От перестройки – к катастройке

Крах центроверха

Как номенклатура стала буржуазией

Без понимания социальной природы и основных противоречий коммунистического строя, его системообразующего элемента – номенклатуры серьезный разговор о перестройке невозможен. Перестройка определяется как реформы сверху. Такие реформы всегда проводятся только в интересах этого верха – власти и господствующих слоев, в целях решения их проблем, стоящих перед ними групповыми (классовыми) задачами.

Социальная природа общества определяется спецификой распределения факторов производства, то есть тем, что и как отчуждается, отчуждение каких факторов производства конституирует данную социальную систему. Что присваивала номенклатура? Собственностью на какие вещественные факторы производства обладала? Ни на какие. Земля, фабрики, заводы – все это находилось в «государственной собственности».

Однако помимо вещественных факторов производства есть и иные – социальные и духовные. Социальные факторы производства наполняют и определяют содержание действий человека в производстве и вне его (труд и досуг) и проявляются прежде всего в возможности и способности людей создавать и развивать коллективные формы. Присвоить социальные факторы производства – значит лишить группы и индивидов возможности по своей воле и в своих непосредственных интересах создавать коллективные формы (организации).

Противоречия реального коммунизма

Как конкретно отчуждаются социальные и духовные факторы? Смотрим устав КПСС, в различных редакциях которого партия выступает как ядро всех без исключения общественных организаций (будь то «государственные» или «хозяйственные»). Все общественные организации (за исключением РКП(б)-ВКП(б)-КПСС) существуют в разрешительном порядке (то есть их разрешило «государство») – за исключением КПСС. А поскольку она – ядро «государственной» организации, то именно она разрешает все остальное, при условии признания ее этими организациями «высшей формой общественно-политической организации… советского общества», то есть единственной организацией высшего уровня, которой подконтрольно все, прежде всего – процесс создания и функционирования других коллективных форм.

Чем сильнее был центроверх («государство»), воплощавший коллективное внеэкономическое бытие кратократии, тем меньше возможностей было у отдельного кратократа безнаказанно нарушать правила иерархически ранжированного потребления и таким образом подрывать систему (во-первых, избыточное потребление нарушало внутреннюю иерархию; во-вторых, «нескромная власть» – объект для компрометации в глазах населения, а следовательно, источник социальной угрозы).

Собразно элементам, «краям» противоречия в номенклатуре сформировались тенденции (и воплощающие их группы): к развитию преимущественно коллективистско-внеэкономических и централизованных форм и аспектов (часто это ошибочно именуют «неосталинизмом», идеологизацией и т.п.), с одной стороны, и к развитию преимущественно индивидуально-потребленческих норм и аспектов, связанных с ослаблением внутрииерархического централизованного контроля – с другой (персонификаторов этой тенденции именовали «партийными либералами», «сторонниками экономических методов» и т.п.).

Ясно, что эта вторая тенденция, как правило, предполагала большую открытость Западу (преимущественно потоку импортных вещей плюс загранкомандировки и т.п.), менее антизападный курс в «идеологии» и внешней политике.

Отчуждение социальных и духовных факторов производства возможно лишь как коллективное, тогда как потребление экономического продукта носит индивидуальный характер. При этом каждый индивидуальный номенклатурщик с чадами и домочадцами стремился потреблять больше, чем ему положено по рангу. Контроль над соответствием объема и качества потребления рангу с середины 1950-х гг. стал слабеть, а в брежневскую эпоху обмен «кусочков» власти (связи, протекции и т.п.) на дополнительный (не по рангу) объем потребления, по сути, стал превращаться в норму, чему в немалой степени способствовало развитие теневой экономики.

Второе базовое противоречие «исторического коммунизма» коренится в следующем. Коммунистическая власть не была ни политической, ни экономической, ни идеологической, ни суммой подобного рода властей. Она – социально недифференцированная, однородная (гомогенная) социальная власть. Развиваться путем дифференциации она не может. Ее тип развития – сегментация, как у одноклеточных. При подобного рода сегментации-дроблении каждая «молекула» власти обладает полным набором ее качеств, только в миниатюре.

При прочих равных условиях в ситуации однокачественности различных ячеек в силу вступает логика количества, и в результате реальная власть имеет тенденцию к перемещению на средние уровни системы (ведомства, обкомы). Единственное средство сохранения социально гомогенной и подверженной сегментации власти наверху и в центре – сила центроверха, наличие репрессивного аппарата, который, однако, эффективен только в условиях относительно простой социальной организации. Достижение последней определенного уровня сложности, во-первых, делает такой репрессивный аппарат менее эффективным; во-вторых, объективно начинает смещать власть в сторону среднего (обкомовско-ведомственного) уровня.

Таким образом, в исторический коммунизм встроено еще одно противоречие – между центроверхом как представителем коллективного, общего, совокупно-долгосрочного внеэкономического интереса номенклатуры внутри и вне страны, с одной стороны, и ведомствами как конкретной формой реализации конкретных экономических краткосрочных интересов различных отдельных (отраслевых и региональных) групп номенклатуры.

Сообразно «краям» этого противоречия формируются две тенденции и, соответственно, персонифицирующие их группы: центр и «центростремительные» силовые ведомства плюс ВПК, с одной стороны, и совокупность регионально-ведомственных групп – с другой. До тех пор, пока центроверх силен внутри и, что очень важно, вне страны, это противоречие не имеет реального решения, поскольку последнее, доведенное до логического конца, может означать только одно: «демонтаж» СССР как великой державы, разрушение армии, КГБ и военно-промышленного комплекса.

Ослабление центроверха автоматически означало усиление однородных ему во властном плане сегментов среднего уровня. Несколько упрощая реальность, можно сказать, что регионально-ведомственная сторона второго базового противоречия логически коррелирует с эконом-потребительской стороной из первого противоречия, и точкой их пересечения стал сырьевой (нефтегазовый) сектор советской экономики.

История номенклатуры

История советского общества и советской номенклатуры есть процесс развертывания основных противоречий реального коммунизма. Длительное время номенклатура выступала как господствующая группа, не имевшая не только социальных и экономических гарантий, но даже гарантий физического существования.

С Хрущевым номенклатура обеспечила себе гарантии физического существования, и главной в повестке дня стала задача обеспечения социальных и экономических гарантий, на пути решения которой встал реакционный романтик Хрущев.

Брежневизм стал формой полного сущностного раскрытия базовых противоречий советского общества, причем в пользу тех элементов, которые были подчиненными в сталинской модели – ведомственно-обкомовский уровень власти (а не центроверх) и эконом-потребленческая линия (а не внеэкономическая).

Устранив почти все препятствия для полной самореализации как статусного слоя, номенклатура устремилась к концу, бесконтрольно проедая будущее (свое и страны), вступая своей «жизнебытийной» практикой во все большее противоречие с официально провозглашаемыми ценностями и идеологией и таким образом все больше подрывая свою легитимность. В результате уже на рубеже 1960–1970-х гг. базовые, системообразующие противоречия дали о себе знать нарастанием кризисных явлений. Но тут номенклатуре повезло: разрядка обеспечила доступ к западным кредитам и технике, и, самое главное, в 1973 г. подскочили цены на нефть – советская верхушка получила на целое десятилетие такой источник доходов, о котором и мечтать не могла. В начале 1980-х наступил час расплаты: цены на нефть поползли вниз, экстенсивные факторы роста были исчерпаны, интенсивные не просматривались; к тому же СССР позволил англосаксам заманить себя в афганскую ловушку. В изменившихся условиях для сохранения своего положения и тем более его улучшения позиций статусной группы номенклатуре уже не хватало, необходимы были позиции группы, источник дохода которой не статус, а собственность, то есть позиции класса.

Однако на пути такой кардинальной метаморфозы господствующих групп стояло несколько препятствий. Во-первых, идеология, отрицавшая и исключавшая эксплуатацию и частную собственность, акцентировавшая классовый подход и именно этим обосновывавшая необходимость противостояния капитализму-империализму, то есть Западу. Во-вторых, отсутствие легальных механизмов эксплуатации классового типа отчуждения. В-третьих, отсутствие экономических рычагов и механизмов рыночного типа, без которых эксплуатация невозможна. Преодоление этих препятствий автоматически требовало изменения отношений с Западом и тех структур в совсистеме и соцлагере, которые воплощали системную борьбу с ним: вооруженные силы, госбезопасность, ВПК, идеологические органы, то есть центрально-внеэкономический блок.

В создавшейся в начале 1980-х гг. ситуации у советской верхушки было два выхода – как дома, так и на мировой арене. Первый «домашний» выход – затянуть пояса и вернуться на уровень потребления в начало–середину 1960-х и на такой основе начать преодолевать трудности вместе с народом, то есть выходить из сложного положения со страной в целом в качестве ее лидеров, настоящей властной элиты, способной ограничить прежде всего себя. Второй «домашний» выход – переложить бремя выхода из кризиса на население и «на его костях» не только сохранить, но и улучшить свои позиции.

Первый «международный» вариант заключался в следующем. Поскольку выход СССР из кризиса предполагал сохранение или даже упрочение его мировых позиций как великой державы, то данный вариант предполагал сохранение той ситуации (обострение, новый виток холодной войны по инициативе Рейгана), которая сложилась в начале 1980-х гг. У сплоченного, монолитного СССР были хорошие шансы на реализацию курса «холодная война – прохладный мир», особенно с учетом того, в каком экономическом положении оказались США к середине 1980-х гг. благодаря рейганомике (19 октября 1987 г. индекс Доу–Джонса за один день слетел на 508 пунктов, то есть 23,4 % – абсолютный рекорд). Второй международный вариант предполагал, напротив, замирение с США путем «новой разрядки», установление более тесных связей между определенными сегментами советской и американской верхушек, серьезные уступки со стороны СССР.

Ясно, что первые и вторые курсы из «домашнего» и «международного» наборов коррелируют друг с другом: первый «домашний» предполагает первый «международный» и наоборот; то же – со вторыми.

От перестройки – к катастройке

Внутренний и внешний курсы Горбачева показывают: с конца 1987 г. была выбрана вторая «пара». В основе этого выбора – странная комбинация некомпетентности, самоуверенности, властного интереса горбачевцев, социальный интерес ряда сегментов господствующих групп советского общества и правящего класса ядра капсистемы.

Сохранение Горбачева и его команды у власти объективно совпадало с двумя вторыми – внутренним и внешним – вариантами выхода номенклатуры из кризисной ситуации. Многие или даже большинство действий Горбачева представляются хаотичными, шараханьем, ведущими к развалу экономики. Однако важнейшие из них, разваливая экономику и создавая хаос, объективно устраняли те внеэкономические и экономические препятствия, которые стояли на пути превращения номенклатуры в класс, создавали условия для этого превращения.

Закон об индивидуальной трудовой деятельности, принятый 19 ноября 1986 г. и вступивший в силу 1 мая 1987 г., легализовал частную деятельность в более чем 30 видах производства товаров и услуг. Результаты: во-первых, легализация теневой экономики, во-вторых, ввиду отсутствия разработанного экономического законодательства – криминализация частного сектора, начало (1988 г.) «великой криминальной революции».

Трансформации номенклатуры и «ее функциональных органов» в класс (собственников) не было. Закон от 19 ноября 1986 г. решил проблему отсутствия легальных средств и механизмов эксплуатации – обеспечил внелегальные, то есть, по сути, криминальные, условия, средства и механизмы для «великой трансформации». Другое дело, обеспечил так, что у номенклатуры возник конкурент-подельник, а у будущего класса – «источник и составная часть» номенклатурного, криминального характера, но это уже «издержки производства».

И все же помимо внелегальных экономических средств нужны были легальные. Однако их в стране не было, они были «за бугром», на мировом рынке – «значит, нам туда дорога». Эту дорогу открыл закон о государственном предприятии, принятый 30 июня 1987 г. и вступивший в силу для всех предприятий с 1 января 1989 г. Этот закон должен был превратить предприятия в самофинансирующуюся и самоокупаемую экономическую единицу, при этом – внимание! – некоторые категории предприятий получили право самостоятельно выходить на мировой рынок.

Номенклатура (главным образом среднего уровня), вобрав в себя частично криминалитет, частично – иностранный капитал, превратилась в класс собственников. История словно вернулась в эпоху 1861–1917 гг.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: