Сделай Сам Свою Работу на 5

ПЕРЕВОД Н. А. ЗАБОЛОЦКОГО 7 глава





Проживающий со львами бледноликий юный лев...

Витязь мира, лал бесценный, кипарис среди дерев,

Сердце он сменял на сердце, сердцем девы овладев.

 

Словно райское алоэ над долиною Евфрата,

Тинатин ждала на троне, изукрашенном богато.

Чтоб воспеть ланиты эти, эти косы из агата,

По примеру древних греков мудрецов нужна палата!

 

Дева встретила героя, сесть на стул ему велела,

И приличная свиданью радость ими овладела.

Речь была их благородна и достойна их удела.

«Сколько мук, — она сказала, — вынес ты для Тариэла!»

 

Он ответил: «Коль желанья исполняет людям бог,

Вспоминать не подобает время горя и тревог.

Но теперь алоэ-древо изливает слезный ток,

Юный лик его, как роза, побледнел и изнемог.

 

Кипарис розоподобный, он утратил силу воли.

Он твердил: «Кристалл точеный потерял я в сей юдоли!»

Мы огнем невыносимым с ним пылаем поневоле».

И царице рассказал он всё, что знал о нем дотоле.

 

Рассказал, какие беды перенес он в жизни бренной,

Как помог ему миджнура отыскать творец вселенной.

«Он, как зверь людей чуждаясь, ненавидит мир мгновенный,

Вместе с хищниками бродит и скорбит о несравненной.



 

Я сказать тебе не в силах, как прекрасен Тариэл!

Ни на что смотреть не может тот, кто раз его узрел.

Созерцающие слепнут от сиянья этих стрел.

Но шафраном стала роза, лик фиалки побледнел».

 

Рассказал он ей подробно про скитальца молодого:

«Он, как тигр, ютится в скалах, не имея в жизни крова,

Лишь наперсница царевны утешать его готова...

Ах, судьба, зачем ты смертных угнетаешь столь сурово!»

 

И когда достигла дева исполнения желанья,

Лик ее солнцеподобный преисполнился сиянья.

«Чем же мне, — она спросила, — облегчить его страданья?

Где найти ему спасенье и бальзам для врачеванья?»

 

«Хвастунам, — ответил витязь, — от людей доверья нет.

Чужестранец, мне поверив, погибает в цвете лет.

Обещал я возвратиться, чтоб спасти его от бед,

Я ему поклялся солнцем этот выполнить обет.

 

Верный друг, спеша на помощь, не дрожит перед напастью,

Посвятит он сердце сердцу, ведь любовь — дорога к счастью

Боль миджнура разделяет всякий, кто охвачен страстью.

Без него я безутешен: нет прощенья безучастью!»



 

Солнцеликая сказала: «Всё сбылось, как я хотела:

Ты, во-первых, возвратился и нашел нам Тариэла,

Во-вторых, любовь тобою с новой силой овладела —

Значит, есть бальзам для сердца, что неистово горело!

 

Наши судьбы, как погода, переменны с каждым днем:

То горит над нами солнце, то гремит над нами гром.

Ныне радость вместо горя в сердце вспыхнула огнем.

Если ж мир приносит радость, для чего грустить о нем?

 

Хорошо, что, верен клятве, ты спешишь на помощь другу.

Нас обязывает дружба оказать ему услугу,

Мы должны его утешить и помочь его недугу...

Но какие испытанья ждут меня, твою подругу!»

 

Он сказал: «К семи печалям ты прибавила восьмую!

Только я один дыханьем грею воду ледяную,

Заходящее светило только я один целую,

Без тебя изнемогаю и с тобою не ликую!

 

Горе мне! Опять, скитаясь, я увижу много зла.

Как в мишень, вонзилась в сердце беспощадная стрела,

Сократилась на две трети жизнь, разбитая дотла, —

И хотел бы скрыть я горе, да пора на то прошла.

 

Дева, речь твою услышав, понял я твое веленье.

Знать, тому, кто ищет розу, и шипы — не затрудненье.

Будь же полным мне светилом, утоли мое волненье —

Подари мне в путь-дорогу знак надежды на спасенье!»

 

Добродетельный, достойный, этот витязь светлолицый

Говорил благоразумно, как наставник с ученицей.

И браслет из дивных перлов был вручен ему царицей.

Да пошлет им бог блаженство всемогущею десницей!

 

Сладко сердцу, коль к рубину прикасается агат,

Сладко вырастить алоэ с кипарисом стройным в ряд,

Сладко радовать миджнура, устремляющего взгляд, —

Но, увы, беда влюбленным — тем, которых разлучат!



 

Хоть не мог налюбоваться на влюбленную влюбленный,

Скоро он простился с нею и ушел, ошеломленный.

Из кровавых слез царицы океан возник бездонный.

«Мир не сыт, — она рыдала,— нашей кровью напоенный!»

 

Ударяя в грудь руками, витязь шел к себе уныло, —

В час любви мягкосердечна человеческая сила!

Покрывает землю мраком заходящее светило,

Не заря зажглась на небе — ночь пришла для Автандила.

 

Слезы, смешанные с кровью, по щекам его текли.

«Даже солнце мне не в радость,— говорил он, сын земли. —

Адамантовое сердце брови милой обожгли,

Не хочу я утешаться от возлюбленной вдали!

 

Был вчера я цвет Эдема, уподобленный алоэ,

Но теперь судьба вонзила в грудь мою копье златое.

Сердце в огненном аркане позабыло о покое,

И постиг я, безутешный, сколь безумно всё земное».

 

Витязь с этими словами сотрясался, как в падучей,

С воздыханием и стоном гнулся стан его могучий.

Так закончилось свиданье и сменилось скорбью жгучей.

Всех со временем покроет саван скорби неминучей!

 

В свой дворец вернулся витязь и рыдал в тиши дворца,

И возлюбленную деву вспоминал он без конца.

Снежным инеем покрытый, блекнул цвет его лица.

Словно розы без светила, вянут юные сердца!

 

«Человеческое сердце богом проклято от века —

То оно о счастье молит, то стенает, как калека.

В слепоте оно не верит даже глазу человека.

Не страшат его ни гибель, ни господская опека!»

 

Заклеймив людское сердце столь жестокими словами,

Он прижал к губам запястье с дорогими жемчугами.

И блеснули эти перлы наравне с его зубами,

И кровавыми от горя обагрился он слезами.

 

Утром некого посланца государь за ним послал.

Поспешил к владыке витязь, хоть и с вечера не спал.

Вкруг него народ толпился и ему надоедал.

Царь готовился к охоте, пели трубы и кимвал.

 

И помчались на охоту царедворцы Ростевана.

Можно было там оглохнуть от ударов барабана.

Солнце соколы затмили, псы скакали неустанно,

Кровью раненых животных обагрилась вся поляна.

 

И с полей вернулись люди, поохотившись с задором, —

Царедворцы, и вельможи, и дружина —полным сбором.

В изукрашенном чертоге царь воссел, сияя взором,

Арфы громко заиграли, и певцы запели хором.

 

Витязь, сидя с Ростеваном, вел беседу с ним опять.

Были губы их, как лалы, зубы — жемчугу под стать.

По бокам народ толпился, впереди сидела знать.

Целый день не уставая о герое толковать.

 

Но, исполненный печали, возвратился витязь к дому.

О любви душа взывала, погруженная в истому.

То вставал он, то ложился. Сон не шел к нему, больному.

Чье прислушалось бы сердце к несчастливцу молодому?

 

И подумал он: «Какое дам я сердцу утешенье,

Коль с тобой я разлучился, о Эдема украшенье!

Для взирающих ты — радость, невзирающих — мученье.

Если б мог тебя увидеть я хотя бы в сновиденье!»

 

Так твердил он, заливаясь безутешными слезами,

Но решил: «Одно терпенье нас равняет с мудрецами.

Не приученный к терпенью разве справится с делами?

Тот, кто хочет в жизни счастья, не гнушается скорбями».

 

И тогда сказал он сердцу: «Убиваешься ты вновь.

Жизнь, однако, лучше смерти. Жизни ты не прекословь.

Не показывай народу, как в тебе бушует кровь:

Непристойно человеку разглашать свою любовь».

 

20. ПРОСЬБА АВТАНДИЛА О НОВОЙ ПОЕЗДКЕ И РАЗГОВОР ВАЗИРА С ЦАРЕМ

 

Утром витязь облачился и из дома вышел рано.

«Боже,—он молил,—да будет сокровенна эта рана!

Помоги мне скрыть от мира, как царица мне желанна!»

И поехал он к вазиру, царедворцу Ростевана.

 

Тот сказал: «Над нашим домом загорелся луч рассвета,

Значит, радость не напрасно предвещала мне примета!»

И с глубоким он поклоном встретил славного спаспета:

Если гость приятен сердцу, он дороже самоцвета.

 

Добродетельный хозяин слезть помог ему с коня.

До крыльца ему коврами уложила путь родня.

И внезапно дом вазира озарился светом дня.

«Запах роз, — сказал хозяин, — долетел и до меня!»

 

Витязь сел, и домочадцы погрузились в лицезренье,

И сердца их задрожали в безграничном восхищенье, —

Десять тысяч воздыханий здесь послышалось, не мене...

Но вазир велел им выйти, и они ушли в смятенье.

 

И сказал вазиру витязь, подобрав слова по нраву:

«Во дворце у Ростевана первенствуешь ты по праву.

Царь во всем тебе послушен, ты блюдешь его державу.

Помоги же мне сегодня, заслужи почет и славу!

 

Этот витязь солнцеликий истомил меня и сжег!

Разлученный с Тариэлом, я от боли изнемог!

Для меня не избегает он ни горя, ни тревог, —

Бескорыстие и щедрость — дружбы подлинный залог.

 

Словно сеть, тоска о друге ныне сердцем овладела, —

Сам я здесь, перед тобою, сердце — возле Тариэла:

Он сжигает всех, как солнце! Нет красе его предела!

И Асмат за это время стать сестрою мне успела.

 

Я поклялся страшной клятвой, уезжая от собрата:

«Я вернусь к тебе, приятный даже глазу супостата!

Я найду твою царевну, что пропала без возврата!»

И теперь перед отъездом грудь моя огнем объята.

 

Я тебе открою правду: коль, безумный, как всегда

Он надеется на друга, как не ехать мне туда?

Ведь в беде миджнур миджнура не бросает никогда.

Нарушающему клятву не укрыться от стыда.

 

Ты скажи царю об этом, и, клянусь его главою,

Если он меня отпустит, я вернусь к тому герою.

Если ж он меня задержит, сердца я не успокою.

Помоги же мне сегодня, дай мне справиться с бедою!

 

Передай царю: „Владыка, почитаемый народом!

Горько мне тебя сегодня огорчать своим уходом!

Но прекрасный этот витязь жжет мне душу год за годом,

Завладел моим он сердцем и обрек его невзгодам.

 

Царь! Без этого миджнура жить я больше не могу!

Он и разума и сердца твоего лишил слугу.

Ты же сам стяжаешь славу, коль ему я помогу,

А постигнет неудача — всё ж не буду я в долгу.

 

На уход мой, царь великий, понапрасну ты не сетуй.

То, что бог нам уготовал, да свершится в жизни этой!

Может быть, из стран далеких я вернусь к тебе с победой.

Не вернусь, так благоденствуй и врагов один преследуй!”».

 

Автандил сказал вазиру: «Изъясняться не умея,

Рассказал тебе я кратко, что имею на уме я.

Ты же царского согласья добивайся не робея, —

Чистым золотом сто тысяч за услугу дам тебе я».

 

Но вазир сказал с улыбкой: «Не бросайся ты казной,

Мне довольно, что к богатству указал ты путь прямой.

Лишь открою Ростевану этот замысел я твой,

Царь, без всякого сомненья, одарит меня с лихвой.

 

Так меня он осчастливит, что, клянусь душой и телом,

С головой я вмиг расстанусь, занимаясь этим делом.

А дороже этой жизни есть ли что на свете белом?

Хоть убей, не вижу смысла я в таком поступке смелом.

 

Не могу же я напрасно погибать тебе в угоду!

Царь мне скажет: «Как ты смеешь потакать его уходу?

Где твой ум, коль дать острастки не умеешь сумасброду?»

Нет, уж лучше мне погибнуть, чем нажить себе невзгоду!

 

Но коль царь и согласится, что на это скажет рать?

Для чего ей полководца на чужбину отпускать?

Ведь, соперничая с нами, враг поднимется опять, —

Воробей и тот стремится в небе коршуном летать!»

 

Автандил сказал, заплакав: «Умереть мне лишь осталось!

Видно, ты, вазир, не знаешь, каковы любовь и жалость!

Неужели клятва дружбы для тебя — пустая малость?

Как могу я жить без друга, чтоб душа не убивалась?

 

Повернулось наше солнце и уже не светит ясно,

Нужно нам помочь светилу, чтоб не сетовать напрасно.

Что мне выгодно, что вредно — это знаю я прекрасно

Неразумною беседой утешать себя опасно.

 

Что за польза Ростевану, что за выгода войскам,

Если их военачальник предан горю и слезам?

Лучше я опять уеду, чтоб не впасть в великий срам,—

Кто, скажи мне, так страдает, как страдает витязь там?

 

Отчего же на миджнура смотришь ты неблагосклонно?

Сталь и та, подобно воску, от его растает стона!

Не залить мне слез страдальца всеми волнами Геона!

Коль поможешь, и тебе я помогу, служа у трона.

 

Если царь меня не пустит, всё равно тайком уеду,

Пусть погибну ради друга, лишь послал бы бог победу!

Царь тебя не покарает за пристойную беседу, —

Помоги же мне в несчастье! Окажи услугу эту!»

 

И вазир ему ответил: «Я огнем твоим объят!

Эти жалобы и слезы ранят сердце и томят.

Хорошо, коль к месту скажешь, но беда, коль невпопад.

Так и быть, пойду с докладом. Пусть я буду виноват!»

 

И вазир, промолвив это, поспешил к царю, и скоро

Царь предстал ему, сияя дивной роскошью убора.

Оробел вазир смущенный, и не начал разговора,

И не смел поднять в молчанье опечаленного взора.

 

Увидав его безмолвным, царь воскликнул: «Что с тобою?

Почему в такой тревоге ты стоишь передо мною?»

— «Государь, — вазир ответил, — ныне я объят тоскою:

 

Волен ты со мной покончить, услыхав, что я открою!

 

Скорбь души моей, владыка, не умножит прочих бед.

Я боюсь, хотя бояться мне, посланцу, пользы нет

Дозволения уехать ныне просит твой спаспет,

Ни во что он жизнь не ставит, свой не выполнив обет».

 

И, смущенный, рассказал он всё, что знал об Автандиле:

 

«Я любви его великой описать тебе не в силе.

Он настаивает, просит, льет он слезы в изобилье...

Гнев твой будет справедливым, что бы там ни говорили!»

 

У царя при этой вести затуманилось сознанье.

Будь тут люди, гнев владыки устрашил бы всё собранье.

«Что сказал ты мне, безумец! — он вскричал в негодованье. —

Лишь злодей спешит повсюду злое выискать деянье!

 

Почему ты вдруг примчался, словно с радостью какой?

Лишь изменник вероломный нож готовит за спиной!

Как язык твой повернулся, чтоб нарушить мой покой?

Недостоин быть безумец ни вазиром, ни слугой!

 

Почему ты с господином непочтителен при встрече?

Позволительно ли сдуру говорить такие речи?

Лучше б я оглох внезапно, видя дурня издалече!

Жаль, что смерть твоя, несчастный, грузом ляжет мне на плечи!

 

Если б не был ты подослан Автандилом, — бог свидетель,

Снес бы голову тебе я за такую добродетель!

Уходи же прочь отсюда, по чужим делам радетель!

Ах, как чудно ты устроил! Ах, какой ты благодетель!»

 

И нагнулся царь и стулом запустил в него тотчас,

Хорошо, что промахнулся: стул был крепок, как алмаз.

«Как ты смел сказать, что витязь покидает снова нас!»

И у старого вазира слезы хлынули из глаз.

 

Не посмев с владыкой спорить и желая удалиться,

Старец выскочил за двери, как побитая лисица.

Во дворец вошел он смело; возвратясь, не стал гордиться...

Как вредим себе мы сами, враг вредить нам не решится!

 

Он сказал: «Создатель видит — во грехе живу едином,

Ослеплен я и обманут, счастья нет моим сединам!

Ведь любой, кто столь же дерзко обойдется с господином,

За грехи, как я, ответит по обычаям старинным!»

 

И, жестоко посрамленный, он ушел, покинув зал,

И, нахмурясь, Автандилу укоризненно сказал:

 

«Подослав меня к владыке, ты ли ждешь моих похвал?

Хорошо, что я, несчастный, головы не потерял!»

 

И напомнил он о взятке, намекнул о ней лукаво, —

Как он мог сказать об этом, не могу понять я, право!

«Кто свое не держит слово — оскорбляет моурава!

Злато даже в преисподней все дела решает здраво!

 

Как бранил меня владыка, передать нельзя рассказом!

Он назвал меня злодеем, не моргнув при этом глазом!

Я утратил честь мужскую, потерял я прежний разум!

Не пошли творец терпенья, он со мной бы кончил разом!

 

Понимал и я, конечно, на какое дело шел.

Знал, что буду я несчастен, а владыка будет зол.

Но судьбу не переспоришь, и, как верный твой посол,

За твое благополучье я погибнуть предпочел!»

 

Автандил ему ответил: «Медлить мне не подобает.

Соловью грозит погибель, если роза увядает.

За целебною росою он тотчас же улетает,

И не знает он, что делать, коль ее не обретает.

 

Видишь сам: ни днем ни ночью не имею я покоя.

Лучше мне блуждать, как зверю, угнетенному тоскою!

Зря меня владыка просит на врагов идти с войною.

Без слуги куда спокойней, чем с обиженным слугою!

 

Как ни сердится владыка, доложу ему опять, —

Он еще поймет, быть может, то, чего не мог понять.

Если он меня не пустит, я тайком покину рать.

Коль настало время смерти, ничего не жаль терять!»

 

Собеседники, поладив, заключили дело пиром,

И подарков там немало было роздано вазиром:

 

Дал он старым, дал он малым, дал богатым, дал и сирым.

Лишь когда садилось солнце, отпустил он гостя с миром.

 

И тогда сто тысяч злата вынул витязь из подвала,

Триста свертков аксамита, тоже стоящих немало,

Шестьдесят отличных лалов — что ни лал, то лучше лала, —

И послал их в дар вазиру, так, как это надлежало.

 

Он велел сказать вазиру: «За меня ты принял муку,

Как могу я соразмерно оплатить твою услугу!

Буду я твоим слугою, коль придет конец недугу,

И воздам тебе любовью, как защитнику и другу!»

 

Чтоб воспеть его щедроты, слов я ныне не найду!

Знать, ему немалый подвиг был написан на роду.

Так и мы должны с другими жить в согласье и в ладу,

Верный друг не бросит друга, если тот попал в беду.

 

21. БЕСЕДА АВТАНДИЛА С ШЕРМАДИНОМ

ПЕРЕД ВТОРЫМ, ТАЙНЫМ, ЕГО ОТЪЕЗДОМ

 

И промолвил солнцеликий Шермадину в день прощанья:

 

«Ныне день моей надежды, исцеляющей страданья.

Он покажет, чем поможешь ты мне в годы испытанья».

Чтец поистине обязан славословить их деянья!

 

Он сказал: «О расставанье царь не хочет слышать слова,

Ведь ему непостижимо то, что свято для другого!

Я ж без друга не желаю ни скитания, ни крова, —

Не прощает человеку бог деяния дурного.

 

Я обдумал это дело и решился на уход.

Лишь изменник и предатель богохульствует и лжет.

Сердце здесь без Тариэла изнывает от забот,

Стонет, мечется, вздыхает, слезы горестные льет.

 

Доказательствами дружбы служат три великих дела:

 

Друг не может жить без друга, чтобы сердце не болело,

С ним он делится достатком, предан он ему всецело,

Если надобность случится, поспешит на помощь смело.

 

Но не буду многословен, приступая к порученьям.

Тайный мой уход отсюда мне послужит утешеньем.

Так прислушайся, молю я, ты к моим установленьям.

То. о чем тебя прошу я, исполняй с благоговеньем.

 

Первым делом — неподкупный государев будь слуга,

Докажи, что добродетель и в разлуке дорога.

Управляй моей дружиной, не щади в бою врага,

Будь защитником народа и родного очага.

 

Стереги мои границы, будь главой в моем отряде,

Пусть изменник вероломный не мечтает о пощаде.

Коль вернусь, тебя, как друга, награжу я службы ради, —

Послуживший господину не останется в накладе».

 

Шермадин, услышав это, отвечал ему, рыдая:

«В одиночестве все беды одолею без труда я,

Но, коль тьма покроет сердце, что поделаю тогда я?

Был бы счастлив я безмерно, лишь с тобой одним блуждая.

 

Мы доселе не слыхали, чтобы верный раб в пути

Не обязан был владыку от опасностей спасти.

Что я, грешный, буду делать, если дам тебе уйти?»

Но ответил юный витязь: «Не возьму тебя, прости!

 

Помыкать твоей любовью не имею я предлога,

Но и взять тебя с собою не могу по воле бога, —

Коль не ты, то кто сумеет здесь блюсти порядок строго?

Не тебе, но мне, скитальцу, суждена теперь дорога.

 

Я — миджнур. Миджнур обязан в одиночестве скитаться.

Разве он не должен плакать без людей и убиваться?

Дальний путь —удел влюбленных. Им ли дома оставаться?

Уж таков наш мир мгновенный, в том не надо сомневаться.

 

В день, когда меня не будет, вспоминай, люби меня.

Сам себе слугой я буду, не страшна мне западня.

Неприлично удалому унывать средь бела дня.

Горе тем, кто дел позорных не боится, как огня!

 

Я из тех, кто жизнь не ценит выше гнили огуречной.

Смерть за друга я считаю лишь утехою сердечной.

И теперь, когда я снова в путь отпущен бесконечный,

Бросив дом, я не оставлю друга в жизни скоротечной.

 

Уходя, я завещанье оставляю для царя,

Я ему тебя вручаю, власть его боготворя.

Если я умру в разлуке, обо мне не сетуй зря,

Только плачь и сокрушайся, поминание творя».

 

22. ЗАВЕЩАНИЕ АВТАНДИЛА ЦАРЮ РОСТЕВАНУ

 

Витязь сел и, скорбный сердцем, так составил завещанье:

«Царь, к покинутому другу я спешу без колебанья.

Не могу его я бросить, он — души моей пыланье.

Будь ко мне добросердечен и прости мои деянья!

 

Не осудишь ты, я знаю, государь, мое решенье.

Мудрый друг не бросит друга, несмотря на все лишенья.

Вспомни, царь, Платон-философ нам оставил поученье:

«Ложь несет душе и телу бесконечные мученья».

 

Так как ложь — источник горя, то, покинув царский кров,

Ради страждущего друга ухожу я от пиров.

Для чего и мудрость людям, коль не чтить ее даров?

Знанья мудрых приобщают нас к гармонии миров.

 

О любви ты, верно, помнишь, что апостолы гласили,

Как в кимвалы ей бряцали, как в Писанье возносили?

«Возвышает человека лишь любовь!» — они твердили.

Прежде всех живущих в мире должен верить им не ты ли?

 

Тот, кто дал мне крепость тела и открыл мои зеницы,

Чьим могуществом незримым звери созданы и птицы,

Кто конечному созданью начертал его границы, —

Сто низводит к единице, сто творит из единицы.

 

То, что богу не угодно, — не случится на земле.

Вянут роза и фиалка, коль останутся во мгле.

Всякий взор к добру стремится, нет достоинства во зле.

Как могу я жить без друга с тяжкой думой на челе!

 

Как бы ни был ты разгневан, не лишай меня прощенья:

Я не в силах был исполнить твоего предназначенья.

Мне отъезд послужит средством от тоски и огорченья.

Пусть я буду жить в пустыне, лишь бы жить без принужденья.

 

Не найдешь ты утешенья, слезы горя проливая.

Ничего не в силах сделать против воли божества я.

Муж обязан быть вынослив, в тяжких бедах пребывая.

От судьбы уйти не может ни одна душа живая.

 

Что творец мне предназначил, то и сбудется сполна.

Коль вернусь назад, то в сердце потушу я пламена,

Встречусь радостно с тобою, как в былые времена...

Каково служенье дружбе, такова и мне цена.

 

Царь, коль кто меня осудит, осуди и ты всецело!

Неужели царским сердцем скорбь разлуки овладела?

Обмануть я и покинуть неспособен Тариэла,

Он в лицо меня за гробом осрамит за это смело.

 

О друзьях иметь заботу никогда не вредно людям!

Презирая лицемеров, мы лжецов сурово судим.

Как же мог я, царь великий, стать предательства орудьем?

Хорошо ли, коль на помощь мы спешить к друзьям не будем?

 

Есть ли кто презренней труса, удрученного борьбой.

Кто теряется и медлит, смерть увидев пред собой?

Чем он лучше слабой пряхи, этот воин удалой?

Лучше нам гордиться славой, чем добычею иной.

 

Смерть сквозь горы и ущелья прилетит в одно мгновенье,

Храбрецов она и трусов — всех возьмет без промедленья.

И детей и престарелых ожидает погребенье.

Лучше славная кончина, чем постыдное спасенье!

 

Царь! Осмелюсь я напомнить: ничего не понимает

Тот, кто смерти ежедневно для себя не ожидает.

Ведь приходит днем и ночью та, что нас соединяет!

Не вернусь — так, значит, сердце снова боль претерпевает

 

Если ж рок меня захочет погубить в чужой стране, —

Странник, я умру в дороге, сам с собой наедине.

Не сошьют друзья мне саван, не схоронят в тишине.

И тогда, незлобный сердцем, вспомни, царь мой, обо мне!

 

Многочисленным богатством я владел тебе в угоду.

Ты раздай богатство бедным, возврати рабам свободу.

Надели сирот несчастных, обреченных на невзгоду, —

Пусть я буду и по смерти дорог нашему народу.

 

Коль не все мои богатства пожелаешь взять в казну ты,

Пусть на них мосты построят и сиротские приюты.

Раздавай мои именья, не колеблясь ни минуты,

Ибо только ты сумеешь погасить мой пламень лютый.

 

От меня, владыка, больше не получишь ты вестей.

Поручил тебе я душу доброй волею своей.

Сатанинские затеи не пойдут на пользу ей.

Опочившего прости ты и слезу о нем пролей!

 

И еще, о царь могучий, я молю за Шермадина.

Ныне, горечью объятый, он лишился господина.

Обласкай его, как раньше я ласкал простолюдина,

Пусть не точит слез кровавых у порога властелина!

 

Написавший завещанье, я его теперь кончаю.

Царь, отец и воспитатель! Вновь тебя я покидаю!

Я тебе желаю счастья! Я в тоске изнемогаю!

Не давай врагам отчизны угрожать родному краю!»

 

Кончил он и Шермадину завещание вручил:

 

«Доложить царю об этом у тебя довольно сил,

 

Ведь никто служить не может так, как ты мне послужил!» —

 

И, обняв слугу, заплакал изнемогший Автандил

 

23. МОЛИТВА АВТАНДИЛА ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ

 

Он воззвал: «Великий боже, господин и царь вселенной,

Воздающий по заслугам неразумной твари бренной,

Повелитель горних стражей, свет души неизреченный,

Укрепи во мне желанье послужить любви нетленной!

 

Боже, царь земли и неба, ты словам моим внемли!

Ты велел любить друг друга бедным жителям земли.

Ныне я один страдаю от возлюбленной вдали.

Не гаси любви, чтоб в сердце семена ее взошли!

 

Боже, боже милосердный, ты один — моя основа!

Не покинь меня в сраженье, не лиши в скитанье крова,

Защити меня от бури и от дьявола ночного!

Если я в живых останусь, послужу тебе я снова!»

 

Помолившись, из столицы витязь выехал один.

И, покинут Автандилом, горько плакал Шермадин.

Он точил слезами камни и сжигал песок долин.

Что слугу утешит в горе, если скрылся господин?

 

24. РОСТЕВАН УЗНАЕТ О ТАЙНОМ ОТЪЕЗДЕ АВТАНДИЛА

 

Вот рассказ о Ростеване, преисполненном печали:

В этот вечер царь с царицей никого не принимали.

Утром царь проснулся мрачный, очи молнии метали,

И велел он, чтоб вазира во дворец к нему позвали.

 

И когда вазир явился и потупился уныло,

Царь сказал ему: «Не помню, что вчера со мною было!

Не твое ли сообщенье сердце мне ожесточило,

Если я тебя, вазира, поносил за Автандила?

 

Что такое он задумал, рассердив меня с утра?

Мудрость нам гласит: «Не ждите от рассерженных добра!»

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.