степях, предгорьях, лес­ных посадках на юге СССР полевой воробей обитает и там, где нет людей; здесь он может прокормиться зимой семенами трав.

Любители птиц обычно воробьев не ловят. Однако птиц этих дер­жать дома очень интересно. Любопытны они прежде всего своим пове­дением, особенно, если в клетку поставить дупло или повесить неболь­шой домик-синичник. В этом случае удачно подобранная пара может приступить к размножению, а строить гнездо будет наверняка. Ведь гнездо у воробья служит не только для выведения по­томства, но и для ночлега, а также убежищем от врагов.

Воробьев часто ловят орнитологи и другие специалисты-биологи для экспериментов — их много, человек сам способствует увеличению их числа, поэтому их не так жалко. Довелось ловить воробьев и нам, когда мы собирали сведения об этой птице из разных частей ее ареала. Только тогда мы по-настоящему и поняли воробья.

Представьте большой животноводческий поселок или элеватор. В местах, где рассыпано зерно или комбикорм, концентрируются тыся­чи птиц. Из них надо добыть штук сорок-пятьдесят. Кругом люди, коровы и другой скот, ездят машины. Одним словом, жизнь идет пол­ным ходом и все заняты своим делом. Прежде всего необходимо по­лучить разрешение ловить здесь птиц. И вот начинаешь рассказывать тому, кто показался подобродушнее, о том, что ты из Ленинграда и приехал сюда, например на Сахалин, под Баку или в Иркутск, поло­вить воробьев. Первыми же своими словами ты производишь на собе­седника очень «сильное впечатление». Столь сильное, что он смотрит на тебя с жалостью. Приходится оправдываться и пытаться доказать, что ты всего лишь навсего ученый и в подтверждение показывать бу­мажку, где написано, что ты действительно сотрудник Ленинградского университета и приехал для ловли воробьев. Вокруг собирается не­сколько человек, и начинаются советы, где и как их лучше поймать. Все сходятся на том, что это очень легко —вон их сколько, прямо под ногами прыгают. И охотно вызываются помочь что-то натянуть, расстелить, установить.

Но вот именно этого делать и нельзя. Из прошлого опыта пре­красно знаешь, что воробьи чувствуют себя спокойно только тогда, когда все люди заняты своим делом. Да, действительно, они тог­да будут шмыгать под ногами и под колесами машин. Но стоит хоть чем-то нарушить этот привычный для них ритм жизни, и воробь­ев нет. Собеседники и помощники будут изумляться, что же случи­лось и почему воробьи вдруг как сквозь землю провалились. В этот день, считайте, ловля не состоится. И нечего пытаться гоняться за воробьями, переставлять сети или ловушки в другое место, куда они, кажется, перебрались. Это бесполезно и только еще больше напугает воробьев. Лучше всего тайник или другую ловушку оставить в нена­стороженном состоянии на день-другой на том же месте с прикорм­кой, чтобы воробьи к ней привыкли. А потом, когда и люди, и птицы вас будут считать за своего и в отношениях с вами уже не будет ни­чего необычного, можно попытаться за один раз накрыть столько птиц, сколько надо. И помните: второго раза при ловле воробьев не бывает, так что приходится тщательно проверять тайник и дожидать­ся, пока на току не соберется необходимое количество птиц.

Как же все-таки ловить воробьев? Пожалуй, можно рекомендо­вать три способа. Наиболее экономичным по объему затрачиваемых труда и времени может считаться отлов с помощью паутинных сетей. Но его не всегда и не везде удается применять. Он основан на осо­бенностях поведения воробьев.

В местах скопления этих птиц около источников пищи всегда имеются какие-то укрытия, где воробьи проводят большую часть вре­мени. Здесь они прячутся от непогоды, от хищников и здесь же испол­няют свои коллективные концерты. Обычно ими служат густые кусты, заросли крупных сорняков, мотки спутанной проволоки, кучи облом­ков пиломатериалов. После кормежки и при появлении малейшей опасности воробьи всей стаей стремительно бросаются к таким убе­жищам и прячутся в них. Если укрытия расположены в местах, где путь пролета к ним можно перегородить паутинной сетью, то этим следует воспользоваться. Паутинную сеть необходимо ставить за два-три метра до влета в куст. Надо постараться также установить ее быст­ро, не допуская особых изменений в окружающей обстановке, а потом тихонько отойти в сторону и ждать, когда воробьи соберутся на месте кормежки. После этого бывает достаточно хлопнуть в ладоши или кинуть в стаю каким-нибудь нетяжелым предметом, чтобы она сорва­лась с места, устремилась к своему укрытию и запуталась в сети. От­лов таким образом можно производить два-три раза, пока воробьи не запомнят место расположения путанки и не начнут облетать ее.

Два других способа ловли основаны на использовании прикорм­ки. Начинать надо с устройства тока, на который высыпается при­кормка из проса или других семян. После того как воробьи привык­нут к току и станут его постоянно посещать, можно установить тай­ник или накрыть прикормку ловушкой с конусами. В обоих вариантах лучше дать несколько дней птицам клевать семена на току и их не ловить. Приступая к отлову, надо стремиться за один раз накрыть тайником или собрать в ловушку возможно большее количество осо­бей, после чего ловушки опять оставлять ненастороженными.

Отлову паутинными сетями отдается предпочтение в том случае, когда воробьи нужны для проведения опытов и не будут выпущены на волю. Отловы на прикормках позволяют получить хороший результат в местах стационарных работ, если, скажем, надо кольцевать птиц и проверять степень постоянства местного населения. Такие работы с воробьями особенно трудны, и для сбора данных, объективно отра­жающих структуру их населения, приходится затрачивать очень много сил, выдумки и изобретательности, но и тогда получить полноценные сведения не всегда удается.

Относительно просто ловить молодых воробьев во второй поло­вине лета, пока они не набрались жизненного опыта и не научились подражать поведению взрослых местных птиц. Но уже с конца сен­тября образ действий у них меняется и воробьи становятся «стреля­ными». В это-то время, в период предзимья, когда еще нет снега и до­статочно корма, а жизненные навыки уже сложились, поймать воробь­ев особенно трудно. На всю жизнь запомнилась нам якутская история с полевыми воробьями.

Летом и осенью 1974 года экспедиция Ленинградского универси­тета должна была собирать данные по воробьям Якутии. Участники экспедиции остановились в окрестностях города Олекминска и про­работали там все лето. Воробьев ловили у зернохранилища, около конюшни и в большом свинарнике, где их было множество. За летне-осенние месяцы мы сильно надоели этим воробьям, и они поняли, что нас надо опасаться. Все члены экспедиции к середине сентября разъ­ехались, и остался лишь один из нас.

...Чтобы завершить исследование и добрать материал по линьке, осеннему токовому поведению и адаптации к зимовке в условиях кон­тинентального климата, надо было отловить около ста воробьев. На­чались холода, снега не было, стояла ясная, сухая осенняя погода. Воробьи начали токовать и строить осенние гнезда, а я стал пытаться их ловить. Но после трех удачных отловов, давших около пятидесяти особей, оказалось, что все воробьи в радиусе двух-трех километров отлично знают меня в лицо и само мое появление служит для них сиг­налом к паническому бегству. Стоило мне приблизиться к конюшне, как стая воробьев поднималась в воздух и летела на зернохранилище, иду на зернохранилище, воробьи устремляются к свинарнику, прихо­жу в свинарник, они удирают в конюшню. За неделю работы в мои руки попали два воробья. Ситуация становилась критической. Якут­ские воробьи были нужны, как воздух. В Свердловске их ждали для работ по энергетическому балансу. В Ленинграде для них подготови­ли вольеры, чтобы исследовать фотопериодические адаптации. Морфо­логи хотели получить материал для изучения географической измен­чивости разных органов. А воробьи тем временем просто издевались надо мной. И всей моей квалификации птицелова с тридцатилетним стажем не хватало, чтобы отловить еще полсотни птиц.

После долгих размышлений и наблюдений за птицами я заметил, что спокойнее всего воробьи ведут себя в свинарнике, а успокаивающее действие на них оказывает местный свинарь-якут дядя Федя. Когда он неторопливой походкой идет в загоны для свиней и насыпает в кор­мушки овес, воробьи безбоязненно подлетают к нему и выбирают мел­кие зернышки сорняков среди зерен просыпавшегося овса. Этим я и ре­шил воспользоваться. Только вот свиньи. Они не дают поставить тай­ник и сразу бегут к кормушкам, которые я хотел накрывать сеткой вместе с воробьями. Пришлось упросить дядю Федю перегнать сви­ней в соседний загон, а кормушки оставить на старом месте по другую сторону изгороди, установив их в два ряда. Между этими-то рядами кормушек я и расстелил тайник, а сошки и начало веревки накрыл сухой травой, чтобы не видно было. Утром, еще в сумерках, все тща­тельно проверил. В 8 часов 30 минут дядя Федя пошел насыпать овес в кормушки, а я спрятался в будке рядом. Воробьи сразу же подле­тели... к свиньям, но не к кормушкам. Опять-таки им показалось странным, что свиньи и корм разделились, а они привыкли их видеть вместе. Однако через некоторое время потихоньку они начали все же подлетать и к кормушкам. Набралось их штук тридцать, дернул тай­ник за веревку. Накрыл всех, да только двадцать из них полевыми оказались, а десять домовыми были. А мне для опытов были полевые воробьи нужны. Больше в свинарнике делать нечего. Сетку снял. Но еще тридцать воробьев надо. Решил, что этих лучше настреляю. Для опытов живых уже хватит, а морфологам можно и заспиртованных привезти.

142. Огромные скопления воробьев встречаются у свалок, токов, ферм, зернохранилищ.

На следующий день взял ружье, патроны с мелкой дробью, от­правился опять к тому же свинарнику. Пока иду, обычно меня воробьи не боялись, но стоило остановиться и что-то начать делать, они уле­тали. Вот этим я и решил воспользоваться: стрелять с ходу. Подошел, •смотрю: сидит стая на вершинках колышков в загоне. Выстрелил «на вскидку». Удалось добыть двенадцать штук. Но после этого выстрела они меня вообще подпускать перестали. Стоит мне появиться в дерев­не, воробьи на всех соседних домах тревогу поднимают, а на конюш­не, в свинарнике, на зернохранилище ближе чем на сто метров не подпускают. Неделю с ружьем прогонялся — двух воробьев убил. И тут произошло самое интересное. Все местные воробьи поняли, что мне именно полевые воробьи нужны, а домовые могут жить спокойно. Как они до этого дошли, угадать невозможно. Но подхожу к свинар­нику— стая разделяется: домовые остаются, полевые улетают; иду на конюшню —то же самое. Местные жители, особенно мальчишки, стали на мою охоту как на представление в цирк ходить. Смотрят, удив­ляются, глазам не верят. Я бы, наверное, и сам не поверил, если бы кто-нибудь рассказал такое. Такое надо увидеть.

Положение становилось безвыходным. Выручил опять же дядя Федя. Предложил свою шапку и ватник надеть, а в руки ведерко с кор­мом взять. Так я и сделал. Удалось выстрелить еще раз. Добыл восемь штук. А остальных уже поодиночке под карнизами домов ночью пау­тинной сетью ловил.

Вот и сорная птица! Вот и решетом накрывать! Нет, перед во­робьем шапку снимать надо. У него впереди великое будущее. И не­даром, наверное, он «идет к нему бок о бок» с человеком!

Вместо заключения

У некоторых читателей этой книги, по-видимому, возникли вопро­сы о том, не может ли повлиять ловля на численность птиц в приро­де, сколь продолжительна жизнь птиц в неволе, можно ли выпускать птицу на свободу после длительного содержания в клетке. Попробуем ответить на них.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: