Командир штурмового корпуса 2 глава

Наконец из Москвы пришла долгожданная телеграмма. Савицкого переводили в часть, которой было поручено охранять воздушные подступы к сердцу Родины, ее промышленные объекты, жизнь и безопасность москвичей. То, чего так долго ждал Евгений Яковлевич и о чем он неустанно мечтал, сбылось.

Суровое это было время. Чтобы штурмовать Москву и подступы к ней с воздуха, гитлеровское командование формировало специальные соединения бомбардировщиков. Одно из них носило название «Легион кондор». В состав этого подразделения входили лучшие немецкие асы, «прославившие» себя зверскими налетами на города Западной Европы. С ними-то и предстояло встретиться Евгению Яковлевичу в московском небе.

Надолго останется у него в памяти один из первых воздушных боев за Москву. Вечерело. На заснеженном поле аэродрома в ожидании команды стояли замаскированные истребители. Неожиданно объявили тревогу.

Вражеские самолеты подходили к Можайску. Шли они плотным строем, группа за группой. Бомбардировщики пытались прорваться сквозь заслон ПВО. На перехват воздушных целей вместе с другими летчиками части вылетел и подполковник Савицкий.

Быстро темнело. В небе кое-где появились бледные лучи прожекторов. Грохотали зенитки. Временами сумерки разрывал холодный свет сигнальных ракет.

Группа Савицкого пронеслась в темноте неба. Летчикам передали направление движения самолетов противника. Первая волна бомбардировщиков шла несколько выше. Ломая строй неприятельской армады, раскалывая ее, завязывая воздушные бои с истребителями прикрытия, наши летчики старались заставить врага повернуть назад. Эфир наполнился треском, обрывками фраз, немецкой речью. [325]

Перехватчики действовали стремительно и точно. Савицкий пристроился в хвост одной из вражеских машин. Преследуя фашистский самолет, он бил по нему короткими очередями, но опытный враг упорно продвигался вперед, делая виражи и отвороты, уходя от огня. Расстояние между самолетами то уменьшалось до того, что столкновение казалось неизбежным, то увеличивалось, когда фашисту удавалось удачно выполнить маневр. Боевой азарт охватил Савицкого. Он до предела увеличил скорость и резко пошел на сближение. Еще одна, последняя очередь — и вражеская машина, вспыхнув желтым пламенем, свалилась на крыло и пошла вниз. Начало было положено!

Потекли дни воздушных сражений. Евгений Савицкий торопился наверстать упущенное. Его азарт возрастал с каждым полетом. Летал он много, летал днем и ночью, порой чаще рядовых летчиков, на самые различные задания. Часть, которой он командовал, выполняла роль ПВО, охраняя воздушные пространства объектов, поддерживала наземные войска, штурмовала вражеские позиции, сопровождала бомбардировщиков. Савицкий умело руководил частью, лично показывал пример во многих воздушных боях. Счет сбитых им самолетов противника непрерывно рос.

Шел второй год войны. Евгений Яковлевич все больше и больше познавал мастерство летчика-командира. Опыт его обогащался от сражения к сражению. После московских боев он дрался в небе Кубани, над Воронежем, в районе Сталинграда...

В конце 1943 года, после сражения у волжской твердыни, Евгению Яковлевичу Савицкому было присвоено звание генерал-майора авиации. Вскоре его назначили командиром 3-го истребительного авиационного корпуса, сформированного из опытных летчиков-дальневосточников.

На войне никому не бывает легко: ни рядовому, ни командующему. А вот забот, да и ответственности, у командира большого ранга, конечно, несоизмеримо больше. Он в ответе не за один бой, не за исход одного задания, если даже в его выполнении принимает участие большая группа самолетов, а за операцию в целом.

О размерах операций военных лет позволяют судить хотя бы такие цифры. Двухсоттысячная армия противника удерживала узловые пункты на Крымском плацдарме. Условия местности, неподступные оборонительные сооружения — все это затрудняло действия нашей пехоты. Надежда возлагалась на авиацию. В боях за Севастополь — только влечение одной недели с 5 по 12 мая — она провела 13 000 самолето-вылетов. Каждые [326] сутки на врага обрушивались многие тысячи бомб и реактивных снарядов. В воздушных боях и на аэродромах за это время было уничтожено более 500 неприятельских самолетов.

Велика заслуга в этой операции и летчиков, которыми командовал генерал Савицкий. Штаб корпуса провел большую подготовительную работу, наладил четкую связь со взаимодействующими частями...

И вот началось. Ожесточенные бои шли на земле и в воздухе. Южное небо, казалось, набухло от дыма пожарищ и пороховой копоти войны. В одном из воздушных сражений был подбит самолет Савицкого. Осколком снаряда генерала ранило в голову, но он продолжал бой. И только после того как в наушниках прозвучало: «В воздухе только наши!», генерал стал искать выход из тяжелого положения.

С большим трудом ему удалось посадить горящий самолет на нейтральной территории: между нашими и вражескими позициями. Немцы видели, где сел советский летчик, и открыли по этому месту ураганную стрельбу. Помогли наши минометчики, которые не только подавили огневые точки врага, но и сумели перенести раненого генерала в расположение своих позиций.

Сутки в штабе корпуса ничего не знали о судьбе командира. Когда же Савицкий после короткого пребывания в полевом госпитале вновь вернулся для командования частями соединения, его ожидала новость: ему присвоили звание Героя Советского Союза.

И снова схватки в воздухе. Вместе с наземными войсками 3-й авиационный истребительный корпус продвигался на запад.

С 1 декабря 1944 года корпус, которым командовал генерал Савицкий, вел боевую работу по поддержке войск 1-го Белорусского фронта. Савицкий отлично руководил частями корпуса и, несмотря на большую загруженность, сам много летал на боевые задания. За короткий срок он произвел 43 вылета и сбил 4 вражеских самолета. Своим мужеством, отвагой и героизмом генерал Савицкий вдохновлял весь летный состав корпуса на боевые подвиги. Именно в это время за смелость и дерзость в воздухе летчики прозвали его хозяином неба.

В период наступательных действий войск 1-го Белорусского фронта корпус генерала Савицкого во многих операциях должен был прикрывать танковые части. Успех наступления зависел как от общего господства наших истребителей в воздухе, так и от четкого взаимодействия танков и истребителей на всех этапах операции. Летчики не подвели. [327]

Последняя битва — битва за Берлин завязывалась на Висле. Исход исторического сражения решали прежде всего маневр и удар на уничтожение, глубина, размах и особенно темп наступления. В операции «Висла — Одер» особенно ярко проявилось военное мастерство генерала Савицкого.

План действия авиации разработали заранее. В нем было продумано все: сосредоточение танков, прорыв и первые дни их действий в глубине расположения противника. Во всех этих планах генерал Савицкий особое внимание уделял организации средств связи, управлению истребителями, аэродромному маневру и маневру частей аэродромного обслуживания.

В то время как танки стремительно продвигались вперед, истребители контролировали воздушное пространство над наступающими войсками и вели непрерывную воздушную разведку перед фронтом и на флангах полосы действия танков. Для ускорения передачи разведывательных данных передовым танковым отрядам была установлена специальная радиоволна — «разведчик». На эту волну настраивались радиостанции самолетов-разведчиков и танков.

Такая общность радиоволны давала истребителям возможность непосредственно помогать передовым танковым группам. Был, например, случай, когда самолеты-разведчики заметили наши танки, остановленные артиллерийским огнем противника. Летчики связались с танкистами по радио и сообщили им координаты батареи, препятствовавшей продвижению танков, а сами атаковали ее и подавили. Танкисты заняли очень важный опорный пункт.

Гитлеровцы не выдерживали ударов взаимодействующих наземных и воздушных боевых средств, и поэтому бои были скоротечными. Однако враг оказывал упорное сопротивление. Нередко обстановка на фронте ухудшалась. В эти тяжелые и горячие дни трудно было генералу Савицкому оставаться на командном пункте или в штабе соединения. Он рвался в небо, сам хотел водить на воздушные бои своих асов. Но обстоятельства «приковывали» его к земле. Он, командир, в ответе за действия многих. Умом он это понимал, но сердцем завидовал тем, кто, вернувшись после воздушного боя, не успев передохнуть и заскочить в столовую, вновь вылетал на очередное задание...

Много жестоких воздушных боев вели летчики на путях к Берлину. Операция «Висла — Одер» требовала от авиационных командиров смелых решений, гибкого маневра истребителей. Сложность здесь заключалась в том, что танки стремительно продвигались вперед, отрываясь от пехотных частей порою на 100 — 150 километров. [328] Такие большие расстояния требовали увеличения радиуса действий самолетов, ибо в полосе продвижения танков не было пригодных к эксплуатации аэродромов. Если же пойти на остановку танковых колонн, не брать рубежи с ходу, то это могло вызвать много жертв при дальнейшем движении вперед, и борьба за Берлин затянулась бы.

Несмотря на сложность обстановки, аэродромный маневр частей, возглавляемых генералом Савицким, был осуществлен успешно. Случалось даже так, что истребительные части занимали новые аэродромы задолго до того, как в этот район входила наша пехота. Командир корпуса понимал, что переброска целых полков в тыл врага, работа авиации с аэродромов, находящихся на территории противника, связаны с определенным риском, но другого решения быть не могло.

Успех наступления танковых колонн во многом зависел от того, насколько удачно будет организовано их прикрытие. Это учитывал и враг, поэтому схватки в воздухе не прекращались.

Танки уходили вперед. Перебазироваться и вести боевую работу авиации с захваченных аэродромов, которые находились, по сути дела, в глубоких тылах противника, становилось все сложнее. Большую помощь в охране действующих аэродромов оказывал технический состав авиационных частей и специально выделенные танковые подразделения. Техникам приходилось не только готовить самолеты к повторным вылетам, но и с оружием в руках защищать подступы к местам стоянок своих истребителей.

Однажды, когда зеленая ракета известила о немедленном взлете, обнаружилось, что бетонированная полоса аэродрома заминирована. Головная группа самолетов, которой предстояло срочно сделать несколько вылетов, не имела ни людей, ни специальных приспособлений для того, чтобы обезопасить взлет. Поле аэродрома сплошь покрывали глубокие воронки от бомб и снарядов. Однако выход был найден: истребители, рискуя повредить шасси или скапотировать на нос, взлетали и садились на узкую грунтовую площадку.

Генерал Савицкий вместе со своим командным пунктом следовал с передовыми группами. Его позывной «Дракон» был хорошо известен фашистам. Появление машины генерала в воздухе вызывало среди них панику. Вступать в единоборство с советским генералом хваленые асы не решались.

В одном из воздушных боев над Одером Савицкий встретился с фашистским самолетом незнакомой конструкции (позднее [329] выяснилось, что это был двухтурбинный реактивный истребитель МЕ-262, на который гитлеровское командование возлагало большие надежды). Генерал атаковал противника, но превосходство гитлеровца в скорости сразу сказалось. Огонь же с дальних дистанций по скоростной и маневренной машине был малоэффективен. Надо было что-то предпринимать. Расстреляв остатки боекомплекта, Савицкий продолжал преследовать и ложно атаковать новый немецкий самолет. Это была схватка вооруженного с невооруженным. Чувствуя свое преимущество, фашистский ас стал нападать смелее, но Савицкий искусно увертывался от огня. Рискуя столкнуться с машиной противника в воздухе или попасть в сферу действия его пушек, генерал вплотную приближался к самолету и фотографировал его во всех ракурсах. Фашист ушел, но снимки впоследствии помогли многим нашим летчикам изучить новую технику противника и найти методы борьбы с ней.

...Величайшее сражение на Берлинском направлении, между Вислой и Одером, затихало. Последний на его счету — 22-й фашистский самолет Савицкий сбил в конце войны в небе Берлина. Столицу Германии защищали тогда гитлеровцы из известных авиационных эскадр «Мелъдере» и «Удет». Советские соколы из корпуса генерала Савицкого сбили в боях за Берлин около 200 самолетов. Это только над Берлином. Всего же за время войны части корпуса произвели 28860 боевых вылетов и уничтожили 1653 вражеских самолета. На 216-м боевом вылете закончил войну Евгений Яковлевич Савицкий. Родина-мать снова высоко оценила его доблесть и наградила второй- «3олотой Звездой».

Давно отгремели залпы военных лет. Но летное мастерство генерала продолжает совершенствоваться. В 1948 году в День Воздушного Флота над Тушинским аэродромом в Москве пронеслась пятерка реактивных истребителей. Ее возглавлял генерал-лейтенант Савицкий. Над центром летного поля демонстрировался высший пилотаж — пилотаж нового качества. История авиации еще не видела подобного. Пять стремительных краснозвездных птиц взлетали, кружились, проделывали замысловатые фигуры и снова шли крыло в крыло, как нарисованные.

...Менялись марки реактивных самолетов, увеличивались высоты и скорости их полетов, сложнее становилось оборудование. И все это время Евгений Яковлевич Савицкий успешно познавал искусство пилотирования новых боевых машин. Любовь к летной профессии рождала все большее мастерство. В воздухе [330] он чувствовал, что сливается с машиной в единое целое, что ручка управления является как бы продолжением мускулов его крепких рук.

* * *

...Генерал вошел в стартовый домик, снял шлемофон и обвел взглядом летчиков:

— Что приуныли, орлы? Нет погоды? Летать можно и на земле.

И генерал стал показывать на макетах и моделях тактические приемы воздушного боя.

— Надо хорошо представлять каждый маневр и какой временной выигрыш он дает. Учитывать каждую секунду. Порой одной секунды достаточно, чтобы победить.

И он рассказал о бое с новым фашистским «мессершмиттом»...

Вот и вся простая биография маршала авиации, сына железнодорожного стрелочника, рабочего новороссийского цементного завода «Пролетарий».

С. Морозов

Орел Заполярья

САФОНОВ БОРИС ФЕОКТИСТОВИЧ

Борис Феоктистович Сафонов родился в 1915 году в селе Синявино Плавского района Тульской области в семье рабочего. По национальности русский. Член КПСС с 1939 года. В Советской Армии с 1933 года. В 1934 году окончил военную школу пилотов.

В период Великой Отечественной войны Б. Ф. Сафонов командовал сначала эскадрильей, затем полком истребителей. Авиаполк, которым он командовал, блестяще выполнил ряд сложных боевых заданий. В воздушных боях с немецко-фашистскими захватчиками Б. Ф. Сафонов сбил лично 22 вражеских самолета. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1941 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. 30 мая 1942 года, выполняя боевое задание командования, подполковник Б. Ф. Сафонов погиб.

14 июня 1942 года он посмертно удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями. Его имя навечно занесено в список истребительного полка, в котором он служил.

Встречаться с Борисом Феоктистовичем Сафоновым во время службы на Северном флоте мне случалось не раз. Но из всех встреч особенно запомнилась одна — в начале февраля 1942 года.

По узкой улочке, поднимающейся в гору, шел Сафонов, такой, каким я привык видеть его всегда, — высокий, плечистый, в потертом реглане с меховым воротником. Открытое румяное лицо его было спокойно и приветливо.

Мы поздоровались, и я, что называется, с ходу атаковал Бориса Феоктистовича своими корреспондентскими просьбами: ко Дню Советской Армии и Флота готовилась радиопередача для Москвы. Кому же выступать в такой день от имени североморцев, как не Сафонову — прославленному летчику-истребителю!

— Ну вот еще что выдумал! — смущенно улыбнулся Борис Феоктистович. — Какой я оратор? Вы уж лучше сами про наши дела напишите.

Но я настаивал: разговор у микрофона будет недолгий, да и сам микрофон — вот он, рядышком, в радиостудии Дома флота, стоит только мост перейти. В конце концов Сафонов согласился, и вскоре мы очутились вдвоем в тесной комнате, задрапированной темной тканью. Перед микрофоном лежали две странички машинописного текста.

— Так, значит, прямо и читать, что мы с вами тут насочиняли? — озабоченно спрашивал Сафонов.

— Ну да, разумеется.

— А если споткнусь, оговорюсь?

— Не беда, еще раз перепишем. Пленки у нас много.

Но я, скажу по совести, тоже чувствовал себя неуверенно. Звукозапись в те годы велась на примитивном аппарате — иглой по уже использованной кинопленке. Звук получался глуховатый. [333] Не очень удачным казался и текст, подготовленный наспех, буквально на ходу.

Сафонов откашлялся, произнес первую фразу:

— Черными тучами налетали фашистские стервятники...

Он помолчал в раздумье, потом произнес:

— Хм-хм... Тучи, стервятники... Не больно хорошо.

Он поморщился, вопросительно глядя на микрофон, будто перед ним был живой собеседник. И вдруг, когда из аппаратной донесся голос техника: «Начинаем запись», заговорил размеренно и плавно, не глядя в текст, так, будто рассказывал задушевному другу о чем-то очень важном.

Запись продолжалась минуты четыре, и ни разу за это время Борис Феоктистович не оговорился, не сделал ненужной паузы. А когда кончил, вытер платком вспотевший лоб, вздохнул всей грудью, точно сваливая с плеч тяжелый груз.

— Вот ведь придумал работенку! Знаете ли, легче, привычней фашиста сбить, чем с докладами выступать.

Потом, когда мы прослушали пленку, Сафонов удивился:

— Неужели это я говорил? Голос какой-то чудной.

Что поделаешь, так удивляются все, впервые услышав свой голос в звукозаписи. Для меня, корреспондента радио, приятной неожиданностью было другое: при всех недостатках механической записи пленка полнозвучно передала сочный, низкий баритон Сафонова, с глубокими, полными значения интонациями, его неторопливую и вдумчивую манеру излагать свои мысли, умение коротко рассказывать о больших событиях.

Удивительно тепло, помнится, сказал он тогда о своих соратниках и подчиненных, почти не обмолвившись о себе. А ведь тогда лучших истребителей Заполярья звали «сафоновцами», ведь первой гвардейской частью Северного флота стал полк, которым незадолго до этого начал командовать он, двадцатишестилетний майор, два месяца тому назад — капитан, в начале войны — старший лейтенант.

...Первый бой Сафонова, его первая победа совпали с началом войны. На крайнем правом фланге великого фронта, в лощине меж сопок у незамерзающего залива, стояли в боевой готовности краснозвездные истребители. Машины были тщательно замаскированы в капонирах по обочинам летного поля. Летчики сидели на местах за откинутыми колпаками кабин.

Сигнал тревоги! Фантастической дневной звездой прочертила ракета хмурый небосвод. И тотчас один за другим взмыли над сопками истребители эскадрильи Сафонова. Скорее в море! Там фашистские бомбардировщики напали на наши корабли! [334]

Черные облачка дыма и золотистые вспышки разрывов поднимались над морем. Корабельные зенитчики отогнали «хейнкелей», с приближением истребителей фашистские бомбардировщики рассыпались кто куда. Сафонов выбрал себе один «хейнкель» и, когда тот пытался отвернуть к берегу, атаковал его. Но враг, неожиданно сделав боевой разворот, сам пошел в лобовую атаку и занял выгодную позицию.

Успех боя решали секунды. Прибор перед глазами Сафонова показывал максимальную скорость. Его ястребок круто взмыл вверх. «Хейнкель» переворотом через крыло пошел в отвесное пике, но Сафонов разгадал его маневр и, продолжая преследование, успел прошить фюзеляж длинной пулеметной очередью. Оставляя дымящийся след, «хейнкель» падал с обрубленным хвостом в скалы на берегу залива.

Так Борис Феоктистович открыл боевой счет североморских истребителей. Когда машина командира эскадрильи приземлилась на аэродроме, Сафонова обступили друзья с поздравлениями. Откинув колпак, Борис Феоктистович поднялся в кабине во весь рост, широко улыбаясь. Нет, недаром посвятил авиации свою жизнь он, паренек из-под Тулы. Недаром настойчиво учился сначала в аэроклубе, потом в знаменитой Качинской авиационной школе, близ Севастополя, перенимая у опытных инструкторов мастерство воздушного боя. Приятно было и то, что свидетелем первой победы стал испытанный друг Александр Андреевич Коваленко, вместе с которым Сафонов учился и начинал службу на Севере.

— Спасибо, Саша, спасибо, — ответил он на рукопожатие Коваленко. И, обведя сияющими глазами всех остальных летчиков, добавил уже другим, озабоченным и строгим тоном:

— Главное, не зазнаваться, друзья. Противник перед нами серьезный!

Да, в планах фашистского командования Крайний Север Страны Советов занимал видное место. Захватить незамерзающий порт Мурманск значило отрезать нашей Родине связи с внешним миром. Гитлеровское командование стремилось достичь этого одним молниеносным ударом. Вместе с дивизиями тирольских горных егерей, которые хвастливо именовали себя «земляками самого фюрера» и кичились победами в Норвегии и Греции, в Заполярье были стянуты ударные эскадры фашистской бомбардировочной и истребительной авиации. У врага было и численное превосходство, и немалый боевой опыт.

А в полк, где служил Сафонов, в его эскадрилью прибывало пополнение из молодежи — горячей, смелой, но еще не обстрелянной. [335] Сафонов учил молодых личным примером в боях, тщательным, всесторонним разбором каждой операции.

— Атаковать противника, навязать ему свою волю — первое условие победы, — говорил он. — Но кроме воли и .смелости нужна еще осмотрительность, хладнокровие. Хоть истребители — и одиночные бойцы в воздухе, нам, летчикам, надо всегда помнить не только о себе, но и о товарищах.

Крепко досталось однажды одному молодому летчику, когда тот вернулся на аэродром со множеством пробоин в хвостовой части машины.

— В бою вы смотрите только вперед, — укоризненно говорил ему Сафонов, — а внимание надо распределять по всем секторам. Вот и получилось, что «мессер» атаковал вас сзади. Такая неосмотрительность может стоить вам жизни.

Через несколько дней другой молодой летчик, лейтенант Максимович, увлекшись атакой против «юнкерса», не заметил, как его самого атаковали «мессершмитты». «Юнкерс» ушел в облака, «мессеры» наседали. У Максимовича кончился боезапас, он увертывался от врагов только маневрами.

А Сафонов тем временем сбил в бою уже два вражеских самолета. Его боезапас тоже был весь израсходован. Что делать?

С высоты Сафонов круто спикировал на одного «мессера» и обратил его в бегство. Затем пошел в лобовую атаку на второго. Самолеты стремительно сближались, еще секунда — и они столкнутся. У кого крепче нервы? Более крепкие нервы оказались у Сафонова. В самое последнее мгновение, когда столкновение казалось неизбежным, гитлеровец отвернул в сторону.

Взаимная выручка в бою стала неписаным законом в сафоновской эскадрилье. Однажды, прикрывая части нашей морской пехоты, Сафонов, летевший вместе с Коваленко и тремя молодыми летчиками, заметил вражеский разведчик и тотчас атаковал его. «Хеншель» скользнул в сторону, и тут вдруг из-за сопок выскочили два «мессера» — истребители прикрытия.

Охранявший командира Коваленко вовремя заметил «мессеров» и со своим звеном пошел на перехват. Один «мессер» тотчас скрылся, но другому уйти не удалось. Атакуя сверху, Коваленко пулеметным огнем прижимал гитлеровца до тех пор, пока тот не врезался в скалы. Сафонов тем временем уничтожил «хеншель».

Однажды в августе, белой ночью, фашистское командование послало в район Мурманска целую армаду — около 60 боевых машин. Их встретила над сопками эскадрилья Сафонова. Отличная [336] слетанность, искусный маневр, стремительные атаки сделали свое дело. 13 вражеских машин было уничтожено в бою, трех гитлеровцев подбила наша зенитная артиллерия. Эта крупная победа была отмечена в очередной оперативной сводке Советского информбюро.

А еще через месяц с небольшим жестокий воздушный бой разгорелся над сопками, вблизи линии фронта. В те дни гитлеровцы предприняли последнюю отчаянную попытку наступления на Мурманск. Наши армейские части и морская пехота упорно сдерживали натиск врага. Для прикрытия наземных войск в воздух были подняты североморские истребители.

Борис Феоктистович вел свою эскадрилью над серыми низкими облаками, которыми были покрыты сопки, занятые гитлеровцами. Противника в воздухе не было. Но когда наши летчики пробили второй слой облаков и поднялись на высоту до 4 тысяч метров, они увидели большую группу «мессершмиттов». Вскоре показались 30 «юнкерсов».

Сафонов вовремя разгадал тактический замысел гитлеровских асов: навязать истребителям бой и тем самым дать возможность «юнкерсам» бомбить наши наземные объекты.

По сигналу командира краснозвездные истребители скрылись в облаках, рассредоточились. Когда гитлеровские бомбардировщики уже приблизились к линии фронта, Сафонов и его летчики атаковали их с коротких дистанций.

В бой вступили и «мессершмитты». Но численное превосходство не помогло врагу. Молниеносные атаки североморцев следовали одна за другой. Атаковав врага, наши летчики тотчас скрывались в облаках, чтобы через секунду вынырнуть оттуда для новой атаки.

Свыше полусотни вражеских машин, направленных для атаки наших наземных войск, было рассеяно, обращено в бегство. Новыми победами увеличили тогда свой боевой счет Коваленко, Максимович, Покровский, Животовский, Семененко, Полковников — смелые орлята, достойные своего командира — орла Заполярья Сафонова. «Юнкерсы» в суматохе сбрасывали бомбовый груз на позиции своих же войск. И тогда-то в эфире раздались отчаянные вопли какого-то гитлеровского пирата: «Спасайтесь, мы окружены!.. В воздухе Сафонов!..»

Потерпев неудачу в «заполярном блицкриге», гитлеровцы окопались в сопках, перешли к позиционной войне.

Наступила ветреная и дождливая скоротечная осень, а за нею — долгая зима с двухмесячной полярной ночью. Только на три-четыре часа в сутки наступали серые предрассветные [337] сумерки. С моря ураганными зарядами налетала пурга. Липкий и холодный непроглядный туман плотно обволакивал побережье.

Еще труднее и опаснее стала служба североморских летчиков. Еще более сложные задачи решал теперь Борис Феоктистович Сафонов, командовавший уже не эскадрильей, а полком истребителей.

Сколь ни напряженны были боевые будни полка, командир всегда находил время, чтобы побеседовать с летчиками после боя, осмыслить опыт каждой операции. Умение разгадывать замыслы врага помогало Сафонову и его боевым товарищам побеждать в новых, усложнившихся условиях войны. Когда однажды под покровом темноты и непогоды три гитлеровских аса пытались незамеченными пробраться к Мурманску, их встретил в воздухе сам командир гвардейского полка в паре с молодым лейтенантом Реутовым. Два фашистских самолета были уничтожены в короткой схватке, третий обращен в бегство.

Сафонов открыл зимний боевой счет полка, а североморские истребители Амосов, Обувалов и самый юный в части пилот, недавно прибывший из училища младший лейтенант Николай Бокий, продолжили его.

Всего на счету гвардейцев к началу 1942 года было 112 сбитых в воздухе и 24 сожженных на земле, на вражеских аэродромах, фашистских самолета, свыше 2000 гитлеровцев, уничтоженных штурмовыми ударами по наземным частям, три потопленных транспорта, три подавленные артиллерийские батареи противника.

Так воздушные часовые Заполярья поддерживали наступление советских войск, которое развернулось в те дни под Москвой и ознаменовало великий перелом в ходе Отечественной войны на всех фронтах.

...Обо всем этом вкратце говорил Борис Феоктистович в своем небольшом выступлении по радио, записанном на пленку в Доме Северного флота. Эту пленку я вскоре увез в Москву, и голос Сафонова прозвучал на весь мир в праздничной передаче, посвященной Дню Советской Армии и Военно-Морского Флота.

Весной, возвратившись в Заполярье, я по-прежнему часто встречался с Сафоновым: то на летном поле, у капонира, где стояла его машина со множеством маленьких звездочек на фюзеляже, означавших число сбитых вражеских самолетов; то на командном пункте полка, где на стенах висели оперативные карты, а на широком столе непрестанно звонили телефоны; то на вершине сопки, на НП, откуда в стереотрубу был виден гористый [338] передний край нашей обороны, — из-за этих сопок обычно показывались вражеские самолеты.

Сафонов встречал меня, как и всех своих гостей, всегда приветливо, но, поздоровавшись, шутливо спрашивал:

— Надеюсь, один, без микрофона?

И, получив от меня такой же шутливый ответ, говорил:

— Тогда прошу чай пить.

Разговорившись за чаем, он сообщал интереснейшие новости.

«Избегать боя с советскими истребителями во всех случаях, когда на нашей стороне нет очевидного численного превосходства», — предписывал своим подчиненным командующий гитлеровскими воздушными силами в Норвегии генерал Штумпф.

Приказ этот, перехваченный у пленного гитлеровца, Сафонов цитировал с особым удовольствием.

— Пообломали мы крылышки господину Герингу и его банде. Вот порадовали нас этим приказом фашистские вояки! Что ни говори, а признание врагом нашей силы — это тоже своего рода благодарность...

Став командиром полка, Сафонов кропотливо и настойчиво работал над взаимодействием истребительной авиации с боевыми кораблями и наземными частями: зенитной артиллерией и морской пехотой. Весной гвардейцы-истребители прикрывали высадку нашего десанта в тыл немецким горноегерским дивизиям, корректировали огонь североморских эсминцев, громивших укрепленные районы гитлеровцев в горах Заполярья.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: