Церковь о большевизме: «предтечи антихриста»

Казалось бы, сегодня Россия во многом уже распрощалась с всеподавляющей идеологией коммунизма, переходя к «демократическим» формам политического бытия, исключающим любые формы недавнего большевистского «рабства» и «рабовладения». Однако сама реальная российская жизнь — и духовная ее сторона, и равно материальная — не дают нам никаких оснований к подобному прекраснодушному оптимизму; и это в равной степени относится как к наблюдаемым в сознании части граждан реликтам коммунистического прошлого, так и к той сути и даже формам нынешнего общественного строя, который лишь с весьма большой натяжкой можно назвать «демократическим», зато по многим параметрам коррупционно антироссийским — с достаточным правом.

Ведь, наряду с экономикой, не менее прискорбно сегодня и духовно-идеологическое состояние российского общества... И состоянием этим явно не интересуется «государство» (в лице соответствующих государственных структур) — как обществу фактически пока враждебное. При этом чрезвычайно показательно полное равнодушие власти к былому, но все еще продолжающему оставаться чрезвычайно цепким и ядовитым, наследию коммунистической идеологии.

Явное нежелание ведущих представителей нынешних властных структур России расстаться с фантомами антироссийского по своей глубинной сущности большевизма (порой даже представленными в псевдо-демократической упаковке) объясняется, конечно же, как генетической связью нынешних «сильных мира сего» с большевизмом, так и — главным образом — тем, что (повторим это вновь) рыночные реформы были нужны ей вовсе не для преодоления «красного» марксистского наследия и отнюдь не для строительства принципиально «антикоммунистической» экономики, а только для того, чтобы еще больше расширить власть правящей номенклатуры КПСС, «конвертировав» ее из политической в экономическую... И вот, как замечает современный российский историк, «когда это разграбление удалось, то остается лишь сохранять «статус кво», примирить — и в государственной символике... «белых» с «красными» и ограбленных с грабителями .<...> Потому что символы... это не безобидная вещь: это точки приложения духовных сил, добрых и злых, которые через эти символы — как через окна, двери, форточку, — входят в нашу жизнь и, соответственно, влияют на нее. И, конечно же, это продолжение нашей национальной катастрофы во многом, если не в первую очередь, объясняется тем, что работа тех злых сил не была большей частью нашего народа осознана и преодолена. И поэтому эти силы действуют в нашей жизни и сегодня». Яд большевизма все еще бродит в крови многих, обманутых им и духовно отравленных россиян; и именно его наследникам нынешний, все еще постбольшевистский сон значительной части нации на руку в первую очередь!

Именно поэтому первостепенной задачей при начале возрождения подлинной России и сегодня остается христианское просвещение российского народа, всемерная помощь ему в уяснении сатанинской и антинародной, по подлинной сути своей, идеологии коммунизма. При этом всемерно следует предостеречь россиян и от соблазна псевдосвободы в виде идейных, не менее демагогичных и не менее лживых, побрякушек так называемой «демократии» — рядится ли последняя в нагло-шутовские одежды ельцинского типа или же в «классические» (более внешне-корректные) западные — в духе своего рода «просвещенного эгоизма»: и в том, и в другом случае она остается в основе своей равно безбожной (в масштабах общегосударственного бездуховного «плюрализма»), а потому и равно опасной для возрождаемой — в качестве потенциально православной страны — грядущей России!

И в этом смысле, как и раньше, именно живое слово православных пастырей остается естественным нашим руководством при оценке и прошлого, и сегодняшнего характера коммунистической идеологии и практики в целом.

Что же говорят представители православного российского священства по этому поводу сейчас? Каков окончательный приговор болбшевистско-советской идее, который Церковь наконец может громогласно заявлять и «в миру», и с амвона храма — в условиях нынешнего постепенного освобождения России от коммунистической лжи?.

Послушаем вновь, например, весьма любимого паствой, вполне «народного» петербургского протоиерея Василия Ермакова, обращавшегося к своим прихожанам в одной из проповедей, произнесенных им в 1994 г. — и именно на эту тему — так: «При власти большевиков церковь в течение семидесяти лет подвергалась гонениям; особенно это относится к первым десятилетиям преступной власти, когда священнослужителей и просто глубоковерующих топили в баржах, расстреливали, истязали. А в священном для каждого русского месте, в Кремлевской стене замуровывали прах умерших бандитов, повинных в смерти сотен тысяч православных людей, как бы в назидание народу: вот, мол, какая им честь...

А как сегодня мы относимся к тем "сильным мира сего"?. Людской суд над ними, над их памятью свершился уже, но впереди еще — Страшный суд. В сущности, они уже получили воздаяние: даже земля их не приняла и только пепел их замурован... И придет время, вырвут оттуда прах и рассеют по ветру».

В других своих проповедях этого же времени он подчеркивал именно сознательно антихристианский характер большевизма, то есть попросту его дьявольскую сущность: «. .на священников в разные времена направляются силы зла. По священникам наносят первый удар. Так было в революцию 17 года. Главная революционная власть ежедневно требовала отчета, сколько уничтожено священнослужителей. До революции священников было 160 тысяч, осталось 40 тысяч. А где же 120 тысяч? Своей пролитой кровью, своим мученичеством, мы, священники русского народа являемся совестью России, нашего Православия. <...> Против кого, в первую очередь, обратила свой меч большевистская власть? Против церкви и ее священнослужителей... Убийство невинных отроков царствующей семьи ожесточило гражданскую войну. Брат шел на брата! Во имя того, чтобы власть предержащие имели новую возможность злодействовать... Ибо после короткой передышки после гражданской войны наступила новая война — против крестьян, против тружеников, хранивших в себе такие черты, как трудолюбие, честность, веру в Бога...

К чему привели эти злодеяния? К новому голоду начала тридцатых годов. Образумило ли это, образумила ли смерть от голода миллионов людей? Нисколько, злодейства продолжались. И 1937 год стал вершиной их. Запущенная машина смерти не могла остановиться и рубила уже своих, из рядов властей предержащих. Но по-прежнему врагом советского строя оставалась церковь... Нынешнее право — молиться, говорить о Боге, ходить крестным ходом завоевано нами ценой крови и страданий, духовных и телесных».

Протоиерей Василий также особо подчеркивает, что преследование Церкви осуществляли в ту пору отнюдь не только иноверцы или атеисты-безбожники, но и бывшие русские, переставшие, однако, быть ими после отречения от веры отцов; известнейший ныне священник так и говорит: это были те, кто «отреклись от веры отцов и дедов, точнее, — предков своих и пошли за красным знаменем. И ныне идут и орут под тем же кровавым знаменем красным», с которым они раньше «громили церковь, Православие и вековые устои. И что кричат, — слышим, это не ушло. Эти люди не осознали правды искупления, а именно — во имя чего все это совершалось».

Завершает же свою проповедь петербургский священник вполне закономерным и справедливым утверждением: «Спросим теперь, а кто виновен в нынешнем развале? Себя они виновными не признают. То, что они явились этой разрушительной силой, не хотят считать, ибо бесчестие, унижения и трагедия прошлого еще не коснулись их ожесточенных сердец. Они хотят не искупления, а демонизма... Они снова хотят утопить русский народ в потоках крови. <...> И вновь нападки на священников и священство. Но помните, русские люди, что Православие и Россия — неотделимы! Нет России без Православия!».

В дополнение ко всем этим гневным, но совершенно справедливым обличениям дьявольской сущности коммунистической идеологии и политической практики большевизма, а также отвечая на вполне резонный вопрос протоиерея Василия: куда же пропали 120 тысяч российских священников? — стоит привести здесь несколько цифр, процитировав, впрочем, всего лишь одну фразу из вполне официального документа. Вот этот текст: «Поданным Правительственной комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, в 1937 году было арестовано 136. 900 православных священно и церковнослужителей, из них расстреляно 85. 300; в 1938 году арестовано 28. 300, расстреляно 21. 500». И это — краткая сводка итогов большевистских преступлений (то есть преступлений «великого и славного» «советского строя» во главе с «дорогим и любимым товарищем Сталиным») всего лишь за два страшных палаческих года! А сколько их было на протяжении прошлого века...

Так что ответ здесь оказывается самый простой и обычный: все эти 120 тысяч священников, как и миллионы других россиян, были убиты духовными отцами нынешних Анпиловых, Зюгановых, Лимоновых и всех, иже с ними...

Относительно же общего числа репрессированных коммунистами-сталинистами граждан СССР за период только, например, 1930-ых — начала 1950-ых годов можно привести следующие уточненные за последнее время данные (впрочем, тут учтены лишь официально засвидетельствованные органами НКВД цифры жертв, а сколько россиян умучено большевиками без всяких документальных свидетельств — известно одному Богу); как пишет современный историк: «Согласно архивам НКВД, за период самых жестоких репрессий 1937—1938 гг. было арестовано 1, 6 миллиона человек, из них 87 процентов по политическим мотивам, а общее население тюрем, трудовых лагерей и трудовых колоний... выросло с одного миллиона в начале 1937 г. почти до двух миллионов в начале 1939 г. А если к ним добавить людей, отправленных в ссылку и проживавших в специальных поселениях, то общее количество репрессированных приблизится к 3, 5 миллиона человек... За этот же период времени более 680 тысяч человек были приговорены к смертной казни за так называемую "контрреволюционную и антигосударственную деятельность". А за весь период 1930— 1952 гг. число казненных составило 786 тысяч человек... Если учесть общее количество населения, приведенное в засекреченных в свое время данных переписи 1937 г., то окажется вполне вероятным, что только за период самого острого голода 1932—1933 гг. погибло около 5—6 миллионов человек, в основном крестьян. А вместе с жертвами репрессий 1930-х гг. общее количество жертв приближается к 10—11 миллионам человек... общее количество заключенных в советских лагерях и тюрьмах на январь 1941 г. составляло приблизительно 3, 3 миллиона человек, а к январю 1953 г. оно увеличилось до 5, 5 миллиона.

Эти цифры меньше оценок, сделанных западными историками во времена, когда архивные материалы были недоступны. Но они не становятся от этого менее ужасными... если представить себе все горе, все те беды и физические страдания, выпавшие на долю этих несчастных и скрытые за указанными цифрами, то можно без труда увидеть, что эти два с половиной десятилетия были для советских народов периодом невиданных мучений».

Всю эту скорбную статистику человеческих трагедий и смертей можно пополнить также данными, имеющимися в уникальном большевистском документе сугубо «внутреннего пользования» — в секретной справке Берии о числе расстрелянных «врагов народа» из всех слоев населения, специально подготовленной им для Сталина: с 1919 по 1930 год коммунистами было расстреляно 2,5 миллиона, а с 1930 по 1940 год — 892 тысяч 985 человек!

И только, вероятно, житейской усталостью, прискорбным нравственным равнодушием, а также зачастую незнанием всех подобных преступных фактов прежней большевистской истории, нарочито культивируемым госаппаратом и продажными СМИ (почти все, все они так или иначе в прошлом были связаны с правящей пост-коммунистической средой!), можно объяснить, что основоположники советского коммунизма до сих пор не преданы нами окончательному проклятию и что памятники им — убийцам миллионов россиян, прибалтов, поляков, чехов (список этот можно продолжать и продолжать!) всё еще оскверняют площади российских городов.

Только всё еще длящимся духовным сном нации следует объяснять и тот факт, что современные исповедники насквозь лживой коммунистической идеологии (всегда, неизменно приводившей всех только к мукам и крови), — идеологии, обрекшей страну за последнее столетие уже на двукратное полное разорение, продолжают, как ни в чем ни бывало, свою лукавую политическую деятельность — вместо того, чтобы находиться на известных «нюрнбергских скамьях», но не Германии, а России, — как нынешние проповедники всё той же своей антироссийской (в стратегическом плане), античеловечной и преступной, залитой кровью миллионов жертв, политической доктрины.

А ведь именно такова общая христианская православная оценка феномена коммунизма, данная, в частности, в сборнике преимущественно церковных текстов историко-политического характера, изданном в 2004 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия II. На страницах этого, санкционированного высшей церковной властью России, сборника приводятся, в частности, такие весьма жесткие слова осуждения мирового коммунистического соблазна: «Хотя одна из мировых сатанинских идеологий — фашизм — была осуждена мировым сообществом на Нюрнбергском процессе в 1946 году и на сегодняшний день как партия и идеология ни в одной стране мира официально не регистрируется и голоса не имеет, коммунизм, будучи разновидностью фашизма, проявивший себя главной античеловеческой антихристианской силой, вставшей на путь уничтожения не только собственного народа (т. е. русского), но и всего человечества, унесший десятки миллионов жизней ни в чем неповинных людей, по сей день рядится в личину патриотизма и праведности.

И Россия должна выдвинуть главную оценку всей деятельности коммунизма как вселенского зла для международного осуждения». Здесь также констатируется доныне вопиюще недостаточная степень общественного осуждения коммунистической идеологии у нас в стране и указываются некоторые причины этого: «...В Германии немцы, узнав всю правду о преступлениях гитлеризма, в ужасе отшатнулись от нацистской идеологии, покаялись... в соучастии, равнодушии и неведении (нежелании ведать!) И сразу же сделали редких неонацистов маргиналами...

В России этого не произошло. Последние десять лет мы имеем красный парламент... коммунистические лидеры... славословят Ленина, чтят память Сталина; труп большевистского вождя до сих пор не предан земле, покоится в мавзолее, словно ждет своего часа; среди толп, шатающихся с портретами лысого и усатого учителей-основателей, всё чаще встречаются молодые лица. Многих людей страшат перемены, пугают реформы... необходимость проявлять инициативу, побеждать в конкуренции. Происходит бегство от свободы с ее неизбежной спутницей — ответственностью. Такая ситуация в сочетании с амнезией — утратой памяти у старшего поколения... и историческим невежеством, отсутствием знаний у молодого поколения создает благодатную почву для мифов о былом величии страны, порядке и справедливости при коммуно-советском режиме... Следовательно, социальная "рецептура" по необходимости должна включать в себя память об искалечившем судьбы и души нескольких поколений соотечественников большевистском тоталитаризме — страна не может позволить себе забыть об историческом тупике, в котором она оказалась на долгих семь десятилетий.

Не осудив со всей определенностью коммунистический режим от Ленина до Андропова-Черненко включительно как преступный, палаческий, не испытав очистительного воздействия собственного Нюрнберга, Россия упускает свой шанс — возможность покаяния».

То, что коммунисты, с их изначально революционной практикой чисто фашистского толка, смеют порой еще обижаться на подобные определения, не удивительно — трудно найти в человеческой истории партию более бессовестного и лицемерного типа. Удивительно другое: как до сих пор русский народ не поставил эту идеологию вне закона — как человеконенавистническую и предельно зверскую на практике, неизменно и повсеместно становящейся таковой, когда для этого предоставляются подходящие исторические условия.

Даже порой напротив — как только кто-то начинает вновь обращать внимание россиян на прежние преступления советского государства против граждан законной России, тут же начинают раздаваться голоса, призывающие забыть, умалить или даже поставить под сомнение всю правду о большевистских зверствах, стремясь их к тому же порой списать на необратимость и «издержки» исторического процесса — вне приложения к нему каких-либо нравственных категорий. «Сколько можно вспоминать... зачем бередить... да и вообще в других странах убивали не меньше... это не способствует единению народа...» — и т. д. и т. п. ...Однако пока на месте ленинского мавзолея или на бывшем месте памятника «железному Феликсу» (или пусть где-нибудь и в другом месте) нами, всем народом, не будет воздвигнуто памятника «Жертвам коммунизма» как итога общенародного же, наконец, осмысления всей отвратительной сути коммунистической идеологии (памятника — как явного свидетельства духовного прозрения всей России), до тех пор добиться серьезных перемен в нашей жизни нам не удастся...

И потому пока что следует еще и еще раз свидетельствовать о всех фактах бесчеловечной большевистской практики в истории захваченной ими России — с необходимой полнотой и фактологической достоверностью, в то же время с исторической объективностью отмечая, что в условиях развязанной ими братоубийственной гражданской войны и противоположная сторона не всегда оставалась достаточно гуманной.

Но таких зверств и такого попрания самого духа Божия в человеке «белое движение» никогда не знало, ибо как присущая его представителям естественная человеческая порядочность, воспитанная в них и давней традицией российского патриотизма, и Церковью, и русской культурой, так и свойственные подлинно русскому гражданину понятия чести, совести, веры в Бога, вполне осмысленная любовь к своему Отечеству и чувство христианского долга перед ним — всё это, как правило, не позволяло «белым» переходить черту самой обычной человечности. И в целом таких повсеместных эксцессов страшных, запредельных для нормального человеческого сознания злодеяний, подобных тем, что творили большевики, «белое движение» не знало...

Чтобы не показаться голословным, можно предложить читателям небольшую дозу свидетельств о том, как проходил хотя бы начальный период большевистской борьбы (в частности, местных ВЧК) за «революционную правду» и какими методами осуществлялась «защита прав трудового народа» и движение к «мировой революции» в период Гражданской войны. Свидетельства эти собраны в известнейшей книге (по крайней мере — для историков) о коммунистическом «красном» терроре и о его классическом стиле (вполне в духе гестапо, Освенцима или Майданека, а может быть, и похлеще), составленной С. Мельгуновым.

Тем, кто еще не излечился от наивной веры в насквозь лживую «правду» и в якобы духовное благородство ВКП(б)—КПСС—КПРФ, можно рекомендовать поподробнее ознакомиться с этим историческим источником (хотя особо нервным читать эту книгу — тем более на ночь — не советуем); вообще же было бы полезным прочитать ее каждому россиянину, чтобы у него не осталось сомнений в полном духовном братстве коммунистов той поры и нацистов — чуть более поздней.

Вот, например, что застала Добровольческая армия в Киеве, временно выбив оттуда большевиков в августе 1919 года (данные эти были тогда же собраны официальной комиссией по расследованию зверств коммунистических «чрезвычаек», или так называемой «комиссией Рерберга»), — коснемся хотя бы описания одного из мест расправы большевиков с «враждебными элементами».

«. .Весь цементный пол большого гаража (дело идет о «бойне» губернской Ч.К.) был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вёл жёлоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины. Этот жёлоб был на всём протяжении до верху наполнен кровью... Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни. . Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы. Вероятно они были убиты посредством размозжения головы каким-нибудь блоком. Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а... отрывались... Все трупы были совсем голы.

В обычное время трупы скоро после бойни вывозились на фурах и грузовиках за город и там зарывались. Около упомянутой могилы мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов. Здесь мы обнаружили на телах разнообразнейшие повреждения и изуродования, какие трудно себе представить. Тут лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза и в то же время их головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами. Далее мы нашли труп с вбитым в грудь клином. У нескольких не было языков. В одном углу могилы мы нашли некоторое количество только рук и ног. В стороне от могилы у забора сада мы нашли несколько трупов, на которых не было следов насильственной смерти. Когда через несколько дней их вскрыли врачи, то оказалось, что их рты, дыхательные и глотательные пути были заполнены землей. Следовательно, несчастные были погребены заживо и, стараясь дышать, глотали землю. В этой могиле лежали люди разных возрастов и полов. Тут были старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана веревкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельные раны...

Тут же во дворе среди могил зарытых нашли мы крест, на котором за неделю приблизительно до занятия Киева распяли поручика Сорокина...

В уездной Чека было то же самое, такой же покрытый кровью с костями и мозгом пол и пр. В этом помещении особенно бросилась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, вроде люка, наполненная до верху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал...». Следует заметить, что Киев отнюдь не представлял собой какого-либо исключения: «Явления эти наблюдались повсеместно. Каждая Чека как бы имела свою специальность.

Специальность Харьковской Чека, где действовал Саенко, было, например, скальпирование и снимание перчаток с кистей рук...

В Воронеже пытаемых сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали... священникам надевали на голову венок из колючей проволоки...

В Царицыне и Камышине — пилили кости. В Полтаве и Кременчуге всех священников сажали на кол... В Полтаве, где царил "Гришка проститутка", в один день посадили на кол 18 монахов... Жители утверждали, что здесь (на обгорелых столбах) Гришка-проститутка сжигал особенно бунтовавших крестьян, а сам... сидя на стуле, потешался зрелищем...

В Екатеринославе предпочитали и распятие и побивание камнями. В Одессе офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колёсами лебёдок, третьих опускали по очереди в котел с кипятком и в море, а потом бросали в топку.

Формы издевательств и пыток неисчислимы...».

И наконец — из Жития новомученика, архиепископа Омского и Павлодарского Сильвестра (Ольшевского): после захвата Омска большевиками в ноябре 1919 года духовный содруг адмирала Колчака «Архиепископ Сильвестр был заключен в тюрьму, где в течение двух месяцев его истязали, требуя от него покаяния. Ничего не добившись, безбожники подвергли святителя жестокой и мучительной смерти. Прибив его руки гвоздями к полу и таким образом распяв, они раскаленными шомполами прижигали его тело, а затем раскаленным докрасна шомполом пронзили сердце».

Но не это ли «дело Ленина» — как неизменного их коммунистического божка — и сегодня защищают тов. Зюганов с компанией «верных марксистов-ленинцев» на своих краснотряпочных митинговых шабашах? И как всегда, что, кроме ненависти, царит на этих сборищах, и что принесут они нам вновь, если, не дай Бог, позволить им хоть на секунду вырваться на политические просторы России? А ведь только об этом они продолжают мечтать и сегодня. Недаром, как пишется в «передовой» статье очередного ноябрьского номера большевистской газеты «Правда», посвященного «Немеркнущему свету» переворота 1917 года: «...Призыв к борьбе: "Даешь новый Октябрь!" — звучал лейтмотивом всех выступлений на митинге». Или еще не всех «врагов мировой революции» успели они распять? Или всё те же раскаленные шомпола еще зудят им руки?.

Ведь и сегодня только зло, ложь и только полное неприятие Православной России господствуют в их давно омертвевших душах — сколько бы они ни пытались ради сомнительных политических дивидендов заигрывать ныне с религиозными чувствами нормальных россиян и изображать свою терпимость по отношению к ненавидимой ими втайне Церкви. Ибо и сама жизнь показала нам, и давно уже сказано, что «коммунизм бесчеловечен и жесток во всех своих начинаниях. Деликатный человек не сможет выбрасывать людей из квартир, экспроприировать чужую собственность, осуждать невинных, расстреливать женщин и стариков.

Коммунисты нуждаются в разнузданных и безнравственных людях, настроенных на ненависть... Вот почему коммунизм как таковой проистекает из безбожия, из безбожных воззрений; вот почему коммунисты всегда склонны к вызывающему богохульству и радикальному антихристианству... Они ненавидят Бога, Иисуса Христа и христианство. Они видят в Боге своего самого большого врага, против которого они должны вести постоянную борьбу... коммунизм есть безбожие на практике, последовательное и беспощадное безбожие. Ему нужен человек без Бога».

Замечательный в своем роде пример сути «нравственного» состояния большевиков (на глубинном и самом откровенном его уровне, особенно ярко и нагло выступавшем в начальную пору становления советской государственности) зафиксировал в своем дневнике известный автор «Мухи-Цокотухи» К. Чуковский (впрочем, то же самое сохранялось в подспудном коммунистическом цинизме — особенно среди властной верхушки — в СССР и позднее).

Среди записей Чуковского в канун Рождества 1921 года имеется, в частности, и такая (которую, несмотря на ее обширность, всё же стоит здесь привести — в силу замечательной ее показательности духовного уровня одного из самых типичных для того времени большевистских функционеров-«комиссаров»): « января. Вчера черт меня дернул к Белицким. Там... был Борис Каплун... Он бренчал на пьянино, скучал и жаждал развлечений. "Не поехать ли в крематорий?" — сказал он, как прежде говорили: не поехать ли к "Кюба" или в "Виллу Родэ"? — А покойники есть? — спросил кто-то. — Сейчас узнаю. — Созвонились с крематорием и оказалось, что, на наше счастье, есть девять покойников. "Едем!" — крикнул Каплун... Через 20 минут мы были в бывших банях, преобразованных по мановению Каплуна в крематорий... Каплун ехал туда, как в театр, и с аппетитом стал водить нас по этим исковерканным залам. К досаде пикникующего комиссара, печь оказалась не в порядке: соскочила какая-то гайка... Мы стоим у печи... и смеемся, никакого пиетета. Торжественности ни малейшей. Всё голо и откровенно. Ни религия, ни поэзия, ни даже простая учтивость не скрашивает места сожжения. Революция отняла прежние обряды и декорумы и не дала своих. Все в шапках, курят, говорят о трупах, как о псах. Я пошел со Спесивцевой в мертвецкую. Мы открыли один гроб (всех гробов было девять). Там лежал — пятками к нам — какой-то оранжевого цвета мужчина, совершенно голый, без малейшей тряпочки, только на ноге его белела записка "Попов, умер тогда-то". — Странно, что записка! — говорил впоследствии Каплун. — Обыкновенно делают проще: плюнут на пятку и пишут чернильным карандашом фамилию.

В самом деле: что за церемонии! У меня всё время было чувство, что церемоний вообще никаких не осталось, всё начистоту, откровенно. Какое кому дело, как зовут ту ненужную падаль, которую сунут сейчас в печь. Сгорела бы поскорее — вот и всё. Но падаль, как назло, не горела. Печь была советская, инженеры были советские, покойники были советские — всё в разладе, кое-как, еле-еле. Печь была холодная, комиссар торопился уехать... Но для развлечения гроб приволокли раньше времени. В гробу лежал коричневый, как индус, хорошенький юноша-красноармеец, с обнаженными зубами, как будто смеющийся, с распоротым животом, по фамилии Грачёв... Наконец, молодой строитель печи крикнул — накладывай! — похоронщики в белых балахонах схватились за огромные железные щипцы, висящие с потолка на цепи, и, неуклюже ворочая ими и чуть не съездив по физиономиям всех присутствующих, возложили на них вихлящюийся гроб и сунули в печь, разобрав предварительно кирпичи у заслонки. Смеющийся Грачёв очутился в огне. Сквозь отверстие было видно, как горит его гроб — медленно (печь совсем холодная), как весело и гостеприимно встретило его пламя. Пустили газу — и дело пошло ещё веселее. Комиссар был вполне доволен: особенно понравилось всем, что из гроба вдруг высунулась рука мертвеца и поднялась вверх — "рука! рука! смотрите, рука!", — потом сжигаемый весь почернел, из индуса сделался негром, и из его глаз поднялись хорошенькие голубые огоньки. "Горит мозг!" — сказал архитектор. Рабочие толпились вокруг. Мы по очереди заглядывали в щелочку и с аппетитом говорили друг другу: "раскололся череп", "загорелись легкие", вежливо уступая дамам первое место. Гуляя по окрестным комнатам, я со Спесивцевой незадолго до того нашел в углу... свалку человеческих костей. Такими костями набито несколько запасных гробов, но гробов недостаточно, и кости валяются вокруг... "Всё равно весь прах не помещается". "Летом мы устроим удобрение!" — потирал инженер руки...

Инженер рассказывал, что его дети играют в крематорий. Стул это — печь, девочка — покойник. А мальчик подлетит к печи и бубубу! — Это — Каплун, который мчится на автомобиле».

К несчастью для нашей страны и к ее позору защитники и потенциальные наследники подобного уровня безнравственности и — как источника последнего — всего страшного «дела Ленина», вместе с породившей его безбожной идеологией коммунизма, до сих пор имеют право (в отличие, например, от откровенных приверженцев национал-социализма в Германии) принимать участие в общественно-политической жизни ими же ранее расстрелянной, распятой, испоганенной и разрушенной России...

Ныне современные коммунисты — не прежней, старой еще выделки (то есть уж вовсе безродные циники-ленинцы), а их гораздо более убогие последыши (так сказать, позднейшего набора) — чрезвычайно любят и изображать, и чувствовать себя «патриотами», причем — чуть ли не русскими лаже патриотами.

Однако патриотизм их, конечно же, не относится к собственно подлинной России, которую они, естественно, вовсе и не знают — как в силу их внеисторичного, убогого, советского «политпросвета», так и в силу вообще столь типичного для большевистской среды всегдашнего вопиющего невежества): объектом их псевдопатриотической демагогии является полный антипод Русского государства, а именно — коммунистический СССР, который многие из его бывших законопослушных граждан в искреннем заблуждении считали и доныне продолжают считать своей якобы «русской» Родиной!

Что ж, и относительно различия между подлинным российским патриотизмом и патриотизмом «советского типа» у Церкви имеется духовно обоснованное и достаточно ясно выраженное мнение.

Так, касаясь, в частности, «патриотизма» современных коммунистов, один из старейших московских священников несколько лет назад высказался следующим образом: и ныне для привлечения простецов ведущие коммунистические идеологи «под видом "патриотов"... употребляют все средства, всё свое искусительное красноречие — в обещании будущих благ. Но что дали они нам — эти "провозвестники светлого будущего" — кроме разорения и духовного падения страны в большевистскую пропасть? Не они ли столько лет уничтожали истинное наше отечество — Россию, подменяя ее бесчеловечным Молохом — государством Советов? А ведь этого Молоха они и пытаются вновь и вновь выдавать за оскверненную ими истинную нашу родину — Православную Святую Русь. Но не они ли почти вконец уже и уничтожили ее? Кто расстреливал, топил, сжигал, распинал, сажал на кол и четвертовал наших пастырей и архипастырей в революционные годы?» Это они, — продолжает священник, — «и поныне остаются духовными наследниками прежних мучителей Церкви и цареубийц... Это они — растлители и сокрушители подлинной, православной России — пытаются вновь лицемерно выступать от ее имени, называя себя "патриотами". Чьи они патриоты? Что общего у Христа с сатаной и что общего может быть у нравственно-здорового православного россиянина с советскими безбожниками? У нас с ними разные пути и разные родины!».

Подводя затем итог коммунистической эпохи в России, тот же многоопытный пастырь свидетельствует со скорбью: «Это — кровь сонма мучеников, вопиющая к Богу, это — обездоленные дети, жены и старики, это — опустошенные души, это — и астрономическое число уничтоженных ценностей всякого рода, это — порушенные памятники народной святыни. И наше нынешнее разорение возникло не в последние только годы, но готовилось на протяжении почти восьмидесяти лет теми, кто и прежде стремились — как пытаются и ныне — выдавать себя за патриотов ими же уничтожавшейся и растлевавшейся все эти годы Руси-России... разве нам, христианам, нужно "их" государство, возможно, с более — на время — дешевой снедью (хотя откуда им взять ее?), но, как и встарь, полученной ценою крови и слез своих же сограждан? Созиждется ли... общими усилиями с такими "поделыциками" Святая Русь? Нет и еще раз нет! Как всегда, принесут они только междоусобные брани, зависть и злобу, классовую ненависть и еще большую нищету — вплоть до полного нашего духовного и физического распада».

Не менее ясно высказался о большевизме как политическом оборотне еще один столичный священник: «Стремясь к захвату власти, коммунисты и в 1917 году рядились в тогу защитников Отечества. Но октябрьский переворот они совершили на немецкие деньги и тут же развязали гражданскую войну, вылившуюся в войну против собственного народа и Православной Церкви. В первую очередь уничтожались епископы, священники, монахи... Был подло убит царь, уже отрекшийся от престола. Вспомним деятелей "красной обновленческой церкви", которые убеждали, что коммунизм и христианство — близнецы-братья. Они вскоре разделили участь православных иерархов и оказались в одной камере, а вскоре в одной безымянной могиле. Таков почерк коммунистов во всех странах. Придя к власти, они восстановят не Российскую империю, а прежний концлагерь. Коммунизм несовместим ни с патриотизмом, ни тем более с Православием...

Я священник, не мое дело давать политические рекомендации. Речь идет о духовном противостоянии. Невозможно поклоняться дьяволу и его слугам и одновременно считать себя патриотом и православным человеком».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: