Часть первая. Пробуждение 9 глава

Основная движущая сила ребенка-тифона – импульс телесного удовольствия-неудовольствия. Как известно из данных современной психологии, ребенок-тифон способен извлекать приятные ощущения из всех видов деятельности, участков и органов тела. Каждое движение, прикосновение, событие только в силу своей новизны доставляет массу впечатлений ребенку. Движение к осуществлению телесного удовольствия происходит спонтанно и незамедлительно, так же как и уклонение от чего-то неприятного.

Проект достижения Единства выливается на тифоническом уровне в потребность получать эмоциональное удовольствие и безраздельно владеть эмоциональной симпатией окружающих. Быть в центре внимания, в центре заботы, быть эмоциональным диктатором Мира – вот что является сверхзадачей Тифона. Хлеб Уробороса – пища. Хлеб Тифона – эмоции, ласка, любовь. На телесно-эмоциональном уровне восприятия эго рассматривает окружающих людей как эмоциональное продолжение самого себя и в таком виде пытается реализовать Проект Атман, Проект Единства. И до поры до времени этот проект кажется успешным, но лишь до тех пор, пока иллюзия Мира как эмоционального продолжения эго не рассыпается под давлением новых обстоятельств.

Если на первых порах родители потакают спонтанному проявлению эмоций и побуждений ребенка, то с течением времени их реакция становится все более и более жесткой. Так постепенно, шаг за шагом, они приучают ребенка-тифона к тому, что умеют сами – а именно сдерживать эмоции, отодвигать немедленное исполнение желаний в будущее, а значит, моделировать, представлять это самое будущее, в котором желание должно осуществиться, – и тем самым способствуют подъему самости ребенка на принципиально иной уровень восприятия и осознания – на уровень вербального ума.

Родители приучают ребенка не только принимать заботу и ласку, но и проявлять ее в отношении других, они дают понять ребенку, что, при всей той важности и ценности, которую он представляет для них, он не является центром вселенной, и у них есть другие интересы и дела помимо него. Постепенно ребенок обнаруживает, что мир гораздо шире, чем тот эмоциональный миф, в котором он жил. Попытка рассматривать людей как эмоциональное продолжение себя терпит крах, вынуждая самость начать процесс разотождествления с тифоническими формами восприятия и искать новый миф и новый способ реализации Проекта достижения Единства.

Нарцисс/Нимфа: ранний ум

Так же как на уровне Тифона сознание фокусировалось на теле и выделяло его из окружающей среды, на уровне Нарцисса/Нимфы сознание начинает фокусироваться на уме и выделять его из тела. Этот процесс неразрывно связан с овладением речью, ведь синтаксические структуры языка на уровне ума оказываются тем первостепенным инструментом, с помощью которого самость создает воспринимаемый мир.

Возникновение и обретение языка, как считает Уилбер, является единственным наиболее значимым процессом во внешней дуге жизненного цикла индивида. «В своем широком потоке язык несет целый комплекс взаимозависимых и взаимосвязанных феноменов, среди которых далеко не последними являются новые более высокие стили познания, расширенное понятие времени, новая и более единая разновидность самости, значительно расширенная эмоциональная жизнь, элементарные формы рефлективного самоконтроля и начало членства в культуре – в том смысле, который вкладывает в этот термин Карлос Кастанеда» (51).

Переход на уровень ума и развертывание языковых структур восприятия и интерпретации означает начало формирования принципиально иного чувства самотождественности. Если на уровне Уробороса самотождественность представляла собой смутное чувство энергетической общности себя (облако ощущений), противопоставленное такой же смутной общности Другого, а на уровне Тифона – образ тела, равный границам физического тела, противопоставленного окружающей среде, то, начиная с уровня раннего нарциссического ума, границами самотождественности человека, а значит, и границами его мира становится структура языка.

Постепенно у ребенка начинает формироваться языковое представление о себе – ментальное эго, которое представляет собой мысленную концепцию самого себя. Это зачаток того, что в скором будущем вырастет в полноценную личность.

Разницу между телесным эго и ментальным эго легче всего продемонстрировать на метафоре компьютера (который, собственно говоря, и является такой прагматической моделью двух пройденных человеком уровней восприятия и осознания – телесного и ментального). В этой метафоре сам компьютер, как интегрированная совокупность физических предметов – системного блока, монитора, клавиатуры и т. д. («железо», как говорят компьютерщики), – может быть представлен как телесное эго, а программное обеспечение, установленное на его жесткий диск, как ментальное эго. При этом операционная система символизирует как бы фундаментальную мировоззренческую систему человека, главный управляющий центр, ядро самости, базовую самотождественность, тогда как пакет прикладных программ представляет собой периферическую самотождественность – «скамейку запасных», набор тех субличностей, которые время от времени берут бразды правления в свои руки для выполнения каких-либо частных задач или действий в каких-либо частных ситуациях.

Полноценное ментальное эго, или личность, является «концепцией самого себя или совокупностью таких концепций вместе с образами, фантазиями, отождествлениями, воспоминаниями, субличностями, мотивациями, идеями и информацией, относящейся к отдельной концепции себя или связанной с ней» (51). Соответственно, чем точнее эта Я-концепция, чем более полно она учитывает все поверхностные и глубинные тенденции личности, тем более адекватное описание себя имеет человек.

В качестве символа первого ментального уровня, на котором оказывается самость, едва она преодолевает порог языкового восприятия и оказывается в «домике из слов», выбран мифический персонаж Нарцисс – юное создание, завороженное собственным отражением в воде. Расшифровка символа проста: вода – это поток языка, в котором самость впервые видит свой идеальный синтаксический образ, и этот образ так захватывает самость, что она целиком отождествляется со своим отражением в потоке языка, т. е. со своим описанием.

Нарцисс – это символ такой самозабвенности человека в языке, его полной отождествленности с миром описания вместо Реальности. Пока Нарцисс видит свой образ в потоке внутренней речи, он ни на шаг не отойдет от него, ослепленный, прикованный силой очарования к одному и тому же образу себя, полностью убежденный, что этот образ и есть он (рис. 5).

Реальность и описание, собственная сущность и ее образ-отражение меняются в сознании Нарцисса местами – завороженный ясностью языка, забывший, откуда он только что вышел и куда направлялся, целиком поглощенный образом себя, он полностью убежден, что описание и есть Реальность.

Женская ипостась Нарцисса – Нимфа. Джозеф Кэмпбелл подмечает очень характерную особенность сознания девочек-нимф: они «полностью поглощены тем, какое чудо они собой являют. Они еще ничего для этого не сделали, но каждый раз, глядя в зеркало, они видят нечто удивительное и прекрасное, что произошло с ними само собой и по странному стечению обстоятельств носит их имя» (24).

Тем не менее, языковые структуры восприятия и интерпретации, развертывающиеся на уровне Нарцисса/Нимфы, предоставляют самости гораздо большую степень свободы, по сравнению с телесно-эмоциональной обусловленностью Тифона. Пожалуй, главная из этих свобод – возможность выбора, связанная с тем, что в сознании ребенка-нарцисса оформляется понятие времени, понятие прошлого и будущего, возникает идеальная протяженность настоящего как представление в уме, а не только как длящийся от момента к моменту эмоциональный процесс, который нельзя ни остановить, ни отсрочить. Переходя на уровень ума, сознание возвышается над эмоциями, начинает отстраняться от них (трансцендировать их), воспринимать их как бы со стороны. Все это создает основу для развития активного владения собой – простая и сиюминутная реакция-разрядка, свойственная ребенку-тифону, превращается у ребенка-нарцисса в сознательные действия. Между стимулом-раздражителем и ответной реакцией на него возникает какой-то период времени, за время которого эмоциональная энергия, движущаяся к высвобождению, может быть сознательно заблокирована, перенаправлена или преобразована во что-то другое.

Так мы учимся одновременно и владеть собой, и скрывать свои чувства; и прощать, и затаивать обиду; и смирять себя, и лицемерить. Одновременно с возможностью выбора, которую приносит язык, в наш мир приходит и возможность вести двойную игру. Языковые манипуляции и временные процессы создают предпосылку для расщепления сознания Нарцисса/Нимфы на две части – Маску и Тень. Это расщепление становится тем более возможным, когда в процессе приобщению к миру описания взрослых ребенок также знакомится и с теми социальными правилами игры, которые в этом мире приняты.

На уровне Нарцисса/Нимфы самость предпринимает новую попытку осуществить Проект достижения Единства, но теперь уже способом реализации Проекта становится язык. Когда ребенок понимает, что у всякой вещи есть имя, он получает в свои руки новый инструмент контроля и манипуляции Миром – и это манипуляция именами и понятиями. В самом деле, это прекрасная возможность – Мир нельзя включить в себя как вещь, но можно включить в себя как понятие. В ментальном пространстве сознания имя-понятие становится полноправным заместителем вещи, любая вещь может быть названа и в виде имени стать частью эго. Называя вещь, мы, таким образом, получаем определенную власть над ней, и это власть изреченного слова. Эта подмена вещи информацией о ней очень четко зафиксирована в языке. Вспомните, как часто мы говорим «я хочу сказать тебе одну вещь», при этом мы, конечно, имеем в виду, что хотим сообщить человеку какую-то информацию. То есть на уровне ума информация для нас не просто замещает вещь, но буквально является вещью.

Создается иллюзия, что, манипулируя информацией, именами вещей, мы манипулируем самими вещами. Из этого представления исходит примитивная магия слов, распространенная в доиндустриальных культурах, где считается, что у всего в Мире – у каждой вещи, силы, стихии, у каждого живого существа – есть тайное имя, и что знание тайного имени дает полный контроль над тем, кому это имя принадлежит. На этом основаны всевозможные практики заклинаний и призываний – духов, стихий, сил. Такая примитивная магия называется галлюцинаторной магией, или псевдомагией, поскольку исходит из ошибочного смешивания вещи и названия. Название приравнивается к вещи и замещает вещь в ментальном пространстве раннего ума.

Помимо возможности псевдомагического овладения Миром посредством имен, у ментального Я появляется еще один способ стать Единым с Миром. Этот способ становится доступным для ребенка после того, как он через язык приобщается к тем культурным правилам и стандартам поведения, которые приняты в его семье. Ребенок быстро понимает, что времена раннего детства, когда родители умилялись каждому капризу своего чада, безвозвратно прошли и теперь, чтобы заслужить похвалу и одобрение своих близких, нужно нечто другое – необходимо выполнять некоторые правила, необходимо играть некоторые роли.

Так ребенок знакомится с еще одним способом завоевания Мира, который связан с возможностью получения одобрения со стороны ближайшего социального окружения. Соответственно, сверхзадача Проекта достижения Единства на этом уровне формулируется как необходимость получить одобрение всего Мира.

Попытка завоевать Мир через одобрение выливается в стремление играть определенные роли, чтобы «быть хорошим» и соответствовать ожиданиям окружающих. Ребенок хочет как можно скорее выучить правила, чтобы «быть хорошим мальчиком», «быть хорошей девочкой» и через это обрести новое единство с Миром, которого, как оказалось, нельзя достигнуть простым поглощением-включением Мира в себя на уровне Уробороса или простым расширением-проецированием на Мир своего эмоционального Я на уровне Тифона.

Внутренняя речь

Мы проследили первые три стадии Великого Путешествия самости через Гору Мира и обнаружили, что на каждой из этих стадий самость отождествляется со свойственным данному уровню базовым энергетическим процессом. На уровне Уробороса это ощущения, на уровне Тифона – эмоции, а на уровне Нарцисса/Нимфы – внутренняя речь, которая может проявляться либо в виде монолога, либо диалога. Границей между Я и не-Я на уровне Уробороса является тело ощущений (облако ощущений), на уровне Тифона – тело эмоций (образ физического тела), а на уровне Нарцисса/Нимфы – ментальный образ себя, представление о себе (поток мышления). Это представление о себе выражается в виде внутреннего монолога – разговора, который психический субъект (субличность) ведет сам с собой, описывая себя и Мир. Этот внутренний монолог

(ментальный миф) и есть его граница.

Как мы уже говорили, в любом мифе как системе описания себя и Мира есть три устойчивых элемента, которые могут быть выражены формулой «Я-Мир-Путь». Описывая себя как «хорошего мальчика/хорошую девочку» (Я), эго Нарцисса/Нимфы подразумевает определенный образ Мира (Мир) и образ действия (Путь) в нем. Образ Мира и образ действия предстают для него в виде конкретной команды, идущей от родителей («делай так, как я тебе говорю, и ты будешь хорошим мальчиком/хорошей девочкой»). И ребенок запоминает: «Мир таков, что, если я буду делать так, как мне говорят, я буду хорошим/хорошей, я получу одобрение».

Другой разновидностью внутренней речи является внутренний диалог. Если внутренний монолог – это граница психического субъекта, то внутренний диалог – это процесс сообщения, посредством которого осуществляется связь двух и более психических субъектов во внутреннем мире человека.

Все происходит так, будто в наших головах звучат голоса нескольких невидимых советчиков (субличностей), которые говорят нам, как следует видеть событие, как следует поступать в нем. И, будучи полностью отождествленными со своими внутренними монологами-диалогами, мы воспринимаем их как свои собственные мысли, но истина заключается в том, что мы делаем эти мысли своими, пока отождествляемся с теми, кто их говорит.

Так же как у самости-тифона нет никакой возможности анализировать свои эмоции и управлять ими, у самости-нарцисса нет никакой возможности управлять своими внутренними монологами-диалогами. Тифон полностью отождествлен с текущим эмоциональным процессом, Нарцисс полностью отождествлен с текущим внутренним разговором.

Из чего же состоит и как возникает в нашем сознании внутренний разговор? Кто эти невидимые советчики и откуда они берутся?

Ответ прост. С того самого момента, когда мы обучаемся языку (примерно с трех лет), мы начинаем активно говорить о Мире как сами с собой, так и с окружающими людьми. Поначалу мы ведем этот разговор только снаружи. В это время ум ребенка полностью открыт и жадно впитывает в себя всю информацию, какую только может почерпнуть, что и неудивительно, ведь эта синтаксическая информация служит строительным материалом для внутренних ментальных структур. Постепенно внешняя речь переходит во внутреннюю. Происходит интернализация внешних взаимоотношений с окружающими людьми, т. е. их превращение во внутренние структурные связи вербального сознания. Внешние взаимоотношения и внешняя речь превращаются во внутренний синтаксис вербального сознания. Если на первом этапе овладения речью ребенок-тифон (телесное эго) говорит о Мире со своими физическими родителями, то на следующем этапе (после интернализации) ребенок-нарцисс (вербальное эго) ведет внутренний диалог с языковыми образами родителей внутри себя.

Языковой образ родителей, или субличность Родителя, – это сложное внутреннее образование, которое включает в себя: а) чувства и мысли родителей по отношению к ребенку (вернее, не сами эти чувства и мысли, а то, как ребенок их понимает); б) ответные чувства ребенка по отношению к родителям; в) вербально-концептуальный набор внушений, команд, предписаний и запретов, обычно усваиваемых ребенком от родителей.

Так внутри человека возникает первая ролевая пара, первый ролевой холон – субличности Родителя и Ребенка – и принадлежащие им внутренние монологи-диалоги, так хорошо исследованные западной психологией.

Сам процесс диалога между субличностями Родителя и Ребенка протекает следующим образом. Фокус отождествления самости поочередно перетекает от внутреннего Ребенка к внутреннему Родителю и обратно, возбуждая контуры свойственных им вербальных структур. Вибрации, возникающие вследствие этого возбуждения, и воспринимаются как внутренний диалог. То есть ребенок отождествляется с ролью Родителя внутри себя, и если раньше кто-то из физических родителей неоднократно бранил ребенка за несдержанность или неаккуратность, то теперь уже ребенок сам начинает бранить себя за это. «Таким образом, - констатирует Уилбер, - вместо родителя, физически контролировавшего допустимость тех или иных импульсов, ребенок начинает контролировать их сам. Он может хвалить себя, что приводит к гордости, или осуждать, что порождает вину. Суть в том, что, принимая роль Родителя по отношению к самому себе, ребенок обретает способность разделять эго на несколько разных сегментов, каждый из которых сначала (но только сначала) базируется на оригинальных межличностных отношениях ребенка с родителем» (51).

По мере овладения речью граница ума начинает все более и более выделяться из тела. Та часть сознания, что активизировала структуры синтаксических интерпретаций, начинает закрепляться в них, все более и более тяготея к автономии. Так возникает вербальное эго (Нарцисс/Нимфа) – сознание, отождествившееся с языковыми структурами.

Благодаря активности вербального эго центр восприятия из тела переносится внутрь ума.

Границами Я становятся границы вербальных представлений о себе. Структуры восприятия-интерпретации, которые активизируются и развертываются на уровне ума, – это внутренние монологи-диалоги. По логике естественной эволюции сознания структуры восприятия нижнего (родительского) уровня должны быть трансформированы структурами дочернего порядка и в этом преобразованном виде включены в целостность нового уровня.

Именно это и происходит с телесно-эмоциональными структурами восприятия (контуры ощущений, влечений, эмоций). Они начинают включаться в структуры ума в виде внутренней речи, т. е. в виде ментальных интерпретаций. Возникает комплекс представлений о теле, и вербальное Я оперирует энергией нижележащих уровней через эти представления.

Если бы происходил идеальный переход-трансформация телесного осознания в ментальное, который бы увенчивался полноценной интеграцией уровней, то тогда вся совокупность телесных процессов включалась бы в структуры вербального ума и ментальное эго имело бы целостную систему представлений о себе, имело бы реалистичную картину того, что происходит с сознанием и телом, в каждый момент времени.

Но поскольку естественный процесс трансформации существенно искажается диссоциацией, подлинное телесное осознание входит в представления ума лишь частично. Диссоциированный ум вербализует только малую часть телесных процессов – ту, которая мыслится приемлемой для рассудочных ограничений. Так возникает Маска – урезанный, отредактированный и искаженный образ себя. Большая же часть происходящих в теле явлений исключается из внимания вербального ума – там возникают зоны отсутствия чувствительности. Сами явления никуда не исчезают, они лишь уходят из поля внимания Маски – уходят в Тень.

Овладевая языком, ребенок учится конструировать определенный тип описательной реальности. И по мере этого конструирования он обнаруживает псевдомагический потенциал слов. Вспомним: то, что воспринимает эго-ум, есть не столько Мир, сколько описание Мира. И в этом описании достаточно просто сказать чему-то «нет», достаточно просто лишить вещь имени, как это тут же исчезнет из воспринимаемого Мира. Конечно, сами по себе вещи или явления никуда не деваются, но для Нарцисса/Нимфы, чье сознание целиком захвачено описанием, это не имеет никакого значения.

В реальности описания то, что не имеет значения, не существует.

И это так. По крайней мере, до поры до времени.

Именно на эти грабли и встает диссоциированный Нарцисс, когда начинает перекраивать реальность описания на свой вкус. Раннее эго Нарцисса/Нимфы начинает с помощью слов и образов строить свою фантазмическую реальность – реальность, выстроенную на фундаменте «Я сказал», DIXI – «Это будет так, потому что я так хочу» и «Это так не будет, потому что я так не хочу». Это еще один способ реализации Проекта Атман: «Все будет так, как я сказал». И неизвестно, куда бы могла завести Нарцисса его инфантильная эго-фантазия, если бы он не был окружен своими родителями и воспитателями.

Ребенок-нарцисс весьма недолго остается наедине со своими фантазиями о Мире. Очень скоро родители знакомят его с миром людей – большим социумом, с его жесткими правилами и ролями. Нарцисс узнает, что предаваться своим излюбленным фантазиям он мог только потому, что кто-то ограждал его от встречи с Миром, который безжалостно развенчивает все фантазии. «Кто-то» – это, прежде всего, его родители, которые заботились о его безопасности, но это также и вся социальная система, созданная людьми, – мир соглашения, мир рассудка. Родители говорят: «Теперь ты стал достаточно взрослым, чтобы увидеть, какой ценой нам достается наша безопасность. Ты должен выучить правила, по которым мы живем, ты должен выучить роли, которые следует играть, чтобы быть одним из нас, потому что скоро тебе предстоит самому без подсказки играть роли и следовать правилам – участвовать в жизни сообщества, питать и поддерживать общественные устои».

И здесь одна за другой начинают рушиться все великолепные нарциссические иллюзии синтаксического солипсизма. Постепенно самость разотождествляется с самоощущением Нарцисса и переходит на уровень рассудочного ума, уровень Хоббита – социального существа, которое должно выполнять предписанные законами общества правила и роли, чтобы обеспечить обществу, а значит и самому себе, возможность выживания. На этом уровне эго обнаруживает новые формы реализации Проекта достижения Единства и сталкивается с новыми препятствиями для его окончательного осуществления.

Мир Хоббитов: социальный муравейник

Процесс перехода самости от самотождественности имени-понятия к самотождественности правила-роли известен в психологии как социализация. Этот процесс связан с возникновением в сознании структур ролевой самоидентификации. Для обозначения этой самоидентификации я использую образ Хоббита, взятый из трилогии «Властелин колец».

Как мы знаем из книги и фильма, Хоббиты – это небольшого роста существа («полурослики»), живущие в тесном соседстве друг с другом. Мир Хоббитов – это модель социального муравейника в миниатюре, мир круговой поруки и двойных стандартов – для своих и для чужих. Отличительные черты Хоббитов – конформизм и консерватизм. «Ты очень любопытен и горяч, что несвойственно Хоббитам», - говорит Гендальф Фродо. Для Хоббитов быть на хорошем счету означает ни во что не впутываться и ни во что не встревать. Все непривычное, неожиданное, необычное, новое вызывает у Хоббита чувство неприятной тревоги, потому что несет угрозу сложившемуся порядку, узаконенному социумом. Поддерживать этот порядок – вот главная задача Хоббитов. Их девиз: «Так жили наши деды, так жили наши отцы, так будем жить и мы».

В русской мифологической традиции известен удивительный образ спящего в море Чудо-юдо рыбы кит, на хребте которого люди построили свои деревни и города. Чудо-юдо спит так долго, что люди давно забыли о его существовании. На мой взгляд, это прекрасная метафора мира Хоббитов (социальных Я), выстроенного на спящем теле древнего чудовища, имя которому – Бессознательное.

Кстати, одним из распространенных мотивов героического путешествия в русских сказках является ситуация, когда герой встречается с Чудо-Юдо, и последний просит его передать людям, живущим на его теле, какое-то очень важное послание, касающееся их судеб. Таким образом, героическое путешествие (о котором мы будем говорить позднее) решает задачу взаимосвязи рационального и дорационального, сознательного и бессознательного измерений. Однако об этом позже, а пока обратимся к миру Хоббитов, измерению ролевого ума, на котором процесс отчуждения ума от тела приобретает свои патологические формы.

Структурами восприятия на уровне Хоббита являются знаковые и ролевые системы. С помощью этих знаковых систем Хоббит идентифицирует себя: Я есть те роли, которые Я играю в своем сообществе, и эти роли маркированы определенными знаками отличия или знаками соответствия. Знаки, о которых идет речь, - это и определенные стили одежды и поведения, и маркеры социального и должностного статуса, и специфические языковые маркеры (пароли, сленг, жаргон), и денежные знаки, и атрибуты власти, и знаки внимания, и знаки уважения, и знаки почета и признания.

Соответственно, Проект достижения Единства с Миром на уровне Хоббита превращается в погоню за знаками. Деньги, власть, слава, высокий социальный статус, уважение и почет – вот те заменители Бога, которыми оперирует Хоббит в своей попытке завоевать Мир. Стать Единым с Миром в пределе означает для Хоббита присвоить деньги всего Мира, заполучить власть над всем Миром, добиться славы во всем Мире, заслужить уважение всего Мира. Стать богатым, знаменитым, авторитетным владельцем Мира.

Следует иметь в виду, что при переходе с уровня на уровень Проект достижения Единства трансформируется по тем же законам, по которым трансформируется вся система самости, а это, как мы знаем, законы естественной иерархии взаимовключенных целостностей или холоархии. То есть Проект Атман каждого последующего уровня включает в себя также и проекты всех предыдущих уровней, но уже проинтерпретированные в терминах более высокого порядка и в этом виде обретшие новую жизнь. В этом смысле, например, жажда денег – это в первую очередь жажда того, что на них можно купить, т. е. жажда пищи и вещей и, отчасти, жажда эмоциональной ласки и жажда одобрения. Если я не могу просто так съесть Мир, получить ласку и одобрение Мира, то теперь, возможно, я смогу купить все это. Примерно так рассуждает Хоббит, увлеченный своим новым Проектом достижения Единства. То же самое можно сказать и о жажде развлечений, славы, власти и т. п.

Симптоматично, что пресловутые поиски любви также трактуются Хоббитом в терминах своего уровня – как поиски в первую очередь телесно-эмоциональной собственности, доставляющей удовольствие («ты теперь навеки принадлежишь мне» или, по крайней мере, «ты принадлежишь мне в эту ночь»), поиски ласки, одобрения, поиски партнера для своих излюбленных ролевых игр (ребенок-родитель, хозяин-раб, хищник-жертва и т. п.) и уже в последнюю очередь поиски взаимопонимания.

Любовь для Хоббита – это определенный род товара, и все, чем он озабочен, – возможностью повыгоднее купить или продать его: «Я буду любить тебя, в обмен на то, что ты дашь мне кое-что взамен, – может быть заботу, может быть одобрение, может быть деньги, а может быть, так же будешь любить меня», и, наоборот: «Я дам тебе деньги, я положу к твоим ногам весь мир, но в обмен на твою любовь (читай: в обмен на то, что ты станешь моей телесно-эмоциональной собственностью)». Если же объект любовной сделки не отвечает взаимностью, то любовь Хоббита быстро остывает или превращается в свою противоположность: «Ах так, вот как ты, значит, со мной, получай же!» Другой вариант, когда Хоббит делает из своей неразделенной любви культ. Страдая от «мук одинокой любви» и побольнее расковыривая свою болячку, Хоббит стремится лишь к одному – вызвать жалость со стороны окружающих, ведь жалость . это тоже его эмоциональный хлеб: «Пожалейте меня, посмотрите, какой я несчастный, бедный, никто меня не любит, никто не уважает, пойду я на болото, наемся жабанят».

Царь-в-голове

При переходе от уровня Нарцисса к уровню Хоббита субличность Родителя в сознании ребенка постепенно развивается в особую эго-структуру, которая в западной психологии известна как Суперэго. В этой книге я буду называть эту структуру рассудком, а ее самотождественность – Царем-в-голове.

Рассудок – это центр ментального контроля, высшая судебно-оценочная инстанция эго, которая стремится управлять, определять, оценивать и держать под контролем все побуждения, потребности и желания человека.

Рассудок содержит в себе не только идею Родителя, со всеми его запретами и предписаниями – помимо Родителя рассудок содержит в себе весь интернализированный социум. Рассудок – это ментальная квинтэссенция мира людей – социальных правил, законов, традиций, суеверий, табу, социальных «плохо» и «хорошо», признанных авторитетов и т. п. Рассудок – это целый хор голосов: родителей, близких родственников, школьных учителей, авторитетных друзей, представителей закона, начальников, наставников и т. д., который сливается в единый оценочно-осуждающий вердикт-предписание, как «правильно» жить, как «правильно» себя вести, что следует говорить, когда нужно улыбаться, куда класть руки, как одеваться, чем питаться, что должно делать, а чего не должно, чтобы быть «нормальным», «как все». При этом быть «нормальным» означает быть таким, каким принято быть в той социальной группе, в которую вписан человек.

Это не обязательно тот «большой социум», каким мы его себе представляем. В каждой социальной группе, большой или маленькой, вырабатываются свои нормы и критерии правильности: у людей искусства – свои; у спортсменов – свои; у политиков – свои; у гуманитариев – свои; у людей технического склада – свои; у религиозных людей – свои; у мистиков и магов – свои; у эзотериков – свои. Но каким бы ни был рассудок, формирующийся под влиянием этих социальных групп, его суть и роль в жизни человека всегда одна и та же, ибо рассудок – это тот орган эго-сознания, который делает человека полностью обусловленным мнением окружающих его людей. Вы можете быть обусловлены мнением своего отца или авторитетного друга, мнением своего наставника или духовника, мнением тренера, мнением жены или мужа, мнением лучшей подруги, мнением ведущего аналитической программы или редактора вечерней газеты. Не важно, чьим именно мнением вы обусловлены и чьими указаниями руководствуетесь, – главное, что вы обусловлены им, и ведущую роль в этом играет ваш рассудок.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: