Часть первая. Пробуждение 8 глава

Сегодня доказанным фактом является то, что новорожденный ребенок не имеет восприятия того мира материальных вещей, который нам кажется существующим «объективно» и независимо от нас. Мир, в котором пребывает новорожденный, покажется очень странным взрослому человеку (несмотря на то что он сам однажды из него вышел) – в этом мире нет ни пространства, ни времени, нет ни вещей, ни объектов, нет устойчивых форм.

В восприятии новорожденного не существует никакого реального разделения между внешним и внутренним, субъектом и объектом, между телом и окружающей средой.

Младенец погружен в текучий мир процессов, у которых нет ни начала, ни конца. У этих процессов нет никакой истории. События происходят, но они не происходят как «объективные», отдельные от самого ребенка, просто потому что в восприятии ребенка еще нет того пространства, в котором они могли бы происходить.

Уилбер уточняет: «…это не означает, что ребенок рождается в мир материальных объектов, которые он не способен распознавать – но лишь то, что с точки зрения ребенка никаких объектов пока еще буквально не существует (курсив мой. . Р. М.)» (51).

Нам кажется, что тот комочек плоти, который мы видим, - это и есть новорожденный ребенок. С точки зрения материи это так – но не с точки зрения сознания. Мы впадаем в это заблуждение, потому что привыкли находить свое собственное сознание внутри своего тела. От этого нам кажется, что сознание всех существ находится внутри их тел. Однако, знание древних традиций и современные психологические исследования говорят иное. Сознание новорожденного младенца не находится внутри его тела. Оно оказывается разлитым в окружающей материи. Алхимики и гностики называли такое состояние плеромным – это означает, что сознание и материальный мир не дифференцированы, не отличаются одно от другого. Для новорожденного ребенка сознание и мир – одно.

Если попробовать представить, как такое может быть, и затем смоделировать процесс перехода сознания в то состояние, которое нам известно, в котором мы все находимся (я имею в виду то самоощущение, когда мы чувствуем свое сознание находящимся внутри своего физического тела), то мы очень быстро придем к идее поля. Так, мы можем представить себе изначальное плеромное сознание как род аморфного несфокусированного поля, а происходящий затем в сознании младенца процесс выделения физического тела и отличения его от остального материального окружения – как процесс постепенной фокусировки поля сознания на физическом теле. При этом с субъективной точки зрения процесс будет выглядеть так, словно сознание не фокусируется на уже существующем физическом теле, а само физическое тело во всей совокупности его ощущений возникает из плеромы в результате сгущения и уплотнения изначально аморфного поля энергии осознания.

В процессе такой фокусировки младенец постепенно учится выделять свое тело из окружающего поля сигналов и отождествлять себя с ним. В таком случае момент, когда младенец начнет устойчиво отождествлять себя с телом, будет означать, что процесс фокусировки сознания в теле в целом завершен.

Змей-который-кусает-себя-за-хвост

Конечно, плеромное, аморфное существование не может продолжаться долго. Уже с самых первых дней жизни в сознании младенца начинается процесс развертывания всех первичных структур восприятия.

Именно об этом процессе говорится в традициях тибетского буддизма, толтекского шаманизма, индуизма, христианского мистицизма и других. Здесь идет речь о двух частях целостности человека: первая – это сокровенная, сущностная внутренняя часть (сердце, или нагуаль, у толтеков, Атман-пуруша у индуистов, неразрушимое тигле у тибетских буддистов), которая представляет собой чистую способность к восприятию и осознанию; вторая часть – это внешняя, личностная половина целостности, связанная с миром становления и времени (лицо, или тональ, у толтеков, пракрити у индуистов и временное тигле у тибетцев), эта часть связана со структурами и уровнями восприятия.

Первое время после рождения сущностная часть целостности преобладает над личностной, нагуаль преобладает над тоналем, который пока слаб и беспомощен – структуры восприятия в сознании пока не оформлены, восприятие аморфно и не сфокусировано, это хаос, ибо у воспринимающего существа нет никаких точек отсчета, нет никаких структур, которые могли бы хоть как-то упорядочить сигналы Мира. Такое существо полностью беспомощно и целиком зависит от своих внешних попечителей (родителей), которые восполняют недостаток у младенца собственных структур восприятия тем, что берут его под неусыпный контроль и опеку: они проецируют свои личностные структуры восприятия (свой тональ) на структуры ребенка, тем самым укрепляя их.

Что же творится в это время в сознании младенца? Как говорит Уилбер, одна из первых задач, которая стоит в это время перед ребенком, - «созидание объективного мира, отдельного от него самого» и «структурирование его субъективного самоощущения» (51). Это становится возможным благодаря проведению в сознании первичной границы восприятия – идеальной линии ощущений, которая бы отделила Я от не-Я. Когда происходит самозамыкание этой границы в сферу, возникает первичная структура восприятия, позволяющая начать локализацию ощущения себя по одну сторону этой границы (внутри сферы), а ощущение всего остального Мира – по ту сторону границы (снаружи сферы). Так начинает развиваться другая половина целостности, связанная с миром упорядоченного восприятия, - временное тигле, тональ, личность.

«Где-то во время первого года жизни младенец научается тому, что если он кусает одеяло, ему не больно, а если он кусает свой палец, ему больно: появляется различие между телом и материей. Младенец выделяет свое тело из окружающей среды, и, таким образом, его самоотождествление переходит от слияния с материальным миром к отождествлению с эмоционально-чувствующим телом» (51).

Если символом изначального недифференцированного сознания является Плерома, то символом следующего за ним уровня, на котором развертывается первичная граница восприятия, является Уроборос – Змей-который-кусает-себя-за-хвост.

«Уроборос представляет собой коллективное, архаичное, все еще преимущественно океаническое состояние; само это слово происходит от имени мифического змея, который, пожирая свой собственный хвост, формирует «в замкнутом круге» самодовлеющую преддифференцированную массу, не ведающую о себе самой» (51).

Итак, в недифференцированной общности сознания возникает первичная граница. То, что было прежде единым полем, разделяется на две фундаментальные части – внутри и снаружи, здесь и там. Несмотря на то, что поле и по ту и по эту сторону границы все еще остается одним и тем же – однородной энергетической массой, несущей в каждой своей частичке потенцию восприятия и осознания, – все же внутри границы начинает все сильнее и сильнее проявляться некое фундаментальное отличие, такое же простое, как сама первичная граница восприятия. Поле внутри границы теперь стремится определить свою общность как только то, что находится по эту сторону границы; так возникает основа субъективного самоощущения – фокус восприятия внутри сферы, чувство Я. Однако, локализуя себя и самоопределяясь, структурируя себя, общность внутри сферы так же начинает ощущать свое отличие от общности снаружи – общность снаружи начинает восприниматься как нечто фундаментально Другое. Процессы поля, прежде свободно взаимоперетекавшие один в другой, теперь обнаруживают границу и начинают взаимоотталкиваться. Силы единства, прежде объединявшие поле сознания в однородную целость, теперь, благодаря наличию границы, начинают противоборствовать друг другу. Сила-внутри-границы стремится сохранить свое новое единство-внутри-границы, тогда как сила-вне-границы стремится ликвидировать границу-препятствие и вернуть себе прежнее единство-без-границ.

Так, вместе с возникновением первичной границы восприятия возникают и две фундаментальные тенденции, которые в дальнейшем будут определять весь ход развития автономного сознания и всю драму его существования – Сила Жизни (Эрос) и Сила Смерти (Танатос).

Так возникает жажда Жизни, которая на стадии Уробороса проявляется в стремлении поглотить Другого, сделать его частью себя, и страх Смерти, который на этой же стадии проявляется как страх быть поглощенным и уничтоженным Другим.

Как пишет Уилбер, «уроборическая самость младенца начинает ощущать гнетущее и первобытное состояние страха по той простой причине, что она теперь распознает другого – уроборического другого. Юнгианцы, фрейдисты и клейнианцы согласны между собой в том, что первичный страх лучше всего интерпретируется как оральный, то есть страх быть проглоченным, поглощенным и уничтоженным уроборическим другим» (51).

Тайна же взаимодействия этих Сил – Силы Жизни и Силы Смерти, Эроса и Танатоса – заключается в том, что обе они есть взаимопротивоположные проявления изначального стремления к Единству, свойственного самой природе сознания.

Первичная граница восприятия кладет начало созданию осей пространства – в первую очередь начинается различение «Здесь» и «Там». «Здесь» все то, что находится внутри границы восприятия, уроборическое Я; «Там» – все то, что не «Здесь», окружающая среда, которая на стадии Уробороса ощущается как довлеющая со всех сторон недифференцированная масса – безличное Другое, которое, с одной стороны, дает пищу и удовлетворяет все потребности, а с другой . возбуждает первобытный страх, поскольку несет в себе тотальную угрозу уничтожения.

Мир Уробороса – это странный сумеречный мир, одновременно и блаженный, и ужасный. Здесь еще нет времени, но уже есть намек на пространство, которое пока еще одномерно. Это мир инертности, покоя и ничегонеделания. Самосознание еще очень смутное, а потому ребенок-уроборос сам по себе пока редко чего-либо хочет и редко проявляет себя – все потребности удовлетворяются неистощимым Миром-кормильцем, находящимся по ту сторону границы ощущений.

Таков мир, в котором мы пребываем первые месяцы своей жизни.

Жажда Жизни и стремление к Смерти

Две фундаментальные силы нашего существования, как мы увидели, возникают одновременно с возникновением первичной границы восприятия. То, что было Единым, разделилось, и теперь пытается вернуть себе изначальное единство двумя противоположными способами. Единое-внутри-границы (воспринимающее существо, Я) пытается сохранить свое новое единство, а значит сохранить границу. Единое-снаружи-границы (Мир, не-Я) пытается вернуть свое прежнее единство, а значит разрушить границу. Очевидно, что, поскольку обе силы инициированы Единым, реализация Единства не может быть достигнута простым преобладанием какой-либо одной из них.

Стремление к Смерти, как и жажда Жизни, свойственны самой природе нашего сознания, вот почему невозможно реализовать окончательное Единство, подавив или уничтожив стремление к Смерти, как невозможно реализовать окончательное единство, подавив или уничтожив жажду Жизни. Неосуществима в первую очередь сама возможность уничтожения какой-либо одной силы за счет другой.

Эта невозможность и является фундаментальной движущей силой всякого движения, всякой эволюции и всякого развития, потому что заставляет воспринимающее существо приспосабливаться к Миру, взаимодействовать с ним, изменять его и изменяться самому в результате этого взаимодействия. Воспринимающее существо хочет выжить, что означает сохранить свое единство, но не может сделать это простым отрицанием Мира или изоляцией от Мира. Другое, не-Я, уже есть, и оно уже есть везде и всегда. Хотим мы этого или нет, но, будучи сами по себе целостностью, мы также всегда включены как часть в целостность чего-то большего – Мира, Космоса, Бога.

Имея непреходящего Бога внутри, мы также являемся частью становящегося Бога снаружи.

Поскольку простое сохранение своего единства для воспринимающего существа невозможно, единственный способ выжить для него – обрести единство с Миром. Так, с одной стороны, потребность выживания (жажда Жизни) заставляет автономное Я сопротивляться Миру. Это сопротивление проявляется как страх Смерти (инстинкт самосохранения) – стремление сохранять себя (свое уже известное единство) в существующих границах. А с другой стороны, заставляет открываться Миру, принимать Мир в себя и быть принятым Миром. Это движение навстречу Миру проявляется как стремление к изменению – стремление изменять себя, открывая и расширяя свои границы, принимая в себя Мир, обретая новое, еще неизведанное единство. Однако стремление к самоизменению, будучи закономерным продолжением потребности выживания (жажда Жизни) в ситуации, когда простого самосохранения для выживания недостаточно, столь же очевидно оборачивается стремлением к Смерти. Ведь страх Смерти – это, по сути, страх Другого, страх неизвестного, того, что не-Я, страх перед Миром и перед его Тайной, а стремление к самоизменению – это движение навстречу этому Другому, навстречу неизвестному.

Так мы видим, что страх Смерти – это страх изменений. И в то же время необходимость изменяться – это единственная возможность выжить в ситуации, когда есть неизведанное Другое, не-Я, Мир, и это Другое окружает автономное существо со всех сторон, оказывает непрерывное и неумолимое давление на его хрупкие границы восприятия – и это давление с течением времени становится все сильнее.

Мы привыкли думать, что потребность выживания (жажда Жизни) и инстинкт самосохранения (страх Смерти) . это одно и то же, но, как оказывается, это далеко не так. Мы видим, что потребность выживания – это процесс более широкий, поскольку потребность выживания включает в себя, помимо необходимости самосохранения, еще и необходимость самоизменения.

Итак, мы имеем две фундаментальные силы: жажду Жизни (потребность выживания, присущая любому автономному существу, имеющему границу) и давление Смерти (неумолимая сила рока, сила разрушения любых автономий, идущая со стороны Мира, стремящегося вернуться в состояние изначального недифференцированного единства). Потребность выживания реализуется через взаимодействие двух разнонаправленных процессов – импульса самосохранения и импульса самоизменения, которые также присущи любому автономному существу. Давление со стороны Мира тоже оказывается двойственным: открываясь навстречу Миру, воспринимающее существо обнаруживает, что часть процессов Мира может быть принята им. Воспринятые процессы изменяют среду внутри границы, но не настолько, чтобы автономное Я потеряло чувство самотождественности. То есть воспринимающее существо обнаруживает, что часть внешнего давления может быть интерпретирована как созидающая энергию и принята внутрь как питание. Другая же часть процессов Мира остается чужеродной для воспринимающего существа – это угрожающий жизни процесс давления-разрушения. Таким образом, мы имеем четыре процесса: процесс, направленный от Я к Я (самосохранение или самозамыкание, самопоглощение), процесс, направленный от Я к Миру (самоизменение или самораскрытие, самопреодоление), и два процесса, направленные от Мира к Я (питание - созидание, давление - разрушение).

Как нетрудно догадаться, развитие человека осуществляется как взаимодействие всех этих четырех процессов. Посмотрим, как это происходит.

Мы уже увидели, что сразу вслед за возникновением автономного существа из Единого-Плеромы оно движимо двумя безусловными устремлениями, идущими из самой его глубины и являющимися прямыми проявлениями изначального Единства.

С одной стороны, это стремление быть самим собой, быть Единым в себе, быть единственным, быть центром всего космоса. Это стремление закономерно, поскольку в глубине каждого существа есть это изначальное Единое. Это изначальное внутреннее чувство уникальности и универсальности самих себя, с которым каждый из нас рождается в этот мир. Это чувство служит основой импульса самосохранения.

Это чувство заставляет нас защищать свои границы, заставляет быть и оставаться самими собой – такими, какими мы себя знаем.

Однако вот парадокс: та же граница, которая является причиной возникновения самосознания, воплощающего в себе уникальность и универсальность изначального Единого, - та же граница служит препятствием для реализации этого безусловного чувства универсальности, поскольку уже есть нечто Другое по ту сторону границы, и это Другое каждый миг угрожает разрушить и уничтожить чувство внутреннего единства, чувство уникальности и универсальности отдельного Я. Уже существует двойственность, и в этой ситуации для отдельного Я уже мало просто быть Единым в себе и с собой. Быть Единым означает быть Всем, а в ситуации двойственности это означает стать Всем – то есть включить Другое в себя, сделать это частью себя. Это стремление стать Единым с Миром так же безусловно и закономерно, как и стремление оставаться Единым в себе. В двух этих стремлениях реализуется изначальное намерение Единого в мире границ, в мире двойственности. Потребность стать Всем порождает импульс самоизменения, присущий нам в той же мере, в какой нам присущ импульс самосохранения.

Эта потребность заставляет нас идти навстречу Миру, открываться Миру и завоевывать Мир. Мы хотим, чтобы весь Мир был наш, лежал у наших ног, принадлежал нам. Вопрос только в том, в какой форме мы будем пытаться осуществить это. И вопрос в том, какими мы все-таки должны стать, чтобы быть способными вместить в себя Все Это.

Поскольку процесс развития подразумевает цепь трансформаций воспринимающего существа, то очевидно, что этот процесс предполагает своей целью реализацию такого самоощущения и такого чувства самотождественности, которое смогло бы вместить в себя все богатство содержаний изначального Единого. Эта цель или вершина развития, как тождество Я всей Целостности Вселенной, обозначалась в мировых традициях мудрости как реализация Полноты Осознания, Целостности, реализация Духа, или единства Атмана-Брахмана, которое есть наша сокровенная внутренняя глубина и вершина, включающая в себя Все и Ничто.

Очевидно, что каждый этап этого Великого Путешествия есть неотъемлемая часть Целостности – все есть Дух, все есть Атман, говорят нам мировые традиции мудрости. Полнота Осознания не находится где-то в будущем – она уже с нами, прямо в этом самом мгновении настоящего. А раз так, значит, Полнота Осознания не есть что-то, что может быть достигнуто когда-то, но есть сам момент осознавания прямо сейчас. Дух не есть что-то, к чему можно стремиться, но есть непосредственно переживание в этот самый миг и в каждый другой миг восприятия. И традиции мудрости справедливо указывают нам на этот факт, говоря, что Полноты Осознания невозможно достигнуть в каком-либо мгновении будущего, но она может быть мгновенно раскрыта в непреходящем Настоящем, как недвойственное переживание полноты бытия, полноты присутствия в этот самый миг.

Но очевидно также, что прямо сейчас, в это же самое мгновение, существует препятствие для немедленной реализации Полноты Осознания. Существует нечто, что мешает нам осознать то, чем мы и так уже изначально являемся. И это препятствие – наша обусловленность своей временной формой, своими границами. Мы отождествлены со своими границами, и выйти за них означает для нас потерять себя. Так происходит в силу того, что в мире границ изначальное Намерение Целостности проявляется двояким образом – как сила-единства-внутри-границы и сила-единства-снаружи-границы. Окончательно потерять свои границы означает для нас утратить свое уже существующее единство, которое мы называем своим Я, своей личностью. А окончательно законсервировать себя внутри своих границ означает поставить крест на возможности обретения еще не реализованного единства с Миром. Получается так, что на каждом этапе своего Путешествия, на каждом уровне развития у нас есть некое чувство внутреннего единства, чувство самотождественности, Я, эго, безвозвратная утрата которого в такой же мере препятствует реализации Полноты Осознания, в какой препятствует ей наша попытка увековечить его.

Так возникает то, что Кен Уилбер называет «Проект Атман», Проект достижения Единства, экзистенциальная попытка каждого автономного существа реализовать внутренне присущее ему чувство единства так, чтобы включить в себя весь Мир, сделать Все частью себя и остаться при этом собой.

Проект достижения Единства осуществляется в горизонтали каждого уровня развития как попытка эго реализовать единство теми способами, которые предоставляют ему присущие каждому конкретному уровню структуры – временные формы восприятия и осознания.

Внутренне присущее всем нам чувство универсальности, уникальности, чувство собственной божественности (чувство, что мы уже изначально являемся Всем), будучи спроецированным на отдельное эго, порождает искаженное, иллюзорное чувство уникальности и универсальности именно этого отдельного эго. Отождествляясь с временной формой, живущий в глубине каждого из нас Бог забывает о своей вневременной природе и переносит свои божественные качества на отдельную форму. Так возникает феномен эго – феномен временного, преходящего, частного существа, которое чувствует себя вневременным, непреходящим и всецелостным и испытывает неутолимую потребность быть таковым.

Так возникает «Проект Атман», Проект достижения Единства – попытка эго достичь всецелостности, оставаясь отождествленным со своей преходящей формой.

На каждом уровне или витке развития самость создает временные формы восприятия себя и Мира и, отождествляясь с этими формами, предпринимает попытку реализовать свое абсолютное единство определенным способом – тем, который диктует ему данная форма восприятия. Но всякий раз реализуется лишь относительное единство – как форма относительного равновесия в динамике взаимоотношений Я-Мир. Момент стабилизации относительного единства – это первая фаза Проекта. В это время кажется, что абсолютное единство может быть успешно реализовано тем способом, который предоставляет самости данная форма существования. Достигается равновесие между четырьмя силами: инстинкт самосохранения успешно защищает эго от избыточного давления со стороны Мира, стремление включить в себя Мир не приводит к радикальному изменению себя и успешно реализуется в наличных формах существования.

Для ребенка-уробороса такой формой осуществления Проекта Атман является тело ощущений (или, лучше сказать, облако ощущений), а способом – поглощение и переваривание пищи. Ребенок-уроборос просто физически поглощает и переваривает Мир. Его сверхзадача – проглотить весь внешний Мир, сделать Все частью себя. Это самая простейшая и примитивнейшая форма осуществления Проекта достижения Единства, связанная с телом ощущений. Однако этой мечте не суждено сбыться. Рано или поздно обнаруживается, что Мир гораздо больше, сложнее и шире, чем просто материнская грудь (которая для ребенка-уробороса является первичным образом Космоса), и попытка физически проглотить Мир утопична. Данный способ реализации абсолютного единства терпит крах. Начинается вторая фаза проекта, когда нарастают кризисные тенденции и вскрывается невозможность реализации абсолютного единства с помощью данных форм восприятия и осознания. В этот момент потребность в самоизменении начинает усиливаться и входит в конфликт с инстинктом самосохранения. Самость стремится превзойти форму данного уровня, что для эго (сознания, отождествленного с данной формой) означает смерть. Стремление к Смерти (в виде импульса к изменению формы) перевешивает жажду Жизни (в виде импульса к сохранению формы) и система самости входит в кризис трансформации. И за этой фазой следует третья – переход к новой, более утонченной и более сложной форме существования и к новому способу реализации единства.

Для ребенка-уробороса этот переход оказывается прямым следствием всего предыдущего процесса поедания Мира. Поглощая питательные вещества из материнской груди, ребенок растет, его тело укрепляется – изменения накапливаются, и однажды количество переходит в качество – ребенок начинает овладевать своим телом, учится фокусировать взгляд, хватать предметы, ползать и ходить. По мере того как растет его способность фокусировать свое сознание в теле и на теле, происходит переход от чисто уроборического уровня существования к уровню Тифона – уровню отождествленности с инстинктивно-эмоциональным телом.

Тифон: полузмей-получеловек

Во многих древних культурах сохранился целый мифологический пласт, посвященный странным существам – наполовину змеям, наполовину людям. В мифологии Древней Индии такое существо называется нагом, в европейской мифологии – тифоном.

С одной стороны, это память о том давнем периоде истории, через который прошло однажды все человечество; с другой – это воспоминание о том периоде раннего детства, через который проходит в начале жизни каждый из нас.

По мере того как продолжается процесс локализации сознания в пределах первичной границы восприятия (облако ощущений), самость все более отчетливо определяет свою органическую форму (физическое тело). Это происходит благодаря возникновению способности к активному созданию образов. Как пишет Уилбер: «С помощью конкретного образа, сначала неточного, размытого и недвойственного, но затем все более и более определенного, младенец начинает великое конструирование нового типа окружающей среды и нового самоощущения» (51).

Первые образы самого себя – это просто «образные картинки» физического тела. Сначала довольно приблизительные, они все более уточняются. Ориентиром для этого уточнения служат моменты совпадения во времени данных, поступающих от внешних органов чувств – в первую очередь зрения, – и внутренних сенсорных данных. К тому моменту, когда форма точно определена, фокус осознания окончательно закрепляется в ней, самость младенца полностью отождествляется с физическим телом и развертывает присущие этому уровню телесно-эмоциональные, образные формы восприятия.

Так возникает самость-тифон и мир Тифона. Это мир, в котором каждый ребенок проводит в общей сложности около года-полутора своей жизни.

Что же за мир воспринимает ребенок-тифон?

Поскольку сознание отождествлено с эмоциональным телом, преобладающей тенденцией этого уровня являются эмоции. В добавление к возникшему еще на стадии Уробороса инстинкту выживания появляется связанный с телесно-эмоциональным уровнем импульс удовольствия-неудовольствия.

На уровне Тифона сознанием безраздельно правят эмоции. Инстинкт выживания ассоциируется с эмоциональной разрядкой: немедленная и концентрированная разрядка всех возникающих эмоций - это вопрос жизни и смерти для ребенка-тифона. Все возникающие из бессознательного побуждения должны быть незамедлительно удовлетворены. На этом уровне невозможна никакая отсрочка или предотвращение немедленной реализации бессознательных побуждений.

Все эмоции тотальны: если это радость – то это тотальная радость, если это боль – то это тотальная боль, если это обида – то это тотальная обида, если это желание – то это тотальное желание.

И так же тотален переход от одной эмоции к другой – каждая эмоция, стоит ей только появиться, полностью завладевает вниманием ребенка, так что он тотально вовлечен в то, что происходит, без какой-либо возможности осознать это.

Отсрочка эмоции невозможна в первую очередь потому, что в восприятии ребенка пока еще нет никакой временной продолжительности, в которой такая отсрочка могла бы существовать. Время уже существует в мире Тифона, но это время одномерно – это только одно измерение длящегося настоящего, в котором только и может происходить реализация любого возникающего побуждения. Вот почему на этой стадии все эмоции носят быстрый и вспышкообразный характер.

Все три измерения пространства уже существуют на уровне восприятия Тифона и в целом мир материальных объектов предстает ребенку-тифону таким, каким его знаем мы, но с одной существенной оговоркой: внешнее пространство еще очень хрупкое и нестабильное и исчезает всякий раз, как только ребенок перестает на него смотреть.

Время, память, прошлое, будущее – все эти структуры восприятия могут быть развернуты только на уровне ума – на уровне тела их просто не существует.

Для ребенка-тифона если что-то исчезает из поля непосредственного восприятия, это исчезает из внешнего мира вообще.

Мир существует для него только тот миг, пока на нем сфокусировано его внимание. Как только фокус внимания перемещается на новый объект – прежний просто исчезает в изначальном небытии. Мир возникает и исчезает, следуя за пульсациями внимания ребенка-тифона.

Если вы переходите из спальни в гостиную, то спальня не перестает для вас существовать во внешнем мире. Несмотря на то что во внешнем поле восприятия образов спальни уже нет, внутри себя – в своем уме – вы продолжаете мыслить эти образы существующими во внешнем пространстве.

Каждый человек, развившийся до уровня вербального ума, обладает этой способностью – способностью удерживать в уме образы внешнего мира и проецировать их наружу, моделируя из них представление о связном внешнем пространстве.

Способность проецировать вовне образы ума стала для нас чем-то таким, что мы делаем практически на автомате и вообще не представляем себе, как может быть иначе. Устойчивость, непрерывность и сила этой проекции у нас столь велика, что мы практически забыли о том, что этот мир существует для нас только в нашем представлении. Однако у ребенка, который только начинает осваивать ментальные уровни сознания, эта способность существует в зачатке. Точно так же как для него не существовало линейного пространства на уровне Уробороса, не существует для него и линейного времени на уровне Тифона. Времени не то чтобы нет вообще – скорее, оно не осознается ребенком-тифоном как история. Как предметы внешнего мира существуют для него, пока он на них смотрит, так и время длится, пока продолжается событие – взгляд на игрушку или очарование узором ковра.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: