Сделай Сам Свою Работу на 5

Налог на личное богатство





 

Хотя на практике такого налога не существует, он интересен для анализа. Этот налог был бы привязан не к производственным активам, а к личности налогоплательщиков и устанавливался бы в проценте к чистой величине состояния, исключая долговые обязательства. По своей направленности он был бы схож с подоходным налогом и с предложенным Фишером налогом на потребление. Такого рода налог представлял бы собой в чистом виде налог на капитал, потому что охватывал бы и свободные остатки денежных средств, которые не учитываются при начислении налога на собственность. Он позволил бы избежать многих трудностей, возникающих при использовании налога на собственность, таких, как двойное налогообложение реальной и осязаемой собственности, а также включение задолженности в состав облагаемой налогом собственности. Но и в этом случае нерешенной осталась бы проблема точной оценки стоимости собственности.

Налог на личное богатство не может быть капитализирован, поскольку он не привязан к собственности, где мог бы быть учтен [в форме понижения цены последней]. Подобно подоходному налогу, его нельзя переложить на кого-либо. Этот налог имел бы важные последствия: поскольку он выплачивался бы из регулярного дохода, то, как и подоходный налог, опустошал бы частные средства и не только наказывал сбережения/инвестиции, но при этом был бы еще и налогом на накопленный капитал.



Его воздействие на накопленный капитал определялось бы конкретными обстоятельствами каждого из налогоплательщиков. Представим двух налогоплательщиков: Смита и Робинсона. Каждый накопил по 100 тыс. долл. Но Смит при этом еще и зарабатывает по 50 тыс. долл. в год, а Робинсон, вышедший, скажем, на пенсию, — только 1 тыс. долл. в год. Допустим, что государство установило 10%-й налог на личное богатство. Смит способен выплачивать 10 тыс. долл. в год из текущего дохода, не залезая в накопления, хотя в его интересах как можно сильнее урезать накопления, чтобы уменьшить налоговые платежи. Зато Робинсону придется продавать активы, чтобы уплатить налог. Его накопления начнут год от года уменьшаться.

Совершенно ясно, что налог на личные состояния тяжким бременем лег бы на накопления налогоплательщиков и стал бы причиной их опустошения. Нет более надежного и быстрого способа запустить механизм проедания капитала и общего обнищания, чем ввести налог на накопления. Наша цивилизация и уровень жизни отличны от первобытного состояния человека только благодаря накопленным многими поколениями богатствам, и налог на личные состояния мог бы быстро вернуть нас к дикости и нищете. Тот факт, что налог на личные состояния не может быть капитализирован, означает, что рынок — в отличие от ситуации с налогом на собственность — не мог бы, пережив первый удар, со временем смягчить и уменьшить его неблагоприятное воздействие.




 

 
4.5. Распространение налогового бремени и воздействие налогов. Часть III. прогрессивный налог

 

Прогрессивные налоги породили споров больше, чем любая другая их разновидность. Даже защитники прогрессивных налогов нехотя признают, что они снижают стимулы и производительность, что позволяет их консервативным противникам занимать атакующие позиции. Самые жаркие защитники прогрессивных налогов с позиций «равенства» признают, что степень прогрессивности нужно ограничивать, чтобы не навредить производительности. Главные возражения против прогрессивной системы налогообложения таковы: 1) она разрушает процесс накопления; 2) она уменьшает стимулы работать и зарабатывать; 3) она представляет собой узаконенную систему «ограбления богатых бедными».

Чтобы оценить весомость этих возражений, обратимся к анализу принципов прогрессивного налогообложения. При прогрессивной системе тот, кто зарабатывает больше, платит налог по более высокой ставке. Иными словами, этот налог действует как штраф, пропорциональный рыночной оценке качества услуг, оказываемых потребителю. На рынке доходы определяются объемом и качеством предо­ставляемых потребителям услуг в производстве и распределении факторов производства. Штрафуя тех самых людей, которые доказали свою наибольшую полезность, прогрессивный налог вредит не только им, но и их потребителям. Таким образом, прогрессивный налог неизбежно снижает стимулы, тормозит профессиональную мобильность и резко ограничивает гибкость рынка. Все это ведет к снижению общего уровня жизни. Конечным итогом принудительно установленного равенства доходов будет, как мы убедились, возврат к варварству. Можно не сомневаться, что прогрессивный подоходный налог снижает стимулы к сбережению, поскольку доходность инвестиций окажется не соответствующей временнм предпочтениям людей, доходы которых будут урезаться налогами. В результате уровень сбережений будет куда ниже, чем был бы в условиях свободного рынка.



Поэтому консерваторы, утверждающие, что прогрессивный налог снижает стимулы к труду и накоплениям, мало того, что совершенно правы, так еще и недооценивают ситуацию, поскольку не отдают отчета в том, что все эти эффекты априорно следуют из самой природы прогрессивного налогообложения. Не следует забывать, однако, что пропорциональное налогообложение, как и любой налог, нарушающий принцип равенства и принцип издержек, порождает во многом сходные последствия. Ведь система пропорционального налогообложения также наказывает способных и бережливых. Пропорциональный налог, разумеется, не обладает многими негативными особенностями прогрессивного. Например, он не наказывает людей, стремящихся зарабатывать больше и попадающих в другую доходную группу. Но и в случае пропорционального налогообложения абсолютная тяжесть налогового бремени возрастает с ростом доходов, и это также неблагоприятно отзывается на способных и бережливых.

Второй и, похоже, наиболее распространенный аргумент против прогрессивного подоходного налога сводится к тому, что налоговая конфискация самых крупных доходов прежде всего сокращает уровень сбережений, что неблагоприятно для общества в целом. В основе этого аргумента лежит очень правдоподобное предположение, что богатые сберегают больше, чем бедные. Но, как мы уже показали выше, это крайне слабый аргумент, особенно для сторонников свободного рынка. Представляется совершенно обоснованной критика мер, ведущих к распределению ресурсов, отличному от распределения, осуществляемого свободным рынком, но вряд ли оправданна критика тех же самых мероприятий просто за сокращение сбережений самих по себе. Почему, спрашивается, потребление является менее достойным занятием, чем накопление? В условиях рынка соотношение между ними отвечает структуре существующих в обществе временнх предпочтений. Это означает, что любое принудительное отклонение от устанавливаемого рынком соотношения между потреблением и накоплением ведет к потере полезности, причем при отклонении в любом направлении. Мероприятия государства, препятствующие потреблению и поощряющие сбережения, заслуживают не меньшей критики, чем действующие в обратном направлении — стимулирующие рост потребления и сокращение сбережений. Иная точка зрения была бы критикой выбора, осуществляемого в условиях свободного рынка, и оправданием государственных мер принуждения к росту сбережений. Тогда консервативным экономистам, если бы они оказались достаточно последовательными, пришлось бы одобрить налогообложение бедных для субсидирования богатых, а ведь именно при таком направлении политики можно было бы ожидать роста сбережений и сокращения потребления.

Третье возражение имеет этико-политический харак-тер — «ограбление богатых бедными». Подразумевается, что бедный человек, платящий подоходный налог по ставке 1%, «грабит» богатого, который отдает в виде налогов 80% доходов. Отвлекаясь от обсуждения привлекательных и отвратительных сторон грабежа, можно заметить, что этот аргумент неадекватен. Оба гражданина являются ограбленными — государством. И то, что один ограблен в большей степени, не отменяет того, что обоим нанесен ущерб. Могут возразить, что государство расходует налоговые поступления на материальную помощь беднякам. Но этот аргумент не имеет отношения к делу. Ведь главное в том, что акт грабежа осуществляют не бедняки, а государство. Кроме того, государство, как мы увидим ниже, может тратить налоговые поступления на множество разных проектов. Оно может на эти деньги оплачивать разные закупки, может субсидировать богатых (всех или избранных), может субсидировать бедняков (всех или избранных). Существование прогрессивного подоходного налога само по себе не предполагает, что «бедняки» в целом являются получателями пособий. Возможно, часть из них будет жить на пособия, но остальные — нет, и эти вот остальные будут нетто-налогоплательщиками и «ограбляемыми» наравне с богатыми. С бедного налогоплательщика, разумеется, не возьмешь столько, сколько с богатого, но поскольку первых намного больше, вполне возможна ситуация, когда основная тяжесть налогового «грабежа» ложится именно на бедняков. Зато государственные чиновники, как мы видели, фактически вообще не платят налогов[160].

Именно неточное представление о распределении «[налогового] грабежа» и ложность аргумента о защите сбережений наравне с другими причинами привели многих консервативных экономистов и писателей к чрезмерному акцентированию роли прогрессивности шкалы налогообложения. На самом деле степень удаления общества от свободного рынка характеризуется не прогрессией шкалы, а уровнем налоговых ставок. Простой пример дает возможность наглядно представить относительную важность этих двух факторов. Сопоставим ситуацию двух налогоплательщиков, живущих в разных системах налогообложения. Смит зарабатывает 1000, а Джонс — 20 000 тыс. долл. в год В обществе А действует пропорциональное налогообложение, и единая для всех ставка составляет 50%. В обществе В действует умеренно прогрессивная налоговая система, так что для доходов в 1000 долл. ставка составляет 1/2%, а для дохода в 20 тыс. долл. — 20%. Приведенная ниже таблица показывает, сколько придется каждому из наших граждан платить налогов в обществах А и В (долл.):

  Общество
  А В
Смит (1000 долл.)
Джонс (20 000 долл.) 10 000

Можно спросить обоих налогоплательщиков: при какой налоговой системе вам лучше живется? Нет сомнений, что и бедный и богатый без колебаний назовут общество В, где действует прогрессивный подоходный налог, но при этом ставки налога для всех категорий налогоплательщиков относительно умеренны. Кто-нибудь может возразить, что все дело в том, что в обществе А ставка налога намного выше. Вот именно! Богатые люди недовольны не самим фактом прогрессивности, а тем, что для них установлены слишком высокие ставки налога, и они предпочтут систему прогрессивного подоходного налога, если ставки для них понизят. Это демонстрирует, что не бедные «грабят» богатых посредством прогрессивной системы налогообложения, а государство «грабит» тех и других с помощью любых налогов. Отсюда можно сделать вывод, что консервативные экономисты, может быть даже не отдавая себе в этом полного отчета, возражают не против прогрессивности, а против высоких ставок подоходного налога и что реальная претензия к прогрессивному налогу может заключаться лишь в том, что он открывает шлюзы для наращивания налога на большие доходы. Но ведь так бывает не всегда. Вполне возможно и даже часто бывает именно так, что налоговая система прогрессивна, но при этом ставки налогов для всех категорий налогоплательщиков ниже, чем при менее прогрессивной системе. На практике, разумеется, прогрессивность необходима, чтобы оправдать высокие ставки налога на состоятельные слои населения, потому что, если всех граждан обложить равномерно высоким налогом, множество небогатых людей может и взбунтоваться. С другой стороны, многие готовы терпеть высокие налоги, если известно, что богатые платят еще более высокие налоги[161][BP8] .

Мы убедились, что принудительный эгалитаризм знаменует движение общества вспять, к варварству, и что на этом пути неизбежно происходит разрушение деятельности рынка и понижение уровня жизни. Многие экономисты, особенно принадлежащие к чикагской школе, считая себя защитниками «свободного рынка», тем не менее не рассматривают налоги как элемент рынка или как вмешательство в его функционирование. Эти авторы твердо привержены тому, что для адекватного распределения производственных факторов необходимо, чтобы прибыль и предельная доходность каждого участника рынка определялись исключительно согласием потребителя оплатить его услуги. При этом они не видят непоследовательности в том, что одновременно одобряют высокие налоги и разветвленную систему различных пособий и субсидий. Они представляют дело так, что этим путем можно изменить «распределение» доходов, не затрагивая эффективности распределения производственных факторов. Тем самым эти экономисты полагаются на налоговую иллюзию, аналог кейнсианской «денежной иллюзии». Они верят в то, что люди будут ориентироваться в своей деятельности не на чистый (после уплаты налогов), а на валовой доход. Это явное заблуждение. Нет оснований считать, что люди могут забыть о налогах и станут распределять свои ресурсы и усилия так, будто их нет. Налоги меняют относительную доходность разных видов деятельности, и это влияет на структуру распределения рыночных ресурсов, на поведение предпринимателей и т.п. На рынке все взаимосвязано, и при анализе это необходимо учитывать. Экономисты привыкли рассматривать рынок по частям — «фирма», макроструктуры, система рыночного обмена, налоги и т.п., и это не только затрудняет понимание того, как взаимодействуют все эти элементы рынка, но и препятствует пониманию того, как работает каждый из этих элементов.


 

 
4.6. Распространение налогового бремени и воздействие налогов. Часть IV: «единый налог» на земельную ренту

 

Нам уже приходилось вскрывать ложность аргументов, используемых Генри Джорджем и его последователями: земля изначально принадлежит «обществу» и каждый вместе с жизнью должен иметь «право» на соответствующую часть этой земли; обусловленный внешними факторами рост стоимости земли создает «незаработанный доход»; в результате аморальных земельных «спекуляций» в городах плодородная земля выводится из [сельскохозяйственного] пользования. Здесь мы подвергнем анализу знаменитое предложение Генри Джорджа: «единый налог», или «100%-я экспроприация земельной ренты»[162].

В связи с теорией Джорджа прежде всего следует отметить, что она привлекает внимание к важной проблеме — к земельному вопросу. Современные экономисты склонны рассматривать землю как один из элементов капитала и отрицают существование какой-либо специфики в этом вопросе. В такой ситуации теория Джорджа, даже будучи ложной от первого до последнего слова, полезна тем, что привлекает внимание к игнорируемой проблеме.

Основную путаницу в обсуждение земельного вопроса внесла проблема стимулирования производства, которая должна была стать результатом не этого налога, а отмены всех других форм налогов.

Вопрос о пагубном влиянии налогов на производство и обмен делал Джорджа необычайно красноречивым. Избавиться от этого пагубного влияния можно было двумя путями: вообще ликвидировав налоги или заменив все налоги налогом на земельную ренту[BP9] [163]. Ниже я покажу, что налог на земельную ренту также стесняет производство и искажает его структуру. Поэтому все достоинства единого налога не в его введении, а в том, что одновременно были бы ликвидированы все другие налоги. И эти вещи не следует путать.

Налог на земельную ренту имел бы тот же эффект, что и рассмотренный нами выше налог на собственность: он не мог бы быть переложен на другие факторы производства и был бы «капитализирован», соответственно, пострадали бы только те землевладельцы, при которых этот налог был бы установлен, а всех остальных налог никак не затронул бы благодаря падению капитальной ценности земли. Джорджисты предложили ввести 100%-й годовой налог только на земельную ренту.

Проект единого налога не разрешает критически важной проблемы — как оценить величину земельной ренты? Смысл затеи с единым налогом в том, чтобы вывести из-под налогообложения все средства производства и взимать налог только с земельной ренты. Но как это сделать? Джорджисты отмахнулись от проблемы, заявив, что это чисто практическая трудность, но ведь у данной проблемы есть и теоретические стороны. Как и в случае с любым другим налогом на собственность, мы не в состоянии точно оценить стоимость активов, которые не были проданы на рынке за истекший налоговый период.

Проект обложения налогом земли наталкивается на еще одну неразрешимую проблему: какую часть арендной платы за земельный участок отнести собственно на землю, а какую — на процент и заработную плату. Поскольку редко найдешь земельный участок, на котором не было бы строений и других результатов вложения капитала, и продается все это «в одной упаковке», проблема эта решения не имеет.

Но теория Джорджа сталкивается с еще бóльшими трудностями. Ее сторонники утверждают, что главное до­стоинство единого налога в том, что он подстегнет производство. В ответ на враждебную критику они указывают, что единый налог (если его грамотно провести) не станет препятствием для улучшения и поддержания земельных угодий. Далее они утверждают, что благодаря введению единого налога пустующая земля будет вовлечена в производство. Предполагается, что это одно из главных достоинств предлагаемого налога. Но ведь если земля в данный момент не используется, она не приносит ни цента валовой ренты, а значит, не приносит и собственно земельной ренты. А раз нет земельной ренты, то нет сумм, на которые можно было бы начислить налог. При последовательном воплощении плана Джорджа такая земля не принесет ни цента налогов! А раз она не будет облагаться налогом, ее нельзя будет вовлечь в пользование.

Единственное логичное объяснение этой ошибки джорджистов заключается в том, что они целиком сосредоточились на том факте, что даже неиспользуемая земля, как правило, имеет некую капитальную ценность, и, хотя она не приносит дохода, такую землю продают и покупают на рынке. Из этого факта джорджисты заключили, что, раз есть капитальная ценность, должна быть и «текущая» годовая земельная рента. Этот неверный вывод покоится на одной из самых значительных слабостей их теории — на пренебрежении ролью времени[BP10] [164]. Неиспользуемая в настоящее время земля обладает капитальной ценностью только потому, что рынок рассчитывает, что в будущем она станет приносить доход. Капитальная ценность земельного участка, как и других производственных активов, равна и определяется дисконтированной по средней ставке ссудного процента суммой ожидаемых в будущем рентных доходов. Но это не рента, извлекаемая в настоящий момент! В силу этого, взимание налога с необрабатываемой земли противоречит принятому джорджистами единому налогу на земельную ренту; в этом случае налог не только становится инструментом конфискации рентных доходов, но и будет служить истощению накопленных капиталов, которые придется продавать для уплаты налога.

Любое возрастание капитальной ценности необрабатываемой земли отражает не приносимый ею в настоящее время доход, а расчеты людей на будущее — какой доход способна дать эта земля. Представим, например, что будущая рента от неиспользуемой в настоящее время земли такова, что, когда об этом узнают на рынке, цена участка поднимется до 10 тыс. долл. Будем считать, что пока об этом мало кто знает, а потому за этот участок дают в среднем 8 тыс. долл. Дальновидный предприниматель Джонс верно оценил ситуацию и купил участок за 8 тыс. долл. Если бы все обладали такой же способностью к предвидению, ему пришлось бы уплатить за эту землю 10 тыс. долл. Прирост капитала Джонса, составивший 2 тыс. долл., — это прибыль, которую Джонсу обеспечила не текущая производительность земли, а его способность верно оценивать будущие перспективы.

Неиспользуемая земля — это главный конек джорджистов. Наличие неиспользуемых участков земли они объясняют «земельными спекуляциями», и на эти спекуляции они взваливают ответственность чуть не за все болезни цивилизации, в том числе за периодические спады экономической активности. Они не понимают того, что так как труд относительно более редкий ресурс, чем земля, то наименее производительная земля и должна оставаться невозделываемой. Зрелище пустующей земли приводит джорджистов в ярость: уровень жизни был бы выше, если бы все наличные ресурсы были вовлечены в производство. Но ведь нужно отдавать себе отчет, что пустующая земля – это благо и что, если когда-либо все участки земли войдут в эксплуатацию, это будет означать, что налицо абсолютный избыток рабочих рук по отношению к земле и мир в конце концов вошел в стадию чудовищной перенаселенности, когда для некоторых людей объективно не может найтись никакого полезного применения.

Автор этих строк долго не мог понять, почему джорджисты считают причиной всех экономических бед наличие пустующих земель, пока не нашел ответа в следующем все объясняющем отрывке из джорджистской публикации:

«Бедные страны не страдают
от недостатка капитала

Большинство из нас привыкли считать, что жители Индии, Китая, Мексики и других так называемых отсталых стран бедны, потому что им недостает капитала. Но ведь мы уже убедились, что капитал — это не что иное, как богатство, богатство — это не что иное, как энергия человека, так или иначе приложенная к земле, так что приходится предположить, что недостаток капитала означает, что в отсталых Индии или Китае существует серьезная нехватка рабочих рук или земли. Но ведь это не так. Эти «бедные» страны имеют намного больше земли и рабочих рук, чем они используют. … Не может быть сомнений, что они располагают всем необходимым — и людьми и зем-лей, — чтобы производить столько же капитала, как и в любой другой стране[BP11] »[165].

А поскольку в этих бедных странах избыток земли и рабочих рук, следует заключить, что землевладельцы препятствуют использованию земли. И только этим можно объяснить низкий уровень жизни.

Здесь в полной мере сказывается главное заблуждение джорджистов: непонимание истинной роли времени в производстве. Необходимо время для того, чтобы сделать накопления, вложить средства и создать капитальные блага, а последние обеспечивают главное: сокращают период производства потребительских товаров. Индии и Китаю не хватает капитала, потому что у них мало времени. Они начинают с очень низкого уровня обеспеченности капиталом, и им потребуется много времени, чтобы повысить уровень обеспеченности капиталом за счет собственных сбережений. Джорджисты оказались в трудном положении, потому что их теория была сформулирована до формирования австрийской экономической школы, и в своем дальнейшем развитии они так и не учли достижения этой школы[BP12] [166].

Мы уже отмечали, что земельные спекуляции выполняют важную общественную функцию. Благодаря спекулянтам земля, причем в количестве, отвечающем требованиям потребителей, попадает в самые знающие руки и разрабатывается в соответствии с желаниями потребителей. Ни один хороший участок не будет бесполезно простаивать — тем самым лишая владельца земельной ренты, — если вла­делец участка не ожидает, что вскоре появится возможность более выгодного его использования. Энергия и знания предпринимателей обеспечивают самое производительное использование каждого участка[BP13] [167].

Одним из самых поразительных недостатков экономической литературы является отсутствие принципиальной критики джорджизма. Экономисты либо замалчивали проблему, либо — самый частый случай — признавая экономические заслуги теории, критиковали исключительно ее политические последствия или трудности, неизбежные при попытке практического применения. Снисходительность критики является одной из главных причин того, что джорджистское движение просуществовало столь долго. Основной причиной неэффективности критики было то, что большинство экономистов соглашались с главным пунктом теории Генри Джорджа: налог на земельную ренту не окажет неблагоприятного влияния на производство и не будет иметь вредных экономических последствий. Но если считать этот налог экономически разумным, остается только критиковать политические или практические стороны этого проекта. Многие авторы, указывавшие на практическую нереализуемость программы единого налога во всей полноте, соглашались, что было бы разумно установить 100%-й налог на весь возможный в будущем прирост величины земельной ренты. Джорджисты, естественно, воспринимали идею таких полумер с насмешкой. Стоило противникам признать экономическую безвредность налога на земельную ренту, и вся критика в целом оказывалась беспомощной.

С экономической точки зрения главная проблема единого налога такова: будет ли этот налог искажать и стеснять производство? Подстегнет его или будет тормозить? Можно ли считать истинной идею, что собственники земли не выполняют никаких полезных функций, а потому конфискация их доходов не сможет оказать отрицательного влияния на производство? Земельная рента получила название «экономического излишка», который можно без всякого вреда обложить любым налогом. Многие экономисты молчаливо согласились с данным выводом, чем признали, что единственная полезная функция землевладельцев — это работать над улучшением земли, т.е. заниматься производством капитальных благ на земле.

Но в этом центральном пункте своей теории джорджисты расходятся с реальностью. Землевладелец оказывает очень важные производственные услуги. Именно он поставляет на рынок земельные участки и распределяет их среди наиболее производительных претендентов. Нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что количество пригодной к обработке земли всегда более или менее постоянно. В случае земли, как и любого другого производственного актива, продается не только физический товар, но и весь пучок сопутствующих услуг, в том числе и услуга по передаче собственности от продавца покупателю. Земельные участки не существуют сами по себе; собственник должен передать землю пользователю. (В случае «вертикальной интеграции[BP14] » обе эти функции может выполнять один человек[168].)

Чтобы извлекать из земли максимально возможную ренту, собственник должен найти для нее производительное использование, в наибольшей степени отвечающее нуждам потребителей. В частности, нельзя недооценивать важности местоположения и того, что землевладелец обеспечивает самое производительное расположение для каждого конкретного варианта использования.

Распространенное представление, что вовлечение земельных участков в оборот и определение их местоположения не является по-настоящему «производительной» функцией, — это наследие старой классической точки зрения, что любая услуга, которая не «создает» чего-либо материально ощутимого, не является «действительно» производительной[BP15] [169]. Но на самом деле эта функция не менее производительна, чем любая другая, а кроме того, она жизненно важна. Разрушение этой функции будет иметь тяжкие последствия для экономики.

Представим, что государство установило 100%-й налог на земельную ренту. Каковы будут экономические последствия этого? Владельцы земли подвергнутся экспроприации, и капитальная ценность земли на рынке упадет до нуля. Поскольку владельцы участков не смогут получать ренту, участок потеряет всякую ценность на рынке. С этого момента участки будут бесплатны, а владельцы должны будут передавать всю получаемую земельную ренту в казну.

Но раз уж государство отбирает всю ренту себе, землевладельцам нет смысла ее собирать. Величина земельной ренты также упадет до нуля, и использование земли станет бесплатным. Единый налог мало того что не смо­жет стать единым источником доходов государства, но он вообще перестанет быть источником каких-либо доходов.

Единый налог сделает земельные участки бесплатными, хотя земля, как и любой другой ограниченный ресурс, бесплатной быть не может. Любое благо всегда является редким и поэтому всегда должно иметь свою цену, определяемую соотношением между спросом и предложением. Бесплатным бывает только то, что вообще товаром не является, поскольку представляет собой присутствующее в изобилии условие человеческого существования, которое не подвластно человеческой воле.

Благодаря этому налогу на рынке воцарится иллюзия, что земля бесплатна, тогда как этого не может быть. Результат будет таким же, как и с любой попыткой установить потолок цен. Вместо того чтобы уходить по самой высокой цене и доставаться тому, кто может извлечь из нее наибольшую пользу, самые ценные участки достанутся случайным людям, тем, кто их первым захватит и кто не сможет раскрыть их потенциал, потому что исчезнет экономическое давление в пользу получения наибольшей продуктивности. Возникнет схватка за лучшие участки, и никто не захочет использовать менее ценную землю. На свободном рынке менее производительная земля обходится арендатору дешевле. Но когда они стоят не меньше самых лучших участков, потому что вся земля бесплатна, никто не захочет их использовать. В городах лучшая и потенциально самая ценная земля — это городские центры, и арендаторам приходится платить за них больше, чем за менее ценные, хотя и полезные участки на окраинах города. Если бы идея Генри Джорджа оказалась реализованной, потенциальные возможности многих участков были бы потеряны, а также центры городов оказались бы перенаселенными, а окраины пребывали в относительном запустении. Если джорджисты полагают, что единый налог покончит с перенаселенностью городских центров, то они заблуждаются: результатом будет обратное.

Далее предположим, что государство, в соответствии с идеями джорджистов, для вовлечения в эксплуатацию «неиспользуемой» земли установило на земельную ренту налог, превышающий 100%. В этом случае произойдет разрушение структуры использования труда и капитала. Труд — это более редкий ресурс, чем земля, и принудительное использование пустующей ныне земли приведет к бесполезной растрате труда и капитала. Не оправданные результатом усилия будут приложены к малопродуктивным участкам земли, а более ценные окажутся в относительном небрежении.

В любом случае единый налог может привести только к повсеместному хаосу, к неадекватному распределению и чрезмерному использованию решительно всего, к перенаселенности, к чрезмерному или недостаточному использованию бедной земли, которая все равно будет в итоге покинута. В общем, можно предвидеть, что малоценные земли будут заброшены, потому что налог будет притягивать людей на лучшие земли. Как и всегда в условиях контроля цен, лучшие участки будут распределять по очереди или они будут доставаться фаворитам и т.п., но только не в соответствии с экономическими возможностями претендентов. Поскольку в любом производстве важно местоположение, хаос в этом деле станет источником хаоса для всех областей производства, и не исключено, что это сделает невозможными любые экономические расчеты, потому что важный элемент всех экономических расчетов — местоположение — окажется выведенным за пределы рынка.

На это джорджисты могут возразить, что землевладельцам не позволят раздавать землю задаром и что армия государственных оценщиков проследит за тем, чтобы величина арендной платы отвечала достоинствам земли. Но таким образом вряд ли удастся решить проблему, скорее, так можно только сделать все еще хуже. Подобным образом можно обеспечить некоторые налоговые поступления и сбить избыточный спрос на землю, но все-таки землевладельцы не будут заинтересованы в том, чтобы выполнять свою главную функцию — эффективно распределять землю [среди пользователей]. Нужно иметь в виду и то, что оценка земли всегда является делом трудным и субъективным. Какой же хаос должен возникнуть, когда государству придется вслепую, в отсутствие всякого рынка аренды участков, назначать величину арендной платы на каждый клочок земли! Эта задача совершенно неразрешима, и результатом будет такое отклонение арендной платы от того, что назначил бы рынок, что хаос в распределении и использовании участков земли будет еще усилен. Когда земельный рынок исчезнет без следа, у землевладельцев не только не останется никаких стимулов для эффективного распределения участков [среди пользователей]; они будут лишены даже возможности выяснить, насколько эффективно они распределили землю.

Наконец, установление величины арендной платы государственными чиновниками — это в практическом смысле эквивалент полной национализации земли. А значит, неизбежным следствием этого будут хаос и убытки, как и во всяком бизнесе, которым завладевает государство, только в этом случае последствия будут особенно тяжкими, потому что земельные отношения затрагивают практически все стороны хозяйственной жизни. Джорджисты возражают, что они вовсе не выступают за национализацию земли и что она de jure[170] останется в частной собственности. Вот только доходы от земельной собственности отойдут государству. Сам Генри Джордж признавался, что единый налог «достигнет того же [что и национализация земли], только сделает все более простым, легким и незаметным образом[BP16] »[171]. Но задуманное Джорджем нельзя осуществить «простым, легким и незаметным образом». Сохраняя de jure частную собственность на землю, единый налог сделает ее совершенно бессмысленной, так что его результаты никаким ощутимым образом не будут отличаться от открытой национализации[BP17] [172]. Ведь у государства, как мы увидим ниже, нет ни стимулов, ни возможностей эффективно распорядиться землей. В любом случае участки земли, как и все остальные ресурсы, должны принадлежать кому-то, кто будет ими распоряжаться, — частным лицам или государству. Раздача земли в пользование может происходить либо на основе добровольных соглашений, либо по усмотрению властей, и именно на последнее направлены национализация земли или установление единого налога [BP18] [173],[174].

Джорджисты верят, что государственная собственность или контроль над землей обозначают, что «общество» станет владеть или распоряжаться землей или земельной рентой. Но это заблуждение. Общество или публика не может ничем владеть. Собственником может быть только отдельный человек или группа людей. (Подробнее об этом ниже.) Как бы то ни было, по проекту джорджистов собственником земли станет не общество, а государство. В трудном положении оказалась группа джорджистов-анти­государственников, которые хотели бы передать земельную аренду государству, но при этом уничтожить само налогообложение. Фрэнк Ходоров, лидер этой группы, сумел предложить крайне неудовлетворительное решение: чтобы земля не стала монополией центрального правительства, ее следует муниципализировать. Впрочем, это различие не принципиальное: последствия государственного владения и региональной земельной монополии все равно проявятся, пусть на уровне множества мелких регионов, а не одного большого региона [BP19] [175].

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.