|
|
Глава 5. ПРАВО НА ЖИЗНЬ В ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТАХ 6 глава-------------------------------- <1> Разные подходы были применены, к примеру, Верховным судом Израиля (Targeted Killings case. Para. 35) и Международным институтом гуманитарного права (The Sanremo Manual. Art. 1.1.2. Para. 3). <2> Direct Participation in Hostilities under IHL. Summary Report. 2003. P. 3. <3> Prosecutor v. Pavle Strugar. Paras. 164, 180 - 185. <4> См.: New Rules for Victims. P. 252; Schmitt M.N. Direct Participation in Hostilities and 21st Century Armed Conflict. P. 508. <5> ICRC Guidance. P. 56.
Второй пример связан с квалификацией планирования и руководства военными операциями в качестве непосредственного участия в военных действиях. Компромисс между экспертами, работавшими над толкованием понятия "непосредственное участие в военных действиях", сложился только по поводу того, что планирование конкретной операции можно считать непосредственным участием, т.е. дальше тактического уровня непосредственность не идет <1>. Итоговый текст Руководства не содержит даже упоминания о планировании, за что справедливо подвергается критике <2>. -------------------------------- <1> Direct Participation in Hostilities under IHL. Summary Report. 2005. P. 61, 26. <2> См.: Schmitt M.N. The Law of Targeting // Perspectives of ICRC Study on Customary International Humanitarian Law. P. 142 - 143.
Начать следует с того, что лицо, занимающееся планированием самих военных операций, как правило, не будет считаться гражданским в силу своего положения, т.е. наличия либо статуса комбатанта в международном конфликте, либо статуса сражающегося в связи с членством в организованной вооруженной группе в немеждународном конфликте. Таким образом, анализ необходимо ограничить рассмотрением случаев спорадического, предпринимаемого на неорганизованной основе участия гражданских лиц в военных действиях. Вопрос состоит в том, корректно ли рассматривать планирование в целом как подпадающее под непосредственное участие или все-таки нужно различать уровни планирования: стратегический, операционный и тактический? Тактическое планирование военной операции, несомненно, относится к непосредственным подготовительным действиям и в качестве неотъемлемой части всей операции должно квалифицироваться как непосредственное участие в военных действиях. Означает ли это, что здесь позволительно провести разделительную черту и отсечь планирование на других уровнях от непосредственного участия? При ответе на этот вопрос нельзя упускать из виду общую логику, стоящую за признанием лица потерявшим защиту от нападения. Дело в том, что если признать подпадающим под понятие "непосредственное участие в военных действиях" только тактическое планирование, то тогда мы придем к парадоксальному выводу о том, что лидеров и руководителей организованных вооруженных групп, если они занимаются исключительно стратегическим планированием, нельзя будет рассматривать в качестве законных целей для нападения, за исключением только того случая, когда они будут подпадать под категорию комбатантов в международном конфликте. Этот вывод следует из того, что если лица постоянно занимаются подобной деятельностью в рамках организованной вооруженной группы, то их нельзя будет исключить из состава гражданского населения, так как для этого необходимо установить, принимает ли это лицо на себя выполнение длящейся военной функции, которая, в свою очередь, должна состоять из непосредственного участия в военных действиях <1>. В результате подобных рассуждений круг замыкается. Отсюда следует только один вывод: применение к определению статуса сражающихся подхода, основанного на функциональном членстве, предполагает, что планирование и стратегическое руководство должны включаться в состав непосредственного участия в военных действиях. -------------------------------- <1> ICRC Guidance. P. 16, 33.
iv) Временные рамки непосредственного участия
В процессе толкования правила о том, что гражданские лица пользуются защитой, за исключением случаев и на такой период, пока они принимают непосредственное участие в военных действиях, иногда предпринимаются попытки развести по времени период непосредственного участия гражданских лиц в военных действиях и период потери этими лицами защиты от нападения <1>. Именно так поступил Верховный суд Израиля при рассмотрении дела о "целенаправленных убийствах" <2>, придя к выводу, что концепции "на такой период, пока" и "непосредственное участие в военных действиях" очень близки, но не совпадают <3>. "С одной стороны, гражданское лицо, принимавшее участие в военных действиях один раз или спорадически, которое потом отказалось от этой деятельности, является гражданским лицом, наделенным защитой от нападения с момента прекращения этой деятельности. На него не может быть совершено нападение за военные действия, которые он совершал в прошлом. С другой стороны, гражданское лицо, которое присоединилось к террористической организации, ставшей его "домом", и которое в рамках его роли в этой организации совершает ряд военных действий с небольшими перерывами для отдыха между ними, теряет свою защиту от нападения "на то время, пока" оно совершает цепочку действий. Действительно, в отношении этого гражданского лица перерыв между военными действиями - это не что иное, как подготовка к следующему военному действию" <4>. "С одной стороны, не должно быть причинено вреда тому, кто вообще отказался от участия в военных действиях или длительное время не принимает в них участия; с другой - необходимо избегать феномена "вращающейся двери", в силу которого у террористов есть... пристанище, куда убежать, к которому он обращается, чтобы передохнуть или подготовиться, пока ему предоставляют иммунитет от нападения" <5>. -------------------------------- <1> Targeted Killings case. Para. 39. <2> Ibidem. <3> Ibidem. <4> Ibidem. <5> Ibid. Para. 40.
В научной литературе также достаточно распространено мнение о том, что ограничение периода утраты защиты только планированием, перемещением и возвращением после атаки нереалистично и оставляет "слишком маленькое окно" для того, чтобы предпринять действия против индивида, непосредственно участвующего в военных действиях: человек, который установил самодельное взрывное устройство или запустил ракету, может скрыться на неделю, прежде чем его обнаружат, означает ли это, что он перестал быть надлежащей целью для нападения? <1> -------------------------------- <1> Pomper S. Op. cit. P. 310.
На это можно возразить, что формулировка нормы о потере гражданскими лицами защиты от нападения не вызывает сомнений в том, что период потери гражданскими лицами защиты от нападения должен совпадать с периодом непосредственного участия в военных действиях, поэтому любое разведение этих понятий по времени будет не только искусственным, но и неправомерным. Что касается лиц, которые стали членами вооруженных групп и в функцию которых входит принятие непосредственного участия в военных действиях, то они теряют защиту от нападения на время своего членства в группе, переходя из категории гражданских лиц в категорию сражающихся. Ограниченность времени потери гражданскими лицами защиты от нападения тем периодом, пока они принимают непосредственное участие в военных действиях, означает, что как только они перестали совершать это действие, защита от нападения должна возобновляться. В этом и заключается та самая "вращающаяся дверь" защиты от нападений. Нередко можно встретить критические отзывы о том, что подобное ограничительное толкование времени потери защиты от нападения открывает возможность для постоянного пользования "вращающейся дверью", т.е. для очевидного злоупотребления правилом о возобновлении защиты от нападения, из чего делается вывод, что должна существовать возможность трактовки цепочки действий как длящегося участия в военных действиях <1>. Предлагается рассматривать гражданское лицо, которое непосредственно участвует в военных действиях, в качестве легитимной военной цели до тех пор, пока оно явно не перестанет принимать участие в военных действиях путем длительного неучастия в военных действиях или недвусмысленного акта прекращения <2>. На это следует возразить, что лишение гражданских лиц защиты в перерывах между непосредственным участием в военных действиях будет не чем иным, как нападением, основанным скорее на предположениях и презумпциях, чем на реальных действиях соответствующего лица <3>. -------------------------------- <1> См.: Schmitt M.N. Direct Participation in Hostilities and 21st Century Armed Conflict. P. 510; Targeted Killings case. <2> См.: Schmitt M.N. The Law of Targeting. P. 143 - 144. <3> UNCommHR, Question of the Violation of Human Rights in the Occupied Arab Territories, including Palestine, Report of the Human Rights Inquiry Commission established pursuant to Commission resolution S-5/1 of 19 October 2000, E/CN.4/2001/121, 16 March 2001. Para. 63.
При конкретизации периода непосредственного участия и, соответственно, потери защиты от нападения один из сложных вопросов представляет собой квалификация возвращения с места сражения или с того места, где были совершены действия, направленные на причинение военного ущерба. С одной стороны, нападения после совершения гражданским лицом соответствующего деяния не должны превращаться в акт наказания, поэтому включение возвращения в состав непосредственного участия приведет к неоправданному расширению этого понятия; с другой - от такой квалификации неразумно отказываться, потому что на практике вовлечение индивида в военные действия зачастую можно установить только после того, как основные действия были совершены. Кроме того, нельзя забывать и о том, что нередки ситуации, когда в связи с присутствием гражданских лиц нападение на лицо в момент совершения акта, подпадающего под понятие "непосредственное участие в военных действиях", может быть запрещено в силу действия принципа пропорциональности <1>. Вопрос квалификации возвращения как непосредственного участия в военных действиях нельзя рассматривать изолированно: поскольку трактовка участия комбатантов в военных действиях включает в себя в том числе и возвращение с места сражения <2>, постольку нельзя пытаться применить другой стандарт и в отношении участия гражданских лиц в военных действиях. Следовательно, возвращение после конкретной операции следует считать непосредственным участием. -------------------------------- <1> Direct Participation in Hostilities under IHL. Summary Report. 2006. P. 58, 61. <2> Пункт 3 ст. 44 ДП I; Commentary to the I AP. P. 618. Para. 1943.
Итак, понятие "непосредственное участие в военных действиях" требует дальнейшей детализации, без которой вопрос о правомерности применения силы в соответствии с нормами международного гуманитарного права будет оставаться одним из самых туманных и расплывчатых. Опубликование в 2009 г. Международным комитетом Красного Креста Руководства по толкованию понятия "непосредственное участие в военных действиях" в соответствии с международным гуманитарным правом внесло существенный вклад в прояснение содержания этого понятия, играющего ключевую роль при определении границ защиты права на жизнь в вооруженных конфликтах. Вместе с тем отраженный в этом Руководстве подход является несбалансированным из-за отказа применять минимальную планку к ущербу, причиняемому военным целям, безапелляционной позиции о невозможности квалификации нападений на лиц, находящихся "во власти" стороны конфликта, в качестве военных действий, а также введения требования об обязательном наличии связи между гражданским лицом и стороной вооруженного конфликта. Кроме того, представляется, что в процессе толкования правила о том, что гражданские лица пользуются защитой, за исключением случаев и на такой период, пока они принимают непосредственное участие в военных действиях, недопустимо разводить по времени период непосредственного участия гражданских лиц в военных действиях и период потери этими лицами защиты от нападения. Лишение гражданских лиц защиты в перерывах между непосредственным участием в военных действиях будет не чем иным, как нападением, основанным скорее на предположениях и презумпциях, чем на реальных действиях соответствующего лица.
II. Оценка правомерности лишения жизни в результате применения силы в соответствии с международным правом прав человека
1. Запрет произвольного лишения жизни
Закрепляя право на жизнь, Международный пакт о гражданских и политических правах, Американская конвенция о правах человека и Африканская хартия прав человека и народов содержат формулировки о запрете произвольного лишения жизни <1>. Международный пакт о гражданских и политических правах и Американская конвенция о правах человека прямо запрещают делать отступления от соблюдения права на жизнь даже в ситуации "чрезвычайного положения в государстве, при котором жизнь нации находится под угрозой" <2>; Африканская хартия прав человека и народов вообще не предусматривает возможности отступить от зафиксированного в ней каталога прав. Следовательно, запрет произвольного лишения жизни, установленный в этих международных договорах, применим и в ситуациях вооруженных конфликтов. -------------------------------- <1> Пункт 1 ст. 6 МПГПП, п. 1 ст. 4 АКПЧ; Art. 1 of the African Charter on Human and Peoples' Rights. <2> Пункт 2 ст. 4 МПГПП, п. 2 ст. 27 АКПЧ.
Запрет лишения жизни зафиксирован в Конвенции о защите прав человека и основных свобод в более детализированной форме, чем в упомянутых выше международных договорах. В п. 1 ст. 2 этой Конвенции указывается, что "никто не может быть умышленно лишен жизни иначе, как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание". Использование слова "умышленно", а не "произвольно" при формулировании запрещающей нормы обусловило необходимость прямого закрепления случаев, когда лишение жизни не является нарушением этого международного договора. К ним п. 2 ст. 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод относит "защиту любого лица от противоправного насилия", "осуществление законного задержания", "предотвращение побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях", а также "подавление, в соответствии с законом, бунта или мятежа" <1>. При этом ЕСПЧ руководствуется расширительным подходом к запрету умышленного лишения жизни, указывая на то, что действие п. 2 ст. 2 упомянутой Конвенции охватывает не только случаи, когда сила применяется умышленно, но и те случаи, когда применение силы может привести - в качестве непреднамеренного результата - к лишению жизни <2>. -------------------------------- <1> Пункт 2 ст. 2 ЕКПЧ. <2> Ergi v. Turkey. Para. 79.
Пункт 1 ст. 15 названной Конвенции предусматривает возможность делать отступления от соблюдения обязательств, установленных в ней, в "случае войны или при иных чрезвычайных обстоятельствах, угрожающих жизни нации", однако в соответствии с п. 2 этой статьи отступление от соблюдения положений ст. 2, закрепляющей право на жизнь, не допускается, за исключением "случаев гибели людей в результате правомерных военных действий" <1>. -------------------------------- <1> Пункт 2 ст. 15 ЕКПЧ.
Здесь необходимо прояснить содержание понятия "правомерные военные действия" и установить, как оно соотносится с понятием "война", использованным в п. 1 ст. 15 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. ЕСПЧ еще ни разу прямо не выразил свою позицию в отношении толкования этих понятий. Вместе с тем в научной литературе сложилось мнение о том, что под понятие "война", использованное в п. 1 ст. 15 Конвенции, подпадают все международные вооруженные конфликты вне зависимости от формального объявления войны <1>. Что касается немеждународных вооруженных конфликтов, то большинство авторов не включают их в содержание этого понятия, основываясь на грамматическом и историческом толковании положений ст. 15. -------------------------------- <1> См.: Frowein J., Peukert W. Europaeische Menschenrechtskonvention. EMRK-Kommentar. Art. 15. Rn. 16; Maslaton M. Notstandsklauseln im regionalen Menschenrechtsschutz. Lang, 2002. S. 190; Melzer N. Op. cit. P. 122.
Обращаясь к грамматическому толкованию, вначале необходимо отметить, что использованное при переводе п. 2 ст. 15 Конвенции на русский язык понятие "правомерные военные действия" существенно искажает смысл использованных в равноаутентичных текстах Конвенции на английском и французском языках понятий "lawful acts of war" и "d'actes licites de guerre". В результате использования выражения "военные действия" вместо слова "война" происходит расширение использованного в Конвенции понятия, ибо под военные действия однозначно подпадают связанные с применением силы действия, направленные на подавление врага, как в международных, так и в немеждународных вооруженных конфликтах. Вместе с тем именно в связи с использованием слова "война", а не выражения "военные действия" или "вооруженные конфликты" в аутентичных текстах Конвенции в науке получило широкое распространение мнение об ограниченности использованного в п. 2 ст. 15 понятия исключительно международными конфликтами <1>. -------------------------------- <1> Expert Meeting on the Right to Life in Armed Conflicts and Situations of Occupation, organized by the University Centre for International Humanitarian Law. Geneva, 1 - 2 September 2005. P. 13.
Оценивая положения ст. 15 с исторической перспективы, необходимо иметь в виду, что Конвенция была принята вскоре после подписания Женевских конвенций о защите жертв войны 1949 г. Сфера применения четырех Конвенций была определена как "объявленная война или всякий другой вооруженный конфликт, возникающий между двумя или несколькими Высокими Договаривающимися Сторонами, даже в том случае, если одна из них не признает состояния войны" <1>. Вооруженным конфликтам немеждународного характера в Женевских конвенциях 1949 г. посвящена только одна статья - общая ст. 3, в которой понятие "война" не использовалось и которая была задумана как "конвенция в миниатюре", обладающая собственной сферой применения. Эти обстоятельства не позволяют сделать вывод о том, что на момент принятия Конвенции о защите прав человека и основных свобод вооруженные конфликты немеждународного характера охватывались международно-правовым понятием "война". -------------------------------- <1> Статья 2 ЖК I - IV.
Следовательно, если в случае немеждународного вооруженного конфликта государство, ссылаясь на "иные чрезвычайные обстоятельства, угрожающие жизни нации", сделает отступление от соблюдения ряда обязательств по Конвенции о защите прав человека и основных свобод, это действие не будет иметь правовых последствий, а значит, правомерность лишения жизни необходимо будет оценивать в рамках п. 2 ст. 2 Конвенции. Соответственно, картина не изменится, если государство не воспользуется возможностью сделать отступление, - в этом случае также будет применим общий тест, заложенный в ст. 2. Таким образом, этот общий тест будет применяться в случае немеждународного вооруженного конфликта, вне зависимости от попытки государства сделать отступление от соблюдения права на жизнь. В соответствии с текстом Конвенции о защите прав человека и основных свобод в ситуации вооруженного конфликта международного характера возможны два сценария. Если государство сделает отступление от соблюдения права на жизнь, то это отступление не должно будет выходить за рамки допущения гибели людей в результате правомерных военных действий - отступления иного характера недопустимы. В этой ситуации ко всем случаям гибели людей, которые не будут подпадать под понятие "правомерные военные действия", будет применим общий тест, установленный в п. 2 ст. 2 этого международного договора. Если же государство не делает подобного отступления (следует отметить, что в международных вооруженных конфликтах, как-то: конфликт между Россией и Грузией, военные операции в Афганистане и Ираке, вторжение Турции на Кипр, соответствующие государства не обращались к процедуре отступления от права на жизнь), то проверка правомерности лишения жизни должна будет осуществляться только на основе п. 2 ст. 2 указанной Конвенции.
2. Толкование запрета произвольного или умышленного лишения жизни в вооруженных конфликтах
i) Системное толкование международных договоров по правам человека
Вопрос заключается в том, может ли граница между правомерным и неправомерным лишением жизни в результате применения силы быть одинаковой в мирное время и в ситуации вооруженного конфликта. Этот вопрос относится как к запрету произвольного лишения жизни, предусмотренному в Международном пакте о гражданских и политических правах, Американской конвенции о правах человека и Африканской хартии прав человека и народов, так и к запрету умышленного лишения жизни, закрепленному в Конвенции о защите прав человека и основных свобод, поскольку если в ситуации международного вооруженного конфликта государство не воспользуется правом сделать отступление в отношении правомерных актов войны, то оценка правомерности применения силы будет осуществляться на основании общего правила, установленного в п. 2 ст. 2 этого международного договора. Если предположить, что должен применяться одинаковый стандарт, а это хорошо разработанный в практике международных судебных и квазисудебных органов тест, базирующийся на применении критериев абсолютной необходимости и пропорциональности, то в ситуации вооруженного конфликта большинство случаев убийства лицами, сражающимися на одной стороне, лиц, сражающихся на другой, должно квалифицироваться как произвольное лишение жизни, так как эта мера в большей части случаев не будет ни абсолютно необходимой, ни пропорциональной. Последовательное применение выработанного для ситуаций мирного времени подхода к оценке правомерности лишения жизни в ситуации вооруженных конфликтов фактически привело бы к тому, что комбатанты смогли бы правомерно применять силу только в предельно ограниченном числе ситуаций, более того, это поставило бы под вопрос саму возможность правомерно использовать силу для проведения наступательных операций. Тем самым международное право прав человека ограничило бы не только предусмотренное международным гуманитарным правом, применимым к вооруженным конфликтам международного характера, право комбатантов принимать непосредственное участие в военных действиях, но и закрепленное в Уставе ООН право государств на индивидуальную и коллективную самооборону, которое подразумевает возможность применить силу в ответ на вооруженное нападение. Принятие международных договоров по правам человека, однако, ни в коей мере не было направлено на то, чтобы изменить правила, закрепленные в отношении применения силы между государствами в Уставе ООН <1>. Вывести непротиворечивое соотношение между указанием международных договоров на то, что отступление от запрета произвольного лишения жизни не допускается в ситуации вооруженного конфликта, с одной стороны, и самой возможностью вести военные действия, учитывая то, что они не нарушают нормы jus ad bellum, - с другой, возможно только в том случае, если толковать понятие "произвольность" лишения жизни, учитывая специфику вооруженных конфликтов. Иное прочтение норм международных договоров по правам человека противоречило бы принципу ad impossibilia lex non cogit. -------------------------------- <1> См.: HRCmt, General Comment No. 06, The Right to Life (Article 6), 30 April 1982. Para. 2 // http://www.unhchr.ch/tbs/doc.nsf/(Symbol)/84ab9690ccd81fc7c12563ed0046fae3?Opendocument; п. 1 ст. 20 МПГПП, п. "d" ст. 1 Устава Совета Европы, ст. 2 и 3 Устава ОАГ, п. 1 ст. 23 АХПЧН.
Итак, в вооруженных конфликтах планка произвольности должна снижаться, однако до какого предела? Возможны два варианта ответа на этот вопрос. Первый заключается в том, чтобы использовать для толкования понятия произвольности нормы международного гуманитарного права. Эти нормы, в свою очередь, содержат как запрещающие и обязывающие, так и управомочивающие правила. Общие и специальные запреты использования определенных средств и методов ведения войны, а также обязанность гуманного обращения с гражданским населением и лицами hors de combat образуют "минимальные стандарты" и "элементарные требования гуманности" <1>, действующие в вооруженных конфликтах. Управомочивающей нормой международного гуманитарного права является прямо закрепленное в п. 2 ст. 43 Первого дополнительного протокола право комбатантов "принимать непосредственное участие в военных действиях". Эта норма применима только в вооруженных конфликтах международного характера: ни договорные, ни обычно-правовые источники международного гуманитарного права, действующие в немеждународных конфликтах, подобного правила не содержат. -------------------------------- <1> Nicaragua case. Para. 220.
Несмотря на то что соответствующие международные договоры по правам человека прямо не указывают на возможность применения норм международного гуманитарного права в силу общего правила толкования, установленного Венской конвенцией о праве международных договоров, "договор должен толковаться добросовестно в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора", и наряду с контекстом учитываются "любые соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками" <1>. Следовательно, толкование произвольности лишения жизни в случае осуществления военных действий могло осуществляться на основе норм международного гуманитарного права. Такое толкование, по сути, означало бы, что общая система норм международного права, применимых к защите права на жизнь в вооруженных конфликтах, осталась неизменной после появления международных договоров по правам человека. -------------------------------- <1> Пункты 1, 3 (c) ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров.
Второй вариант толкования состоит в том, чтобы за счет распространения норм по правам человека на вооруженные конфликты усилить защиту, представлявшуюся ранее исключительно международным гуманитарным правом, путем ужесточения требований к правомерности применения силы. Для того чтобы выяснить, каким путем пошли соответствующие международные судебные и квазисудебные органы, необходимо проанализировать их практику в отношении оценки правомерности лишения жизни в ходе вооруженных конфликтов.
ii) Практика международных судебных и квазисудебных органов по защите прав человека
а) Запреты международного гуманитарного права как минимальная планка защиты права на жизнь в вооруженных конфликтах
Практика всех международных судебных и квазисудебных органов по защите прав человека, к компетенции которых относится рассмотрение дел, связанных с защитой права на жизнь, едина по меньшей мере в одном: запрещающие нормы международного гуманитарного права они рассматривают в качестве минимальных гарантий защиты прав человека. Разница заключается лишь в форме: Комитет по правам человека ООН, Межамериканские комиссия и суд по правам человека, Африканская комиссия по правам человека и народов признают это эксплицитно <1>, а Европейский суд по правам человека - имплицитно <2>. -------------------------------- <1> Arturo Ribon Avilan v. Colombia. Para. 140; HRCmt: John Khemraadi Baboeram and Others v. Suriname (Communications No. 146, 148 - 154/1983), Views, UN Doc. Supp. No. 40 (A/40/40), 187, 4 April 1985 // International Law Reports. 1994. Vol. 94. P. 377; Guillermo Ignacio Dermit Barbato et al. v. Uruguay, Communication No. 84/1981, Views, UN Doc. CCPR/C/OP/2 at 112 (1990), 21 October 1982; Eduardo Bleier v. Uruguay, Communication No. R.7/30, Views, 29 March 1982; UN Doc. Supp. No. 40 (A/37/40) at 130 (1982); Mojica v. Dominican Republic, Communication No. 449/1991, Views, UN Doc. CCPR/C/51/D/449/1991 (1994), 15 July 1999; Celis Laureano v. Peru, Communication 540/1993, Views, CCPR/C/56/D/540/1993, 25 March 1996; Bautista de Arellana v. Colombia, Communication No. 563/1993, Views, UN Doc. CCPR/C/55/D/563/1993 (1995), 27 October 1995; Arhuaco v. Colombia, Communication No. 612/1995, Views, CCPR/C/60/D/612/1995, 29 July 1997; Myrna Mack Chang v. Guatemala; IACHR, Neira-Alegria et al. v. Peru, Judgment (Merits), 19 January 1995 // http://www.corteidh.or.cr/docs/casos/articulos/seriec_20_ing.pdf; "Mapiripan Massacre" v. Colombia. Para. 115; AfrCommHR, D.R. Congo v. Burundi, Rwanda and Uganda, Report, 20 May 2003. Communication 227/99. Paras. 61, 78 // http://www.ach-pr.org/english/Decison_Communication/Burundi/Comm.227-99.pdf. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|