СВЯТОГО ЕВАНГЕЛИЯ ОТ МАРКА СЕРЕБРА — ЧТЕНИЕ.

Во время оно рече папа к римлянам: «Когда же приидет сын человеческий к престолу славы нашей, перво-наперво вопросите: „Друг, для чего ты пришел?“ Но если не перестанет стучаться, ничего вам не давая, выбросьте его во тьму внешнюю. И было так, что явился бедный некий клирик в курию отца папы и возгласил, говоря: „Помилуйте меня, привратники папские; ибо рука нищеты коснулась меня; я же беден и нищ; а посему прошу, да поможете невзгоде моей и нужде моей“. Они же, услышав, вознегодовали зело и рекли: «Друг, бедность твоя да будет в погибель с тобою! Отойди от меня, сатана, ибо пахнешь ты не тем, чем пахнут деньги: Аминь, аминь, глаголю тебе: не войдешь в радость господина твоего, пока не отдашь до последнего кодранта. Бедный же пошел и продал плащ и рубаху и все, что имел, и дал кардиналам, и привратникам, и спальникам; но они отвечали: «Что это для такого множества?» — и выгнали его вон; он же, вышед вон, плакался горько, не имея себе утешения.

После же пришед к вратам курии некий клирик, утучневший, отолстевший и ожиревший, который во время мятежа сделал убийство; сей дал, во-первых, привратнику, во-вторых, спальнику, в-третьих, кардиналам, но они думали, что получат больше.

Отец же, папа, услышав, что кардиналы и слуги прияли от клирика мзду многую, заболел даже до смерти; но богатый послал ему снадобие златое и серебряное, и он тотчас же исцелился. Тогда призвал отец, папа, к себе кардиналов и слуг и вещал к ним: «Смотрите, братие, никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо я дал вам пример, дабы так, как я беру, и вы бы брали». (Пер. Б.И.Ярхо.)

От соглашательства с дворянами церковники теперь перешли к сговору с богатеями. Церковь рычала вместе с феодалами, ныне она лает вместе с торговцами. Голиарды, следуя тем интеллектуалам, которые стремились нести в города светскую культуру, клеймили такую эволюцию церкви:

Мир над клиром так глумится,

Что у всех краснеют лица;

Церковь, божия девица,

Стала уличной блудницей.

(Sponsa Cbristi fit mercalis, generosa generalis).

(Пер. M. Л. Гаспарова.)

Малая роль денег в раннем средневековье ограничивала симонию. Теперь власть денег становится всеобщей.

В духе романского гротеска сатирический бестиарий голиардов строится как фриз с изображенными в виде зверей церковниками — на фронтоне общества возникает мир клерикальных химер. Папа — лев всепожирающий; епископ — бык, пастырь ненасытный, шествует перед своим стадом, поедая всю траву; его архидиаконы подобны рысям, преследующим добычу, его настоятель напоминает охотничьего пса, который рвется с поводка и загоняет добычу с помощью чиновников — епископских охотников. Таково «Правило Игры» по описанию голиардов.

Если кюре, считавшийся жертвой иерархии и собратом по нищете и эксплуатации, как правило, не затрагивается голиардами, то на монаха они нападают жестоко. В этих нападках они не ограничиваются традиционным высмеиванием дурных нравов монашества: обжорства, лени, распутства. С точки зрения белого духовенства, — а она близка взгляду мирян — монахи являются конкурентами бедных приходских священников, отнимающих у кюре пребенды, кающихся, верующих. В следующем веке этот спор обострится в университетах. Кроме того, мы уже находим здесь отрицание значительной части христианства — тех, кто хочет бежать от мира сего, тех, кто отвергает землю, кто в одиночестве предается.аскезе, бедности, воздержанию, даже невежеству, понимаемому как отказ от духовных благ. Таковы два типа жизни: доведенное до предела противопоставление деятельной и созерцательной жизни, рай. на земле и страстный поиск спасения по ту сторону мира сего — вот что лежит в основе антагонизма монаха и голиарда, что делает последнего предшественником гуманиста Возрождения. Поэт, сочинивший Deus pater, adiuva, где молодого клирика отвращают от монашеской жизни, предваряет атаки Лоренцо Валлы на gens cucullata — расу клобуков.

Как городской житель голиард испытывает презрение к сельскому миру и питает лишь отвращение к его воплощению — грубому мужлану, коего он бесчестит в знаменитом «Склонении мужика»:

Сей подлец

Из мужиков

Отдан бесу

Этот вор

И разбойник-мародер.

Нечестивцы

Средь презренных

Сим безбожникам

Лжецам

Окаянным подлецам.

Последней его мишенью становится рыцарь. Голиард отвергает его привилегию рождения.

Благороден тот, кого облагородила добродетель. Выродок тот, кого не обогатила никакая добродетель.

Старому порядку он противопоставляет новый, основанный на личных заслугах.

Благородство человека — дух, образ божества. Благородство человека — именитость добродетелей. Благородство человека — самообладание. Благородство человека — выдвижение скромно-рожденного.

Благородство человека — права, полученные от природы.

Благородство человека — не бояться ничего, кроме гнусности.

В рыцаре он презирает также военного, солдата. Для городского интеллектуала битвы духа, поединки диалектики заменили честь оружия и достоинство военных побед. Архипиита Кельнский говорит о своем отвращении к делам оружия (те terruit labor militaris) так же, как и Абеляр, один из величайших поэтов-голиардов, выражает это в стихах (к сожалению, утерянных), которые читали вслух и пели на горе Св. Женевьевы, подобно тому, как сегодня напевают модные песенки.

Этот антагонизм благородного воина и интеллектуала нового стиля нашел наилучшее выражение в области, которая представляет особый интерес для социолога — в области отношений между полами. В основе вдохновившего множество поэм спора между клириком и рыцарем лежит соперничество двух социальных групп из-за женщин. Голиарды полагали, что им не выразить лучше своего превосходства над феодалами, чем хвастовством своими успехами у женского пола. Они нас предпочитают, клирик умеет любить лучше рыцаря. В этом заявлении социолог должен разглядеть замечательное проявление борьбы социалвных групп.

В Прении Флоры и Филлиды, где одна любит клирика, а другая рыцаря (miles), в заключение подводится итог прения и выносится приговор куртуазного суда:

И собравшися на зов и принявши меры,

Чтобы справедливости соблюсти примеры,

Молвил суд обычая, знания и веры:

«Клирик выше рыцаря в царствии Венеры!».

(Пер. М. А. Гаспарова.)

Несмотря на все свое значение, голиарды существовали на окраине интеллектуального движения. Несомненно, они ввели темы будущего, которые еще успеют обрести более достойный облик. Они живейшим образом представляли среду, которая жаждала свободы; они передали следующему веку немало идей о естественной морали, свободе нравов и вольномыслии, свою критику религиозного общества — все это мы найдем у университетских профессоров, в поэзии Рютбефа, в Романе о Розе Жана де Мена, в некоторых тезисах, осужденных в Париже в 1277 г. Но в XIII столетии голиарды исчезают. Их задели преследования и проклятия, но и собственная склонность к чисто разрушительной критике не позволила им найти свое место в строительстве университета, который они так часто покидали, чтобы успеть насладиться жизнью и постранствовать. Закрепление интеллектуального движения происходило в организованных центрах, в университетах, откуда потихоньку удалились эти бродяги.

Абеляр

Если Пьер Абеляр и был голиардом, то он был и чем-то много большим — славой этой парижской среды. Он является первым великим интеллектуалом современного типа — пусть в рамках modernitas XII века. Абеляр — это первый профессор.

Удивляет уже необычность его карьеры. Бретонец из-под Нанта, он родился в Пале в 1079 г. и принадлежал к мелкому дворянству, жизнь которого становилась трудной вместе с началом развития денежной экономики. Он с радостью оставляет воинские труды своим братьям и обращается к учебе.

Абеляр отрекся от военных битв, покинув их ради других боев. Вечный спорщик, он станет, по словам Поля Виньо, рыцарем диалектики. Он все время куда-то спешит — туда, где начинается схватка. И всех будоражит, вызывая на каждом шагу горячие дискуссии.

Интеллектуальный крестовый поход фатально влечет его в Париж. Здесь раскрывается другая черта его характера — потребность разбивать идолы. Его вера в себя (de me presumens, как он в том охотно признается), означающая не самовосхваление, но знание себе цены, побуждает его атаковать самого известного из парижских мэтров, Гийома из Шампо. Абеляр его провоцирует, припирает к стенке, похищает у него слушателей. Гийом гонит его прочь, но поздно: молодой талант уже не заглушить, он сделался мэтром. Слушатели отправляются за ним в Мелён, затем в Корбейль, где он формирует школу. Но тут человека, живущего одним интеллектом, предает тело: он заболел и должен на несколько лет удалиться в Бретань.

Восстановив свои силы, он снова находит своего старого врага Гийома в Париже. Новые столкновения, потрясенный Гийом вынужден подправлять свое учение, он пытается учесть критику молодого противника. Последний этим не удовлетворяется и заходит столь далеко, что в конце концов принужден вновь отступить в Мелён. Но победа Гийома стала его поражением, его покинули все ученики. Старый мэтр побежден и оставляет преподавание. Абеляр возвращается с триумфом и располагается именно там, откуда удалился его старый противник, на горе св. Женевьевы. Жребий брошен, парижская культура отныне и навсегда имеет своим центром не остров Сите, а гору, левый берег. Один человек определил судьбу квартала.

Абеляр страдает от того, что у него теперь нет равного ему соперника. Как логика его бесит то, что над всеми прочими возвышаются теологи. Он дает себе клятву: он сам сделается богословом. Он вновь становится студентом и спешит в Лан на лекции самого знаменитого богослова того времени, Ансельма Ланского. Слава Ансельма не смогла долго противостоять иконоборческой страсти горячего антитрадиционалиста.

Итак, я пришел к этому старцу, который был обязан слабой больше своей долголетней преподавательской деятельности, -нежели своему уму или памяти. Если кто-нибудь приходил к нему с целью разрешить какое-нибудь свое недоумение, то уходил от него с еще большим недоумением. Правда, его слушатели им восхищались, но он казался ничтожным вопрошавшим его о чем-либо. Он изумительно владел речью, но она была крайне бедна содержанием и лишена мысли. Зажигая огонь, он наполнял свой дом дымом, а не озарял его светом. Он был похож не древо с листвой, которое издали представлялось величественным, но вблизи и при внимательном рассмотрении оказывалось бесплодным. И вот, когда я подошел к этому древу с целью собрать с него плоды, оказалось, что это проклятая исподом смоковница или тот старый дуб, с которым сравнивает Помпея Лукан, говоря:

…Встала великого имени тень —

Словно дуб высокий среди плодородного поля.

Убедившись в этом на опыте, я недолго оставался в праздности под его сенью.

(Перевод В. А. Соколова.)

Ему бросают вызов — показать, на что он сам годится. Он поднимает перчатку. Напоминают, что если он обладает глубокими познаниями в философии, то в богословии он невежда. Он отвечает, что будет руководствоваться тем же методом. Следует указание на его неопытность. Я с негодованием ответил, что в моем обычае разрешать вопросы, опираясь не на кропотливый труд, но на разум. Абеляр импровизирует комментарий на пророчества Иезекииля, вызывающий восторг у слушателей. Из рук в руки переходят записи этой лекции, их копируют. Растущая аудитория побуждает его продолжать комментарии. С этой целью он возвращается в Париж.

Элоиза

Пришла слава, которая была жестоко прервана романом с Элоизой. Детали нам известны по необыкновенной автобиографии, каковой является Historia Calamitatum, своего рода исповедь — История моих бедствий.

Роман начинается в духе Опасных связей. Абеляр не был повесой. Но бес одолевает этого интеллектуала 39 лет, знавшего любовь лишь по Овидию и по сочиняемым им самим стихам — стихам голиарда, но по духу, а не по опыту. Он горд, что находится на вершине славы, и сам признается: Я считая уже себя единственным сохранившимся в мире философом… Элоиза — это еще одно завоевание, приложение к завоеваниям разума. Да и само это приключение возникло больше из головы, чем по зову плоти. Он узнает о племяннице каноника Фульбера: ей 17 лет, она очень недурна собой, а знаниями своими уже знаменита по всей Франции. Вот женщина, которая его достойна! Глупую он не потерпел бы, ему нравится, что она к тому же и хороша собой. Это вопрос вкуса и престижа. Он хладнокровно разрабатывает план, который ему более чем удается. Каноник вверяет ему Элоизу как ученицу, ему льстит, что обучать ее будет такой мэтр. Когда они говорят о плате, Абеляр охотно принимает предложенные скуповатым Фульбером стол и кров. Дьявол не дремлет, между учеником и ученицей словно пробегает молния. Интеллектуальное общение скоро переходит в плотское. Абеляр забрасывает преподавание, свои труды, ему не до них. Роман продолжается и углубляется. Рождается любовь, которая уже никогда не уйдет. Она переживет и неприятности, и драму.

Первая неприятность: тайное становится явным. Абеляр должен покинуть дом обманутого им хозяина. Они встречаются в другом месте, разлука только укрепляет их любовь. Она выше бесчестия.

Вторая неприятность: Элоиза беременна. Абеляр пользуется отсутствием Фульбера, чтобы похитить возлюбленную и в платье монахини спрятать ее у своей сестры в Бретани. Элоиза рожает сына, получившего вычурное имя Астролябий. Опасно быть сыном пары интеллектуалов…

Третья неприятность: проблема брака. В отчаянии Абеляр готов предложить Фульберу искупить свой грех, женившись на Элоизе. В своем превосходном исследовании об этой знаменитой паре Этьен Жильсон показал, что отвращение Абеляра к супружеству связано не с тем, что он был клириком. Будучи простым посвященным, он мог жениться по всем канонам. Но он боялся, что, женившись, он подорвет свою карьеру преподавателя, станет насмешкой для школяров.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: