ИССЛЕДОВАНИЕ СВОЕГО ПРОШЛОГО 8 глава

Наш разговор прервался: со двора кто-то окликнул Санчеса. Он, извинившись, встал и пошел поговорить со священником, который его позвал. Я в это время, слегка запрокинув голову, смотрел на окружающие меня растения и камни, расфокусировав взгляд. Мне удалось рассмотреть легкое мерцание вокруг ближайшего куста, по когда я перевел глаза на камни, ничего не получилось.

Вернулся Санчес.

— Мне нужно ненадолго отлучиться, — сказал он. — Я встречусь кое с кем в городе. Заодно попытаюсь что-нибудь разузнать о ваших друзьях. Во всяком случае, узнаю, насколько безопасно для вас передвигаться.

— Да, пожалуйста. Вы сегодня вернетесь?

— Вряд ли. Скорее всего, завтра утром.

Должно быть, у меня на лице отразилась тревога, которую я испытывал, потому что он подошел ближе и положил мне руку на плечо.

— Не волнуйтесь. Вы здесь в полной безопасности. И пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Походите, осмотритесь. Пообщайтесь со священниками. Только учтите, что не все они одинаково продвинуты. Одни смогут понять вас лучше, чем другие.

Я кивнул.

Он улыбнулся и, обогнув церковь, сел в старенький грузовичок, которого я раньше не заметил. После нескольких бесплодных попыток Санчес наконец завел двигатель и выехал .мимо церкви на дорогу, ведущую к гребню.

Я оставался в парке еще несколько часов, приводя в порядок мысли. Я думал о Марджори — как там она, обошлось ли?— и о Билле — удалось ли ему уйти от погони? Несколько раз передо мной возникал образ убитого человека с бородой, но я боролся с этими воспоминаниями, чтобы сохранить душевное равновесие.

Около полудня я заметил, что священники поставили посреди двора длинный стол и носят на него блюда с едой. Когда стол был накрыт, к ним присоединилось еще несколько человек в рясах. Они клали на тарелки свои порции и, присаживаясь на скамьи, ели. Священники ласково улыбались друг другу, но почти не разговаривали. Один из них заметил меня и приглашающе кивнул, указывая на еду.

Я подошел и положил себе вареной кукурузы и бобов. Я ловил на себе взгляды обедающих, по никто не пытался заговорить со мной. Я сам попробовал завязать разговор, сделав несколько замечаний по поводу еды, но мне отвечали только улыбками и вежливыми кивками.

Тогда я в одиночестве уселся на одну из скамей и принялся за еду. Овощи и бобы были не посолены, но приправлены травами. Когда обед закончился и все вернули посуду на стол, из церкви вышел еще один священник и поспешно наполнил свою тарелку. Потом он оглянулся, ища куда бы присесть, и наши глаза встретились. Он улыбнулся. Я узнал того самого юношу который утром медитировал в парке. Я улыбнулся в ответ. Он подошел и заговорил на ломаном английском.

— Можно мне сесть с вами?

— Да, пожалуйста!

Он сел и начал есть, очень медленно, тщательно все разжевывая и время от времени улыбаясь мне. Был он невысок, с худощавой, гибкой фигурой и угольно-черными волосами. Глаза были светло-карие.

— Вам понравился обед? — спросил он. Тарелка лежала у меня на коленях, и в ней оставалось немного кукурузы.

— Да, очень, — ответил я и положил в рот кусочек. Заметив, как медленно и тщательно он жует, я постарался есть так же. Тут я сообразил, что так ели все они.

— Вы тут, в миссии, сами выращиваете овощи? — спросил я. Он помедлил с ответом, дожевывая очередной кусочек.

— Да. Ведь очень важно, что есть.

— А вы медитируете над растениями?

Он поглядел на меня с удивлением.

— Вы читали Рукопись?

— Да, первые четыре откровения.

— И вы тоже выращиваете овощи?

— Нет, нет. Просто я интересовался этим.

— А вы видите энергетические поля?

— Иногда.

Мы помолчали. Он съел еще несколько кусочков.

— Энергия поступает прежде всего с пищей, — заметил он.

Я согласно кивнул.

— Но чтобы усвоить энергию, надо ценить пищу и... Он, видимо, подыскивал нужное английское слово.

— Наслаждаться вкусом, — произнес он наконец. — Надо ценить вкус пищи, это ключ ко всему. Для этого и нужна молитва перед едой. Мы не просто выражаем благодарность за дарование пищи, мы освящаем процесс еды. Тогда энергия наполнит наше тело.

Он внимательно посмотрел, чтобы понять, уяснил ли я его слова.

Я молча кивнул. Он задумался.

Я тоже размышлял над сказанным. Значит, думал я, обычай возносить благодарственную молитву перед едой служит тому, чтобы заключенная в пище энергия лучше усваивалась.

— Но брать энергию из пищи, — снова заговорил юноша, — это только первый шаг. Накопив немного энергии, мы начинаем замечать ее повсюду, и тогда можно усваивать ее иначе, без еды.

Я снова кивнул.

— Все вокруг нас, — продолжал он, — наполнено энергией, только по-разному. Поэтому в одних местах можно зарядиться лучше, чем в других. Все зависит от того, насколько вы сродни этому месту.

— Вы именно это и делали утром в парке? — спросил я. — Заряжались энергией?

Он кивнул, очень довольный.

— Да.

— А как это делается?

— Надо открыться, почувствовать родство со всем вокруг, оценить красоту. Словом, все так, как при созерцании энергетических полей. Только надо сделать еще один шаг — ощутить, что энергия наполняет вас.

— Не совсем вас понимаю.

Он нахмурился, огорченный моей непонятливостью.

— Хотите, пойдем вместе в парк? Я покажу вам.

— Пошли, — согласился я,

И я отправился следом за ним в парк. Там он остановился и осмотрелся, словно ища что-то.

— Пойдемте туда, — сказал он, показывая на местечко у границы густого леса.

Мы пошли по дорожке, петляющей среди деревьев и кустов. Мой спутник выбрал место под высоким деревом, узловатый ствол которого вздымался из груды валунов. Корни обвивались вкруг камней, прорастали сквозь них, добираясь до земли. Впереди полукругом стояли кусты, усыпанные желтыми цветами, и до меня долетал их незнакомый сладкий запах. А дальше зеленой стеной возвышался лес.

Юноша предложил мне сесть на прогалинку среди кустов, лицом к дереву, и сам сел рядом.

— Как по-вашему, это дерево красиво? — спросил он.

— Да.

— Ну так почувствуйте... мм...— Он снова не мог найти нужное слово. Подумав, он сказал: — Отец Санчес говорил, что у вас было прозрение там, на вершине. Вы можете припомнить, что чувствовали тогда?

— Легкость. Безопасность. Причастность.

— Причастность к чему?

—- Это очень трудно описать. Как будто вся природа была частью меня самого.

— Да, но как именно вы это ощущали? Я задумался. Как же я это ощущал? Потом нужное слово пришло.

— Я любил! — воскликнул я. — Я чувствовал всеобъемлющую любовь.

— Именно так. Любовь. Полюбите это дерево!

— Но как? — удивился я. — Ведь любовь приходит сама. Как можно полюбить по заказу? Я не могу заставить себя любить.

— Не надо заставлять себя. Позвольте любви войти в вас. Для этого надо вспомнить, как это было тогда и постараться, чтобы это ощущение вернулось.

Я смотрел на дерево и старался припомнить то, что переживал на горной вершине. Постепенно я начинал проникаться красотой дерева и обостренным ощущением его присутствия. Я восхищался этим деревом и действительно начинал его любить. Я любил его так, как когда-то в детстве любил свою мать, а позже, подростком, — одну девочку. Я смотрел на дерево и любил его, это чувство переполняло мое сердце и распространялось на все окружающее.

Молодой человек отошел на несколько шагов, не отрывая глаз от меня.

— Хорошо! — прошептал он. — Вы наполняетесь энергией.

Я заметил, что его взгляд расфокусирован.

— Откуда вы знаете?

— Я вижу, как ваше поле расширяется.

Я закрыл глаза, стараясь достичь такой же силы и глубины чувства, как тогда, на вершине. Но нет, то, что было, не повторилось. Все было похоже, но гораздо слабее. Неудача заставила меня усомниться в себе.

— Что случилось? — удивился мой спутник. — Ваше поле ослабевает.

— Сам не знаю, — ответил я. — Мои чувства слабее, чем тогда. Не могу их усилить.

Ему, кажется, показалось это забавным. Он сказал с легким нетерпением:

— То, что вы испытали на горе, было даром, прорывом, указанием нового пути. Теперь вы должны научиться сами достигать такого состояния. Это не может получиться сразу.

Он сделал шаг назад.

— Попробуйте еще раз.

Я закрыл глаза, стараясь переживать свое состояние как можно глубже. Наконец чувства снова нахлынули на меня. Я удерживал их и, не отводя взгляда от дерева, старался понемногу усиливать.

— Вот сейчас очень хорошо, — сказал внезапно священник. — Вы и получаете энергию и отдаете ее дереву. Я посмотрел на него, ничего не понимая.

— Отдаю дереву?

— Когда вы восхищаетесь красотой и неповторимостью чего-то, — объяснил он, — вы получаете энергию. Но когда ваше чувство поднимается до истинной любви, вы можете, если пожелаете, вернуть энергию.

Я долго просидел перед деревом. Чем внимательнее я смотрел на него, чем больше росло мое восхищение его красотой, тем больше любви ко всему вокруг я испытывал. Это было поразительное ощущение. Я представлял себе, как моя энергия подплывает к дереву и наполняет его, но увидеть это так и не смог. Краем глаза я заметил, что молодой священник встал и хочет уйти,

— А как выглядит переход моей энергии к дереву? — спросил я.

Он подробно описал мне, что видел, и я узнал то самое явление, которое наблюдал, когда Сара передавала энергию филодендрону в Висьенте. У Сары это получалось, хотя она не знала, что для передачи энергии нужно испытывать любовь. Видимо, для нее ощущение любви было настолько естественно, что она даже не сознавала его.

Священник направился к домам, и я потерял его из виду. Сам я оставался в парке до темноты.

Я вошел в дом, и двое священников вежливо кивнули. Вечер был прохладный, но в печке полыхал огонь, несколько масляных ламп ярко освещали комнату. Пахло овощным, или, может быть, картофельным супом. На столе стояла глиняная миска и тарелка с четырьмя ломтями хлеба, лежали ложки.

Один из священников тут же повернулся и, не глядя на меня, вышел. Другой, опустив глаза, кивнул мне на чугунок, стоящий на печи рядом с огнем. Из-под крышки торчала ручка половника.

— Вам нужно что-нибудь еще? — осведомился священник.

— Пожалуй, нет, — ответил я, — спасибо. Попрощавшись кивком, он тоже ушел. Я остался один. Поднял крышку чугунка — картофельный суп! Запах от него восхитительный. Я наполнил миску, сел за стол и, вытащил пятую главу Рукописи, которую дал мне Санчес, положил ее рядом, намереваясь почитать за едой. Но суп оказался таким вкусным, что я полностью сосредоточился на еде. Покончив с супом, я сложил посуду в таз и долго, как зачарованный, смотрел на огонь, пока печка не прогорела. Тогда я привернул фитили у ламп и отправился в постель.

Проснулся я на заре, великолепно выспавшись. За окном стоял утренний туман. Я подложил в печку угля, добавил щепок и раздул огонь, после чего собрался пошарить на кухне в поисках чего-нибудь съедобного. Но тут послышалось тарахтенье Санчесова грузовичка.

Я вышел во двор и увидел, что Санчес выходит из-за церкви с мешком в одной руке и несколькими свертками в другой.

— Я привез кое-какие новости, — сказал он, проходя в дом. Я последовал за ним.

Немедленно появилось несколько святых отцов с кукурузными лепешками, овсянкой и вялеными фруктами. Выложив все это на стол, они молниеносно удалились. Мы с Санчесом сели.

— Я встретился кое с кем из Южного совета церквей, — начал он. — Мы собрались, чтобы потолковать о Рукописи. Вернее, об агрессивном поведении власть имущих. Впервые группа священников открыто собралась, чтобы высказаться в поддержку этого документа. Только мы начали обсуждение, как явился некий правительственный чин и потребовал, чтобы мы допустили его на заседание.

Положив себе на тарелку немного еды, он на время замолчал и, тщательно, как всегда, пережевывая, съел несколько кусочков.

— Этот господин, — продолжал он, — всячески уверял нас, что единственная цель правительства — не допустить, чтобы чуждые элементы спекулировали на Рукописи. Граждане Перу должны получить разрешение на хранение копий. Он заявил, что понимает нашу озабоченность, но требует, чтобы мы подчинились требованиям закона и сдали свои копии, а правительство якобы немедленно предоставит нам официально изготовленные экземпляры.

— И вы сдали? — перебил я.

— Еще чего!

Несколько минут мы молча ели. Я старался хорошо жевать и наслаждаться вкусом.

— Мы подняли вопрос о стрельбе в Куле, — продолжал Санчес. — Он ответил, что эта акция была необходима. Она была направлена против человека по имени Дженсен. Якобы несколько его людей были вооруженными иностранными агентами и собирались завладеть не обнаруженной до этого частью Рукописи и вывезти ее из Перу. Поэтому у правительства не было иного выхода, кроме как немедленно арестовать их. Ни о вас, ни о ваших друзьях он не упомянул.

— И вы ему поверили?

— Естественно, нет. После его ухода мы продолжали обсуждение. Все согласились действовать методом мирного сопротивления. Мы по-прежнему будем делать списки и, соблюдая осторожность, их распространять.

— А как на это посмотрит ваше церковное начальство?

— Трудно сказать. Вообще-то оно настроено против Рукописи, но пока что ничего не предпринималось против тех, кто ею занимается. Главным образом нас беспокоит один кардинал, чья епархия лежит дальше к северу, — кардинал Себастьян. Это очень влиятельный иерарх. Он выступает против Рукописи громче всех. Если он подвигнет руководство церкви на решительные меры, нам придется крепко подумать, что делать дальше.

— А почему он выступает против Рукописи?

— Боится.

— Но чего же?

— Я давно с ним не виделся, а о Рукописи мы с ним вообще никогда не говорили. Похоже, он думает, что человек должен жить одной верой и не нуждается в духовных знаниях. Он боится, что знакомство с Рукописью поведет к потрясению основ, к крушению церковного авторитета.

— Каким образом?

Санчес наклонил голову с едва заметной улыбкой.

— Кто обладает истиной, тот свободен.

Я смотрел на него, доедая хлеб и фрукты, и пытался понять его слова. Он съел еще несколько кусочков и встал, отодвинув стул.

— А у вас вроде сил прибавилось, — заметил он. — Общались с кем-нибудь без меня?

— Да. Я научился подключаться к энергии у одного священника — не знаю, как его зовут. Он медитировал в парке вчера утром, когда мы сидели на скамье, помните? Потом я с ним разговорился, и он научил меня впитывать энергию и отдавать ее.

— Это Джон, — вставил Сапчес и кивнул мне, чтобы я продолжал.

—- Это было необыкновенное переживание. Я вызнал в себе любовь и раскрылся. Я просидел там целый день, упиваясь этим состоянием. Было не так, как на горе, но очень близко к тому.

Санчес посерьезнел.

— Смысл и действие любви долгое время понимались совершенно неверно. Предполагалось, что мы должны стремиться к любви, чтобы стать лучше самим или чтобы мир стал лучше, — из некоего абстрактного морального долга или чтобы избавиться от эгоистического стремления к наслаждениям. Когда мы подключаемся к энергетическому полю, мы испытываем возбуждение, радостный восторг и, наконец, любовь. Если у нас будет достаточно энергии, чтобы сохранить переживание любви, то и мир, конечно, станет лучше, но в первую очередь это идет на пользу нам самим. Это и есть высшее наслаждение,

Я согласился. Тут я заметил, что он отодвинулся со стулом на несколько шагов и смотрит на меня расфокусированным взглядом.

— И как же выглядит мое поле?

— Оно расширилось. Вы, наверное, хорошо себя чувствуете?

— Очень.

— Прекрасно! Вот этим мы тут и занимаемся.

— Расскажите, пожалуйста, об этом.

— Мы обучаем священников, которым предстоит проповедовать индейцам в горах. Им там приходится полагаться только на собственные силы, а это нелегко. Мы тщательно отбираем пригодных для такой работы людей, и все они имеют нечто общее — каждому довелось пережить мистическое озарение.

Я занимаюсь изучением мистического опыта уже много лет, — продолжал он. — Когда я начинал, Рукопись еще не была обнаружена. Я уверен, что человеку, знакомому с мистическими переживаниями, гораздо легче достичь состояния, нужного для подключения к энергии. Остальным это доступно, но дается гораздо труднее и времени требует больше. Думаю, вы на собственном опыте убедились, что воспоминание о пережитом облегчает обретение нужного настроя. Не сразу, но он возвращается.

— И что тогда происходит с собственным полем?

— Оно расширяется и изменяет цвет.

— Как?

— Как правило, тускловато-белое свечение сменяется зеленым и голубым. Но главный признак — расширение поля. У вас, например, во время вашего озарения на вершине горы поле расширилось настолько, что охватило всю Вселенную. Вы поглощали энергию бескрайнего космоса и в свою очередь изливали ее на все его пространство. Вы помните, что испытывали?

— Да. Я ощущал всю Вселенную как собственное тело, а сам я был лишь головой или, вернее, глазами.

— Вот именно. В ту минуту вы объединили свое поле с полем вселенским, и Вселенная поистине была вашим телом.

— И спамятью моей, — добавил я, — происходило нечто странное. Я ясно помнил, как развивалось это мое громадное тело, Вселенная. Я видел, как из водородных скоплений возникали первые звезды и как потом сменялись поколения звезд и возникала более сложная материя. Правда, я не видел никакой материи — только колебания энергии, которая развивалась и усложнялась, переходя ко все более высокому уровню колебаний. А потом... потом возникла жизнь и ее эволюция привела, наконец, к появлению человека...

Внезапно я замолчал. Мое настроение изменилось, и Санчес это заметил.

— Что с вами?

— На этом поток воспоминаний оборвался, — объяснил я. — Я чувствовал, что эволюция должна продолжаться и дальше, но как именно — не ощутил.

Да, — подтвердил священник, — эволюция действительно продолжается. И продолжают ее люди. Именно они призваны поднять Вселенную до высочайшего колебательного уровня.

— Каким образом?

Он улыбнулся, но оставил мой вопрос без ответа.

— Поговорим об этом позже. Сейчас мне надо заняться кое-какими делами. Увидимся через час-другой.

Я кивнул. Он ушел, прихватив со стола яблоко. Я вышел было во двор вслед за ним, потом вспомнил про оставшуюся в спальне пятую главу Рукописи и вернулся за ней. Еще раньше мне вспомнился лес, где я впервые увидел Санчеса. Как ни был я измучен и напуган тогда, я не мог не заметить необыкновенной красоты этого уединенного уголка, куда я сейчас и решил отправиться. Идущая на запад дорога привела меня прямо к тому месту, где сидел тогда Санчес. Там я и устроился.

Прислонившись спиной к дереву, я некоторое время смотрел вокруг, ни о чем не думая. Утро было ясное и ветреное, и я смотрел на колеблющиеся над головой верхушки деревьев, глубоко дыша чистым, прохладным воздухом. Под шорох ветра я вынул бумаги и стал искать место, на котором остановился. Но раньше, чем я смог его найти, до моих ушей донесся шум машины.

Я лег на землю у подножия дерева и попробовал определить, с какой стороны она приближается. Звук шел со стороны миссии. Потом машина показался на дороге, и я узнал грузовик Санчеса. Сам он сидел за рулем,

— Я так и думал, что вы здесь, — сказал он, подъехав ко мне. — Садитесь, надо уезжать.

— Что случилось? — спросил я, взбираясь на сиденье. Он выехал на главную дорогу

— Один из наших священников рассказал мне о разговоре, который он случайно услышал в деревне. Туда явились какие-то официальные лица с расспросами обо мне и о нашей миссии.

— И что им нужно, как вы думаете?

Во взгляде Санчеса не было ни тревоги, ни страха.

— Не знаю. Но у меня больше нет уверенности, что они оставят нас в покое. Думаю, что в качестве предосторожности нам стоит перебраться повыше в горы. Там, поблизости от Мачу-Пикчу, живет один из наших священников, отец Карл. У него в доме мы будем в безопасности, а тем временем разузнаем что можно. — Он улыбнулся. — В любом случае вам стоит взглянуть на Мачу-Пикчу. Внезапно меня охватило страшное подозрение: а вдруг Санчес уже договорился с властями и собирается сдать меня в руки? Я решил быть очень осторожным и оставаться начеку, пока дело не разъяснится.

— Вы уже дочитали перевод? — спросил Санчес.

— Совсем немного осталось.

— Вас интересовала эволюция человека. Вы прочли место, где говорится об этом?

— Нет.

Он отвел глаза от дороги и пытливо взглянул на меня. Я сделал вид, что ничего не замечаю.

— Что с вами? — спросил он.

— Ничего, все в порядке. До Мачу-Пикчу далеко ехать?

— Часа четыре.

Я предпочел бы помолчать — пусть говорит Санчес. Я надеялся, что он как-нибудь проговорится о своих замыслах.. Но любопытство все-таки пересилило, и я спросил:

— Так как же люди эволюционируют?

Он бросил на меня быстрый взгляд.

— А вы сами что об этом думаете?

— Я не знаю, — ответил я, — но там, на горе, у меня мелькнула мысль, что это имеет отношение к тем значимым совпадениям, о которых толкует Первое откровение.

— Это так и есть. Ведь это согласуется со следующими откровениями, верно?

Я растерялся. Я почти понял, о чем он говорит, но не до конца, и потому промолчал.

— Посмотрите, как откровения естественно вытекают одно из другого, — продолжал Санчес. — Первое говорит о совпадениях — мы должны относиться к ним серьезно. Эти совпадения заставляют нас осознать, что за событиями нашей жизни скрывается некая духовная сила. Второе откровение придает этому осознанию реальное содержание. Мы понимаем, что все наше внимание было отдано материальному выживанию. Мы познавали мир постольку, поскольку это нужно было для нашей безопасности. Теперь же, с осознанием действия духовных сил, мы приближаемся к истинному постижению мира.

Третье откровение позволяет нам взглянуть на жизнь совершенно по-новому. Мы узнаем, что материальный мир построен из чистой энергии, которая способна откликаться на наши мысли и чувства.

Четвертое откровение объясняет людям их привычку отнимать у других энергию, подавляя их, порабощая их разум, Это — преступление, совершать которое нас заставляет недостаток собственной энергии, который мы ощущаем как упадок жизненных сил. Однако этот недостаток можно восполнить, подключаясь к иным источникам энергии. Вселенная даст нам все, в чем мы нуждаемся, если мы сумеем открыться ей. И это является содержанием Пятого откровения.

— Возьмем ваш случай, — продолжал священник. — Вы испытали мистическое озарение, которое помогло вам понять, какие громадные запасы энергии могут стать доступны человечеству. Можно сказать, что вы совершили некий прорыв, скачок в будущее, опередив остальных. Такое переживание не может долго длиться. Как только мы начинаем общение с кем-то, кто находится в обычном состоянии сознания, как только мы возвращаемся к жизни в мире, где продолжаются конфликты и стычки, нас мгновенно отбрасывает в прежнее состояние.

И вот теперь вашей задачей является медленное и постепенное овладение тем, что явилось вам мгновенным проблеском. Вы должны начать медленное и упорное восхождение к высшему сознанию. Но для этого следует научиться сознательно усваивать энергию, потому что именно запас энергии увеличивает число значимых совпадений, тех событий жизни, которые и помогут нам сделать новое состояние сознания постоянным.

У меня, видимо, был очень озадаченный вид, потому что Санчес добавил:

— Обдумайте это и постарайтесь понять. Когда случается маловероятное событие, придающее нашей жизни новое направление, человек как бы находит, реализует себя. Он чувствует, что исполняет свое предназначение. И тот энергетический уровень, который позволяет происходить таким событиям, становится для него естественным. Он, конечно, может потерять его, сбиться на более низкий уровень при сильном испуге, но это временно. Ему будет нетрудно вернуться на уже достигнутый ранее высокий уровень. Он уже другой человек, существующий на более высоких энергиях. Поймите это! Он перешел на новый уровень колебаний.

Вы поняли суть? Мы наполняемся энергией, растем, снова наполняемся и снова растем. Именно так мы, люди, продолжаем эволюцию Вселенной — переходя ко все более высоким колебательным уровням.

Санчес замолчал, а потом как будто вспомнил что-то и добавил:

— Этот процесс шел на всем протяжении человеческой истории, только мы его не сознавали. Этим объясняется и прогресс цивилизации, и то, что люди становились выше ростом, жили дольше и так далее. А теперь мы начинаем сознавать это. И в Рукописи говорится об этом. Духовное осознание распространяется по всему миру.

Я внимательно слушал. Слова Санчеса произвели на меня большое впечатление.

— Значит, основная наша задача — усвоить побольше энергии? Так, как научил меня Джон? И тогда частота значимых совпадений увеличится?

— В общем, так и есть, только все-таки это не так просто, как вам кажется. Прежде чем мы сможем перейти на новый энергетический уровень — не на краткое время, а прочно — придется преодолеть еще один рубеж. Об этом говорится в шестом откровении.

— Что же это за рубеж?

Священник заглянул мне в глаза.

— Каждый из нас подчиняет себе других на свой, особый лад. И вам придется изучить себя, чтобы понять, какой способ доминирования присущ именно вам. Вы помните, что в четвертом откровении говорится, что люди, постоянно ощущаянехватку энергии, стремятся навязать другим свою волю и точку зрения, чтобы отобрать их энергию. Пятое же откровение учит нас извлекать недостающую энергию из другого источника. Но дело в том, что мы не сможем постоянно подпитываться из этого источника, пока не преодолеем привычку подчинять других именно своим, индивидуальным способом. Потому что если мы опять начнем это делать, то сразу отключимся от источника.

А преодолеть эту привычку нелегко по той причине, что мы тут действуем бессознательно. Следовательно, мы должны осознать, во-первых, то, что мы постоянно стремимся к подчинению себе своих ближних и, во-вторых, что мы это делаем каждый по-своему — тем способом, который мы усвоили еще в детстве, чтобы привлечь к себе внимание и зарядиться энергией. Усвоив свой стереотип, мы повторяем его снова и снова. Я называю это нашим бессознательным сценарием борьбы за власть.

Я выбрал слово “сценарий”, потому что это действительно напоминает кино, где повторяется одна и та же ситуация, в которой мы действуем по сценарию, написанному нами самими в начале жизни. Мы проигрываем этот сценарий снова и снова, не сознавая этого. Все, что мы осознаем, — это то, что в нашей жизни постоянно возникают сходные ситуации, Мы зацикливаемся на них, и тогда кинофильм нашей жизни не может продолжаться, и для волнующих приключений, к которым могли бы привести значимые совпадения, просто не остается места. Мы сами его останавливаем, будучи в плену своего сценария, своего стереотипа битвы за власть.

Санчес убавил скорость, чтобы осторожно миновать глубокие выбоины на дороге. Я чувствовал усталость и тоску. Его рассуждения о сценарии остались мне непонятны. Я хотел пожаловаться ему, но не смог. Недоверие отдаляло меня от него, и открывать душу не хотелось.

— Вы меня поняли? — спросил он.

— Не знаю, — коротко ответил я. — По-моему, у меня нет никакого сценария.

Участливо взглянув на меня, он фыркнул от смеха.

— Неужели? — произнес он. — Откуда же тогда ваша всегдашняя замкнутость?

ИССЛЕДОВАНИЕ СВОЕГО ПРОШЛОГО

Дорога впереди сужалась, круто огибая каменный выступ горы. Грузовик осторожно повернул, подскакивая на крупных камнях. Вокруг нас Анды вздымали свои могучие серые вершины, окутанные белоснежными облаками.

Я поглядел на Санчеса. Он внимательно вел машину, склонившись к рулю. Уже несколько часов мы с трудом одолевали тяжелую, с крутыми подъемами дорогу. Временами и без того узкий проезд загромождался завалами камней. Мне хотелось возобновить разговор о сценариях, но время для этого было явно неподходящее — все свое внимание Санчес должен был уделять дороге. Да к тому же я и сам, собственно, не знал, о чем хочу спросить. Я дочитал Пятое откровение, и прочитанное близко перекликалось с рассказом священника. Конечно, неплохо было бы избавиться от сценария борьбы за власть, особенно если бы это ускорило мою эволюцию, но я так и не понял, что это за сценарий и как он действует.

— О чем задумались? — неожиданно спросил Санчес.

— Я дочитал Пятое откровение, — ответил я. — И все думаю об этих ваших сценариях. Вы, кажется, считаете, что мой сценарий как-то мешает мне быть раскованным?

Он не ответил. Его глаза были прикованы к дороге. Метрах в тридцати перед нами стоял, загораживая путь, крупный внедорожник. Неподалеку, у края скалистого обрыва, стояли мужчина и женщина. Они тоже увидели нас.

Санчес, остановив грузовик, вгляделся в них и улыбнулся.

— Я знаю ее, — сказал он. — Это Хулия. Все в порядке. Надо с ними поговорить.

Оба они были темноволосые и смуглые — видимо, перуанцы. Женщина была постарше, на вид лет пятидесяти, мужчине можно было дать лет тридцать.

— Отец Санчес! — воскликнула она, подходя.

— Привет, Хулия!

Они обнялись. Мы перезнакомились. Мужчину звали Роландо.

Хулия и Санчес молча повернулись и подошли к краю обрыва, где она до этого стояла с Роландо. Роландо внимательно приглядывался ко мне. Мне стало неловко, и я отошел, приближаясь к тем двоим. Роландо последовал за мной, глядя так, словно чего-то хотел от меня. Несмотря на молодость, лицо его было грубым и обветренным. Я ощутил непонятную тревогу.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: