Командир штурмового корпуса 14 глава

Никогда не забуду, как сгрудились мы вокруг наших хлопцев, которые беспомощно лежали на земле. Раненые молчали. Но каждый из тех, кто был здоров, чувствовал на себе их взгляды. Взгляды, в которых застыл укор...

Только человек, пользующийся абсолютным доверием среди партизан и в то же время непоколебимо уверенный в правильности своего решения, чистый перед совестью и людьми, — только такой человек мог отдать этот приказ.

Алексей Федорович Федоров был именно таким человеком.

Еще раз обращаясь к партизанам, сгрудившимся вокруг носилок, он негромко повторил:

— Да, раненые остаются. Но ненадолго, мы скоро встретимся, товарищи, не падайте духом.

Лицо командира бледно. А глаза, запрятанные под строго сведенными бровями, в сумерках догоравшего дня невозможно разглядеть...

Почти не таясь, с боями, совершая по пути налеты на фашистские гарнизоны и диверсии на железных дорогах, пересекли мы железную дорогу Гомель — Брянск, вдоль которой чуть ли не через каждые 100 метров стояли немецкие посты, форсировали реки Ипуть и Беседь и укрылись в чащобах Клетнянского леса...

Расчет командира полностью оправдался: гитлеровские карательные отряды ринулись следом за нами. Как птица уводит лису от гнезда, командир соединения увел карателей прочь от места, где расположились раненые, и враги так и не обнаружили их. Прошло небольшое время, и почти все раненые вернулись в соединение. Те, кто выздоровел, снова встали в партизанский строй. Остальные улетели на Большую землю — в советский тыл. [506]

В то время, когда мы дрались в тылу врага, по ту сторону фронта, не было учебников тактики и стратегии партизан. Этот раздел военной науки в боях создавала партия, ее люди, оставленные для борьбы в тылу врага. И они, эти люди, многие из которых до нападения Германии на Советский Союз были сугубо штатскими, превзошли в умении воевать хваленых фашистских генералов, так и не сумевших выполнить приказ Гитлера — ликвидировать партизан или хотя бы ослабить партизанское движение...

Алексей Федорович Федоров был одним из тех, кто создавал стратегию и тактику партизан.

Выучке, жестокости и мощному вооружению врага Федоров — партизанский генерал — противопоставил множество хитростей и уловок. А с лживой гитлеровской пропагандой Федоров — секретарь обкома — сражался пламенным, правдивым словом большевистского агитатора, умением повести за собой людей, подсказать, что надо делать в лихую годину. Ни единого случая поговорить с народом, помочь, объяснить, посоветовать не упускал Алексей Федорович. С открытым сердцем, с великой убежденностью в правоте дела партии шел он к людям. И люди понимали его, верили ему. И там, где проходило наше соединение, вырастали новые партизанские отряды, новые подпольные ячейки и группы, и ярче разгорался огонь всенародной войны во вражеском тылу.

Быть может, в этом и заключена наиболее важная часть деятельности Алексея Федоровича Федорова — партийного вожака.

И мы, бывшие партизаны Чернигово-Волынского партизанского соединения, больше всего любим и уважаем нашего командира именно за его глубокую партийность, за то, что он всегда и при всех обстоятельствах являл собой великолепный пример солдата партии, коммуниста.

М. Ребров

202 боевых задания

ФЕДОРОВ ЕВГЕНИЙ ПЕТРОВИЧ

Евгений Петрович Федоров родился в 1911 году на станции Стрельна Ленинградской области в семье батрака. По национальности русский. Член КПСС с 1932 года. В Советской Армии с 1930 года. В 1933 году окончил военную школу летчиков и летнабов.

Во время советско-финляндского конфликта Е. П. Федоров успешно произвел 24 боевых вылета, за что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 апреля 1940 года удостоен звания Героя Советского Союза. В период Великой Отечественной войны он командовал подразделениями и частями бомбардировочной авиации. 178 раз вылетал на бомбежку крупных вражеских объектов.

29 июня 1945 года Е. П. Федоров удостоен второй медали «Золотая Звезда». Он награжден также многими орденами и медалями.

В 1948 году, окончив Краснознаменную Военно-воздушную академию, продолжал службу в ВВС. С 1958 года генерал-майор авиации Е. П. Федоров находится в запасе и работает в Ленинградском аэропорту.

Новогодняя ночь 1942 года выдалась ясная и холодная. Приглушенно работают моторы. Бомбардировщик идет на малой высоте. На земле, внизу, чернеют пятна лесных массивов. Изредка, когда попадаются высокие холмы, на вершинах под луной серебрятся верхушки сосен. На изгибах реки Свислочь кое-где поблескивает лед. И снова леса с огромными пролысинами снежных полей. Позади осталась линия фронта, обозначенная гигантской цепью траншей и воронок. Далеко в стороне стелются зловещие космы пожарищ. Справа по курсу начинается туманная дымка.

Командир корабля Евгений Петрович Федоров крепко сжимает штурвал бомбардировщика. Самолет идет все глубже, все дальше в тыл врага.

По темно-синему холодному небу проходят легкие белые облака. Вот и район Мигдаловичи! Никто не отрывает глаз от земли: там впереди, в лесу, должна быть небольшая площадка...

За несколько дней до Нового года, 25 декабря, экипаж бомбардировщика ИЛ-4 в составе командира Е. П. Федорова, штурмана Ф. С. Пономарева и воздушного стрелка-радиста старшины И. Д. Иващенко вызвали в штаб соединения для получения информации и особого задания. Суть его заключалась в следующем.

В течение последних дней в захваченном фашистами Минске произошли тревожные события. Вражеская контрразведка и карательные отряды эсэсовцев раскрыли и выловили ряд наших подпольных групп. Причины провала не были известны. Попытки установить связь с оставшимися подпольными группами кончались неудачей. Два раза сбрасывали [509] парашютистов с транспортного самолета, и оба раза безуспешно.

Обстановка усложнялась. Дорог был каждый час. Командование нуждалось в скорейшем установлении связи. Предстояло доставить в район Минска новую группу.

Обговорив детали задания со штурманом, Федоров предложил следующий план. Чтобы не привлечь внимание врага, выброску парашютистов произвести не с транспортного самолета, а с бомбардировщика. Появление его не будет для фашистов неожиданностью: в этом районе в течение вот уже двух месяцев — ноября и декабря 1941 года — действовали наши «илы». В кабину радиста предполагалось взять четырех человек (больше, к сожалению, не помещалось) и сбрасывать их с парашютами с небольшой высоты. Правда, это было связано с известным риском, но экипаж гарантировал успех,

Грузы решили бросать в мягкой упаковке, без парашютов, так, чтобы они упали недалеко один от другого. Евгений Федоров взял с собой шесть бомб небольшого калибра. Расчет был прост. Предполагалось, что после каждого захода будут бомбардировать находящиеся недалеко железнодорожные станции или перегоны. Это отвлечет внимание фашистов от десантников.

В ночь под Новый год экипаж и вылетел на это задание. Новогодняя ночь была выбрана не случайно: фашисты встречали 1942 год, и луна всходила в 22 часа 30 минут и заходила утром...

5 часов 58 минут продолжался этот рискованный полет, Восемь заходов сделал Федоров на своем «иле», выбрасывая в глубоком тылу врага десантников и груз, а когда утром он докладывал о выполнении задания, ему сообщили, что сброшенная им группа собралась и действует успешно, радиосвязь с Москвой установлена.

Сколько боевых заданий выполнил со своим экипажем Евгений Федоров за время войны! Сколько раз он попадал в сложные переделки, но ни разу не дрогнула рука летчика, не бросила штурвал самолета. Бывали случаи, когда казалось, что уже ничто не может спасти от близкой и неизбежной гибели. В эти тяжелые минуты не страх пробуждался в душе летчика, а сожаление и обида. Горько становилось при мысли, что он, сын простого рабочего, обученный летному делу и воспитанный партией Ленина, должен погибнуть вместе со своими товарищами и самолетом, когда есть еще столько дел, сил, энергии и знаний, чтобы бороться и побеждать. [510] В авиацию Федоров пришел по зову X съезда комсомола, по велению сердца из депо Ленинград-Финляндский, где он работал слесарем-арматурщиком. Окончил школу летчиков.

С первых дней Великой Отечественной войны Евгений Петрович находился в действующей армии. Его экипаж одним из первых начал полеты на ночную «охоту». Вылетая в районы крупных вражеских железнодорожных узлов, летчики бомбили эшелоны на перегонах, создавая тем самым пробки, блокировали аэродромы ночной авиации противника, с которых совершались налеты на Москву. Обычно машина, ведомая Федоровым, скрытно следовала за фашистским самолетом до вражеского аэродрома. Как только ему освещали для посадки аэродром, экипаж Федорова производил точное бомбометание. Те, кто воевал вместе с Федоровым, знают, что даже в самых тяжелых боях никогда не колебалась в этом человеке вера в победу. Бомбардировщики его бесстрашной эскадрильи наносили сокрушительные удары по далеким административным центрам и военно-промышленным объектам противника. Отыскивая бреши в системе вражеской обороны, а порой прорываясь сквозь ее заслоны, бомбардировщики выходили ночными тропами в район Данцига, Инстербурга, Варшавы и других дальних целей.

8 августе 1941 года в связи с систематическими налетами фашистской авиации на Москву и Ленинград Верховное Главнокомандование приняло решение нанести ответные удары по Берлину. Для первых вылетов была выделена группа 1-го бомбардировочного авиационного полка ВВС Краснознаменного Балтийского флота, которую возглавил командир полка полковник Е. Н. Преображенский. В ночь на 8 августа эта группа совершила первый налет на фашистскую столицу.

Но не только морские летчики наносили удары по объектам Берлина. Ответственное и чрезвычайно сложное задание выполняла и 2-я гвардейская авиационная дивизия особого назначения АДД, которой командовал генерал В. Г. Грачев, и, в частности, эскадрилья Героя Советского Союза капитана Е. П. Федорова.

9 сентября 1942 года в составе нескольких экипажей Федорову впервые предстояло вылететь на Берлин. Задание обрадовало: в боевой жизни Евгения Петровича это была новая ступень, экзамен на летную зрелость. Бомбежка столицы гитлеровской Германии, когда враг кичился своими успехами, была еще одним подтверждением силы, мощи и непобедимости нашей Родины. [511] Летчики знали, что их цель — весь Берлин, с заводами, складами, главными штабами врага. Но, обдумывая поставленную задачу, каждый хранил в глубине сердца заветную мечту: найти на огромной площади свою цель. Каждый хотел, чтобы его бомбы попали непременно в рейхстаг — штаб-квартиру гитлеровского рейха.

...Осенний день клонился к вечеру, когда экипажи занимали свои места в кабинах. Все готово. Снаружи доносится хлопок сигнального выстрела. В потемневшем небе повисает зеленая ракета. Нарастает звенящий рев моторов, и тяжело нагруженные машины через определенные промежутки времени поднимаются в воздух.

Самолеты легли на курс и вскоре уже летели над территорией, занятой врагом. Где-то в стороне прошли наши истребители. Но вот они отстали, и бомбардировщики продолжали свой грозный полет, не видя друг друга, все дальше и дальше углубляясь во вражеский тыл.

Стрелка высотомера показывает одно из конечных делений, но это чувствуется и так. Пальцы Федорова, крепко держащие штурвал, стынут, в сердце легкое покалывание. Несмотря на то что летчики в кислородных масках, каждое движение на этой высоте дается с трудом. Радует лишь мысль о том, что с каждой минутой бомбардировщик приближается к самому центру фашистского логова.

В полете экипаж Федорова попал в очень тяжелое положение.

Позже Евгений Петрович рассказывал об этом полете: «В районе Данцига самолет был атакован истребителем, оборудованным радиолокационным прицелом, впервые появившимся тогда у немцев. Атака была внезапной, в темной ночи между двумя слоями облаков. Применив противоистребительный маневр по высоте и курсу, я ушел в облака. Но разрывы снарядов, выпущенных из пушек истребителей, снова заставили маневрировать. Стрелок не мог стрелять, ибо он не видел врага, и это самое неприятное, когда по тебе стреляют, а ты не знаешь, откуда и когда будет очередной залп. Этот неравный бой длился 30 минут. Мой самолет получил 10 пробоин, но был еще способен продолжать полет, и я, убедившись, что истребитель меня потерял или у него кончились боеприпасы, продолжал полет на цель. Задание было выполнено».

Советские летчики не знали на войне слова «невозможно». Так было и в этот раз. Несмотря ни на что, Федоров продолжал вести самолет по курсу. С нетерпением поглядывал он на часы. [512]

Бесконечно долгим казался этот ночной полет. Но вот Пономарев сообщил, что они подходят к цели. В районе Берлина фашисты открыли по бомбардировщикам зенитный огонь, но никакого вреда не причинили. Фугасные бомбы полетели вниз, где обозначились огненными шапками разрывов. В небе заметались лучи прожекторов, потянулись пунктиры трасс зенитных пулеметов, но экипажи уже уходили в сторону. Любоваться иллюминацией не было ни времени, ни желания...

Никакие вражеские силы, никакая опасность не смогли помешать экипажу Федорова выполнить ответственное задание и возвратиться на свой аэродром. Усталое лицо, потемневшее от солнца и ветров, озарялось победной улыбкой, и летчик спокойно и коротко докладывал:

— Задание выполнено!

Гитлеровцы не ожидали в то время столь дерзких налетов на центральные города Германии. Лживая пропаганда Геббельса усиленно распространяла версию о разгроме и уничтожении советской авиации в первые дни войны. И вдруг такое.

Фашисты были озадачены. Не один и не два советских самолета прорвались в центр Германии. Десятки советских бомбардировщиков, преодолев заслоны вражеской противовоздушной обороны, наносили дерзкие удары с воздуха по городам Германии. Никто не решался доложить Гитлеру всю правду факта. Геббельс предпочел приписать налеты англичанам. Одно из официальных сообщений звучало так:

«Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито шесть английских самолетов...»

Такое сообщение заинтриговало самих англичан. В своей радиопередаче они ответили, что это сообщение интересно и загадочно, так как английская авиация в указанные дни налетов на Берлин не производила.

Кстати о сбитых самолетах. Во время налетов на Берлин был потерян всего один бомбардировщик.

Вместе со своими боевыми товарищами: штурманами-гвардейцами подполковником Пономаревым и подполковником Червяковым, стрелками-радистами Иващенко, Пикалевым и Пруном — Федоров бомбардировал железнодорожные узлы, места скопления войск и техники противника в районах Смоленска, Орла, Курска, Витебска, Минска, Ростова-на-Дону, Керчи, Севастополя. Евгений Петрович участвовал в прорыве, а затем и снятии блокады с родного Ленинграда.

В 1944 году он 11 раз вылетал лидирующим большой группы бомбардировщиков с заданием отыскать цель и осветить [513] ее светящими бомбами. Один из таких налетов был совершен на порт Галац. Самолеты стартовали ночью. Погода усложняла выполнение задания.

Изучив район во время предыдущих полетов, Федоров уверенно вел группу. У линии фронта облачность снизилась до 200 — 300 метров. Видимость еще уменьшилась. В этих условиях роль ведущего особенно велика.

В такую погоду хорошо пересекать линию фронта, уходить от вражеских истребителей, незаметно проскальзывать в глубокий тыл и наносить там неожиданные удары, но искать цель ночью, да еще закрытую плотным слоем облачности, в условиях сильного бокового ветра — очень и очень трудно.

В первом заходе экипажи сбросили бомбы в стороне от цели. Сильный заградительный огонь ПВО противника вставал на пути бомбардировщиков сплошной огненной стеной. А где-то внизу в темноте замер порт, заполненный военными и транспортными судами врага, различными грузами.

Машина Федорова выходит вперед и, несмотря на ураганную стрельбу вражеских зениток, сбрасывает, на этот раз уже над целью, две серии осветительных бомб. Разрывается темнота. На темном фоне воды резко обозначаются причалы, корабли, строения. Один за другим бомбардировщики точно сбрасывают свои боевые грузы.

...Близится победа. Но самолет Федорова опять в воздухе. Он прямым попаданием взрывает авиабомбой склады с боеприпасами противника на станции Аккерман, топит транспорт в южной бухте Севастополя. И снова полеты по дальним маршрутам, ночью, в сложных метеоусловиях, зачастую исключающих возможность всякого полета. Зенитки врага бьют довольно метко. Когда экипаж возвращается на аэродром, техники насчитывают в фюзеляжах и плоскостях самолета до 50 пробоин. А на следующий день — новое задание.

Сколько их было, боевых заданий, в годы войны! Днем, ночью, в снежные бураны, назойливые осенние дожди уходили бомбардировщики 2-й гвардейской авиационной дивизии особого назначения громить врага.

И не было двух одинаковых или хотя бы похожих один на другой вылетов. Не было и легких побед. Над Ростовом бомбардировщик Федорова попал под ураганный огонь зениток. Фюзеляж содрогался, град осколков ударял по плоскостям. Казалось, еще мгновение — и снаряд обязательно угодит в самолет.

«Отвернуть от заданного курса? Сбросить бомбы, не доходя до цели?» Нет, такие мысли не приходили. Командир корабля, [514] штурман, стрелок-радист — все они думали одинаково: «Надо! Приказ есть приказ».

Они привыкли делить поровну суровые тяготы боевых дней и радость общих побед. Из самоотверженности, мужества и стойкости каждого в экипаже складывался успех в небе войны.

Над Керченским проливом самолет Федорова получил тяжелое повреждение. «Раненая» машина стала проседать. Тяжесть бомбовой загрузки усугубляла положение. Но экипаж шел к цели. Никто не думал тогда о грозящей опасности, не думал о том, что трудно, а может быть, и вовсе невозможно будет вернуться на свой аэродром. Всех волновало одно — надо долететь «туда», обязательно долететь и выполнить задание...

...23 марта 1945 года генерал-лейтенант авиации Е. Ф. Логинов подписал представление к награде на заместителя командира 2-й гвардейской авиационной дивизии гвардии подполковника Федорова Евгения Петровича. Лаконичен этот простой документ. Но короткие фразы военной реляции говорят о многом: «Отличный летчик, волевой и культурный командир. В совершенстве владеет ночными полетами и техникой пилотирования в сложных метеоусловиях. С большим желанием выполняет боевую летную работу, своим личным примером воодушевляет летный состав частей дивизии на боевые подвиги. В боевой обстановке проявляет исключительную инициативу, отвагу, мужество и настойчивость. Делу партии и социалистической Родине предан.

Достоин высшей правительственной награды — звания Героя Советского Союза».

Когда представление отправляли в вышестоящий штаб, гвардии подполковник Федоров находился в полете, совершая свой 178-й вылет. Задание было не из простых, но никто не сомневался, что оно будет выполнено.

...Мирное небо Ленинграда. Ни днем, ни ночью не умолкает гул реактивных пассажирских лайнеров. Одни идут на посадку, возвращаясь из дальних рейсов, другие после стремительного разбега скрываются в туманной дымке, нависшей над Невой. Он провожает их пристальным взглядом, чуть сощурив усталые глаза. Поседела голова. Сам он несколько погрузнел. Годы!

Я гляжу на него, склонившегося к микрофону у пульта управления Ленинградского аэропорта, и мне вспоминается совсем иное небо. Вспоминается оно и ему.

М. Голышев

Мастерство и мужество

ФЕСИН ИВАН ИВАНОВИЧ

Иван Иванович Фесин родился в 1904 году на хуторе Муравлев Белокалнтвенского района Ростовской области в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1929 года В Советской Армии с 1926 года.

В 1930 году окончил Владикавказскую пехотную школу, а в 1941 году — Военную академию имени М. В. Фрунзе.

В период Великой Отечественной войны участвовал в боях на Северо-Западном, Западном, Воронежском, Степном, Юго-Западном, 3-м Украинском фронтах. Командовал полком, бригадой, дивизией.

1 марта 1943 года И. И. Фесину присвоено звание Героя Советского Союза. 1 ноября 1943 года за новые боевые подвиги он удостоен второй медали «Золотая Звезда». В ноябре того же года ему присвоено звание генерал-майора. Награжден многими орденами и медалями.

После Великой Отечественной войны генерал И. И. Фесин окончил Академию Генерального штаба, защитил кандидатскую диссертацию, а затем на протяжении нескольких лет продолжал нести службу в рядах Советской Армии, обучая и воспитывая новое поколение офицеров Советских Вооруженных Сил. С 1965 года находится в запасе.

— Полк, смирно! Равнение на средину...

Дрогнув, застыл недвижно строй. По тому, как ладно, в единый такт выполнили команду бойцы, можно было без труда узнать кадровых воинов, прошедших добрую школу строевой выучки.

Перед строем легким, пружинящим шагом прошел майор, встал точно в центре, повернулся лицом к бойцам, громко поздоровался и, когда в недалекой роще замерло эхо раскатистого ответа, подал команду «вольно». Майор был среднего роста, крепкого сложения. Висящий на ремне пистолет, командирская полевая сумка да бинокль говорили о том, что перед майором была задача, далекая от парадов.

— Через несколько дней, товарищи бойцы, мы с вами пойдем в бой, — начал свою речь перед строем майор, — Наш полк только что сформирован, и я должен познакомиться с вами. Вам надо знать, кто вас поведет в бой, кто вами будет командовать от имени нашей Родины, от имени народа. Фамилия моя Фесин, Иван Иванович. Родился на Дону. Есть такой в Ростовской области хутор Муравлев. Вот в этом хуторе в семье бедняка и прошло мое детство. А если правду сказать — не было у меня детства. С девяти лет пошел я к кулаку-куркулю скот пасти. Батька мой в четырнадцатом году погиб на войне от немецкого штыка, мать от нужды да горя умерла в восемнадцатом. Остался я пятнадцатилетним хлопцем, начал батрачить. Ну, какое же это детство?

Бойцы внимательно слушали нового командира, и чувствовалось, что эта речь сейчас очень нужна полку. Она убеждала людей в том, что перед ними — человек, взращенный Советской [517] властью, плоть от плоти народа, его сын и защитник. Такому верить можно!

Конечно, майор Фесин не обо всем рассказал бойцам. Да и невозможно это было сделать. Ну разве расскажешь о многотрудной работе на шахте, где Ивану Фесину довелось быть и коногоном, и забойщиком, и крепильщиком? А как поведать о бессонных ночах, проведенных полуграмотным деревенским батраком и шахтером над книгами, в полковой школе, а затем в пехотном училище? И как трудно далась трехлетняя учеба на заочном факультете академии. Он одолел эти трудности запоздалой по возрасту учебы, жадно впитывая и общеобразовательные и военные науки.

Теперь ему предстояло все свои знания отдать борьбе с сильным и коварным врагом. Было это в тяжелые августовские дни 1941 года в районе Старой Руссы. Сюда, навстречу наступавшим гитлеровцам, и привел майор Фесин из тыла свой полк.

Леса, болота, речушки. Еще на марше полк получил боевое крещение: около 50 «юнкерсов» с нудным завыванием сирен пикировали на рассредоточенные повзводно колонны, и бойцы вынуждены были лежать на обочинах дорог, в заболоченных кюветах, в еще горячих от взрыва воронках. И прямо с марша под вой пикирующих «юнкерсов» полк вступил в бой за деревню Григорово, где до войны было около 200 добротных колхозных домов.

Приказ гласил: уничтожить гитлеровцев, укрепившихся в Григорове, занять этот населенный пункт.

Прежде всего, разведка — глаза и уши полка. Фесин заставил ее действовать активно и непрерывно. В течение нескольких дней, с того момента, как полк вступил в так называемое непосредственное соприкосновение с противником, полковые разведчики не знали покоя: они неустанно вели наблюдение, несколько раз ходили в тыл врага, захватили «языка», опрашивали местных жителей. В итоге командир полка точно знал силы и средства противника, его сильные и слабые стороны.

Полк — сложный боевой организм. В распоряжении командира не только стрелковые батальоны с их так называемыми «активными» штыками, но и подразделения минометчиков, артиллеристов, саперы, свой тыл. И задача командира так использовать огневые и маневренные возможности каждого подразделения, чтобы добиться от них максимального эффекта. Тогда удар будет стремительным, монолитным, сокрушающим. [518]

Организуя наступление, майор Фесин поставил перед каждым подразделением четкую задачу. Он вывел небольшие группы командиров подразделений на передний край и тут, залегая в стрелковых ячейках, вдыхая прелые запахи влажной болотистой земли, под частые очереди автоматов еще раз уточнил задания.

Командир решил атаковать врага, укрепившегося в Григорове, с фронта и с фланга, причем главный удар предполагалось нанести по наиболее уязвимому месту — по флангу.

Майор Фесин находился в узкой траншее на небольшой высоте рядом с телефонистом. Он только что проверил готовность подразделений к бою. Вот минутная стрелка часов медленно подползла к условной черте. Фесин вскинул руку с ракетницей и выстрелил. Рассыпая золотистые искры, взвилась, описывая полукружье, красная ракета, и сразу же дрогнула земля от десятков пушечных и минометных выстрелов. Началась артиллерийская подготовка.

Взводы поднялись на врага дружно. Фесин перешел в батальон, наступавший с фланга, и отсюда стал управлять боем. Бойцы смяли ошеломленного противника и вырвались к крайним домам деревни. Откуда-то слева появились вражеские мотоциклисты-пулеметчики и открыли яростный огонь по нашим бойцам. Майор Фесин передал артиллеристам приказ, и через минуту группу мотоциклистов разметали черные снопы взрывов.

Метр за метром отвоевывали бойцы родную землю. Командир знал, что с каждым часом враг будет наращивать силы, подтягивать резервы. Вот в воздухе завыли пикирующие «юнкерсы». Они шли девятками, группа за группой, пытаясь прижать атакующих к земле. И это им удалось: цепь наступающих залегла.

Чутьем боевого командира Фесин понял, что именно сейчас наступила та критическая минута боя, которая определяет его исход. Отдав нужные приказания, он бегом устремился туда, где под нависшей тучей пыли лежали бойцы. В голове была только одна мысль: любой ценой поднять бойцов, не дать погаснуть, захлебнуться атаке!

— За Родину! Вперед! — сквозь звуки взрывов и выстрелов раздался призывный возглас майора.

Его услышали, подхватили десятки бойцов, увидевших своего вожака. Они вскочили, чтобы сделать еще один бросок вперед. Вот и крайние домики с зияющими пустыми окнами, с полуразрушенными крышами. [519]

Фесин ведет за собой подразделения полка все дальше и дальше, в глубь населенного пункта, уничтожая сопротивляющегося врага.

Промелькнула еще одна улица. Вот большой кирпичный дом — это середина, центр деревни. И, уже обгоняя Фесина, бойцы помчались дальше, мимо брошенных гитлеровцами пушек и минометов, мимо замолчавших огневых точек.

Когда раненого майора Фесина бойцы подняли с земли, Григорово было освобождено, а дружное «ура» раздавалось уже далеко за околицей деревни. Боевой приказ был выполнен.

...На руке рана зажила, а на правой лопатке оказалась более коварной: рука плохо слушалась, и врачи записали свой приговор: ограниченно годен.

После госпиталя командование послало Фесина на учебу в Академию Генштаба. Еще один факультет, ускоренный, фронтовой, еще одной военной академии остался позади. И вновь формирует офицер Фесин воинскую часть, чтобы с нею идти на фронт. Только теперь это был не полк, а мотострелковая бригада.

В затемненной, по-фронтовому притихшей Москве, на Зубовской площади, перегороженной стальной щетиной ежей, построил он вновь созданную часть перед уходом из столицы. В строю стояли и безусые юнцы, и видавшие виды кадровые рабочие с заводов, и бухгалтеры, и артисты. Всех их объединил строй...

Зазеленел, задышал первым летним зноем июнь 1942 года. Но солдатам некогда было любоваться красотами наступившего лета: на фронте шли кровопролитные бои. Ускоренным маршем бригада Фесина по приказу командования пришла под Тулу, к Белеву, и начала бои по уничтожению крупной группировки врага.

Вместе с танкистами одного из соединений мотобригада подполковника Фесина после двухчасовой артиллерийской подготовки обрушилась на вражескую оборону, смяла ее, острым клином глубоко вошла в расположение противника, как снег на голову обрушилась на резервную группировку гитлеровцев и перемолотила ее в трудном, многодневном бою. Оперативные замыслы врага на этом участке были сорваны. За эти бои офицер Фесин был награжден орденом Красной Звезды.

В начале осени бригада, получив пополнение, вела бои в районе Козельска. В разгар боев Фесин получил приказ: выйти с бригадой в тыл, сдать участок фронта другим частям. Смену частей организовали так, что враг не заметил этого маневра. [520]

А бригада Фесина, темной осенней ночью выйдя из боя, пополнилась людьми и техникой, а затем очутилась уже на Воронежском фронте, под Кантемировкой.

Лютые морозы наступили уже в ноябре. Дороги замело; сугробы и снежные заструги избороздили донскую степь. Тяжело, очень тяжело было бригаде двигаться по степи — от железной дороги к новому пункту сосредоточения. Всю длинную зимнюю ночь шли взводы, роты, батальоны, таща за собой поставленные на лыжи станковые пулеметы и минометы. А когда восток начинал бледнеть робкой утренней зарей, колонны останавливались в хуторах и станицах и усталые, замерзшие бойцы валились на пол в хатах, чтобы забыться коротким сном. До 50 километров делала бригада за ночь, стремясь как можно скорее и незаметнее подойти к линии фронта. И она пришла, заняла свое место в строю атакующих. А в середине января 1943 года вновь поднялась в наступление в памятной Россошанской операции.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: