Что меняется в современном мире?

Классическое политическое устройство мира, сложившееся после подписания Вестфальских договоров в 1648 г., основывалось на институте государства в качестве своей основной структурной единицы [на этот факт обращают внимание многие авторы; cм., напр.: Young 1972: 36]. В течение долгого времени выстраивалась система внутри- и межгосударственных отношений с присущими ей механизмами и аппаратом управления, политическими и правовыми нормами. Тогда же стали возникать и науки, занимающиеся анализом политических отношений: на уровне анализа государства - политология; на уровне взаимодействия государств - теория международных отношений. А сама модель политического мироустройства получила название Вестфальской, или государственно-центристской. Эта система мира возникла не на пустом месте, а впитала в себя то, что создавалось на протяжении всей истории. Например, Дж.Б. Эльстайн видит корни разделения на внешнюю и внутреннюю политику (и соответствующие научные дисциплины) в Древней Греции, где проходила четкая граница между миром полиса и «миром-вне-полиса». В результате «между внутренним и внешним существовал резкий разрыв. Справедливость была определяющим моментом взаимоотношений между гражданами внутри полиса. Когда же речь шла о взаимоотношениях между афинянами и “другими”, в игру вступала сила» [Эльстайн 2002: 273].

Вестфальская система не оставалась неизменной на протяжении периода, длившегося более, чем три столетия. В течение этого времени претерпевало эволюцию то, что составляло основу системы - принцип национального суверенитета. В.М. Сергеев справедливо обращает внимание на замечание Г. Никольсона, который еще в начале ХХ в. писал, что после первой мировой войны «изменилось содержание суверенитета (понятие суверенной власти)» [Сергеев 1999: 27–31].

Внутри Вестфальской политической системы сформировались и начали активно действовать (и это явилось одним из узловых моментов ее развития) структуры, которые сегодня превратились в новые транснациональные акторы (ТНА), такие как межправительственные организации, транснациональные корпорации, международные неправительственные организации, религиозные организации и движения, внутриполитические регионы, международные преступные и террористические организации. Называть многие из них новыми можно лишь условно, поскольку первые межправительственные организации (МПО) появляются в ХIХ столетии в Европе, в частности, для развития сотрудничества в экономической сфере. Так, после победы над Наполеоном создается Постоянная комиссия по судоходству по Рейну, затем появляются и другие, в том числе Международный телеграфный союз, Всемирный почтовый союз и т.п. К ХIХ в. относится и возникновение международных неправительственных организаций (МНПО). Что касается крупного бизнеса, который действовал на транснациональном пространстве, то истоки формирования бизнес-корпораций можно проследить в еще более ранее время - достаточно вспомнить Восточно-Индийскую Компанию, имевшую штаб-квартиру в Лондоне, но действовавшую, главным образом, в Индии.

Действительно же новым стало то, что во второй половине ХХ в. эти ТНА начали действовать в иных количественных и качественных масштабах. Это привело к изменению структуры Вестфальской политической системы мира, а затем и к ее существенной трансформации, если не к переходу к принципиально новым политическим отношениям на мировой арене.

В настоящее время наблюдается явное количественное превосходство новых транснациональных акторов над государствами. Если государств в современном мире насчитывается в пределах двух сотен, то межправительственных организаций порядка 250, а неправительственных организаций - более 27 тыс. [Kegley, Wittkopf 2001]. Активно действующих НПО на международном уровне - порядка 6 тыс. [Russett, Starr, Kinsella 2000: 59]. Что касается ТНК, то на конец 1990-х годов, по данным ООН, их насчитывалось более 53 тыс. При этом объем продаж ряда корпораций превосходил ВНП некоторых государств (сравним эти цифры на 1999 г.: «General Motors» - 161,3 млрд. дол., «IBM» - 81,7 млрд. дол., Ирландия - 67,7 млрд. дол., Новая Зеландия - 55,8 млрд. дол. [см.: Kegley, Wittkopf 2001: 231]. Мощь ТНК в значительной степени усиливается финансовой деятельностью транснациональных банков (ТНБ), которые в силу своей специфики отличаются особой мобильностью.

Кроме межправительственных и неправительственных организаций, ТНК и ТНБ на мировой арене активно действуют внутригосударственные регионы, отдельные группы (например, Аль-Каида) и др.

Обычно «внутригосударственные регионы» наиболее активно проявляют себя в экономической сфере. В этом смысле они могут рассматриваться как аналоги конкурирующих между собой корпораций. Успех корпораций в данной конкуренции зависит от ряда факторов, в том числе, от развития инфраструктуры, наличия научно-технического потенциала и трудовых ресурсов, политики, проводимой местными властями и т.п. Нередко инфраструктура складывается так, что связи близлежащих регионов соседних стран оказываются более тесными, чем региональные связи внутри каждого государства. Интенсивно развивается трансграничное взаимодействие: поскольку в современном мире экономические, финансовые и другие вопросы тесно переплетаются с политическими, внутригосударственные регионы все активнее действуют и в мировой политике. Регионы стали значимым фактором в том числе и европейского строительства, что привело даже к появлению такого понятия, как «Европа регионов».

Самостоятельность регионов в целом ряде случаев способствует их динамичному развитию за счет привлечения иностранных инвестиций, создания рабочий мест и т.п. Однако здесь есть и свои «подводные камни». Неконтролируемая регионализация ослабляет центральные власти, создает опасность неравномерного развития государства, ведет к усилению конфликтных ситуаций. Чечня, Косово - лишь наиболее драматичные примеры. Кроме того, деятельность регионов на мировой арене может вести и, казалось бы, к неожиданному на первый взгляд процессу - ослаблению демократии в стране. Дело в том, что в отдельных случаях регионы могут управляться коррумпированными, авторитарными властями. Тогда их «уход» из-под контроля центральных властей ведет к усилению негативных процессов на местном уровне.

Все транснациональные акторы в литературе нередко подразделяются на государственных, или традиционных, и негосударственных участников. Межправительственные организации (МПО), образованные государствами на основе международных договоров, согласно Резолюции 288(х) Экономического и социального совета ООН от 27 февраля 1950 г. не относятся к неправительственным участникам. Тем не менее по вопросу, следует ли их относить к данной категории, до сих пор ведутся дискуссии. Аргументы противников такого отнесения сводятся к следующему:

ряд МПО допускают участие в качестве членов территории, которые не являются суверенными государствами (к таким организациям относятся, например, Международный телекоммуникационный союз (ITU), Всемирная метеорологическая организация);
некоторые МПО имеют структуры, совместные с неправительственными организациями;
МПО образуются на основе решений исполнительной власти государства, другие ветви власти в этом процессе не участвуют [Archer 2001].

Эти аргументы следует дополнить еще и тем, что интересы МПО вовсе не тождественны интересам образующих их государств. По мере развития межправительственные организации часто начинают играть вполне самостоятельную роль и уже сами оказывают значительное влияние как на международные отношения в целом, так и на своих создателей. В результате наблюдаются случаи выхода отдельных государств из МПО.

Наряду с МПО появляются и акторы, называемые «гибридными образованиями» [Зегберс 1999: 5–83], которые также действуют на транснациональном пространстве. «Гибридные образования», представляющие собой соединение государственных и негосударственных структур, функционируют в различных областях, прежде всего в бизнесе, где транснациональная компания имеет смешанный капитал (государственный и частный), во внешней среде в значительной мере представляющий интересы того или иного государства. Близким к «гибридным образованиям» оказывается и взаимодействие МПО и НПО, которое широко практикуется в ООН, ЕС и др.

Р. Кохэн и Дж. Най предлагают различать термины «транснациональное взаимодействие» (transnational interaction) и «транснациональные отношения» (transnational relations) [Transnational Relations and World Politics 1972]. В первом случае предполагается такое взаимодействие на мировой арене, при котором хотя бы один участник не является государством или МПО. Транснациональные же отношения включают в себя деятельность всех акторов - правительственных, межправительственных и неправительственных.

Наконец, высказываются мнения, что с практической точки зрения строгое разделение акторов на правительственные и неправительственные не является принципиальным [Bowett 1970]. В большей степени целесообразно разделение на традиционных транснациональных акторов, к которым относятся государства, и новых ТНА - всех остальных. Развитие новых ТНА во второй половине ХХ столетия привело к феномену, который Дж. Грум определил как «растущее многообразие» участников мировой политики [Грум 1998: 222–239]. Однако даже не количественные параметры являются главными, а те качественные изменения в политической структуре, которые последовали за этим благодаря развитию транснациональных отношений, охватившие сначала область экономики, а затем и другие сферы и получившие впоследствии название «глобализации». Новые возможности для этих акторов открылись в последней четверти ХХ столетия в связи с появлениям принципиально новых информационных и коммуникативных технологий.

На качественные изменения в политической структуре мира обратили внимание еще в 1970-х годах Р. Кохэн и Дж. Най [Transnational Relations and World Politics 1972; introduction]. Суть их наблюдений заключается в том, что государства, оставаясь ведущими акторами на мировой политической арене, стали вступать в сложные отношения не только между собой, как было ранее, но и с другими транснациональными игроками. При этом сферы деятельности всех акторов международного взаимодействия оказались удивительным образом переплетены. Если ранее, например, внутригосударственные регионы стремились влиять лишь на внутриполитические процессы своей страны, а межправительственные организации - на те вопросы, которые ограничивались внешнеполитической и внешнеэкономической сферами (что, казалось бы, логично), то теперь дело обстоит иначе. Международные организации и институты все активнее вмешиваются во внутриполитические проблемы, такие как урегулирование внутригосударственных конфликтов (в частности НАТО, ОБСЕ, ООН), соблюдение прав человека, определение финансовой политики государств и т.п., а внутригосударственные регионы стремятся действовать во внешней сфере, иногда наравне с государствами.

В результате активности новых ТНА государствам приходится «делиться» значительной частью своих функций и полномочий, с одной стороны, с надгосударственными образованиями (международными организациями и институтами), а с другой - с крепнущими транснациональными акторами (внутригосударственными регионами, ТНК и т.п.). Происходит перераспределение управленческих функций от государства к другим участникам международного взаимодействия. Довольно наглядно этот факт демонстрирует Дж. Най [Nye 2002: 46], используя схему (см. рис. 1), где все участники распределены в зависимости от того, на каком уровне (наднациональном, национальном или внутригосударственном) и в каком секторе (частном, публичном или в так называемом третьем секторе - сфере общественных организаций) они действуют.

Изменение современной политической структуры мира не ограничивается лишь передачей государствами части своих функций другим акторам. Одновременно увеличиваются возможности государств воздействовать на своих граждан с помощью электронных средств (пластиковых карт, мобильных телефонов и т.п.), а также биотехнологий [Fukuyama 1999: 16–33; Fukuyama 2002].

Само перераспределение функций идет далеко не безболезненно. Государства, хотя и по-разному, но обычно негативно реагируют на размывание национального суверенитета, пытаясь отвечать на новые вызовы, искать новые средства и методы для сохранения своих властных полномочий. Порой возникает искушение через диктатуру противиться ослаблению суверенитета. В результате подобных действий возможно возникновение крайне коррумпированных режимов и квази-государств, которые, используя правовые гарантии, предоставляемые им суверенитетом, стремятся к поддержанию власти любым путем, создавая тем самым очаги терроризма и нестабильности. Все это в целом ведет к размыванию того, что С. Краснер назвал «Вестфальским суверенитетом» [Krasner 1999], т.е. такой политической организации, которая была основана на том, что внешние акторы фактически не могли воздействовать на внутреннюю политику или их действие было крайне ограничено.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: