Сделай Сам Свою Работу на 5

Командир штурмового корпуса 9 глава





Н. Стасенко

Огненные строки

СТЕПАНИЩЕВ МИХАИЛ ТИХОНОВИЧ

Михаил Тихонович Степанищев родился в 1917 году в деревне Первое Колесово Задонского района Липецкой области в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1944 года. В 1938 году был принят в летную школу.

В годы Великой Отечественной войны сражался в небе Москвы, Сталинграда, над горами Кавказа, на Украине, в Крыму, Белоруссии, Литве, в Германии. Начав войну рядовым бойцом, закончил ее в звании гвардии майора. Всего за период войны совершил 234 боевых вылета, из них более 150 раз ведущим.

26 октября 1944 года М. Т. Степанищеву присвоено звание Героя Советского Союза. 29 июня 1945 года он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

В сентябре 1946 года смерть оборвала жизнь прославленного летчика.

Было это перед октябрьским праздником в сорок четвертом году. Полк артиллеристов получил пополнение в тылу и собирался снова на фронт. Бойцы сидели в полуразрушенном помещении, кое-как приспособленном под клуб, слушали политинформацию. Здесь же на столе лежала стопка листовок, принесенных из политотдела дивизии.



— Разрешите взглянуть, товарищ капитан, авось землячок найдется, — обратился к парторгу старшина, усатый кубанец.

Не успели разойтись листовки по рядам, как послышался радостный голос:

— Ребята! Да это же наш летчик!..

На листовке был помещен портрет летчика Михаила Степанищева, над портретом «Золотая Звезда» Героя Советского Союза, лавровая ветвь в уголочке, остальное — краткий рассказ о подвигах воина в боях с фашистами.

Артиллеристы считали Михаила Степанищева своим летчиком с весны сорок третьего года, когда воевали в кубанских плавнях. Там шли изнурительные позиционные бои. В то время все наши попытки прорвать так называемую «Голубую линию» терпели неудачу, и фашисты трубили, будто она неприступна.

Весенний паводок поднял кубанские воды, выплеснул их далеко из берегов, превратив бескрайние камышовые заросли в непроходимые болота. Около болот враги поставили ряды колючей проволоки и устроили минные поля. Самый крошечный островок — крепость, в лоб не возьмешь. И обойти невозможно. Одна надежда на авиацию.



Летчики старались на совесть. В небе то и дело вспыхивали ожесточенные воздушные бои. Над головами стремительно проносились косяки штурмовиков, и тогда торжествующая пехота и артиллеристы били по вражеским позициям во всю мочь, [431] стремились выкурить гитлеровцев из укрытий и подставить их под бомбы, пушки и пулеметы «илов».

Солнечным весенним утром группа штурмовиков завертела очередную карусель над ближними гитлеровскими укреплениями. Гремели взрывы, воздух вспарывали пушечные и пулеметные очереди.

Артиллеристы получили приказ прекратить огонь, чтобы не поразить ненароком свои самолеты, деловито сновавшие у самой земли. Бойцы из укрытий наблюдали за небом. На их глазах четверка «мессершмиттов» подкралась к «ильюшиным». Казалось, не миновать беды. Но штурмовики сократили дистанции, круг стал плотным, непроницаемым. Воздушные стрелки вели огонь. Когда же один из «мессеров», несмотря на завесу огня, приблизился к «илам», малиновая трасса молниеносно впилась ему в брюхо, и он дымной кометой перечеркнул небо наискосок.

Почти в это же время один из «илов» выпал из вертящегося кольца и, быстро теряя высоту, потянул в тыл. За ним погнался «мессершмитт», но, натолкнувшись на стену заградительного огня наземных подразделений, нырнул в плавни и даже не взорвался. А наш летчик приземлил свой самолет на тоненькой жилке шоссейной дороги, чудом уцелевшей на небольшом участке. Машина, клюнув слегка, замерла у самого края глубокой воронки.

— Старший лейтенант Степанищев, — представился командир экипажа подошедшему артиллерийскому офицеру, чья батарея стояла неподалеку от дороги. — Прошу проводить меня в штаб. Телефон у вас поблизости найдется? В свой полк позвонить.



Вечером этого же дня экипаж уехал к своим. Подраненный «ил» уволокли тягачом.

Всего день гостили Степанищев и его воздушный стрелок у артиллеристов. Они отлеживались в ржавой жиже во время минометного обстрела. Стояли на хлипких кочках в одной цепи с солдатами, женщинами и подростками из ближайшей станицы, добровольно вызвавшимися помочь артиллеристам доставить снаряды к батарее. Снаряды бережно передавали из рук в руки (иного способа доставки в плавнях не существовало). Вместе с пушкарями летчики дружно налегали под обстрелом на колеса орудий, когда понадобилось срочно сменить огневую позицию.

— Нельзя сказать, братишки, что вам здесь весело и уютно. Сверху плавни поприветливей, — сказал Степанищев на прощание. — Считайте [432] нас своими должниками. Разрешите напоследок хоть разок пальнуть из пушки по фашистам, душу отвести. Через несколько дней, когда в небе над плавнями пронесся «горбунок», приветливо покачивая крыльями, на земле заулыбались:

— Гляди-ка! Наш опять полетел...

Завершились бои на Кубани, исчез с горизонта артиллеристов и Михаил Степанищев. А теперь вот объявился снова. Листовка сообщала, что штурман гвардейского штурмового авиационного полка капитан Степанищев Михаил Тихонович проявил доблесть и геройство в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. 127 раз вылетал он на своем штурмовике громить железнодорожные эшелоны с боевой техникой и боеприпасами, танковые и автомобильные колонны, артиллерийские и минометные огневые позиции, различные склады и скопления живой силы.

Артиллеристы сердечно поздравили своего друга с высокой наградой, пожелали ему заслужить вторую «Золотую Звезду», не подозревая, что пожелание окажется пророческим. Но об этом они узнали уже после войны.

Завидна боевая судьба Михаила Степанищева. Он воевал в небе Москвы и Сталинграда, над Кавказом и Кубанью, Украиной и Крымом, Белоруссией, Прибалтикой и над Берлином.

Сельский паренек из Задонья Липецкой области, Михаил Степанищев пришел в военную авиационную школу двадцати одного года от роду. Он принес с собой запахи степного ковыля и страстную влюбленность в бездонное небо. Товарищи ценили его за скромность, честность, неуемную жажду познания, природную склонность к анализу.

Как-то после выполнения очередного боевого задания Михаил выскочил из кабины самолета сердитый. Крикнул технику, ругавшему фашистов за пробоины в теле машины:

— Будет тебе считать дырки! Залепляй их, да поживее! Жадно отхлебнув воды из фляжки, спросил спокойнее:

— Как ты думаешь, если пару полусоток подвесить под консоли, машина потянет? Техник удивился:

— С чего бы это вас, товарищ командир, на рационализацию потянуло? Нужен точный инженерный расчет. Тут не только вес, а и увеличение лобового сопротивления надо учитывать. Особенно на взлете.

— Ну и рассчитывай, бесова душа. Сколько воюем — давно пора инженером стать. Понимаешь, бронепоезд ускользнул. [433] Из-под самого носа. На обратном курсе заметил его. Лечу гол как сокол, ни одной бомбочки, ни единого снаряда. А он, гад, выползает, точно змея из-под колоды.

— Подумать надо, — сказал техник, — может, и потянет.

Идея увеличения бомбовой нагрузки на штурмовике овладела и летчиками и авиационными специалистами полка. А тут еще командир майор Семенов Василий Стефанович подзадорил:

— Кое-где уже поднимают на целую треть больше. Да еще эрэсы приспособили.

На целую треть! Это значит, на подмогу наземным войскам можно будет послать, скажем, одновременно не три, а по существу четыре эскадрильи при одном и том же количестве самолетов. К тому же ИЛ-2, который за его мощную броневую защиту фронтовики прозвали летающим танком, станет еще и крылатой «катюшей».

Долго колдовали Степанищев и его товарищи у машин. Прикидывали так и эдак. Радовались: вроде что-то получается.

Степанищев одним из первых поднялся в воздух с шестьюстами килограммами бомб вместо расчетных четырехсот. Под плоскостями штурмовика грозно щетинились восемь реактивных снарядов. Все это нисколько не отразилось на боекомплекте пушечных снарядов и патронов.

Правда, прибавилось работы подразделениям аэродромного обслуживания — потребовалась более плотная взлетная полоса. Зато утяжеленная эскадрилья в первый же вылет с двух заходов разбомбила полевые инженерные сооружения врага, которые не поддавались прежним кассетным фугаскам меньшего калибра.

Увеличение калибра бомб и веса полезной нагрузки, использование реактивных снарядов для поражения наземных целей с воздуха расширяли боевые возможности штурмовиков. Они стали летать глубже в тыл врага, атаковать объекты, считавшиеся прежде неуязвимыми для этого рода боевых самолетов, наносить все более существенный урон противнику.

Естественно, это вынудило гитлеровское командование принимать ответные меры. Все больше истребительной авиации и зенитной артиллерии отвлекалось на усиление противовоздушной обороны объектов, оказавшихся в активной зоне действия советских штурмовиков.

Каким должен быть противозенитный маневр в глубине обороны противника? Как лучше согласовать действия штурмовиков [434] с действиями истребителей сопровождения над глубинными целями до и после штурмовых ударов? Эти и другие серьезные проблемы встали сразу же, как только были освоены полеты с новой бомбовой нагрузкой. Изменялись материальные средства ведения боя, изменялась и его тактика. В сложном процессе обновления непосредственно и самым активным образом участвовали воздушные бойцы, Степанищев и его товарищи.

Наступила весна сорок четвертого. Проливные дожди затруднили полеты. Самолеты застревали на рулежных дорожках. Приходилось использовать гусеничные тягачи, чтобы отбуксировать их на взлетную полосу. Разбухшая одежда сковывала движения. И тем не менее каждый день два-три боевых вылета.

В деревянных домиках, укрытых в рощице, не снимая меховых курток и унтов, отдыхают уставшие летчики. Но вот в репродукторах раздаются мелодичные позывные Москвы: «Широка страна моя родная...» И все немедленно вскакивают. Раньте от этой мелодии сжималось сердце, а теперь, когда идет великое наступление, она стала предвестницей радости.

— Что взяли, ребята? Опять котел?

Настроение у всех чудесное, боевое. Кажется, так бы и летал, не приземляясь.

Полк участвовал в разгроме гитлеровских дивизий, окруженных на Правобережной Украине. Михаил Степанищев с товарищами часто прорывался в тылы врага, выискивая его резервы, громил танковые и мотопехотные колонны фашистов на внешнем и внутреннем кольце котла, наносил сокрушительные удары по артиллерийским позициям и контратакующим боевым порядкам врага, крушил долговременные огневые сооружения.

Как правило, штурмовики уходили на задание с большим эскортом истребителей. Это облегчало боевую работу. Однако фашисты перенасыщали свою оборону мощными зенитными средствами, создавая невиданные ранее плотности заградительного огня. Приходилось чаще маневрировать по курсу и высоте.

Утром, чуть забрезжил рассвет, Степанищева вызвал командир полка. В блиндаже сидел подполковник из штаба стрелкового соединения.

— Садись, Михаил. Обстановка такая. Противник встречными клиньями пытается пробить кольцо окружения, — без предисловия начал командир полка. — На вершине каждого клина — крепкие танковые кулаки. Их прикрывают истребители. [435] Тебе с двумя группами штурмовиков необходимо прорваться сквозь зенитный заслон, выйти на танки, наступающие с запада в квадрате... и уничтожить. Вылет через двадцать минут.

Командир полка положил руку на плечо Степанищева и продолжал:

— Задание серьезное, Миша, Пробиться лучше на стыке. Не увлекайся. Береги людей. Но помни: очень тяжело там, внизу.

Штурмовики летели уступом вправо. Радиостанция наведения выдала пеленг. С вечера дождь перестал, видимость хорошая. Впереди небольшая возвышенность с жиденькой полуобгоревшей рощицей. Маскировка не ахти какая, но все же.

Штурмовики идут с резким снижением, делают разворрт на 60 градусов, проносятся над своим передним краем и со стороны солнца обходят ближайшие позиции зенитной артиллерии врага, которые в этот момент молчат под огнем наших «катюш». Но вот с земли несутся развернутые огненные конусы — бьют трассирующими счетверенные пулеметные установки и малокалиберные пушечные автоматы. Кажется, фашисты хотят накинуть на машины огненную сеть.

— Всем делать, как я! — командует Степанищев и выполняет «змейку» — испытанный противозенитный маневр. Далее следует доворот на 10 — 15 градусов. Штурмовики то и дело меняют высоту, не позволяя вражеским зенитчикам пристреляться.

Внизу украинские поля, кое-где изрезанные балками, на дне которых еще белеют узенькие полоски снега. А вот и вражеские танки. Они, как скорпионы, прячутся по щелям рельефа, ожидая своего часа. Степанищев отдает ручку от себя. Его самолет послушно переходит в пике. За ним следует вся группа.

— Внимание! Справа «мессершмитты».

— «Мессеров» беру на себя, — входит в радиосвязь командир группы истребителей сопровождения.

Завязывается воздушный бой.

Штурмовики снова пикируют на серо-зеленые коробки. Молниями сверкают эрэсы. В гуще боевых порядков врага бушует огненная буря. «Илы» переходят на бреющий полет и расстреливают из пушек и пулеметов бегущую в панике пехоту...

Уже сделано семь заходов. При развороте на восьмой Михаил не заметил, что на него ястребом устремился «мессершмитт». [436]

— Берегись, командир! — успел крикнуть воздушный стрелок и замолчал.

Степанищев оглянулся и сразу бросил самолет на крыло влево. Вовремя! Пушечные трассы прошли справа совсем рядом. Затем между самолетом Михаила и «мессером» неожиданно возник силуэт. Фашист не успел отвернуть и врезался в крыло «ила», поспешившего на выручку командиру.

Холодный пот выступил на лбу Степанищева. В груди защемило.

— Прощай, друг, — промолвил он. — Спасибо тебе.

Пехотинцы, которым хорошо помогли летчики, горячо благодарили их. «Илы» уничтожили больше двух десятков танков и бронемашин. На поле боя осталось не менее батальона пехоты. Контакта между клиньями не получилось.

В апреле гитлеровцев зажали в Крыму. Они кричали на весь мир, что никакая сила не способна взломать их мощную оборону на Перекопском перешейке.

— «Голубую линию» раздолбали, справимся и с серо-буро-малиновой, — уверенно говорил Михаил, перелетая на юг, куда после разгрома немцев на Правобережье Украины переправлялся весь полк.

Когда установилась погода, летчики забыли про отдых. В один из дней Михаил ушел в полет с особым настроением. Накануне вечером начальник политотдела вручил ему партийный билет. В тот памятный день с утра до ночи в воздух летели глыбы гранита, тучи щебня, осколки бетона, корежился и плавился металл.

Славно воевал за родную землю рядовой боец партии авиационный командир Михаил Степанищев. Он был там, где было жарче всего. Смерть ходила за ним по пятам каждый час, каждую минуту, но боялась его.

Неизвестно, получил ли Михаил то письмо, в котором артиллеристы в октябре сорок четвертого душевно поздравили его с высоким званием Героя. В архивах такого документа нет. Но там есть другое убедительное, хотя и косвенное свидетельство того, что их наказ он выполнил с честью.

Читаем сухие, лаконичные записи документов. Их много. Вот только малая толика, взятая из боевых донесений зимы 1945 года.

«14 января. Командуя группой, Степаншцев произвел сильный бомбардировочно-штурмовой удар по артиллерии и танкам [437] противника в районе Вилляйкемен. С высоты 400 метров, снижаясь до 50 метров, он сделал восемь заходов. В результате было уничтожено до десятка танков и три самоходных орудия и вызвано два сильных пожара».

«16 января. Группа штурмовиков под командованием майора Степанищева нанесла удар по артиллерии, танкам и живой силе противника в районе Бруттен, Скяшупен. Снижаясь до 150 метров, группа семью заходами уничтожила две минометные батареи, несколько автомашин с грузом и боеприпасами и до роты солдат и офицеров противника».

«18 января. Степанищев, сопровождая наши наступавшие части, произвел со своей группой штурмовиков в районе целей 16 боевых заходов и уничтожил много танков и орудий полевой артиллерии, взорвал склад боеприпасов...»

«7 апреля. Степанищев четыре раза водил группу штурмовиков на уничтожение живой силы и артиллерии противника, действовавших на южной окраине Кенигсберга. Несмотря на сильное противодействие вражеской зенитной артиллерии, группа Степанищева смелыми и решительными действиями уничтожила несколько артиллерийских орудий и взорвала три крупных склада с боеприпасами».

С понятной гордостью мы, артиллеристы, прочитали скромную заметку, опубликованную в январе сорок пятого года в газете «Красная звезда». Она сообщала, что Герой Советского Союза майор Степанищев активно участвует в широком авиационном наступлении на врага в Восточной Пруссии. Возглавляемая им группа штурмовиков нанесла удар по скоплению «пантер» и «королевских тигров», чем сорвала готовившуюся гитлеровцами контратаку.

Так артиллеристы получили еще одну весточку о «своем» летчике. А летом сорок пятого года, когда отгремела на Западе война, они узнали, что Михаилу Степанищеву вручена вторая медаль «Золотая Звезда». 234 боевых вылета совершил он на своем штурмовике. Многие десятки тонн металла обрушил на головы захватчиков, сдерживая их натиск, а затем сметая их с родной земли и, наконец, довершая разгром фашистского зверя в его логове. С первого дня он верил в окончательную победу, дрался за нее. И этот долгожданный день Победы наступил в мае 1945 года.

А потом пришел «звездный» день мужественного воздушного бойца. Ярко светит жаркое летнее солнце. Полк штурмовиков застыл на рулежной дорожке. Развевается гвардейское знамя. Объявляется Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении [438] Михаила Тихоновича Степанищева второй медалью «Золотая Звезда».

Под бурные аплодисменты однополчан мужественный летчик, печатая шаг, подходит к командующему. Тот прикрепляет ему на грудь вторую «Золотую Звезду».

— Служу Советскому Союзу! — торжественно раздается над аэродромом.

Минули годы. Пришло к жизни и активной деятельности новое поколение людей. С гордостью читает молодежь огненные строки биографий тех, кто боролся за свободу и независимость Родины, за их счастье, за счастье грядущих поколений.

О. Назаров

Буревестник

СТЕПАНЯН НЕЛЬСОН ГЕОРГИЕВИЧ

Нельсон Георгиевич Степанян родился в 1913 году в городе Шуша Азербайджанской ССР. По национальности армянин. Член КПСС с 1932 года. В Советской Армии с 1941 года.

В годы Великой Отечественной войны, будучи командиром звена, эскадрильи, а затем штурманом авиаполка, уничтожил лично и в группе 53 различных судна противника.

23 октября 1942 года П. Г. Степаняну присвоено звание Героя Советского Союза. В декабре 1944 года, выполняя важное боевое задание, он погиб. 6 марта 1945 года подполковник Н. Г. Степанян посмертно удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами.

23 июня 1941 года Нельсон Степанян писал родным: «Пока в груди моей бьется сердце, мой священный долг — защищать до последней капли крови дорогую Родину, наш прекрасный советский народ, наши цветущие города и села. Мое место — в первых рядах защитников Отчизны».

Нельсон Степанян выполнил свой долг: он всегда был в первых рядах защитников Родины.

Лето 1941 года. Ожесточенные бои в районе Одессы. В составе группы штурмовиков Степанян вылетел на боевое задание. Самолеты на малой высоте подходили к линии фронта, когда Степанян увидел конницу противника, лавиной приближавшуюся к переднему драю обороны наших войск. Мгновенно оценив обстановку, он направил свой самолет навстречу коннице. Вслед за ним полетели товарищи.

Обезумевшие лошади шарахались, падали, сбрасывая всадников. Когда группа штурмовиков развернулась и снова зашла на кавалерию, летчики увидели, что лошади были без седоков: некоторые сброшены, остальные спрыгнули сами. Штурмовики сделали несколько заходов, направляя движение огромного табуна в сторону советских частей. Вскоре наши бойцы ловили и успокаивали взмыленных лошадей. Убедившись, что подарок попал в надежные руки, летчики развернули самолеты в сторону своего аэродрома: горючее было на исходе. Задание выполнено, наступление противника сорвано.

Уже в первых боевых вылетах младший лейтенант Степанян проявлял храбрость и мастерство. Сказывалась подготовка, полученная до войны. Недаром на курсах высшего пилотажа он считался одним из лучших инструкторов. Он много работал, [441] подолгу засиживался по вечерам над учебниками, стараясь лучше изучить самолет.

Нельсон любил свою трудную, полную опасностей и тревог профессию. Хорошее знание техники, особенностей своего самолета, выдержка и хладнокровие не раз помогали ему в сложной обстановке.

За год до начала войны с ним произошел такой случай. На одноместном самолете Степанян на небольшой высоте летел над городом. Внизу мелькали разноцветные крыши домов, зеленели деревья, видны были люди на тротуарах. Солнце ярко освещало улицы, и от этого они казались еще наряднее и веселее.

Внезапно все изменилось. Сначала Степанян не понял, что произошло. Он услышал несколько громких выхлопов, а потом вдруг наступила странная, гнетущая тишина.

«Отказал мотор, — понял Степанян. — Что делать? Посадить самолет некуда, повсюду дома. Прыгать с парашютом?» Да, по инструкции он обязан прыгать. Но это по инструкции... Он спасется, а неуправляемый самолет упадет на залитый солнцем город, на дома, на людей...

Нет, прыгать нельзя!

Секунда, вторая... Крыши домов все ближе. Самолет снижается. Степанян знал: секунда промедления, неверное движение — и гибель неминуема. Нужно было немедленно принимать решение, одно-единственное, самое правильное в данной обстановке. Посадить самолет. Но куда? В городе нет для этого подходящей площадки. Значит, нужно тянуть, лететь как можно дальше, И это не на планере, а на тяжелом самолете, который все больше и больше теряет высоту. Неотвратимо приближалась развязка...

Но недаром Степанян так тщательно изучал летные данные своего самолета. Неуловимыми, осторожными движениями педалей и ручки держит он теряющую высоту машину. Все ближе окраина города. Колеса уже почти касаются крыш. Впереди высокое здание. Рывок ручкой — и послушная машина, как будто натолкнувшись на невидимое препятствие, взмыла вверх, перелетела через здание и пошла к земле. В последнее мгновение Степанян успел выровнять самолет, и он, подпрыгивая, побежал по вспаханному полю...

Случаев, когда судьбу решали секунды, в летной жизни Степаняна было много. Число их неизмеримо увеличилось в годы войны. Его выручали бесстрашие, выдержка и мастерство. [442]

...Несмотря на огромные потери, противник продолжал наступление. Ночи стали светлыми от пожаров, а днем багровое солнце проглядывало сквозь дым тусклым шаром. Горели дома и склады, горела на полях неубранная пшеница, роняя тяжелые зерна. Но с каждым днем росло сопротивление врагу. Степанян стремился увеличить свой боевой счет. Смелыми, неожиданными ударами штурмовики уничтожали танки и автомашины, артиллерию и живую силу противника.

В начале сентября 1941 года Нельсон был ранен. Пришлось полежать в госпитале, затем его направили в Прибалтику.

На аэродроме недалеко от Ленинграда он неожиданно встретил старого друга Михаила Клименко, с которым вместе учился на курсах. Тот быстро шел к штабу и лицом к лицу столкнулся со Степаняном. Изумленно округлив глаза, он хлопнул его по плечу и воскликнул: «Нельсон, ты ли это? Как с того света явился!»

Степанян действительно выглядел еще неважно. Но радостная улыбка сразу сделала его снова похожим на прежнего Нельсона. Близкие знали его любимую шутку. Он часто говорил жене перед полетами:

— Если полеты вдруг прекратились и не слышно звука моторов, ты не волнуйся. Это не значит, что я уже разбился. Уже не могу быть долго без людей, поэтому прекращаю полеты. Прислушайся хорошенько, и ты услышишь мой смех. Ведь от нашего дома до аэродрома всего несколько километров!

Смеялся Степанян заразительно, весь отдаваясь веселой, остроумной шутке. Душевность и доброта удивительно сочетались у него с требовательностью, принципиальностью. Летчики знали это и очень любили своего инструктора.

Клименко восторженно смотрел на Степаняна и видел, что война наложила на этого всегда веселого молодого человека свой отпечаток: обозначились морщины около губ, что-то новое появилось в больших, всегда ласковых глазах, взгляд их стал жестче, сосредоточеннее.

— Нельсон, а ты, друг, здорово изменился, — проговорил он.

— Изменился, Миша, — ответил тот. — Злой стал, ух какой злой! Еле дождался, когда из госпиталя выпишут. Скорее бы в самолет!

Вся воздушная армия знала Нельсона. Летчики восхищались его мастерством, дерзкими ударами по врагу. [443] В каждом вылете Степанян старался применить что-то новое, обнаружить слабые стороны противника и использовать их.

Однажды он повел группу на штурмовку вражеского аэродрома. На малой высоте группа подошла к цели. Налет был настолько неожиданным, что зенитная артиллерия противника не успела открыть огонь. Штурмовики сбросили бомбы и стали уходить от аэродрома. Но тут Степанян увидел, что несколько вражеских самолетов остались неповрежденными. Возвращаться назад и нанести по ним удар было рискованно: ожили молчавшие до того орудия зенитчиков.

И все-таки Степанян решил рискнуть. Отвернув от своей группы, он направил самолет назад. Подходя к аэродрому, выпустил шасси. Зенитная артиллерия прекратила огонь, думая, что советский самолет добровольно садится на их аэродром. Бее ближе стоянки, на которых яркими кострами горят вражеские бомбардировщики. Около них суетятся фашисты, стремясь погасить огонь. Чуть подальше несколько неповрежденных самолетов.

Все ниже опускается советский штурмовик. Но вдруг вместо посадки Степанян дал газ, убрал шасси и сбросил бомбы. Он с радостью увидел, как один за другим вспыхнули три фашистских самолета, уцелевших при первом налете. Теперь домой! Дымные шапки разрывов окружили его самолет. Разъяренные гитлеровцы, дважды обманутые Степаняном, старались во что бы то ни стало сбить смельчака, но было уже поздно — штурмовик ушел невредимым, если не считать нескольких пробоин.

Но пробоины — дело привычное. Техники научились заделывать их так быстро, что к утру самолет был готов к вылету.

После удачного вылета Степанян становился прежним весельчаком, шутил с товарищами, рассказывал смешные истории.

Секретарь партийного бюро Нельсон Степанян был душой коллектива. К нему часто приходили летчики за помощью, за советом, просто поговорить со своим партийным вожаком. Живой и энергичный, он не терпел праздности и лени. И даже в минуты положенного отдыха говорил:

— Сейчас не время отдыхать. Если не летаем, нужно готовить себя к следующему полету.

При каждом удобном случае он старался передать летчикам свой опыт. Занятия, проводимые им, всегда носили творческий [444] характер. Степанян не навязывал своего мнения слушателям. Ему нравилось, когда молодой летчик спорил с ним, доказывал преимущества своего тактического приема. Правда, чаще всего оказывалось, что прав Степанян, но уже само стремление к новому, творческому было полезным. Он воспитывал у подчиненных уверенность в своих силах, бесстрашие и волю к победе и сам был для них примером.

...День стоял прекрасный. По высокому, голубоватому небу плыли легкие облака. Порой они закрывали солнце, но от этого не становилось темнее. Яркие лучи пронизывали сначала край облака, и оно розовело, потом наливалось светом. Проходило несколько секунд, и ослепительной вспышкой опять ударял в глаза солнечный свет.

На высоте ветер был сильным. Облака одно за другим уходили к горизонту, сливаясь там в узкую сероватую полоску. Движение их чем-то раздражало Степаняна. «Попали в струю», — усмехнувшись про себя, подумал он, вспоминая распространенную среди летчиков шутку. Так что же — он тоже мечтает «попасть в струю», отдаться воле случая, жить тихо, безмятежно, без волнений, без борьбы... Нет! И в мирное время он не шел на такое, а сейчас, когда идет война, нельзя мириться ни с какой расхлябанностью. А ведь в полку появились любители послаблений. Не раз он слышал слова, что сейчас не до занятий и уставов. Нужно поговорить с коммунистами, решил Степанян.

Он сумел вызвать людей на разговор. Коммунисты откровенно высказывали свои мысли, оценивали сложившуюся обстановку, вносили предложения по укреплению дисциплины. И Степанян почувствовал, что коммунисты помогут устранить недочеты, укрепить дисциплину.

— Дисциплина и боевая выучка — две составные части успеха, — сказал Степанян на собрании.

Некоторые летчики, добившись первых успехов в боевых вылетах, решили, что им уже нечему учиться. Получалось подчас, что молодые летчики с большим желанием старались изучать боевой опыт, а их воспитатели, которые должны были подавать пример, относились к учебе на земле с прохладцей. Мол, умение само придет в бою.

Нельсон решительно выступил против таких настроений. На занятиях, во время подготовки к полетам он внушал подчиненным, что тот, кто ничего нового не узнал сегодня, начнет отставать уже завтра, личным примером показывал, как нужно подходить к решению каждой задачи, изыскивать новые,

более совершенные тактические приемы, изучать технику свою и противника, чтобы полнее использовать возможности и самолета, и наземных средств обеспечения полетов.

Одинаково требовательно относился командир как к рядовым летчикам, так и к их воспитателям. Никому не делал скидок. Наоборот, он требовал, чтобы командиры звеньев готовились более детально — ведь это их обязанность помогать подчиненным.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.