Татьяна Устинова, Дырка в небесах

Текст А. Морозова

(1)- Друг, ты чей?

(2)Пара грустных преданных глаз взирает на тебя снизу вверх.

(3)- Ты, наверное, голодный? (4)И где же твоя семья?

(5)Лохматый хвост неистово заметает пыль на асфальте. (6)Ненавистный холодный ветер, взлохмачивая грязную шерсть, продувает насквозь, но какое это теперь имеет значение! (7)Вот хозяин, они так долго друг друга искали!

(8)- Эх, как жалко, что даже нечего дать тебе перекусить... (9)Ну, мне пора. (10)Ты не грусти, всё будет хорошо. (11)Давай, пока!

(12) "Что такое, ты уходишь? А как же...» (13)Лохматый хвост замирает в недоумении.

(14)- Прости, не могу тебя сейчас взять. (15)И не смотри так - квартира маленькая, я постоянно на работе. (16)Да и вообще, с тобой заниматься нужно…

(17)Удаляющийся силуэт скрывается за поворотом, оставляя живое существо наедине со своими надеждами и переживаниями...

(18)Знакомая ситуация? (19)Вот только концовка бывает разной. (20)Иногда - как описано выше, а порой кто-то после подобной встречи находит друга.

(21)О преданности и любви собаки по отношению к человеку написаны книги, сняты фильмы, но даже они не в силах передать ту жажду отдавать и быть необходимым, которая у них в крови. (22)Служение человеку для собаки - это жизнь. (23)Быть рядом - предназначение. (24)Отнимите это у собаки, и жизнь потеряет для неё всякий смысл, останется лишь поиск хозяина, друга, собственной необходимости.

(25)В последние несколько лет психологи, ветеринары и владельцы собак в полной мере осознали ценность контактов между человеком и собакой. (26)Теперь собаки не только помогают «видеть» слепым, «слышать» глухим, но и выполняют важные обязанности «развлекать» старых и больных людей, нетрудоспособных и душевно надломленных взрослых и детей. (27)Было обнаружено, что само присутствие собаки оказывает огромное оздоровительное воздействие на таких людей, оживляя их обычно унылый быт. (28)Собак приводят в детские дома или дома престарелых, и их обитатели с благодарностью ощущают на себе благотворное воздействие тепла и расположения, которое оказывают им собаки. (29)Самое важное для них - быть другом для человека. (ЗО)Преданным, готовым на любые лишения, подчас с риском для жизни, и хранящим свою верность при любых условиях.

(31)Так что ситуации, похожие на описанную в начале статьи, - это не просто разговор на уровне «взять - не взять». (32)Быть может, попытавшись хотя бы раз помочь живому существу найти своё место в жизни и начать жить в соответствии со своим (в данном случае «собачьим») законом, мы с вами научимся жить в соответствии со своим законом - человеческим, который известен с самых давних времён как Кодекс Чести.

Астафьев

Загулял наш конюх. Поехал в райцентр вставлять зубы и по случаю
завершения такого важнейшего дела загулял. Рейсовый автобус ушел, и он
остался ночевать у свояка. Они (их было семеро -- два мерина, две кобылы и трое жеребят) долго бродили по лугу, и когда я шел от реки с удочками, вскинули головы и долго
смотрели мне вслед, думая, что, может, я вернусь и загоню их в стойла
конюшни, но не дождавшись никого, сами явились в деревню, ходили от дома к
дому, и я решил, что они уснут на лугах или прижавшись к стене конюшни,
нагретой солнцем со дня. Поздней ночью я проснулся, пошел на кухню попить квасу. Что-то остановило меня, заставило глянуть в окно. Густой-прегустой туман окутал деревню, далее которой вовсе ничего не было видно, и в этой туманной пелене темнели недвижные, как бы из камня вытесанные, силуэты лошадей. Мерины и кобылы стояли, обнявшись шеями, а в середке, меж их теплых боков, опустив головенки, хвосты и желтенькие, еще
коротенькие гривы, стояли и спали тонконогие жеребята.
Я тихо приоткрыл окно, в створку хлынула прохлада, за поскотиной,
совсем близко, бегал и крякал коростель; в ложку и за рекой Кубеной пели
соловьи, и какой-то незнакомый звук, какое-то хрюканье, утробное и мерное,
доносилось еще. Не сразу, но я догадался, что это хрипит у самого старого,
надсаженного мерина в сонно распустившемся нутре.
Время от времени храп прекращался, мерин приоткрывал чуть смеженные
глаза, переступал с ноги на ногу, настороженно вслушиваясь -- не разбудил ли
кого, не потревожил ли, -- еще плотнее вдавливал свой бугристо вздутый живот
в табунок и, сгрудив жеребяток, успокаивался, по-человечьи протяжно вздыхал
и снова погружался в сон. Другие лошади, сколь я ни смотрел на них, ни разу не потревожились, не пробудились и только плотнее и плотнее жались друг к дружке, обнимались шеями, грели жеребят, зная, что раз в табуне есть старшой, он и возьмет на
себя главную заботу -- сторожить их, спать вполусон, следить за порядком.
Коли потребуется, он и разбудит вcex, поведет куда надо. А ведь давно не
мужик и не муж этим кобылам старый заезженный мерин, давно его облегчили
люди и как будто избавили от надобностей природы, обрекли на уединенную,
бирючью жизнь. Но вот поди ж ты, нет жеребцов в табуне -- и старый мерин,
блюдя какой-то там неведомый закон или зов природы, взял на себя семейные и
отцовские заботы. Все гуще и плотнее делался туман. Лошади проступали из него – которая головой, которая крупом. Домов совсем не видно стало, только кипы дерев в
палисаднике, за травянистой улицей, еще темнели какое-то время, но и они
скоро огрузли в серую густую глубь ночи, в гущу туманов, веющих наутренней,
прохладной и промозглой сонной сырью.

И чем ближе было утро, чем беспросветной становилось в природе от
туманов, тем звонче нащелкивали соловьи. К Кубене удрал коростель, пытался
перескрипеть заречного соперника, и все так же недвижно и величественно
стояли спящие кони под моим окном. Пришли они сюда оттого, что я долго сидел
за столом, горел у меня свет, и лошади надеялись, что оттуда, из светлой
избы, непременно вспомнят о них, выйдут, запрут в уютной и покойной конюшне,
да так и не дождались никого, так их тут, возле нашего палисадника, сном и
сморило.

И думал я, глядя на этот маленький, по недосмотру заготовителей, точнее
любовью конюха сохраненный и все еще работающий табунок деревенских лошадок,
что, сколько бы машин ни перевидал, сколько бы чудес ни изведал, вот эта
древняя картина: лошадь среди спящего села, недвижные леса вокруг, мокро
поникшие на лугах цветы бледной купавы, потаенной череды, мохнатого и
ядовитого гравилатника, кусты, травы, доцветающие рябины, отбелетевшие черемухи, отяжеленные мокром, -- все это древнее, вечное для меня и во мне нетленно.

Татьяна Устинова, Дырка в небесах

Шла я давеча по Невскому, рассматривала небеса и серые стены. На Невском было много народу. Тяжелая, высоченная, очень по-питерски неухоженная дверь в елисееевский магазин была распахнута, и там, за ней, угадывался мраморный тамбур, затоптанный множеством ног, и следующая дверь, такая же высокая и тяжеленная, а за ней уж, собственно, гастроном. Меня не интересовал гастроном, меня в Питере интересует как раз дырка в небесах, а вовсе не гастрономы, но напротив этой двери на люке сидела собака. Ничего особенного, таких много. Кругом свалявшаяся грязная шерсть, бородатая, усталая от тоски морда, грязные глаза. Она пожимала лапы, то одну, то другую, как будто прикладывалась полежать, но у нее не получалось. Может, ребра были сломаны. Народ из Елисеевского обтекал ее с двух сторон с осторожной брезгливостью. В последнее время только ленивый телеканал не показал сюжета о том, что все зло в державе проистекает от бездомных собак. Расплодились, теперь представляют опасность для нас, идущих в магазины и по делам. Как будто эти собаки сами сделались бездомными, это не мы их такими сделали!.

Для меня нет ничего хуже на свете, чем брошенные дети, старики и собаки. Я не знаю, как их спасти, я только знаю, что должна. А как не знаю. Я топталась возле собаки, подходила и отходила, малодушничала и говорила себе, что сделать ничего нельзя. У меня в Москве уже есть собака! Куда мне еще Питерскую?! И как я ее повезу?! А мне на самолет, у меня завтра эфир на радио и все такое В общем, трусость худший из человеческих пороков!..

Как раз, когда смотрела издали, убеждая себя, что сделать ничего нельзя и вообще у меня дела и самолет, из магазина вышел парень. И наткнулся на эту собаку. И она подняла башку и посмотрела на него. А он посмотрел на нее. У него в руках был большой пакет, и собака, посмотрев немного ему в лицо, безнадежно перевела взгляд на пакет. Парень достал из пакета сосиску за ней потянулась еще и еще одна, оторвал и кинул. Собака вздохнула, понюхала, с трудом нагнулась, понюхала еще и вдруг проглотила эти сосиски каким-то мгновенным движением, так что судорога прошла у нее по горлу и по бокам. И понюхала крышку люка, где они только что лежали, как бы не веря себе. Он вытянул еще и опять кинул. Собака опять проглотила. А потом еще. А потом в пакете ничего не осталось, и парень смял его и выбросил в урну. Постоял над собакой и пошел к своей машине, приткнутой к тротуару как-то боком, как-то очень залихватски, как-то шикарно даже! И машина была. Шикарная, тупорылая, длинная, с хищной радиаторной решеткой. Какой-то родстер, кажется. Сиденья мне было видно в родстере были красной кожи. Шикарный такой родстер, парень, видно, тоже ничего. Скормил случайной собаке мешок сосисок!.. Он сел в машину, захлопнул дверь, двигатель заревел диковинным, форсированным звуком. Шины взвизгнули, и родстер уехал. Собака проводила его глазами. И я проводила его глазами. Она вздохнула и понурилась. Ей стало хуже, чем было, потому что на этом родстере уехала ее последняя надежда, так уж получилось. Каждый из нас для кого-то последняя надежда. Я повернулась и пошла, я не могла на это смотреть.

Я повернулась, только когда завизжали шины. Он сдавал задним ходом издалека. Злым красным цветом горели фонари его диковинной машины. Он затормозил, выскочил, очень сердитый, подхватил собаку, прижал ее к своей распахнутой дубленке, к светлому свитеру, зашвырнул на сиденье красной кожи, захлопнул дверь и уехал. Шины опять завизжали!... И я пошла дальше, думая счастливые, глупые мысли о том, что этот парень и его собака самая счастливая пара на свете!...

1)Мне случалось встречать Константина Георгиевича Паустовского. (2)И тогда он всегда вспоминал Женю. (3)Женю Разикова, который был хорошим товарищем в походе и оказался смелым солдатом на войне. (4)Женя Разиков погиб на фронте - погиб, выручая товарищей. (5)Но тогда до войны ещё было далеко - целых пять лет. (6)Мы сидели у костра, и Женя читал Багрицкого. (7)А потом мы спросили флагмана - Константина Георгиевича Паустовского, любит ли он Багрицкого. (8)Мы его спрашивали про стихи Багрицкого, а он стал рассказывать о самом Багрицком. (9)Оказывается, что он его хорошо знал и даже был с ним дружен. (10)Я не всё запомнил, что он рассказывал нам тогда про Багрицкого. (11)И я расскажу только про то, чего не могу спутать с прочитанным позднее. (12)Не могу спутать, потому что сразу вслед за этим наш флагман устроил нам экзамен. (13)Этого экзамена мы не выдержали. (14) А те экзамены, на которых проваливаешься, помнишь гораздо дольше, чем те, на которых всё проходит благополучно. (15) Наш флагман сказал, что Багрицкий не любил, когда в стихах говорят «птицы», или «деревья», или «травы». (16)Поэт и писатель каждое дерево, каждую птицу должны узнавать в лицо и знать по имени. (17)Вот тут-то и был устроен нам экзамен. (18)И оказалось, что мы не знали, как называются растения с малиновыми соцветиями у берега заводи, где был наш бивак. (19)И никто не знал, что стрелолист называется стрелолистом. (20)Мы не различали по виду и не знали по имени ни дикую рябинку - пижму, ни окопник, ни крестовник. (21 )И даже опасное растение - ядовитый вех -был нам неизвестен. (22)Почти все деревья были для нас, городских ребят, просто деревьями, все кусты - просто кустами, все цветы - просто цветами. (23)А их было сотни разных. (24)Научиться узнавать растения и помнить их имена было трудно. (25)Сколько же нужно учиться этому! (26)Однажды наш флагман услышал от местного рыбака название кустарника, который рос на берегу около омута, - «свидина». (27)И записал его. (28)Выходит, что есть вещи, которые нужно узнавать всю жизнь. (29)Лес и реку. (30)Поле и луг. (31)3емлю и небо. (32)Облака на небе днём и звёзды на небе ночью тоже имеют свои лица и свои имена. (33)И их тоже нужно знать. (34)Особенно тому, кто собирается писать. (35)Тому, кто не собирается, тоже, если .

Бондарь

Львов

(1)Это было на фронте. (2)Кормили плохо, вечно хотелось есть. (3)Иногда пищу давали раз в сутки, и то вечером. (4)Ах, как хотелось есть! (5)И вот в один из таких дней, когда уже приближались сумерки, а во рту ещё маковой росинки не было, мы, человек восемь бойцов, сидели на невысоком травянистом берегу тихонькой речушки и чуть не скулили.
(6)Вдруг видим: без гимнастёрки, что-то держа в руках, к нам бежит ещё один наш товарищ. (7)Подбежал. (8)Лицо сияющее. (9)Свёрток – это гимнастёрка, а в неё что-то завёрнуто.
– (10)Смотрите! – победителем восклицает Борис. (11)Разворачи- вает гимнастерку, и в ней… живая дикая утка. – (12)Вижу: сидит, притаилась за кустиком. (13)Я рубаху снял и – хоп! (14)Есть еда! (15)Зажарим. (16)Утка была некрупная, молодая. (17)Поворачивая голову по сторонам, она смотрела на нас изумлёнными бусинками глаз. (18)Она даже не была напугана, для этого она была ещё просто молода. (19)Она не могла понять, что это за странные милые существа её окружают и смотрят на неё с таким восхищением. (20)Она не вырывалась, не крякала, не вытягивала натужно шею, чтобы выскользнуть из державших её рук. (21)Она грациозно и с любопытством озиралась. (22)Красавица уточка! (23)А мы – грубые, пропылённые, нечисто выбритые, голодные. (24)Все залюбовались красавицей. (25)И произошло чудо, как в доброй сказке. (26)Кто-то просто произнёс: – (27)Отпустим! (28)Было брошено несколько логических реплик, вроде: – (29)Всё равно толку не добьёмся, нас восемь человек, а она такая маленькая. – (30)Ещё возиться! – (31)Подождём, приедет же этот зараза повар со своей походной кухней-таратайкой! – (32)Боря, неси её обратно.
(33)И, уже ничем не покрывая, Борис бережно понёс утку обратно. (34)Вернувшись, сказал:
– (35)Я её в воду пустил. (36)Нырнула. (37)А где вынырнула, не видел. (38)Ждал-ждал, чтоб посмотреть, но не увидел. (39)Уже темнеет. (40)Когда меня заматывает жизнь, когда начинаешь клясть всё и всех, теряешь веру в людей, мне хочется изо всех сил крикнуть, как
однажды я услыхал вопль одного очень известного человека: «Я не хочу быть с людьми, я хочу быть с собаками!» – вот в эти минуты неверия и отчаяния я вспоминаю дикую утку и думаю: нет-нет, в людей можно верить. (41)Они способны к состраданию и великодушию. (42)Мне могут сказать: (43)«Ну да, это были вы, интеллигенты артисты, от вас всего можно ожидать». (44)Нет, на войне всё перемешалось и превратилось в одно целое – единое и неделимое. (45)Во всяком случае, там, где служил я. (46)Были в нашей группе и два вора, только что выпущенных из тюрьмы. (47)Один с гордостью красочно рассказывал, как ему удалось украсть подъёмный кран. (48)Видимо, был талантлив. (49)Но и он сказал: «Отпустить!

Розов

(1)Пушкинские слова эти пронзительной глубиной своей обращают память и чувства к отчему дому. (2)Куда ни относила бы житейская волна, какое бы разнообразие ни предлагала, всё бытие твоё останется суетой без памяти об отчем крове, без тех нитей, которые протягивает сердце к Отчизне, без частицы души, может, наиглавнейшей, обращённой таинственным зеркальцем к матери, к отцу, к городу или деревне, где ты рос.

(З)Поразительная категория - «самостоянье человека». (4)Нет, не примитивно-утилитарная самостоятельность, а именно самостоянье, ведь в этом слове заключено особое определение души, ума и сердца, в самостоянье человека заключено очень многое, и помечено оно - верно! - любовью к родному.

(5)Без любви человек пуст; нет и не может быть любви между двумя людьми, если каждый из них не любит чего-то своего, отдельного, необъяснимого, порой трудно называемого; если не любит своей памяти – прозрачной речки, пескарей на золотистой отмели, тихого кружения берёзового листа в осенний листопад, трепета молодой осинки на весеннем ветру, дымка из трубы и ледяной дорожки, по которой так здорово было прокатиться, разбежавшись что есть мочи, в дальнем и близком детстве...

(6)«С чего начинается Родина?» (7)Песенный вопрос этот кажется неточным и риторическим; родина ни с чего не начинается — она была, она есть, она будет вечно, если говорить о ней применительно ко всем и ко всякому; в отдельном же человеке она не начинается тоже - сам человек и есть Родина, (8)Любовь к ней - естественное чувство. (9)Самостоянье и величие человека зависят от этой естественной любви, а растоптавший любовь эту жалок и ничтожен. (10)0н изгой в отчем доме. (11)Ему всё равно, где жить и что видеть окрест. (12)Такой живёт страстями мелкими - он сам себя отрёк от самостоянья. (13)Родины в нём нет.

(14)Неважно, какой он, отчий дом, где он стоит или, может, не стоит вовсе, снесённый беспощадным лезвием бульдозера. (15)Даже несуществующий, он есть вечно в твоём сознании и будет, пока будешь ты.

(По А. Лиханову)

(1)Посадить в землю зёрнышко и вырастить из него что-нибудь: ржаной колос, метёлку овса, стебель льна с голубыми цветочками – прекрасно уже само по себе. (2)Кроме того, это связано с постоянным ощущением погоды, с постоянным контактом с землёй, с природой. (3)Ожидание дождя и радость от того, что он пошёл, капeль, зaморозки, движение туч, оттенки вечерней зари, поведение животных и трав, роса на траве и дождевые пузыри на лужах – всё это не любование природой, а жизнь.
(4)В современном журнале читаем: (5)«Если человек длительное время находится в автомобиле или в самолёте, у него появляется сонливость, вялость, теряется аппетит, снижается работоспособность. (6)Почему это происходит? (7)Результаты опытов, проведённых над животными и людьми, позволяют сделать вывод о том, что на самочувствие и настроение оказывает влияние величина электрического поля. (8)В кабинах автомобилей и салонах самолётов напряжённость электрического поля намного меньше, чем в окружающем пространстве.(9)Исследователи попробовали искусственно увеличить напряжённость электрического поля в клетке, где находились подопытные животные. (10)Специальный генератор создавал внутри клетки электрическое поле в 500-800 в/м, что соответствует нормальному уровню напряжения на земле. (11)После этого подвижность и жизненный тонус подопытных животных значительно возрастали. (12)Аналогичные результаты были получены и при проведении опытов над людьми».(13)Проведение опытов над людьми вообще-то считается безнравственным. (14)Но что поделаешь, если люди добровольно засадили себя в разнообразные металлические клетки и отключили от земли, от её единых электрических и прочих сил. (15)Синтетической одеждой и обувью, резиновыми колёсами и асфальтом, всевозможными пластиками человек всё больше изолирует себя от земного шара, искусственно отключаясь не только от общего земного электричества, но и от многих не изученных нами сил, излучаемых деревьями и травой, дождями и радугой, сосновой хвоей и плывущими облаками, дремлющим бором и утренней росой, речным туманом и молнией. (16)Да и просто мягкой и доброй почвой.
(17)Однако эта физическая изоляция покажется мелочью, если вспомнить о той чудовищной психологической, духовной изоляции, которая существует теперь между Человеком и Землёй. (18)Конечно, стараемся, тщимся, выращиваем на балконе цветочек или пёрышко лука, держим в квартире какое-нибудь растение, обзаводимся дачным клочком земли, летом, во время отпуска, в воскресенье выбираемся в лес, на речку. (19)Но это не серьёзные отношения с землёй. (20)А это вроде как детская игра в дочки-матери вместо подлинной любви, подлинного рождения детей.
(21)И подумать только, что мой дед и даже мой отец ещё находились в прямом и непосредственном контакте с землёй, который человеку предназначен и необходим.

(По В. Солоухину)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: