Сделай Сам Свою Работу на 5

Тревоги и радости командарма 2 глава





Разведчики шли по лабиринту взгорий и лощин. Тяжелой после ледяной купели была одежда: меховые куртки, шаровары с оленьим мехом наружу. В ущельях еще лежал снег, а поверху он растаял и образовал целые озера, которые в этот ранний час первомайского утра были затянуты ледяной коркой. Егеря засекли передвижение отряда. Наверное, они уже предвкушали победу, наблюдая, как разведчики все дальше, все глубже втягиваются в западню, и приняли меры, чтобы отрезать пути отхода. А разведчики упорно двигались вперед, к господствовавшей над местностью высоте «415».

После бессонной ночи, после схватки с береговой охраной и утомительной дороги многие выбились из сил. Подтянуть отстающих командир приказал старшине Виктору Леонову. Кто лучше его сможет подбодрить людей, влить в них новые силы! И старшина Леонов выполнили приказ командира: растянувшийся было отряд вновь собрался в кулак, готовый обрушиться на врага.

Искусным маневром разведчики сбили егерей с высоты «415»; укрепились на ней и, следя за тем, как смыкается кольцо окружения, готовились отразить вражеские атаки. Чем больше горстка храбрецов, засевших на высоте, привлечет к себе внимания и сил противника, тем успешнее пройдет основная операция.



День вступил в свои права, и вот, закончив маневрирование, первая волна фашистов хлынула в атаку. Хлынула — и отпрянула, [653] точно разбившись о гранитный утес. Много атак предпринимали гитлеровцы, и все кончались так же.

Опустилась ночь. Казалось, от лютой стужи трескается камень. Ни один человек на высоте не сомкнул глаз; все были настороже. С рассветом егеря снова устремились к высоте «415» и до сумерек 12 раз безуспешно пытались овладеть ею. Отряд действовал так, словно не было ни бессонных ночей, ни предельного напряжения сил.

Тем временем, пока значительные силы противника увязли в бою за высоту, была успешно осуществлена основная операция. Высадившись в заданном районе, наши десантные части продвигались вперед. План командования выполнялся точно. Командир отряда приказал Леонову, прихватив разведчиков Лосева и Мотовилина, установить связь с основными частями.

Предстояло проскользнуть через вражеское кольцо, преодолеть шесть километров нелегкого пути, вернуться...



Помог буран, внезапно возникший и свирепевший с каждой минутой. Этим воспользовался Леонов: подал знак товарищам и скатился по крутому склону в непроглядную снежную мглу. И вот все трое как бы растаяли в ней. Бесконечно длинными казались эти шесть километров, тело сковывала нечеловеческая усталость. Но Леонов упрямо шел вперед, и друзья не отставали от него. Буран стих, когда добрались до штаба батальона. Их обогрели, накормили, уговаривали отдохнуть. Но Леонов отказался, он спешил на высоту «415», он знал, как дорог там каждый человек, и к концу дня три смельчака вернулись в отряд, выполнив непосильную, казалось бы, задачу.

Егеря отважились на ночной бой. Пять раз бросались они на штурм неприступной высоты и всякий раз откатывались, устилая трупами ее склоны. Но положение в отряде разведчиков с каждым часом становилось все сложнее. УИ не потому, что уже несколько суток люди ни на минуту не вздремнули, не потому, что остался совсем ничтожный запас продуктов. На исходе были боеприпасы, настали минуты, когда каждый патрон оказался на учете. А утро приближалось, и было ясно, что фашисты не откажутся от своей цели завладеть высотой.

Зоркий глаз Леонова сквозь хмурую дымку рассвета разглядел небольшие серые не то кочки, не то холмики на одном из склонов. Нет, он точно знает: таких здесь не было. Он доложил командиру отряда о холмиках, выросших за ночь. Подозрения Леонова оправдались: в ночной тьме, хитро замаскировавшись, вражеские пулеметчики подобрались на ближние огневые позиции. В дело вступили наши снайперы, и серые холмики ожили. [654]



В какую-то минуту Леонов, охваченный возбуждением боя, вскочил и тут же упал, оглушенный ударом в голову. К счастью, разрывная, пуля ударила в камень. Все же каменными осколками серьезно поранило левую щеку. Леонов отполз, забинтовал голову и тут увидел взметнувшуюся в небо ракету, услышал могучее «ура»: отряд морской пехоты, круша гитлеровцев, спешил на помощь защитникам высоты.

Вот в таких операциях — разве сочтешь, сколько их было! — оттачивалось воинское мастерство бесстрашного морского разведчика, закалялся его характер. Мог ли предвидеть Виктор, что его имя станет легендарным? Он не думал о славе. Нет, он просто выполняет долг защитника Родины, как подобает советскому патриоту. Сердцем и разумом, боевым опытом, доставшимся высокой ценой и обогащавшимся от рейда к рейду, от похода к походу, служил он великому, всенародному делу Победы.

И так естественно было то, что случилось однажды в десанте. Отряд остался без командира, и все по безмолвному уговору признали Леонова старшим. Операция была успешно завершена.

Оценив боевые заслуги и командирское дарование Виктора Николаевича Леонова, командование сочло возможным, несмотря на отсутствие специальной подготовки, присвоить ему офицерское звание.

Настал день, когда Леонов возглавил отряд морских разведчиков. Еще больше возросла боевая слава отряда. Отважными рейдами разведчики вскрывали систему вражеской обороны, разрушали коммуникации противника, громили его базы, уничтожали живую силу, способствовали успеху наступательных действий советских войск.

Фронт проходил по пустынным, угрюмым просторам Заполярья. Доставленный кораблями во вражеский тыл, отряд преодолевал болота, тундры, обледеневшие сопки, жестокую пургу и слепящие метели, когда неистовый ветер валил с ног. Порой поход длился неделю, прежде чем разведчики достигали цели и вступали в скоротечный беспощадный бой с фашистами. Еще один рейд, разгромлена еще одна вражеская база, рухнул еще один тактический замысел врага.

Леонов и его разведчики проникали в укрепленные гитлеровцами фиорды Норвегии. Они первыми побывали на земле Петсамо и Киркенеса, чтобы подготовить высадку советских десантов. Шаг за шагом они очищали Север от захватчиков, Удача сопутствовала отряду. [655]

Удача? Нет! Несравнимое воинское мастерство, искусство пользоваться преимуществом внезапного удара, решительность, моральное превосходство над врагом, физическая закалка, помогавшая одолевать неимоверные трудности, — вот элементы, из которых складывался чудесный сплав победы.

Когда возникали непреодолимые на первый взгляд препятствия, Леонов повторял суворовские слова о русском солдате, который пройдет там, где не пройдет и олень. И разведчики, следуя за своим командиром, форсировали такие места, которых избегали даже звери. Ратная доблесть предков, прославивших наше оружие в боях против иноземных захватчиков, в победоносных сражениях гражданской войны, жила в крови советских воинов, вела их вперед, к победе.

Пример коммунистов, верность присяге, пламенная любовь к Родине спаяли отряд в единую семью. Командир верил в своих людей, так же как и они верили в него, твердо зная, что капитан-лейтенант найдет выход из любого самого сложного положения, всегда перехитрит врага и доведет дело до победы. Вот почему успех сопутствовал морским разведчикам отряда Виктора Леонова.

Сама собой возникла и окрепла нигде не записанная традиция: в отряд Леонова без согласия командира никого не направляли. Такой же взыскательный и требовательный, как к себе, Леонов пристально изучал человека, прежде чем принять его в семью разведчиков.

Мало того. Он стремился сделать человека способным идти на риск, мгновенно ориентироваться, быть выдержанным, спокойно оценивать обстановку, а в нужный момент действовать решительно. Наконец, тяжелая профессия фронтового разведчика требует отличной физической подготовки, умения переносить лишения и вступать в единоборство с противником. Если выполнить эти условия, значит, получить большую гарантию, что человек, попадая в суровые переделки, останется жив.

И Виктор Николаевич взял за правило, сделал непреложным законом отряда учиться всем и всему, что может быть полезным в схватке с врагом. В короткие передышки между рейдами разведчиков можно было видеть за необычным для прифронтовой обстановки занятием. Они соревновались в беге и прыжках, в поднятии гирь, ожесточенно, до пота, боролись друг с другом, отрабатывая приемы самбо, совершали лыжные кроссы. Подчас казалось, что никакой войны рядом и нет, а идет какая-то спартакиада совсем мирной поры. Бойцы занимались [656] даже альпинизмом, карабкались по крутым скалам, перебирались через пропасти. И как все это потом, в боевой обстановке, способствовало успеху — подразделение было всегда готово выполнить любое задание командования.

А еще командир отряда учил людей мыслить, не просто выполнять приказ, а привносить в свои действия творческую инициативу. На занятиях он выдавал подчиненным такие неожиданные вводные, которые требовали и фантазии, и напряженной работы мысли. Поэтому-то задачи, ставившиеся перед отрядом, решались умно, точно в соответствии с идеей общего плана. «Каждое дело делай хорошо!» — капитан-лейтенант Леонов оставался верным этому завету юности.

...Под ударами советских войск неотвратимо рушилась вся фашистская оборона в Заполярье. Взбешенные провалом своих планов, гитлеровцы окончательно распоясались. В Северной Норвегии они взрывали мосты, поджигали селения, грабили и угоняли мирных жителей. Отряду морских разведчиков было приказано высадиться на побережье Варангер-фьорда, перерезать основную коммуникацию противника, защитить норвежцев от насильников.

Слезами радости, взволнованными словами благодарности встречало население полуострова Варангер своих спасителей. Опережая их, точно на крыльях неслась весть, передаваемая из уст в уста: «Русские пришли!» Едва заслышав ее, фашистские егеря обращались в бегство, только бы уйти от этих «черных дьяволов», как называли они наших разведчиков.

Побросав награбленное добро и свои продовольственные склады, бежали захватчики и из рыбацкого поселка Киберг. По приказу Леонова склады были открыты для изголодавшегося населения, и старый рыбак, самый уважаемый в Киберге человек, обратился к толпе со словами:

— Смотрите и слушайте! Гитлеровцы нас грабили. Русские возвращают нам наше добро. Они только просят, чтобы все было по справедливости. Чтобы каждая семья получила положенную ей долю.

Долго не смолкавшие крики одобрения были ответом на эту краткую и выразительную речь.

Там, где проходили разведчики, воскресала жизнь, люди возвращались из тайных убежищ в горах. Отряд продвигался вперед. В канун двадцать седьмой годовщины Великого Октября по радио было принято сообщение, что за боевые подвиги капитан-лейтенанту Виктору Николаевичу Леонову присвоено звание Героя Советского Союза. [657]

Когда его поздравляли друзья-соратники, он обязательно говорил: «Война еще не кончилась. И нужно еще здорово потрудиться, чтобы оправдать «Золотую Звезду», а это значит — сделать все для ускорения полного разгрома фашизма».

И он «трудился» на славу до того светлого часа, когда люди, как безумные, радостно бросались друг другу в объятия и на всех языках Европы с любовью и надеждой произносилось слово «мир».

Пришел День Победы. Гитлеровская Германия безоговорочно капитулировала. Народы земли ликовали и славили армию советского народа, с честью выполнившую свою великую освободительную миссию. Но пламя войны еще продолжало полыхать на Дальнем Востоке. В интересах безопасности своих дальневосточных границ социалистическая держава направила вооруженные силы на разгром милитаристской Японии.

И снова в боях отряд морских разведчиков Героя Советского Союза капитан-лейтенанта Виктора Николаевича Леонова. Он участвует в освобождении Кореи от японских захватчиков.

В корейском порту Сейсин в бою за мост создалось очень тяжелое положение. Японцы имели большое численное превосходство и изо всех сил старались удержать мост — единственную коммуникацию, обеспечивавшую им возможность отхода. Они дрались отчаянно. В решительную минуту боя опыт, приобретенный на Севере, вновь выручил разведчиков. Он подсказывал, что в рукопашной схватке не бывает так, чтобы оба противника дрались с одинаковым упорством, Если одна сторона обладает силой воли и решимостью драться до конца, она обязательно победит. Иначе быть не может. И вот под яростным вражеским огнем наши разведчики во главе с командиром поднялись и пошли вперед. Внешне спокойные, они неумолимо приближались, и, когда до врага оставалось метров двадцать, японцы заметались: их нервы не выдержали штыкового удара. Бой был выигран! В летопись ратной славы морских разведчиков были вписаны новые блистательные страницы. По всему фронту из уст в уста передавалось имя командира отряда — капитан-лейтенанта Леонова, награжденного второй «Золотой Звездой».

...В подмосковном городке Зарайске, на площади Урицкого, разбит красивый парк. Июльским днем 1950 года здесь, среди [658] Густой зелени молодых лип и акаций, собрался многолюдный митинг. Бронзовый бюст дважды Героя Советского Союза Виктора Николаевича Леонова возвышается на постаменте. А на трибуне, не в силах скрыть волнения, стоял скромный, простой советский человек. В шквале аплодисментов ему слышался плеск далекой волны, лица боевых друзей возникали перед затуманенным взором. И казалось: лежит на плече ласковая рука Родины, поднявшей и возвеличившей своего верного сына за его ратный подвиг, за преданное служение народу.

С. Борзенко, Герой Советского Союза

Стремительный взлет

ЛУГАНСКИЙ СЕРГЕЙ ДАНИЛОВИЧ

Сергей Данилович Луганский родился в 1918 году в Алма-Ате. По национальности русский. Член КПСС с 1942 года. По комсомольской путевке был направлен в Оренбургскую военную авиационную школу пилотов и окончил ее

в 1938 году. По окончании школы в 1940 году младший лейтенант С. Д. Луганский начал службу в частях Советской Армии. Участвовал в боях с белофиннами, произвел 59 боевых вылетов, сбил самолет врага.

В годы Великой Отечественной войны сражался на Южном, Степном, Воронежском, 1-м и 2-м Украинских фронтах. Командовал эскадрильей, а с июня 1944 года — истребительным авиаполком. Всего в годы войны совершил 390 успешных боевых вылетов, лично сбил 37 вражеских самолетов и 6 самолетов — в групповых боях.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 сентября 1943 года Сергею Даниловичу Луганскому было присвоено звание Героя Советского Союза. 1 июля 1944 года за новые боевые подвиги, совершенные на фронте, он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

После Великой Отечественной войны окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию. Многие годы генерал-майор авиации С. Д. Луганский свой богатый боевой опыт, знания, горячую любовь к авиации передавал молодым летчикам. С 1964 года по болезни находится в запасе, живет в городе Алма-Ате.

Как-то в вагоне курьерского поезда встретил я молодого генерал-майора авиации с двумя золотыми звездами Героя Советского Союза на груди и сразу узнал в нем знакомого по войне летчика Сергея Даниловича Луганского. И он узнал меня, хотя мы не виделись около полутора десятков лет.

— Ну как, жив ваш дед Афанасий? — спросил я генерала, возвращая его в далекое прошлое.

— Дожил-таки до ста лет. — Луганский удивился: откуда я знаю его деда? Видимо, позабыл о том, что сам рассказывал мне о чудесном старике — родоначальнике славного рода, сыгравшем немалую роль в судьбе летчика. Я напомнил генералу о разговоре при последней встрече на аэродроме возле польского города Легница.

— Деду моему, Афанасию, 97 лет от роду. Никогда ничем не болел, до сих пор орехи грызет, — горделиво поведал тогда майор Луганский и, улыбаясь воспоминаниям, добавил: — Когда я твердо решил отправиться в летную школу, мать моя, Варвара Андреевна, запротестовала — не пущу да не пущу, учись на доктора. Я настаивал на своем. Тогда мать пошла за советом к деду. А у нас в семье спокон веку было заведено: как дед сказал, так тому и быть. Дед выслушал обоих, сощурил ласковые глаза и изрек: «На великое дело Серега решился. Нехай летает! Грех обрезать крылья, когда они сами растут».

— Да, не будь у меня такого чудесного деда, не быть бы мне летчиком, — сознался молодой генерал, а память унесла его далеко-далеко, в яблочный город Алма-Ату, на Заводскую улицу, в дом № 21, в детство.

Стоя в коридоре вагона, у раскрытого окна, мы не спеша разговаривали. Как водится в таких случаях, вспомнили короткие [661] встречи на фронтах Великой Отечественной войны, вспомнили, как советские войска освобождали Румынию.

Танкисты генерал-полковника А. Г. Кравченко вышли тогда на реку Прут и соединились там с войсками 3-го Украинского фронта. Кольцо окружения вокруг кишиневской группировки противника наглухо замкнулось. В него попало много немёцко-фашистских дивизий и частей из группировки «Южная Украина». Гитлер бросил на выручку окруженным частям четыре свежие дивизии из своего резерва, в том числе одну танковую. Через день — еще две пехотные и одну моторизованную дивизии.

Я находился тогда в танковой армии Героя Советского Союза генерал-полковника А. Г. Кравченко. На четвертые сутки наступления эта армия, обладавшая большой пробивной силой и высокой подвижностью, с боями освободила несколько городов — Роман, Бакэу, Бырлад, Хуши. Это были крепости, взятые штурмом.

— Из кишиневского котла удалось вырваться тогда лишь группе численностью в 7 тысяч штыков, но и она была настигнута в лесах южнее Хуши и сложила оружие, — сказал генерал Луганский, подтверждая, что он ничего не забыл из событий героического 1944 года.

В безоблачном небе тогда с утра до поздней ночи шли воздушные бои. На протяжении десятков километров по обочинам дорог валялись сожженные грузовики, взорванные пушки, подбитые танки — великолепная работа наших штурмовиков, — словно ураган прошел по земле. Тысячи брошенных противником винтовок, воткнутых дулами в землю, как частоколы, ограждали дороги, по которым сплошным потоком текли наши войска. У мостов через быстрые холодные реки, берущие начало в горах, подняв тонкие стволы, стояли зенитные батареи. Эскадрильи наших штурмовиков обрушивались на временную оборону, на колонны поспешно отступавших фашистских войск.

До мельчайших подробностей припомнилось мне, как южнее городка Хуши быстрокрылая четверка советских истребителей, прикрывая звенья штурмовиков, расстреливавших фашистские танки, смело приняла неравный бой с десятью «мессершмиттами». Пехотинцы видели, как «як» соколиным ударом сверху клюнул одну вражескую машину и та, оставляя в прозрачном воздухе черную борозду дыма, врезалась в густой лес, словно вырубила в нем просеку. Второй проворный и ловкий «мессер» зашел в хвост победителю. Тысячи людей на земле ахнули. Казалось, все кончено. Но советский летчик, сделав фигуру высшего [662] пилотажа, увернулся от огня, сам очутился за хвостом вражеского самолета и с близкой дистанции зажег его.

Солдаты, до боли в шее задрав головы, следили с земли за воздушным боем. Со стороны слепящего солнца появились 18 «юнкерсов», летевших звеньями, и черные тени их заскользили по освещенной солнцем земле. Солдаты видели, как все тот же «як» атаковал первым, пошел на флагмана в лоб, без единого выстрела, казалось, на таран. Нервы фашиста не выдержали. Теряя самообладание, он резко задрал машину кверху и получил залп из пушек и пулеметов снизу в брюхо своего самолета. Словно чадный факел, долго вертелась флагманская машина в воздухе. Советский летчик рассек строй и принялся уничтожать самолеты противника по одному.

В этом бою гитлеровские летчики зажгли один из наших самолетов. Пилот выбросился из кабины, раскрыл парашют и опустился на пыльное кукурузное поле вблизи дороги. Мы поспешили к нему на помощь и, убедившись, что он жив и невредим, спросили у него фамилию летчика, сбившего сразу три фашистские машины.

— Капитан Сергей Луганский, дважды Герой Советского Союза.

Дни наступления советских войск в Румынии стали черными днями гитлеровской авиации. Наши летчики господствовали в осеннем небе.

Горы разнообразной техники попали в руки советских солдат. Невдалеке чадил нефтяной город Плоешти, а на аэродромах оставались эскадрильи вражеских самолетов: у них не было бензина для взлета.

У поросшего садами города Роман я вновь залюбовался советским истребителем. Он нападал на врагов стремительно. Все же три «мессершмитта» зажали его. Казалось, у летчика не было выхода, но он, резко подняв нос самолета, по восходящей спирали вырвался из кольца, сделал «бочку» и снова атаковал «мессеров», сбил одного, а другого вогнал в землю. Я был уверен, что дерется Луганский — угадывался знакомый стиль боя. Фигуры высшего пилотажа были для него маневром в воздушном бою, помогали упреждать противника. Когда самолет возвратился на свой аэродром и совершил посадку, мы прочли на его борту слова: «Герою Советского Союза Сергею Луганскому от комсомольцев и молодежи г. Алма-Аты».

На изрытом бомбами аэродроме мы познакомились с Луганским — голубоглазым блондином атлетического сложения. Словно на скамью, сели на обломки «юнкерса-88» и не спеша повели [663] беседу. Луганский, как все летчики, замечательно объяснялся руками, показывая ладонями положение самолетов в бою.

— Тактика воздушного боя, — говорил он, — в основе своей имеет летную пару, состоящую из ведущего и ведомого. Ведомый — щит ведущего. У меня ведомый Иван Федорович Кульмичев, мой заместитель по политчасти. Он лично угробил 18 вражеских самолетов, четыре раза спасал меня от верной гибели...

По комсомольской путевке Луганский поступил в Оренбургскую школу летчиков и успешно окончил ее в 1938 году.

— В первые дни Великой Отечественной войны, — продолжал Луганский, — приходилось до крови закусывать губы. Но и тогда, хотя у нас было меньше самолетов, советские летчики показали гитлеровцам свое моральное превосходство. Мы без колебаний и страха шли на таран и в лобовую атаку; и не было случая, чтобы фашист выдержал этот прием боя.

Луганский не сказал, но я знал со слов его боевых товарищей, что однажды он в безвыходном, казалось, положении ринулся на таран и уничтожил фашистский бомбардировщик.

Будучи командиром истребительного полка, приданного штурмовому авиационному соединению, он в воздушных схватках много раз отводил удары, нацеленные на товарищей, и принимал их на себя.

Характер человека познается по его поведению в решительные минуты, а сколько таких минут было в жизни Луганского! На Южном фронте в начале войны он сбил четыре самолета противника, за что был награжден орденом Красного Знамени, еще четыре самолета уничтожил на Белгородском направлении, и был награжден вторым орденом Красного Знамени. Он принимал участие в боях под Прохоровкой, где с обеих сторон столкнулось несколько тысяч танков; под Харьковом и на Днепре, и повсюду боевые удачи отважного человека побуждали к рвению и мужеству весь полк. Много раз он рисковал собственной жизнью и всегда побеждал. Умение идти на трезвый, обдуманный риск выручало летчика из любой беды, каждый полет его становился поучительным.

Тогда, наблюдая за всем происходящим в Румынии, я невольно вспомнил знакомые по учебнику истории равнины Апулии, левый берег реки Ауфидьт и Канны. Во все времена все полководцы ставили себе в пример Ганнибала, мечтали о Каннах. Впервые в истории военного искусства, но в более грандиозных масштабах, советские войска повторили Канны в Сталинградской битве. В Румынии генералы армии Р. Я. Малиновский [664] и Ф. И. Толбухин устроили врагу новые Канны. В эту грандиозную победу Сергей Данилович Луганский вложил и свою долю. Чуть ли не ежедневно на фюзеляже его машины появлялись свеженарисованные красные звезды, которыми советские летчики вели счет сбитым самолетам врага.

Прошло несколько месяцев, и за полноводным, по-весеннему разлившимся Одером я снова увидел знакомый стиль воздушного боя. Советские истребители дрались с «мессершмиттами», напавшими на штурмовиков, возвращавшихся с задания. Наши летчики перекидывали машины из одного виража в другой, крутили боевые развороты, резко пикировали, остроумно пользовались маневром по вертикали. Летчики прекрасно знали уязвимые места «мессеров». Мы видели, как они, действуя по сжатой советской формуле воздушного боя: высота, скорость, маневр, огонь, — срезали четыре вражеские машины.

Позже я узнал имена летчиков. То были Евгений Меншутин, Гарри Меркваладзе, Виктор Усов — ученики Луганского, летчики полка, которым он командовал, летавшие в эскадрилье самолетов, купленных жителями Алма-Аты в подарок своему знаменитому земляку. Обладая глубокими теоретическими знаниями, полностью овладев боевой техникой, они не ждали противника, искали его и находили, навязывали ему свою волю и уничтожали. Эти люди были одной закалки с Луганским, ими владела та же жажда победы, у них были одни учителя и одна школа: сначала комсомол, затем партия. Сколько раз в бою, казалось, уже обреченные, они по радио получали советы своего командира, выполнение которых не только спасало их жизнь, но и губило врага.

.Я поехал на аэродром и снова встретился с Сергеем Луганским. С золотым чубом, падающим на высокий чистый лоб, он напоминал крестьянского парня, такого, каким был в детстве. На его счету было уже 390 боевых вылетов, 37 лично и 6 в групповых боях сбитых самолетов противника, а сумма сбитых самолетов в то время была и мерилом подвига, и характеристикой летчика, свершившего подвиг.

390 боевых вылетов! 390 раз жизнь ставилась на карту. Но он защищал Родину, которая была ему дороже жизни.

На том приодерском аэродроме Луганский зазвал меня к себе в комнату, заставленную букетами свежей сирени. Но сирень украшала скромное жилище офицера не только потому, что за распахнутыми окнами полыхала весна. До поступления в военное училище Луганский работал садовником, и страсть к цветам сохранилась у него на всю жизнь. Он говорил о боях [665] просто, как колхозник говорит о полевых работах. И то и другое достигалось трудом и потом.

— Война на исходе, пора снова садиться за парту, — мечтательно сказал Луганский.

И эта жажда к учению, любовь к книгам представили его с какой-то еще неизвестной стороны.

Волевой коммунист, никогда не останавливавшийся на полпути, Луганский осуществил свою давнюю мечту и уже в мирные дни успешно окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию.

...Трое юношей в вагоне зачарованно смотрели на золотые звезды Героя, на его многочисленные ордена, а старый, видавший виды человек проницательным взглядом смотрел на его красивые и сильные, словно у кузнеца, руки, умело державшие не только штурвал самолета, но и собственную судьбу.

Во время нашей последней встречи генерал Луганский, всегда считавший себя солдатом, напомнил слова великого русского полководца А. В. Суворова: «Солдат и в мирное время на войне». Он говорил о самолетах с любовью, как кузнецы говорят о молотах, а трактористы о машинах. Будучи генералом, он оставался рабочим, человеком непрерывного тяжелого труда. С тех пор утекло много воды. Сергей Данилович Луганский командовал авиационными соединениями в нескольких военных округах. Совершенствовалась советская авиация, появлялись новые типы машин. Луганский, оставаясь верным своей характерной черте — мужественной решимости, не только командовал и учил подчиненных, но и продолжал летать на новых самолетах, выполняя полетные задания в любое время суток на всем диапазоне высот, скоростей, дальностей.

Часто, закончив послеполетный разбор, он садился в кабину самолета и на практике показывал подчиненным, как надо вести воздушный бой, поучал:

— Успех полета зависит от качества подготовки на земле, — и в заключение предупреждал: — Ни один самолет не прощает грубых ошибок.

Казалось, запас прочности неутомимого человека неисчерпаем, но в работе изнашивается и крепчайшая сталь, устает и человеческий организм, каким бы выносливым он ни был. И вот пришла короткая весточка из Алма-Аты: «Ушел в запас. За плечами годы опыта и труда, и душа моя с молодыми летчиками».

Сергей Луганский, демонстрировавший высокую дисциплинированность и самообладание в бою, бывает у молодых летчиков и в стремительной динамике полета из множества возможных вариантов учит выбирать самый лучший, подчас единственно [666] правильный, учит умело поражать цели на земле и в воздухе.

Во время одной из командировок я побывал у истребителей-перехватчиков. Шли ночные полеты. Пилотирование истребителя-перехватчика в кромешной темноте предъявляет свои железные требования: летчик должен обладать твердыми устойчивыми навыками приборного полета, в совершенстве уметь пользоваться радиолокационным прицелом, точно выполнять команды наведения.

Полеты были трудные и увлекательные. В штаб вернулись на рассвете, и я был несказанно обрадован, когда на стене увидел портрет генерала Луганского. Человека помнят, он продолжает служить молодому поколению летчиков.

Перехватив мой взволнованный взгляд, молодой летчик сказал:

— Мы никогда не видели Луганского, но многому у него научились. Я написал ему письмо и получил ответ. Прославленный ас написал: «Летчик-истребитель должен в совершенстве владеть приборным полетом, уметь быстро ориентироваться в обстановке, выводить самолет из, казалось бы, безнадежного положения... Без знания теории нет летчика», — и, смущенно улыбаясь, белозубый лейтенант добавил: — Я стараюсь стать истребителем таким, как Луганский...

 

 

Книга 2

Петр Никитин

Советский полководец

МАЛИНОВСКИЙ РОДИОН ЯКОВЛЕВИЧ

Видный советский военный и государственный деятель Родион Яковлевич Малиновский родился в 1898 году в Одессе. По национальности украинец. Участник первой мировой и гражданской войн. Член КПСС с 1926 года.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.