Сделай Сам Свою Работу на 5

РОМАН, НАПИСАННЫЙ ПОД ДИКТОВКУ 2 глава





Потом до нас дошло, что, видимо, моя душа раньше моего сознания узнала от Витиной души, что он умер – вот почему я вдруг, ни с того ни с сего заголосил! Он предупредил о своем уходе в ту же минуту, как остановилось дыхание и сердце. Может, попрощался…»

Да, я уверен, что и далее будут находиться новые подтверждения реальности потустороннего мира, появятся новые свидетельства об этом, и наши нынешние полузнания будут пополняться. Вероятно, пришло тому время, как оно неизбежно наступило и в эпоху Галилея и Коперника, первыми из людей осознавших наконец, что Земля круглая и вертится вокруг солнца, а не наоборот. Но, Боже, как это возмущало невежд и сирых!? Поймем и мы однажды, что мир многомерен и многонаселен. И книга Николая Осеёва поможет нам в этом.

Иногда мне приходят краткие письма от Инны:

«…В последние дни хожу с внутренней потребностью написать Вам. Чем объяснить? Не знаю. Не помню, писала ли, но больше года назад у меня родился сын. И после его рождения я утратила потребность что-либо писать. Даже письма! Порой хочется выплеснуть какие-то чувства в стихах на бумагу, но, увы!.. Ничего не получается. Не знаю, почему так? Может, это как-то связано с моим прошлым? Я имею в виду тот период, когда я общалась с Н. Осеёвым и записывала его книгу. Возможно, это он всё вкладывал в мое сознание – и стихи, и прозу. А теперь эта связь полностью утрачена, и во мне нет никаких литературных способностей. А жаль… Что Вы думаете по этому поводу? Для Вас как исследователя этот факт, может быть, не безынтересен.»



Или вот:

«Снится мне что попало. Чаще – бесконечные коридоры, из которых мне надо выбраться. И, как правило, это больничные коридоры с соответствующими видами и запахами. И постоянные поиски воды чтобы умыться, и дороги … Вот и сейчас у меня во снах лабиринты, лабиринты… Что они означают? Но это повторяется и повторяется. Значит, какой-то смысл имеет? Ну, рассуждаю: лабиринты – это поиск выхода, желание вымыться – освободиться от чего-то, очиститься, а дороги… Я еду и возвращаюсь. Получается, топчусь на одном месте. Почему? Неужели это связано с неизданной книгой? Начинаешь подозревать и такое…»

 

И вот книга Инны Волошиной и Николая Осеёва с рабочим названием «Единство Всех Миров», выходит в свет под новым именем: «За Порогом Жизни или Человек Живет и в Мире Ином». Хочется думать, что наконец-то у нее будет счастливая судьба. Мы должны знать, что ждет нас после ухода из нашего мира, и как следует строить свою земную жизнь, чтобы она состоялась, и чтобы не было потом стыдно перед собой и Богом за неправедные поступки. Рано или поздно мы попадем в тот мир, когда закончится наш земной путь. Верим мы в него или нет – другое дело, но в любом случае полезно узнать о нем как можно больше.



Наверное, человечеству предстоит еще немало пройти и многое узнать о себе и окружающем мире, прежде чем общество и его важнейшие институты признают описанное соответствующим действительности. Но первые шаги уже сделаны…

 

Геннадий БЕЛИМОВ,

доктор философии,

г.Волжский


ВСЁ О БЫЛОМ…

 

***

Я жил, не думая о многом.

Любил, страдал и счастья ждал.

Но жизнью мне отпущено не много.

И скоро час смерти настал.

Душа, покинув тело бренное,

Впала в отчаяние и смятение,

Я казался себе тенью белою.

И был полон чувства отчужденья

К самому себе и телу своему.

Я видел всё, что происходит вокруг,

Мне было страшно быть одному

И меня охватил смертельный испуг.

В отчаянии я рвался

К остывающему телу своему,

Но как я ни пытался,

Не было уже возврата к нему.

Я видел всё, что происходило…

 

***

Я оставлял Землю с болью

В сердце; я осознал, что лишь

Тело осталось там, а я тенью,

Как мне казалось, куда-то спешил.

Да! Меня несло потоком света

К невидимым мною вратам.

Я знал, что впереди где-то



Я встречу Его, кого - не знаю сам.

Пока моя душа стремилась ввысь

Туда, откуда лился чудный свет,

Предо мной годы жизни неслись,

Жизни моей земной. И ответ

О том, как жил и что я делал

Мне выдержать пришлось не просто.

То, о чём я раньше не думал –

Меня по сердцу, что лезвием острым.

Но это было испытаниям начало…

 

***

Мне было трудно и сложно:

Здесь меня никто не встречал…

Изменить что-либо не возможно,

Но со временем я нашёл свой причал.

Я смирился, привык к новому

Телу своему. Я многому учился,

И учусь до сих пор… Но снова я

Стремился к Земле, так стремился,

Что прошёл сквозь грань миров.

Но что! Меня ждало - от тела прах…

Я долго не мог освободиться от оков,

Что тянули меня вниз. В стенаньях

Я прочь уходил от могилы,

Решив никогда туда не возвращаться.

Но сердцу дороги и милы

Места родные, с ними не расстаться.

Это было лишь тоске начало…

 

 

***

Я часто бывал среди родных,

Я радовался нашим встречам.

Я молился о людях мне дорогих

И ждал встречи с ними в вечности.

Я учился; время проходило

То быстро, то казалось не будет

Конца занятиям. И всё мимо

Проходили воспоминания о буднях,

О жизни, о любви, о боли.

То было серое, мрачное время.

Я жил воспоминаниями, но не более.

А воспоминания - тяжкое бремя,

Когда понимаешь, что обман

Тобою не был понят при жизни.

Как я жил, не знаю сам:

Не было радости. Я трижды

Пытался уйти, уйти далеко-далеко…

***

Я трижды пытался уйти,

Но каждый раз возвращался:

От себя невозможно уйти.

Я так очень долго метался…

Со временем притупилась боль,

Разочарования отошли вдаль…

Я стал ждать свою любовь.

Я начал строить дом, но жаль,

Она не вошла даже в дом,

Мы расстались в парке у реки.

Она давно была здесь, но о том

Я не знал. Мы были очень далеки.

Она отдала мне дань

Наших встреч и прогулок под луной.

Она легче прошла через грань

Смятения; и не осталась со мной.

Это были самые тёмные дни…

***

Но однажды яркий блик

Я увидел во Вселенной.

Из груди рванулся крик:

«Мечта моя сбылась!»

О да, я здесь часто мечтал,

Что найду себе близкую душу.

Я этой идеей бредить стал.

Но я нашёл её и обрушил

Всё внимание Мечте моей,

В ней было всё прекрасно.

И перестал вести я счёт дней.

Я помогал ей! И не напрасно

В душе моей жила вера,

Что когда-нибудь мы будем рядом…

И Господь открыл нам двери.

Это за боль – высшая награда!

Это самые светлые дни мои…

***

P.S.: Я поведал в стихах

Всю боль мою,

Но в письменах

Я большее открою…

Н. ОСЕЁВ


ГЛАВА 1

 

Начиная своё повествование, я хочу рассказать о своей прошлой жизни.

Родился я 16 октября 1815 года. Всё моё детство прошло в родовом имении под Саратовом. Моя мать - незаконнорожденная дочь князя Андрея Голицына, а отец простой служащий. Детей в семье у нас было четверо. Мать умерла рано, отец вскоре вновь женился. Нас, меня и младшую сестру Анну, он отправил к бабушке в село Рудное. Дома мы бывали редко. В девять лет я был отдан в лицей в Саратове. Там я и начал писать свои стихи. Я рос в селе, мне была близка природа, и первые мои стихи - о природе. Я пробовал писать дружеские шаржи на друзей по лицею. Но свои произведения я никому не показывал. Мне казалось, что они не достойны быть услышанными. Но так не могло долго продолжаться. И я однажды открылся нашему наставнику группы Андрею Петровичу Балдину. Он одобрил мои начинания, кое-что объяснил. Тогда я был счастлив. Уединяясь, работал над своими уже написанными стихами, пытался писать новые и вновь бежал к Балдину. Он во многом помог, но признания я как поэт так и не получил. Самое большое, что я имел – это публикации в журналах. Я был поэтом - неудачником.

На каникулы я уезжал к бабушке в Рудное. Анна, всегда была рада мне. Взрослея, мы не становились чужими, скорее наоборот: у нас были общие интересы. Сестра увлекалась поэзией, она была, пожалуй, единственной почитательницей моего таланта. Мы часто гуляли с ней в окрестностях села и подолгу могли беседовать, спорить. Она была для меня самым близким другом, не смотря на то, что я был достаточно общителен. Свои личные переживания я открывал ей, и только ей. Меня не останавливало то, что она была младшей. По-женски интуитивна, она была мудрой для своих лет. Анна для меня в одном лице была и матерью, и сестрой, и другом.

Первым ударом для меня было её замужество. А главное то, что я знал наверняка: с ним, красивым юношей гусаром, она не будет счастлива. Так я потерял своего друга. После свадьбы я почти не виделся больше с сестрой.

На двадцатом году жизни я вышел из стен лицея. У меня было образование, но не было ни имени, ни положения в обществе. Отец помог мне найти работу в одной из Саратовских контор. И я стал клерком. Но и этому был рад: я получал неплохое жалование, а главное – у меня оставалось достаточно свободного от работы времени. И тогда я предавался своим мечтам. Я очень часто гулял по скверам Саратова, о многом думал, мечтал, писал стихи. Жизнь шла своим чередом, полная житейских проблем и разных событий.

О ком мне хочется рассказать, это, конечно, Тамара.

Однажды, гуляя в парке, я обратил внимание на изящную девушку, задумчивую и, как мне показалось, одинокую. Я несколько дней приходил сюда в парк, но не решался подойти к ней, заговорить. Я видел, что она всегда гуляла одна, это было странным: разве у неё нет подруг? Однажды я всё-таки решился заговорить с ней. Она отвечала неохотно. Но меня поразил её чудесный голос, выразительность глаз. С того дня для меня началась другая жизнь. Ко мне вернулось желание творить чудеса.

Помню, когда я был маленьким, под Рождество я ждал чудо, и оно приходило: игрушкой ли, которую я находил под подушкой утром, или любимым яблочным пирогом, который пекла бабушка. Я был ужасным фантазёром: придумывал и клеил фонарики на ёлку, всяких мистических зверушек. А однажды, лет в шесть, я сделал из бумаги шкатулочку и поставил под ёлку в надежде, что Дед Мороз или Снегурочка подарят мне что-то особенное. Каждый день я заглядывал в неё, но там было пусто. И вот как-то мы обедали, и я пролил на себя суп, бабушка отругала меня и сказала, что Дед Мороз не любит непослушных мальчиков и не приходит к ним с подарками. Для меня это было самое страшное наказание: потерять доверие Деда Мороза. И тогда я помог бабушке привести мою рубашку в порядок, сбегал сам на кухню, принёс полотенце, вытер со стола, а когда поели, помог убрать посуду. Я рвался даже помыть её, но мне не дали. Мал, мол ещё. Я помогал Анфиске подмести пол, принёс ей воды, чтобы она помыла пол, вместе с ней на снегу выбивал половики, а к вечеру на кухне помогал Анфиске чистить картошку: она чистила, а я мыл её и складывал в чистую кастрюлю с водой. Потом бегал в сарай за дровами, выгреб золу из печки, правда, перепачкался сам, но зато гордился ­- помогаю ведь. Бабушка только руками разводила, глядя на меня. А вечером за ужином я выдал: «Бабушка, я ведь исправился, Дедушка Мороз придёт ко мне?» Она мне и говорит, что один день быть помощником, это не значит исправиться. Я обиделся. Но ожидания чуда было выше обид. Каждый день, сделав что-нибудь по дому, я бежал к шкатулочке, но она оставалась пустой. И вот однажды я открыл её и не поверил своим глазам: она была полна леденцов! Моих любимых леденцов! Я взвизгнул от радости и полетел к бабушке, я буквально чуть не сбил её с ног с криком: «Он простил меня!» «Кто? - удивилась бабушка. - И чего ты несёшься, как на пожар?» «Да как кто? Дед Мороз! На вот, посмотри!» - и я протянул шкатулочку с леденцами. Она приласкала меня и сказала: «Ну, вот видишь, если быть послушным мальчиком, то и Дед Мороз будет любить тебя!». Я был в восторге, и пошёл искать Анну, поделиться своей радостью.

Анна играла в детской. Я с заговорщицким видом подошёл к ней и протянул на ладони два леденца. Она взяла их своей пухленькой ручкой и спросила: «А тебе?» «У меня - есть», - ответил я, и гордо рассказал ей про шкатулку и Деда Мороза. Анна смотрела на меня, широко раскрыв глаза, и вдруг, словно снежный ком на голову: «Это не правда! Я видела, как баба положила туда что-то». Я же утверждал, что это Дед Мороз, а она твердила: «Нет, я же видела, я же видела, это баба». Я, со слезами на глазах, и, таща сестрёнку за руку, искал по дому бабушку. Она оказалась в гостиной. Пока мы нашли её, Анна почему-то тоже расплакалась. И мы двое в слезах, перебивая друг друга, говорили каждый о своём. Когда же бабушка поняла, что всё-таки произошло, она взяла нас за руки и повела к ёлке и сказала: «Вот, что я вам положила, а про шкатулочку мне ничего не известно, я даже не видела где она стояла!» - ласково проговорила бабушка. Я запрыгал от радости и стал дёргать Анну за руку приговаривая: «Я же говорил Дед Мороз! А ты мне не верила!» Анна удивлённо смотрела то на меня, то на бабушку, то на леденцы, зажатые в ручке и, вдруг озарилась какой-то внутренней радостью, пролепетав что-то вроде: «И правда Дед Мороз!» Она, счастливая, как и я, побежала искать Анфиску, чтобы рассказать о случившемся ей.

Тогда мы не сомневались, что это был Дед Мороз… И вот ко мне вернулась вновь вера в чудеса. Я каждый день стал приходить в парк, где гуляла Тамара. Она старалась делать вид, что не замечает меня. Но я следовал за ней как тень. И время сблизило нас. Однажды мы попали под дождь, и, укрывшись в беседке, переждали непогоду. После дождя стало прохладней, а мне было нечего предложить Тамаре накинуть на плечи, и она позволила обнять её за плечи, чтобы унять лёгкую дрожь в теле. Мы гуляли до утра. О, как я был счастлив! Это был наш первый рассвет, который мы встречали на Волге. Потом я проводил её, и мы договорились о встрече. С того дня мы виделись очень часто. Это был 1837 год.

В те дни я был влюблён и многого не замечал. Я был счастлив! Но не долгим оказалось моё счастье… Мы были по-дружески близки, и я Тамаре впервые рассказал о себе всё наболевшее, хотя и чувствовал, что она не всегда со мной искренна… Как-то раз я зашёл к ней домой, горничная проводила меня в гостиную, не извещая о моём приходе, так как я часто бывал здесь. Когда же я вошёл в гостиную, Тамара сидела у окна в кресле-качалке, её лицо было залито слезами, а на коленях у неё лежало вскрытое письмо. Она задумавшись смотрела в окно и не замечала меня. Я стоял в нерешительности, не зная то ли подойти к ней, то ли уйти совсем. Когда я был готов уйти, с её уст слетело: «Господи, зачем так жестоко?!» Эти слова остановили меня, Я знал, что её больная мать была в деревне, и могло прийти известие о ней. Моё решение было молниеносным – остаться и помочь, если это в моих силах. Сделав вид, что я только вошёл, я заговорил нарочито шутливо. Тамара вздрогнула и быстро убрала письмо в конверт, свернув его так, чтобы не было видно на нём надписи. «А, это ты», - сказала она мне вместо приветствия, встала и подошла к окну, украдкой стирая слезу. В тот день я так и не узнал, что же случилось. Её взгляд был блуждающим, она избегала глядеть мне в глаза. Причину слёз объяснила тем, что ей немного взгрустнулось об ушедшем безвозвратном детстве. Но я же видел, что это не совсем так. Правды мне Тамара так и не сказала. После этой встречи я стал замечать, что, глядя на меня, Тамара меня порой не видит, её взгляд словно проходит сквозь меня, ища что-то вдали. Она не редко отвечала не впопад. Но я тешил себя мыслью, что она, просто увлёкшись моей болтовнёй, на какой-то миг предаётся мечтаниям. Были же и минуты, когда Тамара, как казалось мне, всецело принадлежит только мне одному, и я для неё - самое главное. И тогда рождались прекрасные стихи, однако и в них присутствовали мои сомнения и моя неуверенность в преданности Тамары.

Каким же недолгим было моё счастье! Тамара была тяжело больна, но до последних дней она скрывала от меня неизбежное. Мы были знакомы почти два года - не малый срок. Да и я чувствовал себя неуютно, будучи холостяком. Я хотел иметь семью: жену, детей, уют в доме, где пусть бы не было изобилия, лишь самое необходимое. И я открыто сказал об этом Тамаре и о том, что по жизни я бы хотел пройти рука об руку с ней. Тамара стояла ко мне спиной, и я обнимал её за плечи и не мог видеть её лица. Когда же она повернулась ко мне, я отпрянул. Тамара плакала, плакала беззвучно, лишь слёзы текли по щекам. «Что с тобой, любимая?» - спросил её я. «Николай, милый, это невозможно! Мне не быть ни женой не матерью… В последнее время я всё чаще чувствую, что ухожу… Я давно уже прощаюсь со всем, что вижу. Николай, мне не долго осталось жить…» И она поведала мне о своей болезни. Врачи не скрывали от неё правды. «Года полтора-два назад я ещё бы могла родить малыша, но… теперь уже поздно…», - еле слышно прошептала Тамара.

О, если бы я знал всё это раньше! Пусть год, два, три…, но мы могли быть вместе и иметь ребёнка. Разве не воспитал бы я его после того, как Тамара оставила бы нас?! Почему Тамара, зная всё это, молчала? После того, что я узнал, я ещё больше стал превозносить её. Она стала для меня почти святой…

Шёл июль 1839 года, а в ноябре Тамары не стало… Я сильно переживал свою потерю, невзирая на то, что готовился встретить беду. Я не ожидал, что всё произойдёт так скоро… После смерти Тамары у меня не стало цели в жизни. И я просто существовал, а не жил. У меня не было увлечений, и… помня с детства бабушкины рассказы о том, что души живут вечно, и после смерти люди встречаются, я верил и жил надеждой, что «там» я встречусь с Тамарой. Я верил в то, что она будет меня ждать…

Не долго я скитался в одиночестве. Через 12 лет, я тоже отправился в мир иной, за своей любимой. Это было так: я шёл, задумавшись, что часто случалось со мной после смерти Тамары, и, переходя дорогу, не заметил приближавшийся автомобиль, который и сбил меня. Машины в то время были несказанной редкостью, да и то, что я назвал автомобилем, для современного человека трудно назвать машиной – просто четырёхколёсная самоходная телега с рычагом вместо руля… Я шёл очень быстро… Водитель, не ожидая столь резвого пешехода, не успел затормозить… Один лишь миг!..

Боли я не почувствовал. Но ощущение было странным, словно я очнулся ото сна, и вот в таком состоянии, когда сон держит тебя в своих объятиях, я вначале с интересом, а потом с недоумением, наблюдал за тем, что происходило в низу, потому что я был почти на уровне крыш домов. Я видел изувеченное тело, и когда в нём узнал себя, меня охватил страх, и ужас сковал моё «тело»! Превозмогая сопротивление, я ринулся вниз. Но не знал, что мне делать. Я хотел соединиться с тем, что оставил, но не знал, как это сделать. Возврата быть не могло: серебряная нить, связывающая душу и тело, оборвалась (но тогда мне это было не известно). Я видел, как суетились люди. Мне было оказано столько внимания, что вскоре появился врач и сухо констатировал: «Мёртв…». Моё тело было изувечено и беспомощно, в какое-то мгновение я почувствовал к нему отвращение, но лишь на мгновение… Я ме­тался вокруг своего тела, и постепенно прояснялось сознание: если я там, то что же «ЭТО», которое вьёт­ся вокруг меня самого?! Я чувствовал, что «ЭТО» то­же есть Я. Ведь у этого второго меня есть руки, ноги, способность думать и передвигаться. Как ни рассматривал я СЕБЯ, не видел ничего, лишь беловатую тень, которая проходила сквозь всё: и людей, и предметы. Я пытался заговорить, но меня не слышал никто; пытался кого-нибудь остановить, но моя рука проходила сквозь касаемый предмет…

Постепенно ко мне пришло окончательное убеждение, что я умер, но… и обрёл новую, ранее не знакомую мне жизнь. Я не был готов к подобному. Трудно описать хаос чувств и мыслей, овладевших мной. Я неотступно следовал за своим телом, словно оно влекло меня за собой. Я шёл за ним, пока меня не внесли в дом; я видел, как мыли тело, одевали, видел всю ту боль и горе, что принёс своим родным.

Отец приехал лишь в день похорон, утром. Анна была подле меня две ночи и два дня. Глаза бабушки и сестры не просыхали от слёз.

Отец оставался твёрдым, он не плакал. И лишь когда стали выносить гроб на улицу, с его уст слетела фраза: «Это мне в наказание! Прости меня, сынок…» Тогда я не понял, почему в наказание?.. Но отец, видимо, знал…

Надо мной совершены были все необходимые об­ряды...

Когда священник читал надо мной молитвенные песнопения, его слова были для меня целительным бальзамом, ведь предназначались они мне. Я не знал старославянского языка, да в этом нет особой нужды, важен их смысл, а не произношение. Я не отдавал себе отчета, чем именно, но они успокаивали меня, несли утешение. Я внимал гласу священника, и мои мысли светлели. А когда он ходил по комнате с кадилом в руках, и запах ладана наполнял всё пространство, мне становилось легче от того, что метавшиеся вокруг меня тени отступали…

Постепенно пришло сознание, что «меня» - того похоронили, а этот – «я» продолжал жить. Я понял, что перешагнул грань, которую называют «смерть».

Я также приобрёл знание, что эта смерть даёт и рождение одновременно. С потерей плотного тела приобретается свобода души. Но понятие свободы относительно, здесь есть свои условности и законы, нарушить которые невозможно. Конечно, переступить дозволенное можно, запрета нет, только сделать это трудно… Трудно потому, что знаешь, что нарушение дозволенного принесёт!

Если человек за маской лица может скрыть истинные мысли и чувства, дух же, скрывая их, деградирует, что отражается очень сильно на его лице. Даже Ангела можно узнать: если он чист и добр – его взгляд прям и светел, полон добра, если Ангел зол – глаза его бегают, взгляд колюч и неприятен. Здесь нет отдельно рая и ада. Это аллегории. Потому что добро и зло идут рядом. Но в отличие от мира земного, в этом мире: добро есть добро, а зло есть зло. Человеку, возможно, сложно воспринять эту истину: дух точно знает, каким будет последствие его поступка, человек же не может определённо сказать, что ждёт его в дальнейшем.

Это отступление в моём повествовании не случайно. Хочу, чтобы дальнейшее было более понятно.

И ещё мне хочется сказать, что здесь есть всё то, что есть на Земле, и не только… этот мир таит много интересного и необычного для человеческого сознания. Сознание людей заключено в узкий круг, ток (течение) временного пояса, иначе сказать есть предел, через который могут прорваться не многие. У кого-то подобное происходит непроизвольно, кто-то преодолевает этот рубеж благодаря упорному труду - работе над самим собой, совершенствованию своего внутреннего мира. Многое, очень многое зависит от того, насколько человек осознает своё положение в Мире, значимость своей личности и, главное, от истинного его стремления и побуждений творить что-либо.

Я несколько отвлёкся от своего «путешествия» в мир иной… Продолжение во второй главе.


ГЛАВА 2

 

Первые девять дней, когда душа покидает тело, она не переходит в мир иной, а продолжает жить на Земле среди дорогих и близких людей. Так было и со мной. Несколько дней я был дома, мне никуда не хотелось уходить. Не было и сил о чём-то думать. Постепенно я освоился в своём новом состоянии. Я мог передвигаться и очень свободно. Но скорее всего не ходил, а «плавал», словно отдавшись на волю волн. С наступлением темноты ко мне при­ходили зрение и слух. А когда всходило солнце, всё начинало как бы удаляться, терялось в ярком свете, и я становился и слепым, и глухим. Хотя звуки до­ходили до меня, словно сквозь сон, но они не были чёткими и сливались в гул. С наступлением сумерек ко мне возвращалось зрение и слух, и я прислушивался, о чём говорят.

Наибольшим спокойствием обладала бабушка. Она почти всё время молилась, даже работая. Молилась она обо мне, и я внимал её словам: «Пресвятая Богородица, спаси и сохрани внучка моего на тяжком пути, огради его молитвами Твоими от чёрной нечисти, подари ему силу и смелость в тяжкий миг испытаний… Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, помилуй…» И так, то повторяясь, то ещё вспомнив о чём-то, она молилась. А то обращалась ко мне: «Николушка, кровиночка моя, услышь меня, старую. Молись родненький, молись, ты всегда был умным мальчиком и знал молитвы, читай их и проси у Господа нашего Христа, проси: «Помилуй, Господи!», - так она причитала, и мне становилось легче от этих слов.

Анна же, моя милая сестра Анна, кажется она обезумела от горя. Её стенания ввергали меня в отчаяние и зарождали во мне смятение: я был с ними, а они не видели меня, я был бодр и не чувствовал ни боли, ни тяжести в теле, а они жалели меня. Но я меньше всего нуждался в их жалости, наоборот, мне хотелось пожалеть их, потому что я чувствовал себя легко и свободно. И я пытался говорить, меня они не слышали и не видели, я пытался привлечь их внимание, но не мог: мои руки проходили через всё, к чему я прикасался. Да и сам я мог пройти через стену, как бы просочиться сквозь неё. Мне было страшно от того, что я был один среди близких мне людей.

Когда прошло первое чувство страха и неуверенности, я почувствовал рядом с собой чьё-то присутствие. Оно заговорило со мной, это живое существо. Я растерялся… Обращались ко мне, и я мог воспринимать смысл слов. Это существо имело очертания человека. С наступлением темноты я смог разглядеть его. Помню, как сейчас: он высокого роста, тёмно-русые волосы до плеч. Лицо с правильными чертами, почти идеально красиво. Что портило его внешность – это слишком крупный нос. Вообще же он производил приятное впечатление.

– Я - твой Учитель, - обратился он ко мне.

– Учитель? – я был удивлен.

– Да, Учитель. Я здесь ненадолго. Тебе пришло время покидать Землю. Ты совершишь несколько, может быть жуткое, путешествие. Но чтобы ни случалось с тобой - не бойся. Я буду встречать тебя там, по ту сторону…

– Что я должен делать? – я испытал новый приступ страха от неизвестности: что ждёт меня впереди.

– Будь стойким. До встречи… - и он исчез.

Я был в полном смятении, а в глазах всё стояла изящная фигура человека, одетого во всё белое; и в напряженной тишине ночи звенел его голос: «Будь стойким. До встречи… Будь стойким. До встречи…»

Мысли путались: «Учитель» …, «время покидать землю» …, «я буду ждать тебя там, по ту сторону» … Но я не хотел покидать Землю, где родился, жил, где встретил любовь. И впервые за несколько дней я вышел на улицу, и не во двор, а вообще вышел из дома. Я плыл мимо знакомых мне мест: дома, улицы – всё плыло подо мной. Было поздно, и во многих домах огни были уже погашены. А вот этот сквер, где мы так часто гуляли с Тамарой, а вот и Волга - сколько раз мы были здесь. Сколько воспоминаний обрушилось на меня... И радость и боль…

Поддавшись нахлынувшим чувствам, я перестал замечать, что происходит со мной. А меня всё несло, несло… Находясь в горизонтальном положении, я плыл. Куда меня несло – не знаю, я почти не замечал, что происходит внизу. Я - романтик по природе, и очаровательная картина, открывшаяся моему взору, вырвала меня из отсутствующего состояния.

Зеркальная гладь воды изредка морщинилась от набегающего ветра. И отражение огромной луны оживало, оно лилось словно серебро. А на берегу поднималась небольшая скала, она осторожно входила в воду, и на ней, неизвестно каким образом, росла сосна. Огромная и величественно красивая, она поражала своей мощью, силой. Далее скала переходила в более ровную местность, сплошь покрытую лесом. Я был зачарован этой красотой.

Но где я нахожусь? Где я? Ещё на Земле, или уже там? Но где же тогда Учитель? Мне стало жутко, и я захотел вернуться домой. Через мгновение я был там, куда так хотел попасть. В доме было тихо. Все спали. И мне почему-то стало душно и тесно в доме. Стены давили на меня, а настенные часы, их ход: так – так – так - так… – приводили меня в уныние. Я вышел из дома и бродил по городу, если можно сказать: «бродил», я плыл, плыл по воздуху, как по волнам реки, находясь всё также в горизонтальном положении. Когда первые лучи солнца озарили Землю, я вернулся домой.

Бабушка была уже на ногах и вместе с Анфиской хлопотала у печи на кухне. Анна спала. Её лицо было спокойно. Я подошёл к ней и попытался провести рукой по лицу и подул, как раньше, когда мы были маленькими и жили у бабушки, я будил её так. Не знаю, почувствовала ли она это прикосновение, но моя милая сестричка во сне улыбнулась, и эта улыбка наполнила меня радостью.

Чем ярче было солнце, тем более далекими становились мои родные. Голоса, суматоха в доме… Анна, бабушка, отец, Тамара… мама… Учитель… Перед глазами всё плыло. Я силился сопротивляться, но не мог. Меня словно вихрь закружил. Отчаянно пытаясь сопротивляться, я совсем выбился из сил, и тогда почувствовал, что меня куда-то несёт. Мне казалось я парил, испытывая лёгкость. Обессилев, я больше не сопротивлялся. Что-то неведомое влекло меня всё вверх и вверх. Постепенно увеличивалась скорость, я почти перестал ощущать своё «тело», а навстречу мне нарастающей волной неслось странное звучание: не то дробь барабана, не то звон колоколов - всё это сливалось воедино. Мне казалось, что я оглохну от невообразимого шума. Но вот всё это позади, хотя ещё болезненно отдаётся где-то внутри меня.

После ужасающего шума и захватывающей дух скорости, мне показалось, что теперь наступила безмолвная тишина, и темнота мягко окутывала меня. Несколько придя в себя, я осмотрелся. Здесь было достаточно света и не так уж тихо, как показалось вначале. Я продолжал двигаться, но очень медленно. Я двигался по Млечному Пути или по Долине Перехода. Это название я узнал позже от Учителя.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.