ПЕРЕВОД Н. А. ЗАБОЛОЦКОГО 1 глава

В предисловии к двухтомнику своих переводов грузинской классической поэзии Николай Алексеевич Заболоцкий (1903 — 1958) писал:«Поэт Симон Чиковани еще в довоенное время познакомил меня с Грузией, ее историей и культурой и привлек мое внимание к ее литературе. Он редактировал мой перевод поэмы Руставели и в течение многих лет помогал мне своими советами и многочисленными указаниями».[10] Действительно, Заболоцкий серьезно занимался вопросами грузинской культуры, часто приезжал в Грузию и долго там оставался, изучал ее природу, ее историю, ее литературу, жизнь и быт ее народа, дружил с грузинскими писателями и учеными, пользовался их советами и консультациями. Не случайно переводы Заболоцкого как классической, так и современной грузинской поэзии в целом выполнены с большим знанием дела, на высоком художественном уровне. Предметом особого увлечения Заболоцкого был «Витязь в тигровой шкуре». Еще в 1937 г. он опубликовал свой перевод поэмы в сокращенной обработке для юношества.[11] Готовясь к этой публикации, Заболоцкий, в частности, писал поэту Тициану Табидзе: «Я должен буду связаться с Институтом Руставели и с людьми, подготовляющими его юбилей. Необходимо подышать воздухом Грузии и почувствовать Руставели на его родине».[12] В дальнейшем Заболоцкий вдохновенно продолжал трудиться над поэмой Руставели, и только через 20 лет (после создания текста для юношества) он выпустил ее полный поэтический перевод.

Несомненно, что и Симон Чиковани (1902—1966) и Николай Заболоцкий в нужных случаях обращались к подстрочнику известного руствелолога и переводчика С. Г. Иорданишвили (1898—1953). Заболоцкий прямо об этом говорит в упомянутом выше письме к Т. Табидзе: «Наш друг Микола Бажан... завещает мне свой подстрочник (Иорданишвили) с транскрипцией».[13] До 1966 г. подстрочник этот ходил по рукам в машинописном виде. В 1966 г. он появился в печати, предварительно подвергнувшись редактуре.[14] Тем более странно, что у Заболоцкого отсутствуют 10 безусловно руставелиевских строф, имеющихся как в подстрочнике Иорданишвили, так и в грузинских изд. поэмы. Это строфы 110, 124, 298 — 299, 366, 408, 480, 1013 — 1014, 1164 (по печатному подстрочнику Иорданишвили). В качестве примера сошлемся на три строфы (123 — 125) из подстрочника Иорданишвили (им предшествует рассказ о том, как Тинатин впервые позвала к себе Автандила, узнав от отца о чужеземном загадочном витязе:

Хмуро она (Тинатин) сидела под пурпурным покрывалом;

Спокойно и тихо предложила она Автандилу сесть.

Раб поставил ему дорогую скамью, сел он скромно и почтительно.

Вблизи взирал он на лик ее, полный великой радости.

Дева молвила: «Я боюсь рассказать об этом,

Хотела умолчать о том, чего не могу снести,

Но знаешь ли ты, почему тебя пригласила сюда,

Почему я сижу хмурая и печальная, с затуманенным рассудком?»

Витязь молвил: «Как смею я говорить об ужасающем?

Когда луна встречается с солнцем, она идет на убыль, блекнет.

Я более не способен мыслить здраво, я сомневаюсь в себе самом,

Сами поведайте мне, что вас угнетает или чем можно вас исцелить».

Цитированному тексту соответствуют следующие две строфы текста Заболоцкого:

Но мрачна была царица под прозрачною фатою.

Нежным голосом, однако, приказала сесть герою.

Подал стул ему невольник. Сев, поник он головою

И, лицом к лицу с любимой, упивался красотою.

Витязь молвил: «Что скажу я, коль душа твоя мрачна?

Говорят, при встрече с солнцем потухает и луна.

Я не в силах больше мыслить, словно есть на мне вина.

Чем, скажи, тебя утешу? Чем ты ныне смущёна?»

Таким образом, в переводе налицо текстуальный пробел, пробел тем более досадный, что он искажает смысл ситуации. Строфа «Витязь молвил...» — прямой ответ на вопрос царицы («Но знаешь ли ты, почему тебя пригласила сюда...» и т. д.). Однако как мог учтивый рыцарь и царедворец первым заговорить в присутствии царицы (без ее разрешения или не в ответ на заданный ему вопрос) да еще разглагольствовать о своем душевном состоянии? Диалог между царицей и царедворцем у Заболоцкого завязывается немотивированно, нелогично. Строфа 124—крайне необходимый элемент текста. Примерно такое же значение имеют и остальные отсутствующие у Заболоцкого строфы из подстрочника Иорданишвили. В перевод Заболоцкого включен финальный эпизод «Витязя», так называемый «Сказ об индо-хатайцах» (возвращение Тариэла и Нестан-Дареджан в Индию и изгнание хатайцев). В сюжетном отношении этот эпизод вполне уместен, однако некоторые исследователи считают, что он не принадлежит Руставели.

Первое полное издание поэмы в переводе Заболоцкого вышло под редакцией Симона Чиковани в Москве в 1957 г. Вскоре перевод появился в составе издания «Грузинская классическая поэзия в переводах Н. Заболоцкого» (Тбилиси, 1958. Т.I), причем в основу перевода на этот раз легла пространная редакция поэмы. Именно этот текст и печ. в наст. издании. Читателю дается, таким образом, возможность ознакомиться с творением Руставели как в краткой (Бальмонт, Петренко), так и в пространной редакциях. Последующие издания перевода Заболоцкого таковы: М., 1962 / Предисловие И. Абашидзе; М., 1966; М.; Л., 1966 / Вступ. статья С. Цаишвили (Б-ка поэта, МС); Тбилиси, 1966; М., 1969 / Вступ. статья И. Абашидзе, примеч. С. Цаишвили (Б-ка всемирной литературы); Тбилиси, 1975 / Предисловие И. Абашидзе, словарь С. Цаишвили (богато оформленное изд.); М.; Л., 1977 / Вступ. статья, подгот. текста и примеч. А. Г. Барамидзе (Б-ка поэта, БС); Тбилиси, 1983 / Предисловие И. Абашидзе, примеч. С. Цаишвили; М., 1984 / Вступ. статья И. Абашидзе.

Вступление. Лев, служа Тамар-царице, держит меч ее и щит. См. примеч. к вступлению (в переводе Бальмонта). Перевод Заболоцкого неточен в оригинале: «Льву царицы Тамар приличествует копье, щит и меч».

[1] П. Н. Берков предложил еще одно название поэмы — «Шкура тигрицы» («барса»), которое, по его мнению, «глубже, философичнее и поэтичнее»; кроме того, образом «барсовой кожи» (или «шкуры тигрицы») Руставели якобы предвосхитил знаменитый образ «шагреневой кожи» Бальзака (см.: Берков П.Н. О композиции «Витязя в тигровой шкуре» // «Лит. Грузия». 1964, № 9. С. 70 — 78). Можно еще спорить о том, как передать по-русски «вепхи» — в значении «барса» («пантеры») или «тигра», но совершенно бесспорно единственно возможное значение второй половины композита — «ткаосани» — «носящий шкуру» («кожу»),

[2] Руставели Ш. Носящий барсову шкуру: Грузинская поэма XII века / Перевод К. Д. Бальмонта. Париж, 1933. С. XX. Упомянутый здесь английский перевод поэмы Руставели издан в Лондоне в 1912 г. под редакцией, со вступ. статьей и примеч. Оливера Уордропа.

[3] См.: Андгуладзе Л, Бальмонт и Грузия. Тбилиси, 1972, С. 176.

[4] Сводку данных о работе Бальмонта над переводом поэмы и его грузинских связях см. в коммент. к изд.: Бальмонт К. Д. Стихотворения / Вступ. статья, составление, подгот. текста и примеч. Вл. Орлова. Л., 1969. С.659 — 660. Бальмонту как переводчику Руставели посвящены след. статьи и публикации: Из писем К. Бальмонта о переводе «Витязя в тигровой шкуре»//«Лит. Грузия». 1957, №6. С. 112 — 116; Дондуа М. К. Бальмонт на уроках грузинского языка // «Лит. Грузия». 1962, № 9. С. 91 — 92; Балуашвили В. В содружестве с переводчиком поэмы Руставели//«Лит. Грузия». 1963, №12.С.87—91; Бальмонт-Бруни Н. Бальмонт и Грузия // «Лит. Грузия». 1966, № 9/10. С. 113 — 121; Табидзе Т. Бальмонт и Грузия//«Лит. Грузия». 1967, № 6. С. 61 — 62; Публикация писем Бальмонта//Там же. С. 66 — 71. См. также публикацию статьи: Бальмонт К. Шота Руставели и другие мировые гении как певцы любви//«Дружба народов». 1966, № 9. С. 203 — 209.

[5] Предисловие Бальмонта к этому изд. написано во Владивостоке и датировано 24 апреля 1916 г.

[6] См.: Барамидзе А. Из истории одного перевода поэмы Руставели на русский язык // Очерки и исследования из истории грузинской литературы. Тбилиси, 1975. Т. 6. С. 96.

[7] Издание Юбилейного комитета при Совнаркоме ССРГ

[8] См.: Иорданишвили С. Г. Русский перевод Бальмонта «Носящий барсову шкуру». Тбилиси, 1964. С. 28 (на груз. яз.).

[9] Чилачава Р. П. Петренко — переводчик «Витязя в тигровой шкуре». Тбилиси, 1984. С. 42 — 43, 51 — 52.

[10] Грузинская классическая поэзия в переводах Н. Заболоцкого. Тбилиси, 1958. Т. 1. С. 3.

[11] Руставели Ш. Витязь в тигровой шкуре / Перевел с грузинского и для юношества обработал Николай Заболоцкий. М.; Л.; 1937.

[12] «Деятели русской культуры о Шота Руставели». Тбилиси, 1966. С. 68.

[13] М. Бажан перевел «Витязя в тигровой шкуре» на украинский язык.

[14] Руставели Ш. Витязь в тигровой шкуре / Подстрочный перевод с грузинского С. Иорданишвили. Подстрочный перевод сверен с оригиналом, исправлен и отредактирован Комиссией в составе Ш. Апхаидзе, Л. Каландадзе, М. Заверина и А. Беставашвили. Тбилиси, 1966.

ШОТА РУСТАВЕЛИ

ВИТЯЗЬ В ТИГРОВОЙ ШКУРЕ

Перевод Н.А.Заболоцкого

Содержание:

Вступление

1. Начальная повесть о Ростеване, царе аравийском

2. Аравийский царь встречает витязя в тигровой шкуре

3. Указ Автандила его подданным

4. Автандил уезжает на поиски витязя в тигровой шкуре

5. Повесть о жизни Тариэла, рассказанная Автандилу при первой встрече

6. Повесть о любви Тариэла, впервые полюбившего

7. Первое послание Нестан-Дареджан возлюбленному

8. Первое послание Тариэла возлюбленной

9. Послание Тариэла к хатавам и свидание его с возлюбленной

10. Ответ Рамаза и поход Тариэла на хатавов

11. Послание Тариэла царю индийскому и возвращение его на родину

12. Послание Нестан-Дареджан к ее возлюбленному

13. Послание Тариэла возлюбленной и сватовство Нестан-Дареджан

14. Приезд хорезмийского царевича и гибель его от руки Тариэла

15. Тариэл узнает о похищении Нестан-Дареджан

16. Встреча Тариэла с Нурадин-Фридоном

17. Тариэл помогает Фридону победить врага

18. Рассказ Фридона о Нестан-Дареджан

19. Возвращение Автандила в Аравию

20. Просьба Автандила о новой поездке и разговор вазира с царем

21. Бес-еда Автандила с Шермадином перед вторым, тайным, его отъездом

22. Завещание Автандила царю Ростевану

23. Молитва Автандила перед отъездом

24. Ростеван узнает о тайном отъезде Автандила

25. Второй, тайный, отъезд Автандила к Тариэлу

26. Автандил в поисках Тариэла. Плач его и стенание

27. Автандил находит Тариэла во второй раз

28. Рассказ Тариэла о том, как он убил льва и тигрицу

29. Возвращение витязей в пещеру и свидание их с Асмат

30. Отъезд Автандила к Фридону, правителю Мульгазанзара

31. Прибытие Автандила к Фридону после разлуки его с Тариэлом

32. Отъезд Автандила на поиски Нестан-Дареджан

33. Прибытие Автандила в приморский город Гуланшаро

34. Встреча Автандила с Фатьмою

35. Фатьма влюбляется в Автандила

36. Любовное послание, написанное Фатьмой Автандилу

37. Ответ Автандила и встреча его с чачнагиром

38. Автандил убивает чачнагира

39. Фатьма рассказывает Автандилу историю Нестан-Дареджан

40. Фатьма спасает Нестан-Дареджан и рассказывает о ней Усену

41. Усен выдает Нестан-Дареджан царю морей

42. Повесть о пленении Нестан-Дареджан каджами, рассказанная Фатьмой Автандилу

43. Послание Фатьмы к Нестан-Дареджан

44. Послание Нестан-Дареджан к Фатьме

45. Послание Нестан-Дареджан к возлюбленному

46. Послание Автандила к Фридону

47. Отъезд Автандила из Гуланшаро и встреча его с Тариэлом

48. Отъезд витязей к Фридону

49. Совет витязей у крепости Каджети

50. Взятие Каджети и освобождение Нестан-Дареджан

51. Прибытие Тариэла к царю морей

52. Прибытие Тариэла в царство Фридона

53. Свадьба Тариэла и Нестан-Дареджан, устроенная царем Нурадин-Фридоном

54. Тариэл возвращается к пещере и видит свои сокровища

55. Свадьба Автандила и Тинатин, устроенная царем арабов

56. Тариэл узнает о смерти индийского царя

57. Прибытие Тариэла в Индию и покорение хатавов

58. Свадьба Тариэла и Нестан-Дареджан

Заключение

Примечания

ВСТУПЛЕНИЕ

Тот, кто силою своею основал чертог вселенной,

Ради нас украсил землю красотою несравненной.

Животворное дыханье даровал он твари бренной.

Отражен в земных владыках лик благословенный.

Боже, ты единый создал образ каждого творенья! его

Укрепи меня, владыка, сатане на посрамленье!

Дай гореть огнем миджнура до последнего мгновенья!

Не карай меня по смерти за былые прегрешенья!

Лев, служа Тамар-царице, держит меч ее и щит.

Мне ж, певцу, каким деяньем послужить ей надлежит?

Косы царственной — агаты, ярче лалов жар ланит.

Упивается нектаром тот, кто солнце лицезрит.

Воспоем Тамар-царицу, почитаемую свято!

Дивно сложенные гимны посвящал я ей когда-то.

Мне пером была тростинка, тушью — озеро агата.

Кто внимал моим твореньям, был сражен клинком булата.

Мне приказано царицу славословить новым словом,

Описать ресницы, очи на лице агатобровом,

Перлы уст ее румяных под рубиновым покровом –

Даже камень разбивают мягким молотом свинцовым!

Мастерство, язык и сердце мне нужны, чтоб петь о ней.

Дай мне силы, вдохновенье! Разум сам послужит ей.

Мы прославим Тариэла, утешителя людей,

Трех героев лучезарных, трех испытанных друзей.

Сядем, братья, и восплачем о несчастном Тариэле!

Скорбь о нем копьем печали ранит сердце мне доселе.

Это древнее сказанье я, чье имя Руставели,

Нанизал, как цепь жемчужин, чтоб его стихами пели

Страсть любви меня, миджнура. к этой повести склонила:

Та, кому подвластны рати, для меня светлей светила.

Пораженный ею в сердце, я горю в огне горнила.

Коль не сжалится светило, ждет безумного могила.

Эта повесть, из Ирана занесенная давно,

По рукам людей катилась, как жемчужное зерно.

Спеть ее грузинским складом было мне лишь суждено

Ради той, из-за которой сердце горестью полно.

Ослепленный взор безумца к ней стремится поневоле.

Сердце, сделавшись миджнуром, в отдаленном бродит поле.

Пусть она спасет мне душу, предавая плотской боли!

Как воспеть мне трех героев, если сил не станет боле?

Что кому дано судьбою — то ему и утешенье:

Пусть работает работник, воин рубится в сраженье,.

Пусть, безумствуя, влюбленный познает любви лишенья—

Не суди других, коль скоро сам боишься поношенья!

Стихотворство — род познанья, возвышающего дух.

Речь божественная с пользой услаждает людям слух.

Мерным словом упиваться может каждый, кто не глух....

Речь обычная пространна, стих же краток и упруг.

Испытаньем иноходцу служит дальняя дорога,

Игроку — удар искусный, если мяч рассчитан строго.

Для певца же дело чести — ширь стихов, богатство слога.

Он и сам коня осадит, увидав, что речь убога.

Если вдруг в стихотворенье речь становится невнятна,

Увидав свою ошибку, он попятится обратно

Присмотреться к стихотворцу и полезно и приятно:

И, геройски в мяч ударив, победит неоднократно!.....

Кто два-три стишка скропает, тот, конечно, не творец.

Пусть себя он не считает покорителем сердец.

Ведь иной, придумав глупость, свяжет рифмою конец

И твердит, как мул упрямый: «Вот искусства образец!»

Небольшой стишок—творенье стихотворца небольшого,

Не захватывает сердца незначительное слово.

Это жалкий лук в ручонках у стрелочка молодого:

Крупных он зверей боится, бьет зверушек бестолково.

Мелкий стих подчас пригоден для пиров, увеселений,

Для любезностей веселых, милых шуток, развлечений.

Если он составлен бойко, он достоин одобрений.

Но певец лишь тот, кто создан для значительных творений..

Надо, чтобы стихотворец свой талант не расточал,

Чтоб единственно любимой труд упорный посвящал.

Пусть она в стихах искусных, пламенея, как кристалл,

Удостоится созвучий музыкальных и похвал.

Той, кого я раньше славил, продолжаю я гордиться.

Я пою ее усердно, мне ли этого стыдиться!

Мне она дороже жизни, беспощадная тигрица.

Пусть, не названная мною, здесь она отобразится!

Есть любовь высоких духом, отблеск высшего начала.

Чтобы дать о ней понятье, языка земного мало.

Дар небес, она нередко нас, людей, преображала

И терзала тех несчастных, чья душа ее взалкала.

Объяснить ее не в силах ни мудрец, ни чародей,

Понапрасну пустословы утомляют слух людей.

Но и тот, кто предан плоти, подражать стремится ей,

Если он вдали страдает от возлюбленной своей.

Называется миджнуром у арабов тот влюбленный,

Кто стремится к совершенству, как безумец исступленный.

Ведь один изнемогает, к горним высям устремленный,

А другой бежит к красоткам, сластолюбец развращенный.

Должен истинно влюбленный быть прекраснее светила,

Для него приличны мудрость, красноречие и сила,

Он богат, великодушен, он всегда исполнен пыла...

Те не в счет, кого природа этих доблестей лишила.

Суть любви всегда прекрасна, непостижна и верна,

Ни с каким любодеяньем не равняется она:

Блуд — одно, любовь — другое, разделяет их стена.

Человеку не пристало путать эти имена.

Нрав миджнура постоянен: не чета он блудодею,

Верен он своей любимой и скорбит в разлуке с нею.

Будь любимая сурова — он и так доволен ею...

В мимолетных поцелуях я любви не разумею.

Не годится звать любовью шутки взбалмошные эти.

То одна у ветрогона, то другая на примете.

Развлекаться столь беспечно лишь дурные могут дети.

Долг миджнура: если нужно, обо всем забыть на свете.

У влюбленного миджнура свой единственный закон:

Затаив свои страданья, о любимой грезит он.

Пламенеет он в разлуке, беспредельно исступлен,

Подчиняется смиренно той, в которую влюблен.

Тайну раненого сердца не откроет он другому.

Он любимую позорить не захочет по-пустому,

Он свои скрывает чувства, он к ее не ходит дому,

Он за счастье почитает эту сладкую истому.

Трудно верить в человека, коль о милой он бормочет.

Сам себе он вред приносит,— что ж он попусту хлопочет?

Чем он милую прославит, если тут же опорочит?

Почему он сердцу милой причинить страданье хочет?

Не пойму я: чем притворство привлекает сумасброда?

Если он не любит деву, разве нет ему исхода?

Почему ж ее он хочет запятнать в глазах народа?

Но злодею злое слово слаще сахара и меда!

Плач миджнура о любимой — украшенье, не вина.

На земле его скитанья почитают издавна.

И в душе его и в сердце вечно царствует одна,

Но толпе любовь миджнура открываться не должна.

1. НАЧАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ О РОСТЕВАНЕ,

ЦАРЕ АРАВИЙСКОМ

Жил в Аравии когда-то царь от бога, царь счастливый,

Ростеван, искусный воин и владыка справедливый.

Снисходительный и щедрый, величавый и правдивый,

Был он грозный полководец и мудрец красноречивый.

Кроме дочери, владыка не имел другого чада.

Дочь его звездой сияла и была ему отрада.

Славных витязей царевна с одного пленяла взгляда.

Чтоб воспеть ее достойно, мудрецов немало надо.

Тинатин ей дали имя. Лишь царевна подросла

И затмила свет светила блеском юного чела,

Царь собрал своих вазиров, знатоков добра и зла,

И завел беседу с ними про высокие дела.

Царь сказал: «Когда под старость сохнет роза, увядая,

Вместо этой старой розы расцветает молодая.

Вот и я не вижу света, меркнет взор, изнемогая.

Справедливого совета жду от вашего ума я.

Жизнь моя к концу подходит, старость хуже всякой боли.

Завтра, если не сегодня, я умру по божьей воле.

Для чего и свет, коль мрака не избегнуть в сей юдоли!

Пусть же дочь, мое светило, воцарится на престоле».

Но вазиры отвечали: «Царь, с ущербною луной,

Как бы звезды не сияли, не сравниться ни одной.

Увядающая роза дышит слаще молодой.

Что ж ты сетуешь на старость и зовешь ее бедой?

Нет, не вянет наша роза, не тверди нам, царь, об этом!

Но совет твой, даже худший, не чета другим советам.

Делай так, как ты задумал, коль другой исход неведом.

Пусть воссядет на престоле та, чей лик сияет светом!

Хоть и женщина, но богом утверждается царица.

Мы не льстим: она способна на престоле потрудиться.

Не напрасно лик царевны светит миру, как денница:

Дети льва равны друг другу, будь то львенок или львица».

Сын вельможи-полководца, сам прославленный спаспет,

Автандил-военачальник был в расцвете юных лет.

Стройный станом, почитался он соперником планет,

Но ресницы солнцеликой довели его до бед.

Затаив, любовь к царевне, он страдал, испепеленный.

Розы щек его бледнели в тишине уединенной,

И росло при каждой встрече пламя страсти затаенной...

Сколь достоин сожаленья унывающий влюбленный!

В день, когда решилось дело с солнцеликою царевной,

Боль души его сменилась светлой радостью душевной.

Он сказал: «Теперь всё больше, с каждой встречей ежедневной

Буду я освобождаться от судьбы моей плачевной».

Ростеван по всей державе разослал такой указ:

«Тинатин на царском троне будет править вместо нас.

Пусть она сияет миру, словно царственный алмаз!

Дочь-царицу славословить приходите в добрый час!»

И сошлись к царю арабы, и приехали вельможи,

И Сограт, вазир любимый, с Автандилом прибыл тоже,

И, когда они воздвигли трон, устроенный пригоже,

Весь народ сказал в восторге: «Нет цены ему, о боже!»

И когда на трон царевну царь возвел пред всем собором,

И когда ее венчал он дивным царственным убором,—

С царским скипетром, в короне, восхваляемая хором,

На людей смотрела дева вдохновенно-кротким взором.

И склонились перед нею все собравшиеся ниц,

И признали эту деву величайшей из цариц,

И ударили кимвалы, и, как крылья черных птиц,

Все в слезах, затрепетали стрелы девичьих ресниц.

Ей казалось: трон отцовский отдан ей не по заслугам,

Потому в слезах томился садик роз, взращенный югом.

Царь сказал: «Отцы и дети, мы царим здесь друг за другом.

Не отдав тебе престола, был бы я убит недугом!

Не томись напрасно, дочка! — он просил, увещевая. —

Ты теперь надежда наша, отдал все тебе права я.

Аравийская царица, будь правительницей края,

Мудро, скромно, прозорливо государством управляя.

Как бурьяну, так и розам солнце светит круглый год, —

Будь и ты таким же солнцем для рабов и для господ.

Царской щедростью и лаской привлеки к себе народ,

Помни: море не иссякнет, расточая бездны вод.

Щедрость — слава государей и премудрости основа.

Дивной щедростью владыки покоряют даже злого.

Есть и пить любому нужно, в том не вижу я плохого.

Что припрячешь— то погубишь, что раздашь — вернется снова».

Поучениям отцовским дочь послушная внимала,

Светлым разумом без скуки в наставленья проникала.

Царь устроил пир веселый, веселился сам немало,

Солнце дивной красотою юной деве подражало,

И царица повелела вызвать дядьку-пестуна:

«Под печатями твоими сохраняется казна.

Сундуки открой с деньгами и очисти их до дна:

Дочь царя, своим богатством поделиться я должна».

Раздала всё то царица, что своим считала сроду.

Всем — и знатным и незнатным — поприбавилось доходу.

Дева так и говорила: «Пусть родителю в угоду

Ныне всё мое богатство будет роздано народу.

Открывайте кладовые, отпирайте все подвалы!

Выводи коней, конюший! Выносите перлы, лалы!

Ничего не пожалею!» И войска, наполнив залы,

На сокровища царицы устремились, как шакалы.

Как законную добычу завоеванных земель,

Всех коней они угнали, столь лелеемых досель.

И была похожа дева на небесную метель,

Чтоб любой ее дарами мог наполнить свой кошель.

Первый день прошел в забавах. Пили, ели, пировали.

Многочисленные гости властелина окружали.

Вдруг поник он головою, преисполненный печали.

«Что с владыкой приключилось?» — перешептываться стали

Автандил-военачальник с добродетельным Согратом

Во главе иных придворных на пиру сидели рядом.

Увидав отца царицы странной горестью объятым,

«Что с царем?» — они невольно стали спрашивать себя там.

И решили: «Наш владыка стал задумчив не к добру,

Ведь никто не мог обидеть государя на пиру!»

Автандил сказал Сограту: «Эту странную хандру

Постараемся рассеять: нам она не по нутру».

Встал Сограт седобородый, встал воитель, стройный станом,

Подошли они к владыке — каждый с поднятым стаканом, —

Опустились на колени на ковре золототканом,

И Сограт вступил в беседу с престарелым Ростеваном:

«Загрустил ты, царь великий! Взор твой больше не смеется

Что ж, ты прав! В твоих подвалах даже драхмы не найдется.

Дочь твоя свои богатства раздала кому придется.

Лучше б ей не быть царицей, чем с нуждой тебе бороться!»

Оглянувшись на вазира, усмехнулся царь-отец,

Удивился: как он смеет упрекать его, наглец?

«Одолжил меня ты славно, мой прославленный мудрец,

Но ошибся, утверждая, что арабский царь — скупец!

Нет, вазир, не эти мысли доставляют мне мученье!

Стар я стал, уходят годы, чую смерти приближенье.

Кто, скажи, теперь возьмется заменить меня в сраженье?

Кто сумеет в ратном деле перенять мое уменье?

Не дала судьба мне сына. Жизнь моя — сплошная мука.

И хотя привычна стала для меня земная скука,

Сын сравнялся бы со мною, как лихой стрелок из лука...

Лишь отчасти Автандилу впрок пошла моя наука».

Слово царское услышав, улыбнулся Автандил,

Светозарною улыбкой всю долину озарил.

Пред царем потупив очи, был он молод, полон сил.

«Ты чему смеешься, витязь? — царь, нахмурившись, спросил. ─

Разве речь моя безумна и достойна порицанья?»

— «Государь, — ответил витязь, — дай сперва мне обещанье,

Что меня ты не осудишь за обидное признанье,

Не предашь меня на муки, не придешь в негодованье».

Милой дочерью поклявшись, что, как солнце, пламенела,

Царь сказал: «Не бойся, витязь, говори мне правду смело».

— «Царь, — сказал отважный витязь, — предан я тебе всецело,

Но напрасно ты кичишься, недостойно это дело!

Я, твой верный полководец, только пыль у царских ног,

Но пускай решает войско, кто искуснее стрелок.

Выходи ж на состязанье, государь, и, видит бог,

Лук и стрелы нас рассудят и дадут тебе урок».

Царь воскликнул: «Я с тобою говорю не для забавы.

Коль со мной ты спор затеял, не уйдешь ты от расправы!

Мы в свидетели поставим лучших воинов державы,

Поле быстро обнаружит, кто из нас достоин славы».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: