Мастер стремительных рейдов 6 глава

Знакомые кубинцы интересовались жизнью Павла Поповича, его семьей, планами на будущее.

— Четыре года назад, вместе с Юрием Гагариным и другими товарищами, завершил учебу в «Жуковке» — Военно-воздушной инженерной академии, — отвечал он на вопросы. — Марина летает на огромных «Антеях», ставит рекорды. У нашей дочери Наташи появилась сестренка — Оксана...

— А скоро ли опять в космос?

— Дывлюсь я на небо та и думку гадаю, когда ж к дальним звездам знов я злитаю... — певучим говорком, перефразируя любимую песню, неопределенно отвечал Павел Попович.

Но по его живо блестевшим глазам можно было понять: он совсем не против, чтобы любой следующий старт был и его вторым стартом в космос.

И вот этот радостный день пришел. Космонавт Четыре — Герой Советского Союза Павел Романович Попович — вечером 3 июля 1974 года поднялся в космос на «Союзе-14». Это был 21-й старт советских исследователей в бескрайний звездный океан. Но для сидевшего в кабине рядом с командиром «Сою-за-14» бортинженера Юрия Петровича Артюхина — первый.

Ровесник Павла Поповича Юрий Артюхин пришел в Звездный городок вскоре после группового полета «Востока-3» и «Востока-4». Все, что происходило в космосе с той поры, происходило на его глазах, частенько при прямом его участии. [227]

В утвержденной Юрием Гагариным характеристике способностей Юрия Артюхина говорилось: «В работе и учебе — настойчив, зарекомендовал себя трудолюбивым. По характеру выдержан и общителен. Пользуется авторитетом у товарищей». К рейсу на «Союзе-14» они — Павел Попович и Юрий Артюхин — готовились вместе, отменно «слетались» на тренажерах.

25 исследователей, поднимавшихся на орбиты после полета Космонавта Четыре, вписали в летопись отечественной космонавтики немало блестящих страниц. Теперь Павлу Поповичу вместе с Космонавтом Тридцать Юрием Артюхиным следовало внести новый вклад в изучение и освоение звездного океана. И экипаж блестяще выполнил возложенную на него трудную задачу.

Поднявшись на орбиту, космонавты, как это было задумано, оказались примерно в 3500 километрах от уже находившейся в космосе орбитальной научной станции «Салют-3». Управляя «Союзом-14», проведя бортовыми двигателями четыре коррекции, экипаж «догнал» станцию, сократил расстояние до прямой видимости. И тогда пришли в движение бортовые автоматические системы поиска, ориентации, сближения. А в 100 метрах от станции Павел Попович взял управление в свои руки. «Союз» причалил к «Салюту», накрепко состыковался с ним. Космонавты — сначала бортинженер, а затем командир — перешли в стокубометровый звездный дом.

Космическая система «Салют» — «Союз» полмесяца летала над планетой. За эти 15 суток экипаж провел большую научно-исследовательскую работу. Миллионы телезрителей, слушая репортажи космонавтов, как бы вместе с ними «обживали» рабочий, научный и бытовой отсеки «Салюта», видели, как экипаж привыкает к состоянию невесомости, ведет наблюдения, работает с научной аппаратурой, занимается физическими упражнениями, отдыхает. На борту «Салюта» все время царили бодрый настрой, уверенность экипажа в своих силах.

«Беркут» — таким, как и тогда, в шестьдесят втором, был позывной командира — ласково назвал ракету, выведшую корабль на орбиту, «Ласточкой», а орбитальную станцию — «Красавицей». Талантливо сработанная умом советских конструкторов, руками советских инженеров и рабочих, она поистине прекрасна — и снаружи, блистающая в солнечных лучах, с крупно выведенными на борту гордыми буквами «СССР», и внутри — щедро оснащенная уникальной научной аппаратурой, располагающая необходимым комфортом для экипажа. Весом более 25 тонн, объемом примерно в две железнодорожные цистерны, [228] она с причаленным транспортным кораблем виток за витком опоясывала планету. Ночами с Земли среди многих звезд можно было увидеть движущуюся — «Салют-3».

В «звездном доме» Павел Попович и Юрий Артюхин располагали тремя просторными комнатами. В командной рубке — приборы и агрегаты управления системами станции, радиоаппаратура для связи «Салюта-3» с Землей. В так называемом бытовом отсеке — спальные места, кресла для отдыха, обеденный стол. Тут же небольшая библиотечка, продуктовые шкафы с запасом «космических» блюд и даже своеобразная кухня — приборы для подогрева завтрака, обеда, ужина. В этом отсеке находится и различная аппаратура для медицинского самоконтроля. В третьей комнате — научном отсеке — сосредоточена основная масса приборов, с помощью которых космонавты вели наблюдения, проводили эксперименты, предусмотренные программой.

«Полы» и «потолки» станции окрашены в темные и более светлые тона, дабы в состоянии невесомости экипаж мог свободно ориентироваться в своем замкнутом помещении. Для преодоления вредного воздействия факторов невесомости на человеческий организм «Салют-3» оснащен специальным физическим комплексным тренажером типа «бегущая дорожка». Пользуясь им, космонавты могли бегать, ходить, прыгать на месте, имитировать упражнения с гантелями и штангой. И надо сказать, регулярные занятия на этом тренажере помогли Павлу Поповичу и Юрию Артюхину быстро адаптироваться, привыкнуть к состоянию невесомости, а затем, после приземления, и к обычным условиям.

На борту орбитальной станции в течение 15 суток экипаж последовательно выполнял обширную программу научно-технических и медико-биологических исследований, экспериментов. Многие из них выполнялись впервые, их результаты дали немало новых сведений, необходимых для дальнейшего развития космонавтики.

К числу таких работ следует отнести опыты, выясняющие степень влияния вибрации на различного рода маятниковые приборы в условиях невесомости. Экипаж «Салюта-3» отрабатывал методику автономной навигации космических аппаратов, проводил фотографирование сумеречного и дневного горизонтов Земли, изучал верхние слои земной атмосферы. Космонавты засняли обширные области земной поверхности республик Средней Азии — этот «взгляд из космоса» облегчит труд геологов. Павел Попович и Юрий Артюхин вели исследования земель, [229] подверженных засолению, изучали состояние ледников, оценивали динамику изменения береговой линии Каспийского моря, осуществляли контроль за мелиоративными мероприятиями на Кавказе и в других районах страны, производили оценку лесных массивов. Все эти и многие другие работы сочетались с обширными медико-биологическими исследованиями и наблюдениями. Каждый полетный день был загружен до предела.

Бортжурнал «Салюта-3» ежедневно пополнялся подробными записями, сделанными в космосе. Выводы из наблюдений и экспериментов, проведенных на орбите, несомненно, по-доброму послужат и в дальнейших научно-исследовательских трудах командира и бортинженера «Союза-14» — «Салюта-3».

Отправляясь в звездный рейс, оба космонавта жили одной мечтой — достойно выполнить задание, а потом:

Павел Попович. Займусь кандидатской диссертацией, посвященной космическим полетам.

Юрий Артюхин. Я тоже наконец засяду за диссертацию, которую еще не закончил.

И они оба повторили это при возвращении на Землю, добавив:

— Если доверят, будем готовиться к новым полетам.

За сутки до того, как «Союз-14» отошел от орбитальной станции, с экипажем, заканчивавшим подготовку ее к работе в автоматическом режиме, разговаривал по радио председатель Государственной комиссии, которой Центральный Комитет партии и Советское правительство поручили руководить новым свершением в космосе.

— Действовали отлично, — сказал он космонавтам, — научные, народнохозяйственные эксперименты выполнены полностью. С радостью ждем встречи с вами.

А далее все происходило так, как и было запланировано. Расстыковавшись с «Салютом-3» и проводив его долгим взглядом из иллюминаторов «Союза-14», экипаж повел транспортный корабль к Земле. В нужный момент сработала тормозная двигательная установка. Стремительно пересекая плотные слои атмосферы, корабль — опять-таки на заданной высоте — выбросил парашют и стал плавно опускаться на нем. Пришла в действие система мягкой посадки.

19 июля 1974 года, в 15 часов 21 минуту, точно, как и рассчитали баллистики, космонавты, пробыв в полете 378 часов, приземлились.

Гостеприимно приняла их целинная, индустриальная, много [230] лет уже слывущая «космической» казахская земля. В 1962 году Павел Попович завершил свой полет неподалеку от Караганды; теперь, через 12 лет, вместе с Юрием Артюхиным — возле Джезказгана, трудящиеся которого широко открыли космонавтам братские объятия. Туда, на казахские просторы, пришло поздравление товарищей Л. И. Брежнева, П. В. Подгорного и А. Н. Косыгина космическому экипажу, всем коллективам и организациям, участвовавшим в подготовке и осуществлении полета орбитальной научной станции «Салют-3» и транспортного корабля «Союз-14».

— Советской наукой и техникой, героическими космонавтами, — говорилось в этом поздравлении, — сделан еще один важный шаг в освоении космического пространства. Создание орбитальных научных станций и транспортных кораблей для их обслуживания открывает широкие перспективы в изучении космоса и практическом использовании полученных результатов.

Первыми поздравили джезказганцы космонавтов и с высокими наградами. Герой Советского Союза Павел Попович был удостоен ордена Ленина и второй медали «Золотая Звезда», а Юрий Артюхин — ордена Ленина и звания Героя Советского Союза. А затем — радостные объятия с родными и близкими, с товарищами в Звездном городке. И первое, что, следуя священной традиции советских космонавтов, сделали только что возвратившиеся с орбиты Павел Попович и Юрий Артюхин, — возложили цветы к подножию памятника Юрию Гагарину. Он, открывший человечеству дорогу в космос, словно бы и по сей день широко шагает по звездному пути. А вместе с ним — экипажи новых и новых наших космических кораблей.

И так будет всегда!

О. Назаров

В бой ведущий

ПРОХОРОВ АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ

Алексей Николаевич Прохоров родился в 1923 году в селе Рождественское Борисоглебского района Воронежской области. По национальности русский. Член КПСС с 1943 года.

В 1940 году успешно окончил Борисоглебский аэроклуб. Затем учился в Балашовской военной школе пилотов, по окончании которой в 1942 году был направлен на Ленинградский, затем на 3-й Белорусский фронт. Был командиром звена, эскадрильи. Всего в годы войны совершил 238 боевых вылетов.

Звание Героя Советского Союза А. И. Прохорову присвоено 19 апреля 1945 года. 29 июня 1945 года он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

После Великой Отечественной войны А. Ы. Прохоров решил посвятить свою жизнь дальнейшему укреплению Военно-Воздушных Сил Советской Армии. В 1950 году он успешно окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию, служил в войсках. С 1967 года полковник А. Н. Прохоров находится на преподавательской работе в военной академии. Все свои знания и богатый боевой опыт передает молодым командирам.

День был не по-весеннему хмурый. Темные облака плотно закрыли небо. Густой, влажный воздух пропитан дымом и тем волнующим запахом бензина, масла и металла, который так знаком каждому летчику. Колеса «илов» глубоко вдавились в раскисшую землю, покрытую тонкой коркой льда. Кое-где виднеется серый, ноздреватый снег, торчат засохшие стебли прошлогодней картофельной ботвы — под аэродром использовали огороды. Землю наскоро разровняли, и если бы не дожди, то для фронтовых условий аэродром был бы сносный. Сейчас же грунт раскис, и летчики с опаской смотрели на небо: если опять пойдет дождь, взлетать и садиться будет невозможно.

— Что-то задерживается наш командир, — сказал лейтенант Полянин, обращаясь к двум товарищам, стоявшим рядом с ним у самолета. В этот момент от командного пункта отошел капитан Прохоров и, не обращая внимания на лужи, быстро зашагал в их сторону. Он на ходу складывал карту. Летчики терпеливо ждали. Они любили своего командира и гордились им.

Требовательный, не терпящий бесшабашности и недисциплинированности, он настойчиво учил подчиненных, вникал во все их нужды. Полеты с Прохоровым давали многое, в каждом бою он вводил что-то новое, поучительное. Сколько раз положение казалось безвыходным, но его спокойный голос вовремя подсказывал решение, единственно верное в сложившейся обстановке. И группа благополучно возвращалась с задания, чтобы через некоторое время снова лететь на штурмовку. Разбитые эшелоны, разрушенные мосты, горящие автомашины и трупы ненавистных врагов оставались там, где пролетал Прохоров со своими летчиками. О нем и его друге, капитане В. А. Алексенко, с которым он часто вылетал в паре, создавались легенды. [233] Случалось, что другие летчики не могли отыскать цель или она казалась неуязвимой — так надежно прикрывал ее противник всеми средствами противовоздушной обороны. И тогда туда летел Прохоров. Цель находили и неизменно поражали.

Он достиг виртуозности в искусстве владения самолетом. Глядя на молодого человека, почти юношу, трудно было поверить, что этот двадцатидвухлетний командир эскадрильи имеет за плечами более 200 боевых вылетов, десятки раз попадал в такие трудные положения, что только огромная воля, смелость и вера в свои силы спасали его, помогали выходить победителем.

Прохоров любил свою профессию. К каждому вылету он тщательно готовился на земле, старался предусмотреть самые различные варианты, в которых может проходить полет. Намеченный ранее план в воздухе не сковывал его. Стоило измениться обстановке, и сразу же менялась тактика. Это умение быстро принять решение являлось, пожалуй, основой его успехов.

Умение приходило в боях. Как-то их эскадрилья получила задание нанести в сумерках бомбовый удар по цели, прикрываемой зенитной артиллерией. Кроме того, зенитные средства располагались и на территории, над которой должны были пролетать самолеты. Поэтому весьма важно было учесть все это при выборе маршрута.

К вечеру погода стала портиться. Однако точно в назначенное время самолеты взлетели. Один за другим, с небольшим временным интервалом они вышли на маршрут. Наконец самолеты приблизились к цели и начали сбрасывать бомбы.

Один самолет, который летел третьим, был сбит зенитной артиллерией.

На разборе полетов выяснили основную причину гибели экипажа. Она состояла в том, что самолеты летели друг за другом по одному маршруту. Это позволило зенитчикам подготовиться и встретить третий самолет метким огнем. Значит, прежде чем планировать полет, нужно тщательнее продумать, какие тактические приемы в нем использовать.

Летчики сделали еще один вывод, что на малых высотах всякое маневрирование в районе действий зенитной артиллерии ведет к лишнему времени пребывания над целью, а главное, к потере основного преимущества — внезапности. Вследствие этого противник может открыть заградительный огонь. Поэтому в таких полетах маневрировать можно по курсу малыми отворотами с минимальной потерей скорости. [234] Так от полета к полету выявлялись положительные и отрицательные стороны действий на малых высотах, рождались нужные рекомендации.

Особенно хорошо выполнял боевые полеты Прохоров. В каждом полете он старался показать летчикам, что действовать на малых высотах нужно с учетом местности, что от того, как построен маршрут, зависит успех выполнения задания. Если над позициями зенитной артиллерии надо пролетать как можно быстрее по прямой, то сам маршрут на всем протяжении строить по прямой было бы неправильно.

Прохоров пришел к выводу, что, избегая районов, насыщенных средствами ПВО, линию пути надо составлять из небольших отрезков, которые в сумме создавали бы изломанный маршрут. Начало и конец каждого отрезка обозначать характерными ориентирами, хорошо видимыми на местности. Тогда экипаж будет иметь возможность чаще контролировать правильность полета.

Однажды Прохорову было поручено произвести бомбометание днем по цели, прикрытой мощной системой ПВО. Он решил весь маршрут построить на малой высоте.

Лучшим противоистребительным маневром при таком полете Прохоров считал периодическое кратковременное изменение курса полета. На какую высоту должен уклоняться самолет, сколько времени нужно лететь с новым курсом? На эти вопросы можно было ответить, только тщательно проанализировав тактические возможности истребителей противника и пунктов их наведения.

Если учесть, что на определение новых данных о цели системой ПВО, передачу команд в воздух летчику-истребителю и на сближение требуется в среднем 3,5 — 4 минуты, то противоистребительный маневр нужно строить с таким расчетом, чтобы через каждые 3 — 3,5 минуты менять курс полета. Отворачивать от заданного курса Прохоров решил на 25 — 30 градусов, ибо если сделать отворот на меньший угол, то истребителю легче осуществить перехват, а пункту наведения перенацеливание. Отворот на больший угол намного удлиняет маршрут. Противоистребительный маневр значительно увеличивает путь, вносит дополнительные трудности.

Если придется лететь над районом, где расположены истребители противника и возможен перехват, нужно будет прибегнуть ж маневру до выхода на поворотный ориентир, от которого можно лететь с новым курсом. Прохоров понимал, что изломы маршрута не могут полностью заменить противоистребительного [235] маневра по курсу. Ведь как бы ни были малы отрезки маршрута между характерными ориентирами, полет по любому из них займет гораздо больше 3 — 4 минут.

Маршрут он разделил на короткие отрезки, которые соединяли характерные ориентиры, имеющиеся на местности. Ориентиры, намеченные как поворотные пункты, изучил по карте. Наметил запасные на случай, если основные не будут обнаружены, учел рельеф местности.

Готовясь к вылету, Прохоров старался добиться того, чтобы подчиненные четко представляли себе весь полет от взлета до посадки, твердо знали последовательность действий во всех случаях изменения обстановки: если ухудшатся метеоусловия, если самолет будет атакован истребителями или его обстреляет зенитная артиллерия противника. Ведь малейшая недоработка, нечеткие или несвоевременные действия в воздухе могли привести к неудаче.

«Любой тактический прием только тогда приносит пользу, когда он выполняется своевременно и четко, содержит элементы творчества», — внушал Прохоров своим летчикам.

Летчики с большим вниманием слушали объяснение командира эскадрильи. Нетерпеливый Алексей Полянин подвинулся ближе, заглядывая в карту. Прохоров посмотрел на него и вспомнил о своем брате, погибшем в 1941 году. Полянин был похож на него: такие же серые большие глаза, волевые складки около рта. Не хочется думать, что больше никогда не увидит Виктора. Кажется, все это было очень давно — мирная жизнь, уютная комната, лампа с зеленым абажуром, у стола мать читает им вслух. Неужели это все было? Родной Борисоглебск; аэроклуб, где впервые семнадцатилетним пареньком поднялся на самолете в воздух; Хопер, куда с отцом ходили на рыбалку. Как-то живут старики?.. В последнем письме отец жалуется на здоровье, пишет, что болят ноги. А на почте, где он работает, сейчас много дел: ведь почти у каждой семьи кто-то на фронте, и одна надежда, что придет такой дорогой и знакомый треугольный конверт со скупыми строчками наспех написанного письма.

— Какое будет задание, товарищ гвардии капитан? — спросил Полянин.

«Не вытерпел все-таки», — улыбнувшись, подумал Прохоров.

— Задание серьезное, — медленно начал он. — Сначала вылетает звено капитана Катюнина. На высоте 600 метров заход на цель со стороны моря. За ним летим мы. Над аэродромом истребителей ожидаем их взлета и с прикрытием идем тем же маршрутом. [230] Цель — здесь, — показал он на карте обступившим его летчикам. — Разведка сообщила, что у немцев в районе Хайлигенбайль скопление техники и войск, сильно прикрытых зенитными средствами. Заходить будем тоже со стороны моря. Истребители прикроют с воздуха. Заход на бреющем. Звено поведу я. Целей должно быть много, не разбрасываться, не увлекаться, — и он выразительно посмотрел на Полянина.

Все улыбнулись, а Полянин, нахмурившись, потупился. «Вот ведь какой — все еще помнит», — подумал он.

Об этом случае знал весь полк. А. П. Полянин как-то штурмовал колонну немецких грузовиков и увидел, как в сторону отъехала легковая автомашина. Наверное, начальство, решил он и, спикировав на нее, выстрелил из пушек. Но шофер, видимо, был опытный, машина вильнула в сторону и продолжала мчаться по полю. Полянин развернулся, еще раз зашел на нее, и опять машина ускользнула. Рассвирепев, он снизился почти до земли и в упор выпустил по ней длинную очередь. Машина перевернулась и загорелась. Он спохватился, что колонна продолжает движение, вышел на нее, но пушки молчали — весь остаток снарядов истратил на злополучную машину. По возвращении на аэродром Полянин получил нагоняй от Прохорова, а Николай Каленов даже нарисовал на него карикатуру в боевом листке.

...Прохоров продолжал подробно рассказывать о задании, останавливаясь на самых мелких деталях. Полянин нетерпеливо топтался в ожидании команды. «Ну что так много объяснять, ведь не первый раз вылетаем» — говорил весь его вид.

— Вопросы есть? — спросил Прохоров.

— Все ясно, — медленно ответил Каленов.

Прохоров посмотрел на своих летчиков. Как дороги и близки стали они ему за годы войны! Он знал все привычки и характер каждого из них. Вот Алексей Дерябин, с которым в прошлом году ставили дымовую завесу недалеко от Нарвы. За выполнение этого задания Военный совет армии объявил всей группе благодарность.

Был март, и погода тоже не радовала, была даже хуже, чем сейчас. Самолеты летели почти в облаках, низко нависших над землей. Немногие верили, что задание будет выполнено — уж очень яростно сопротивлялся враг, истребители не давали приблизиться к району, выстрелы зениток сопровождали почти на всем маршруте. Но они все-таки поставили завесу, и наши войска смогли развить успех наступления. А. Н. Дерябин действовал [237] хладнокровно, но у него еще чувствовалась некоторая медлительность, особенно при разворотах, о чем постоянно приходилось говорить. Зато в феврале 1945 года, когда летали пятеркой на вражеские батареи под Гранцем, он действовал безукоризненно. Они подавили тогда три батареи и уничтожили несколько автомашин.

Полянин, наоборот, быстро реагирует на замечания, хорошо владеет самолетом, но нетерпелив и слишком увлекается боем, приходится напоминать, чтобы при атаках следил за воздухом и не отрывался от товарищей.

Месяц назад, когда пятеркой прикрывали пехоту в районе Айзенберга, он уничтожил несколько автомашин. Было много зениток. Со всех сторон вспыхивали разрывы. Когда взорвался склад боеприпасов, то тряхнуло так, что думали не выдержат самолеты. Но все окончилось благополучно, пятерка вернулась невредимой.

Н. А. Каленов. Ну, этот любимец! В 1944 году пришел он в звено. В первых вылетах нередко терял ориентировку, действовал неуверенно, но это скоро прошло. Скоро год, как летают вместе, и теперь его не узнать — отличный стал штурмовик.

Прохоров был уверен в своих летчиках. Кажется, все предусмотрено, задание всем понятно.

Но все пошло не так, как рассчитали на земле. Первое звено давно ушло к цели, а они кружили над аэродромом истребителей. Те так и не взлетели, и Прохоров повел звено без прикрытия. Серая щетина леса и бурая земля смутно виднелись внизу. Временами туман, смешанный с дымом, закрывал все. В этот момент казалось, что самолеты не движутся, а "висят на одном месте. Но вот ветер сдувал туман, и опять мелькали отдельные дома, темные дороги, извилистые речушки со свинцовой водой.

Здесь еще недавно бушевала война. Валялись разбитые машины, танки, пушки с нелепо торчащими вверх или уткнувшимися в землю стволами. В стороне что-то горело огромным костром.

Всякий раз, как самолеты выскакивали из тумана, Прохоров внимательно осматривал все видимое пространство вокруг. Линия фронта близко, и можно было ожидать нападения истребителей противника. Правда, с начала 1945 года фашисты редко рисковали нападать на группы штурмовиков. Они знали, что «летающие танки» могут постоять за себя. «Илов» стали бояться не только наземные войска, но и истребители. [238]

Перед линией фронта впереди мелькнула темная точка и стремительно понеслась вниз. Одновременно Прохоров услышал знакомый голос В. А. Катюнина: «Ноль четвертый, я ноль шестой, что случилось?» И прерывающийся, заглушаемый помехами ответ: «Я ноль пятый, иду на вынужденную. Ноль четвертый сбит».

«У Катюнина двое вышли из строя, — с болью подумал Прохоров. — Мы идем на встречном курсе с ними, значит, противник ждет налета с этой стороны».

Решение пришло сразу.

— Заходим с правым разворотом! — скомандовал он, и звено со снижением пошло на цель.

Земля стремительно неслась навстречу. Промелькнул разрушенный дом, рощица, тускло сверкнула поверхность небольшого озера. Наконец на опушке леса увидели группу крытых брезентом автомашин, подводы, обезумевшую лошадь, волочившую за собой опрокинувшуюся набок повозку. Вдалеке видно море. У самого берега что-то горит. На одно мгновение все мелькнуло перед глазами, и руки уже привычно направили самолет на автомашины. Залп — самолет вздрогнул, и огненные трассы понеслись вперед, прямо к большому зеленому грузовику, рядом с которым суетились солдаты.

— Порядок, товарищ командир! — послышался ликующий голос воздушного стрелка В. П. Криванова.

«У тебя всегда порядок», — подумал, улыбнувшись, Прохоров.

Перед глазами возникла веселая физиономия никогда не унывающего сержанта. «Мы, ташкентцы, все веселый народ», — часто говорил он. И хотя стрелок доставлял много хлопот — то поссорится с другими сержантами, то нарушит форму одежды, — все же любил его Прохоров за меткую стрельбу, бесстрашие и веселый характер.

Под Гатчиной, когда возвращались с задания, на самолет Прохорова из облаков внезапно вынырнули два «мессершмитта» и атаковали его. Несколько снарядов попало в машину. Отказал руль поворота, мотор работал с перебоями. И, если бы не Криванов, не дотянуть бы до аэродрома. И тогда он говорил: «Порядок». Отстреливаясь, сбил одного «мессера». Да, много вместе пережито.

Через мгновение Прохоров забыл о стрелке.

Разворот. Слева выскакивает Полянин. Где же остальные? Ага, вот и они. Все целы. Хорошо, что подоспели вовремя — враги даже не смогли рассредоточить машины или укрыть их [239] Не тот стал противник. Чувствует, что война подходит к концу. Все больше паники и поспешности, бегут фашисты. Ничего, далеко не убежите. За погибших друзей, за брата, за поруганную землю, за сожженные города — за все ответите! Еще заход. Впереди яркая вспышка — и темное облако медленно набухает, увеличиваясь в размерах. Вот появилось второе, потом вспышки замелькали со всех сторон. Самолет вздрагивает. Зенитки. Сколько же их! Весь лес стреляет. Кажется, вместо деревьев стоят одни пушки и все они нацелены в самолеты. Круче разворот, еще круче. Так, хорошо. Никто не отстал. А теперь вниз, и опять вздрагивает самолет от отдачи пушек: бегут, падают фашисты, горят уже несколько машин, дым мешает прицелиться. Еще заход. Как много зениток. Только бы не увлекся опять Полянин. Нет, вот он, рядом. Что-то отстает Дерябин. Ведь сколько раз говорил, чтобы не отрывался! Хорошо, что нет истребителей. А зенитчики, видимо, ждали налета опять с моря — вон сколько их бьет с берега. Поздно спохватились, теперь уже не страшно, задание в основном выполнено.

Штурмовка уже давно не казалась Прохорову неразберихой, как это было при первых вылетах, когда все сливалось в сплошной клубок — выстрелы, взрывы, резкие развороты, земля, встающая дыбом, то справа, то слева мелькание облаков, деревьев, машин, людей, и в этой адской сумятице пролетают самолеты, неизвестно чьи. Так продолжалось недолго. После нескольких полетов все встало на место, появилась уверенность в возможности анализировать действия, не терять из виду самолеты своей группы, управлять боем, подчинять его своему плану. Он научился ориентироваться в тумане и в темноте, после бесчисленных разворотов сразу выходить на нужный курс, умело маскироваться складками местности, пролетать вдоль узких оврагов так, что края их находились выше самолета, вовремя уходить в сторону солнца от истребителя противника, резко спикировав, заставить его отказаться от преследования из-за боязни врезаться в вершины деревьев или строений.

В бою Прохоров не испытывал страха. Он был готов умереть, но не ждал смерти. Наоборот, уверенность, что останется живым, не покидала его в самые трудные моменты. А если придется умереть, то только в бою, чтобы и при этом уничтожить как можно больше врагов.

Своей нелегкой науке он обучал подчиненных. Прохоров давно понял, что успех победы в воздушном бою и вылета на штурмовку зависит от подготовки летчика на земле, от его умения [240] тактически грамотно действовать в самые напряженные моменты.

На занятиях Прохоров много внимания уделял изучению вооружения, оборудования самолетов, развивал у подчиненных чувство ответственности за подготовку к каждому вылету.

И было приятно сознавать, что труды но пропали даром. Летчиков его эскадрильи недаром прозвали «счастливчиками» — они из самых тяжелых положений выходили без потерь, и не было случая, чтобы боевая задача осталась невыполненной. В каждом полете они все больше радовали его. Так было и сейчас. В безошибочных резких разворотах, точных коротких очередях, которыми они поражали противника, видно было зрелое мастерство, продуманный, трезвый расчет, заранее намеченный план.

Еще два захода, и можно будет возвращаться. Вдруг сильный удар справа. Самолет подбросило, и он круто, со скольжением пошел к земле. «Сбили», — мелькнуло в сознании Прохорова. Нет, машина послушно выравнивается, мотор работает. Все в порядке. Нужно продолжать атаки, пока остались снаряды. На этот раз далеко отошли от цели.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: