Сделай Сам Свою Работу на 5

К ВОПРОСУ О ПОНЯТИИ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ





Право собственности - коренной институт советского гражданского права. Его ведущее значение определяется тем, что нормы права собственности закрепляют экономическую основу советского строя - социалистическую собственность на средства производства. Нормы права собственности регулируют также производную от социалистической личную собственность граждан. Не случайно поэтому то внимание, которое уделяется изучению этого института в советской гражданско-правовой литературе[446]. Широко исследуются вопросы права собственности и юристами стран народной демократии[447].

Несмотря на это, ряд проблем, связанных с правом собственности, до сего времени не получил своего разрешения. Не решен, в частности, вопрос о самом понятии права собственности как института советского гражданского права. Между тем правильное разрешение этого вопроса имеет чрезвычайно важное практическое значение как в связи с дальнейшей кодификацией гражданско-правового законодательства и в особенности для определения содержания и границ института права собственности в будущих гражданских кодексах союзных республик, так и в связи с практическим применением норм гражданского права судебными органами, которым нередко приходится сталкиваться с вопросом о том, нормы какого института гражданского права должны быть применены к разрешению того или иного конкретного случая.



Правильный подход к разрешению поставленной проблемы зависит прежде всего от выяснения вопроса о том, следует ли различать право собственности как институт советского гражданского права и как субъективное право собственника и в связи с этим определять право собственности различно применительно к каждому из указанных явлений, либо следует идти по пути формулирования общего понятия права собственности.

Большинство советских цивилистов исходят из того, что право собственности как институт советского гражданского права и право собственности как субъективное право представляют собой различные, хотя и взаимосвязанные друг с другом, правовые явления. Право собственности как институт права представляет собой совокупность правовых норм, регулирующих определенную группу общественных отношений. Оно определяет, в частности, содержание и объем тех правомочий, которые предоставляются собственнику в отношении принадлежащего ему имущества, т. е. устанавливает содержание и объем субъективного права собственности. Эта взаимосвязь между объективным правом (совокупность правовых норм) и субъективным правом (совокупность правомочий собственника) не колеблет, однако, того положения, что объективное и субъективное право собственности представляют собой два различных правовых явления, которым в науке должны соответствовать и два различных понятия.



Иное мнение нашло свое выражение в работах некоторых ленинградских цивилистов, которые исходят из необходимости и возможности дать <общее определение права собственности>. Впервые попытка дать такого рода определение была предпринята академиком А. В. Венедиктовым в его работе <Государственная социалистическая собственность>[448]. Однако обсуждение работы показало, что данное в ней определение права собственности является лишь определением субъективного права собственности[449]. Свое дальнейшее выражение эта концепция нашла в работах Ю. К. Толстого и О. С. Иоффе. <Право собственности, - пишет Ю. К. Толс-той, - это закрепленная за собственником возможность, в пределах, установленных законом, владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вполне свободно, по своему усмотрению в целях удовлетворения своих интересов>. При этом автор подчеркивает, что указанное определение есть <общее определение права собственности>[450]. Близкое к этому определение дает и О. С. Иоффе[451].



Поскольку в обоих случаях речь идет либо о <праве собственника>, либо о <праве индивида или коллектива>, то само собой очевидно, что определения эти относятся лишь к субъективному праву собственности. О том, что такое институт права собственности, каково его содержание и границы, можно только догадываться. Сколько бы раз мы ни повторяли при этом слов <общее определение>, <общее понятие>, - дело не изменится. Право собственности как институт права остается невыясненным, его содержание и границы - неопределенными. Такой способ построения определения права собственности вообще следует признать неприемлемым, так как он с неизбежностью ведет к смешению двух различных правовых явлений и потому не упрощает, а, наоборот, усложняет и запутывает понимание каждого из них.

Каковы бы ни были результаты попыток дать <общее определение> права собственности, из приведенных определений с очевидностью вытекает один вывод: их авторы[452] кладут в основу определения института права собственности отношения по владению, пользованию и распоряжению имуществом, связывают институт права собственности только с регулированием этих общественных отношений.

Нельзя не увидеть здесь известной аналогии с тем решением вопроса, которое дают А. В. Годес и В. А. Рясенцев, определяющие институт права собственности как <совокупность установленных государством правовых норм, закрепляющих владение, пользование и распоряжение средствами производства и произведенным продуктом в интересах господствующего класса (в эксплуататорском обществе) или в интересах всего народа (в социалистическом обществе)>[453].

В связи с этим, естественно, возникает вопрос: можно ли сводить содержание института права собственности к совокупности норм, регулирующих отношения по владению, пользованию и распоряжению имуществом? Этого сделать, по-видимому, нельзя, так как такое решение вопроса, с одной стороны, необоснованно ограничивает рамки института права собственности, а с другой стороны, не менее необоснованно их расширяет.

Как правильно показал А. В. Венедиктов, в случае описи или изъятия имущества у собственника последний утрачивает и право владения, и право пользования, и право распоряжения этим имуществом[454]. Но он тем не менее остается его собственником, хотя право собственности и принадлежит ему теперь в меньшем объеме. Но если это так, то сохраняются и отношения собственности, регулируемые нормами права собственности. Поэтому ограничить институт права собственности только регулированием отношений по владению, пользованию и распоряжению имуществом значит сузить рамки его применения.

Возражая против этого, Ю. К. Толстой утверждает, что приведенный пример ничего не доказывает, так как при аресте имущества за долги должник вовсе не лишается самих правомочий по владению, пользованию и распоряжению, поскольку он остается собственником. По мнению Ю. К. Толстого, дело сводится будто бы только к тому, что <он (собственник. - В. Г.) не в состоянии реально осуществлять эти правомочия, как и все право собственности>[455]. С подобным возражением трудно согласиться, так как при таком положении реальные правомочия, предоставленные собственнику, превращаются в голые правомочия, в призраки, лишенные своей юридической сущности. Такое состояние права собственности противоречит самой сущности права.

Есть и другая сторона этого вопроса. Дело в том, что отношения по владению, пользованию и распоряжению имуществом могут возникнуть не только в связи с осуществлением права собственности, но и по другим основаниям. Госорганам принадлежит право владения, пользования и распоряжения имуществом, однако они не являются его собственниками. Правом владения может обладать хранитель; правом владения и правом пользования - наниматель; правом владения и распоряжения - комиссионер и т. п. Указанные отношения по владению, пользованию и распоряжению регулируются не норами права собственности, а нормами обязательственного права. Но если исходить из определения, данного А. В. Го-десом и В. А. Рясенцевым, то и эти отношения по владению, пользованию и распоряжению имуществом попадают в сферу регулирования права собственности, рамки которого, таким образом, расширяются до пределов гражданского права в целом.

Весьма своеобразное разрешение этого вопроса предложил О. С. Иоф-фе. По его мнению, нормы права собственности регулируют лишь те отношения, которые выступают как отношения по присвоению. <Экономические, общественно-производственные отношения, - пишет он, - юридически оформляются при помощи норм о праве собственности лишь постольку, поскольку они заключают в себе момент присвоения>[456].

Но если сводить весь вопрос к тому, что право собственности регулирует лишь те общественные отношения, которые выступают как отношения присвоения, то прежде всего необходимо выяснить само понятие <присвоения>. Однако на этот основной вопрос О. С. Иоффе не дает ответа. А если не ясно, что такое присвоение, то трудно выделить те общественные отношения, которые выражают это присвоение и являются предметом регулирования института права собственности.

Однако выдвигаемая О. С. Иоффе концепция вызывает серьезные возражения и по существу. Нельзя прежде всего согласиться с утверждением О. С. Иоффе о том, что понятие собственности в экономическом смысле <равнозначно понятию способа производства как неразрывного единства двух его сторон - производительных сил и производственных отношений>[457]. Так как способ производства охватывает и отношения людей к природе, к вещам, равно как и отношения между людьми в процессе производства, то, следовательно, выходит, что отношения собственности могут быть и отношениями между людьми и отношениями человека к вещи.

Не говоря уже о том, что отнесение к собственности отношений людей к вещам есть уступка известным буржуазным взглядам на собственность, которые сам автор очень убедительно критикует[458], это соображение неправильно и по другим основаниям. Собственность рассматривается автором как экономическая категория. Но политическая экономия имеет дело с общественными отношениями. <Политическая экономия, - писал В. И. Ленин, - занимается вовсе не <производством>, а общественными отношениями людей по производству, общественным строем производства>[459]. Поэтому собственность как экономическая категория есть отношение между людьми.

Указанная позиция О. С. Иоффе не случайна. Она вытекает из предшествующих рассуждений автора и связана с неправильным представлением о соотношении понятий <собственность> и <присвоение>.

Главной отправной точкой этой концепции служит тезис: <Собственность есть присвоение>. Автор рассматривает его как аксиому, не нуждающуюся в доказательстве. <Собственность в экономическом смысле, - пишет он, - есть присвоение индивидом предметов природы внутри и посредством определенной общественной формы>[460]. Как видно из сказанного, О. С. Иоффе взял известное указание Маркса[461], заменил слово <производство> словом <собственность> и положил это в основу своей концепции. Отсюда логично вытекает вывод о том, что производство, способ производства и собственность - понятия равнозначные.

Эта подмена одного термина другим уже отмечалась в гражданско-правовой литературе. Возражая против данного А. В. Венедиктовым определения права собственности, С. Н. Братусь писал: <Присвоение в том смысле, в каком Маркс оперировал этим понятием, - не что иное, как производство. Поэтому нельзя признать правильным определение права собственности как права присвоения: такое определение равнозначно определению права собственности как <права производства>. Нельзя от экономического понятия собственности механически перейти к юридическому ее понятию>[462].

Мы видим, таким образом, два совершенно противоположных вывода из одних и тех же основных положений. Однако ни одно из высказанных мнений нельзя признать приемлемым, так как оба они страдают односторонностью. Каждое из них выдвигает на первый план лишь одну из сторон присвоения.

Присвоение - двуединый процесс. Присвоение состоит прежде всего в том, что общество отвоевывает у природы определенные материальные блага и обращает их в свою пользу. Однако акт присвоения этим не оканчивается. Его продолжением служит распределение отвоеванных у природы благ между членами общества. Причем этот двуединый процесс совершается одновременно.

Содержанием присвоения является производство материальных ценностей, которое во всех случаях носит общественный характер и не может быть иным. Без производства не может быть присвоения, так как нельзя присвоить то, что не произведено, чего не существует в природе. Это также верно и в отношении естественных благ, создаваемых самой природой, по крайней мере с того момента, как человек начал использовать хотя бы и самые примитивные орудия производства.

Но производство осуществляется <внутри и посредством определенной общественной формы>[463]. Форма присвоения результатов производства, способ распределения отвоеванных у природы материальных благ между отдельными лицами, группами лиц, классами или всем обществом, различна на разных этапах развития человеческого общества. Собственность и есть та исторически определенная общественная форма присвоения людьми материальных благ и прежде всего средств производства[464].

Содержание присвоения и его общественная форма - неразрывны. С изменением содержания, с изменением характера производства изменяется и его общественная форма, изменяется характер собственности. Определенной ступени производства соответствует и определенная форма собственности. Поэтому <ни о каком производстве, а стало быть, ни о каком обществе, не может быть речи там, где не существует никакой формы собственности>[465].

Отношения по присвоению опосредствуются не только гражданским правом, но и другими отраслями права. При этом право опосредствует лишь одну форму присвоения - общественную форму присвоения, отношения собственности, тогда как другая сторона присвоения - производство опосредствуется техническими нормами. Поэтому попытка О. С. Иоффе ограничить сферу действия института права собственности рамками отношений, выражающих присвоение, по существу снимает сам вопрос, так как делает рамки применения института права собственности безграничными.

Основной методологической предпосылкой изучения права собственности является изучение тех реальных экономических отношений, которые определяют сущность, содержание и границы института права собственности. <:Правовые отношения, - писал Маркс, - так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа: наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях:>[466]. Из этого следует, что сущность, содержание и границы права собственности определяются не какими-либо субъективными причинами, а объективными экономическими условиями жизни общества и прежде всего характером производственных отношений данного общества.

Нельзя в связи с этим не остановиться на определении института права собственности, которое дает В. Кнапп в работе <Собственность в странах народной демократии>. <Право собственности в объективном смысле, - пишет он, - это исторически определенная совокупность правовых норм, регулирующих отношения собственности между людьми, т. е. правовых норм, принудительно устанавливающих, какое общественное отношение является собственностью в юридическом смысле, а также его содержание, следовательно, в частности, и то, какими субъективными правами обладает участник правоотношения собственности в качестве собственника (т. е. как субъект права собственности)>[467].

Надо прямо сказать, про приведенное определение не обладает необходимой точностью и четкостью, хотя бесспорно содержит во второй своей части совершенно правильное указание на то, что право собственности определяет содержание субъективных правомочий собственника. Последнее вместе с указанием на исторический характер права собственности составляет положительные моменты в данном определении. Но этим, собственно говоря, и исчерпываются все достоинства указанного определения. Вместе с тем оно страдает, на наш взгляд, весьма существенными недостатками методологического порядка.

По мнению В. Кнаппа выходит, что право собственности устанавливает, <какое общественное отношение является собственностью в юридическом смысле>, а какое, следовательно, собственностью в юридическом смысле не является. Но так как нормы права не падают с неба, а устанавливаются законодателем, то выходит, что исключительно от воли законодателя зависит отнести те или иные отношения к <собственности в юридическом смысле> или не отнести. Таким образом, получается, что законодатель одним росчерком пера может отнести к <собственности в юридическом смысле> все вообще отношения, регулируемые правом, либо другим росчерком пера - не отнести к этим отношениям ничего.

Однако несмотря на коренные различия по своему классовому содержанию институтов права собственности различных общественно-экономических формаций, этот институт все же имеет довольно определенные границы. Можно ли объяснить подобное положение лишь случайным совпадением воль различных законодателей? Этого сделать, по-видимому, нельзя. Тот бесспорный факт, что право собственности регулирует более или менее определенный круг общественных отношений или, как пишет В. Кнапп, относит к собственности <в юридическом смысле> именно определенные отношения, нельзя объяснить никакими субъективными причинами. <Если государство и государственное право определяются экономическими отношениями, - пишет Энгельс, - то само собой понятно, что то же приходится сказать и о гражданском праве, роль которого в сущности сводится к тому, что оно санкционирует существующие, при данных обстоятельствах нормальные, экономические отношения между отдельными лицами>. <:Нормы гражданского права представляют собой лишь юридическое выражение экономических условий общественной жизни:>[468].

В применении к институту права собственности это означает, что его содержание и границы определяются не субъективными причинами, а объективными экономическими условиями жизни общества, определенными экономическими отношениями. Поэтому сказать, что право собственности устанавливает, <какие общественные отношения являются собственностью в юридическом смысле>, значит приписать праву не свойственные ему функции, оторвать право собственности от тех экономических отношений, выражением и закреплением которых оно является. И это тем более досадно, что в предшествующих данному определению разделах работы В. Кнапп в целом правильно излагает соотношение экономики и права, хотя и здесь в ряде случаев имеют место не совсем точные, торопливые формулировки.

Право собственности неразрывно связано с отношениями собственности. Поэтому закономерными являются попытки многих авторов раскрыть содержание и границы института права собственности посредством выделения тех отношений собственности, которые находят свое выражение и закрепление в нормах данного правового института. Понятия <собственность>, <отношения собственности> - тождественны. В экономическом смысле эти понятия имеют два основных значения, отправляясь от которых обычно и пытаются решить поставленный вопрос.

В одних случаях под <отношениями собственности> в экономическом смысле понимают всю совокупность производственных отношений данного общества[469]. Однако отношения собственности в этом их значении нельзя связать с институтом права собственности, так как производственные отношения опосредствуются не только правом собственности, а всей системой права, всеми отраслями и институтами данной системы права.

В других случаях под <собственностью> понимают отношения лиц к условиям производства <как к своим>. По мнению А. В. Венедиктова, эти именно отношения и регулируются правом собственности[470]. Аналогично решается вопрос в соответствующем томе курса гражданского права ГДР, где право собственности в объективном смысле определяется как <совокупность норм, которые установлены государственной властью как властью господствующего в данном обществе класса в целях непосредственного регулирования отношения индивида или коллектива к условиям производства как к своим>[471]. При этом автор этого определения, Ганс Клейне, обращает особое внимание на <непосредственное> регулирование правом собственности указанных отношений, о чем, по его мнению, необходимо особо указать в определении права собственности, <так как собственность как основа производственных отношений закрепляется и защищается также посредством всей правовой надстройки, что особенно ясно вытекает в обязательственном и наследственном праве>[472].

Такое понимание института права собственности едва ли можно признать приемлемым. Если речь идет о собственности как об условии производства, о собственности как основе производственных отношений, то само собой разумеется, что это относится лишь к отношениям собственности на средства производства, которые и определяют характер всех других отношений собственности. Поэтому определить институт права собственности как совокупность норм, регулирующих отношения лиц к условиям производства как к своим, значит ограничить сферу применения норм права собственности лишь отношениями по поводу средств производства, тогда как в действительности право собственности регулирует и собственность на предметы потребления.

В связи с этим совершенно непонятным представляется тот логический путь, которым А. В. Венедиктов, исходя из указанных выше предпосылок, неожиданно приходит выводу о том, что право собственности есть совокупность норм, <закрепляющих систему распределения средств производства и продуктов производства (или предметов производственного и личного назначения)>[473]. Такой вывод был бы логически правильным, если бы к условиям производства можно было бы отнести не только собственность на средства производства, но и собственность на предметы потребления. Но так как собственность на предметы потребления производна от собственности на средства производства, что правильно подчеркивает и сам автор[474], то оказывается, что приведенное определение повисает в воздухе. Оно не доказано.

Определение прав собственности как совокупности норм, закрепляющих общественные отношения по распределению средств производства и обусловленные ими общественные отношения по распределению предметов потребления, поддерживается многими другими авторами и по существу занимает господствующее положение в нашей учебной литературе[475].

Несмотря на внешнюю простоту и ясность, оно страдает, однако, весьма существенными недостатками. Дело в том, что отношения по распределению средств производства и зависимые от них отношения по распределению предметов потребления весьма разнообразны и регулируются не только нормами института права собственности, но и другими институтами советского гражданского права. Не случайно поэтому один из авторов этого определения профессор С. Н. Братусь абсолютно тождественно характеризует и право собственности[476], и гражданское право в целом применительно к регулированию им имущественных отношений[477].

С. Н. Братусь утверждает, что как право собственности, так и гражданское право в целом <закрепляет и выражает распределение средств производства и обусловленное им распределение предметов потребления>. Разъясняя свой вывод применительно к гражданскому праву в целом, он справедливо замечает, что <это означает, что гражданское право регулирует и отношения по переходу от одних лиц к другим средств производства и предметов потребления, равно как и отношения, связанные с их использованием>[478]. Однако, давая аналогичную характеристику института права собственности, автор упускает из вида свое совершенно правильное разъяснение и тем самым необоснованно расширяет рамки права собственности до пределов советского гражданского права в целом.

Еще более любопытным в этом отношении является то, что, например, Ю. К. Толстой аналогично характеризует таким образом лишь одно из правомочий собственника - право владения. <Право владения, - пишет он, - юридически закрепляет существующую в обществе систему распределения средств производства и предметов потребления>[479]. Аналогичной позиции придерживается, по-видимому, и О. С. Иоффе, который, критикуя приведенное выше определение права собственности, утверждает, что авторы <фактически сводят право собственности только к праву владения>[480]. И с этом есть некоторый смысл. Поскольку С. Н. Братусь ограничи-вает сферу применения права собственности лишь закреплением <статики общественного производства>, закреплением <предпосылок и результатов> производства[481], то очевидно, что речь идет в данном случае лишь о фактическом обладании средствами и продуктами производства и что отношения, связанные с пользованием и распоряжением этим имуществом, из сферы регулирования права собственности выпадают.

Ограничение сферы применения института права собственности лишь рамками отношений, выражающих <статику общественного производства>, представляется неправильным и основано на неточном представлении о собственности как экономической категории.

По мнению С. Н. Братуся, <собственность как экономическое явление - это условие или предпосылка присвоения вещества природы, т. е. производства, осуществляемого в определенной общественной форме>. Собственность, по его мнению, выражает <начальный и конечный этапы общественного производства>[482]. С таким определением трудно согласиться.

Бесспорно, что производство осуществляется в каждом отдельном случае на базе предшествующих результатов производства, которые не только были отвоеваны у природы и присвоены обществом в целом, но и распределены между членами общества, поступили в их собственность. Поэтом собственность есть результат предшествующего акта производства и условие последующего акта производства. Процесс присвоения происходит в действительности не в такой расчлененной форме, как это показано выше для наглядности. Процесс присвоения происходит непрерывно, в неразрывной связи его содержания и формы. Поэтому собственность, отношения собственности нельзя рассматривать только как результат предшествующего присвоения и как предпосылку будущего процесса присвоения. Собственность есть вместе с тем и общественная форма протекающего процесса производства. Поэтому собственность опосредствует не только статику, но и динамику общественного производства.

Рассмотрение различных взглядов на институт права собственности показывает, что ни использование традиционных правомочий, ни привязка права собственности к определенному участку экономического базиса пока не дали желаемых результатов. И это не случайно.

Особенность права состоит в том, что оно выражает и закрепляет экономические отношения в различных правовых формах, регулирует общественные отношения различными методами. Поэтому одни и те же экономические отношения находят свое выражение и закрепление в различных отраслях права. Если притом учесть, что право, являясь выражением экономических отношений, имеет вместе с тем и известное самостоятельное значение и играет активную роль в закреплении и дальнейшем развитии экономических отношений, то становится очевидным, что оно не является лишь простой копией этих отношений. Если бы право было простой копией и только копией экономических отношений, то оно смогло бы закреплять существующие экономические отношения, но не могло бы активно способствовать дальнейшему развитию экономического строя.

Поэтому простой <перевод экономических отношений на язык права> и не дал до сего времени более или менее удовлетворительного разрешения проблемы. А из этого следует, что в определении института права собственности надо исходить не только из тех общественных отношений, которые регулируются институтом права собственности, но и из его служебной роли, из тех функций, которые выполняет институт права собственности в регулировании общественных отношений.

Вопрос о понятии института права собственности, как и вопрос о понятии гражданского права в целом, неразрывно связан с понятием имущественных отношений. По вопросу о понятии имущественных отношений в советской гражданско-правовой литературе были высказаны самые разнообразные точки зрения.

Одни авторы понимают под имущественными отношениями юридическое выражение производственных отношений, т. е. правовые отношения как результат урегулирования правом производственных отношений. Эта точка зрения была ярко выражена В. Г. Вердниковым, который писал: <Имущественные отношения, регулируемые советским гражданским правом, будучи правовыми отношениями, входят не в базис, а в надстройку над социалистическим базисом>[483]. Раскрывая далее механизм возникновения имущественных отношений, автор приходит к следующему выводу: <Таким образом, - пишет он, - имущественные отношения возникают в качестве результата закрепления советским гражданским правом складывающихся в нашем обществе экономических отношений. В дальнейшем советское гражданское право регулирует эти имущественные (правовые) отношения:>[484].

Предлагаемая конструкция исходит из <двойного регулирования> правом производственных отношений. Сначала они регулируются правом непосредственно, а затем через посредство регулирования <правоотношений>, возникающих в результате первичного регулирования. При этом не ясно, каков смысл такого вторичного регулирования. Если право может непосредственно регулировать экономические отношения, то нет никакой надобности в том, чтобы прибегать еще к посредствующему регулированию их через регулирование правоотношений, так как непосредственное воздействие права на общественные отношения во всех случаях может быть более эффективным. Поэтому практически такую конструкцию едва ли можно считать пригодной.

Целый ряд сомнений вызывает такая конструкция и с теоретической точки зрения. Если имущественные отношения - это правовые отношения, то отсюда следует, что имущественные отношения существуют только в классовом обществе. Из этого следует также, что те отношения между лицами по поводу вещей, которые не урегулированы правом и, следовательно, не являются правовыми отношениями, не являются и имущественными отношениями. В частности, исходя из данной конструкции, отношения, возникающие на основе договора дарения с условием пожизненного содержания, поскольку они не урегулированы законом, приходится считать <неимущественными отношениями>. На том же основании нельзя считать имущественными такие отношения, которые возникают на основе запрещенных законом сделок, так как, запрещая такие отношения, закон тем самым не придает им характера правовых отношений. Но если это так, то лица, совершившие подобного рода сделки, ссылаясь на автора предлагаемой конструкции, вполне резонно могут заметить, что поскольку такие отношения не являются имущественными, то они и не могут нанести ущерба государственной, кооперативно-колхозной или личной собственности. Выходит, что подобная конструкция теоретически обосновывает безответственность лиц, нарушающих законы.

Очевидно поэтому, что выдвигаемое В. Г. Вердниковым понятие имущественных отношений ни с теоретической, ни тем более с практической точки зрения не может быть приемлемо.

Господствующее мнение относительно характера имущественных отношений сводится к тому, что имущественные отношения есть производственные отношения[485].

Однако указанное решение проблем едва ли можно считать удовлетворительным, так как оно не дает ответа на целый ряд вопросов. В частности, открытым остается вопрос о том, в какой связи такое бесспорно имущественное отношение, как договор, охарактеризованный Марксом как волевое отношение, стоит с производственными отношениями, которые рассматриваются как независимые от воли отдельных людей. Если право регулирует производственные отношения, то как это согласовать с тем фактом, что право регулирует также и волевые отношения, например, договорные. Сама постановка этих вопросов уже свидетельствует о том, что предлагаемое решение по меньшей мере не доведено до конца и что в действительности механизм воздействия права на производственные отношения, по-видимому, значительно сложнее, чем это иногда представляется.

Что же такое имущественные отношения? Право, в том числе и советское гражданское право, регулирует поведение людей в обществе. Оно определяет меру возможного и меру должного поведения людей в их отношениях с другими лицами данного общества. Оказывая влияние на волю людей, определяя правила их поведения в обществе, право тем самым регулирует и те общественные отношения, в которые вступают лица в процессе своей деятельности. Эти общественные отношения могут быть различными по своему содержанию. Они могут возникнуть в связи с принадлежностью имуществ определенным лицам или в связи с переходом их от одних лиц к другим и, следовательно, могут иметь экономическое содержание. Они могут возникать по другим основаниям и не иметь экономического содержания. Иначе говоря, они могут быть имущественными или неимущественными.

Исходя из этого, можно было бы определить имущественные отношения как такие отношения, которые связаны с принадлежностью или переходом имущественных благ от одних лиц к другим или, как говорит О. С. Иоффе, <которые обладают определенной экономической ценностью ввиду их связи со средствами производства, предметами потребления или иными продуктами труда человека>[486].

Однако такое определение имущественных отношений нельзя признать достаточным, так как оно показывает лишь специфику объекта этих отношений, но не вскрывает их социальной природы, их социальной сущности, т. е. не дает ответа на вопрос о том, в какой связи находятся имущественные отношения с производственными отношения и с правовыми отношениями. Искать ответ на поставленный вопрос следует в плане выяснения взаимосвязи волевых отношений с производственными отношениями.

<В общественном производстве своей жизни, - пишет Маркс, - люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения - производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил>[487]. Из этого следует, что марксизм рассматривает производственные отношения как необходимые, от воли отдельных людей не зависящие отношения.

Производственные отношения не зависят от воли людей и выступают как необходимые в двух отношениях. С одной стороны, люди, рождаясь, застают уже определенную ступень развития производительных сил и производственных отношений, которые не могут быть изменены по воле отдельных лиц. В силу этого люди вынуждены с необходимостью действовать в рамках существующих производственных отношений, выйти за пределы которых они практически не в состоянии. С другой стороны, чтобы удовлетворять свои жизненные потребности, люди с необходимостью должны вступать в различные отношения друг с другом. В этом и только в этом смысле деятельность людей, их поведение и возникающие между людьми отношения являются необходимыми, не зависящими от их индивидуальной воли.

Но человек - существо, наделенное волей и сознанием. В рамках этой необходимости люди проявляют свою волю, действуют обдуманно, и сознательно добиваются поставленных перед собой целей. По своей воле люди вступают в различные отношения друг с другом, которые в силу этого приобретают характер волевых отношений. Однако волевые отношения являются лишь формой проявления необходимости, формой, в которой производственные отношения как необходимые находят свое выражение на поверхности общественной жизни как отношения между лицами. Причем содержание этой формы, содержание волевых отношений дано самими экономическими отношениями.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.