Ким Филби. «My Secret War» («Моя секретная война») 14 глава

Волчица щенится где-то в половине апреля, на 62–64-й день после вязки. Волчата слепые и прозревают на 12-й день и до четырёх-пятинедельного возраста волчица кормит их молоком. Затем и волк, и волчица кормят волчат вдвоём наполовину переваренной пищей, которую они легко отрыгивают из своих желудков. С двух месяцев взрослые волки приучают волчат есть сырую, а часто и полуживую, пищу. Как правило, взрослые волки приносят диких мелких животных: зайцев, сурков, куропаток. В это время волки стараются не нападать на домашних животных, сохраняя «нейтралитет» с соседними аратами. Немного позднее волки начинают перемещаться и совершают далекие вылазки. Особенно ценной пищей для весеннего времени является тарбаган. Это крупный, мясистый и очень жирный сурок. Жир тарбагана имеет исключительные лечебные свойства, видимо, в связи с обилием в нем витаминов и других лечебных компонентов. Сами монголы лечат жиром тарбагана и раны, и желудок, и простуду. Волк знает, когда и кого есть. Пастухи так и говорят: «Да, волки были, но ушли на юг охотиться на тарбагана, восстанавливать силы и здоровье».

Совсем в другом регионе, на севере Монголии, в Селенгинском аймаке произошёл случай неожиданной охоты на волка. Был ясный солнечный осенний день. Около 10 часов утра. На УАЗе мы едем по полевой дороге. Дорога вьется несколькими полосами, а слева и справа – бескрайние поля, на которых ещё недавно колосилась пшеница. Ноябрь, но снега почти нет. Он в Монголии на таких полях не тает, а испаряется. Сзади в моей машине местный монгол, охотник, сопровождающий нас на охоте. Вторая машина едет далеко позади, чтобы не быть в облаке пыли от нашей машины.

Вдруг вижу: прямо на нас двигаются черные, как мне показалось против солнца, силуэты. Сближаемся. Монгол кричит: «Волки!». И тут… Прямо на нас бежит врассыпную стая волков, штук восемь «серых разбойников». Буквально перед машиной они разворачиваются веером в сторону сопок, до которых километра три. Говорю моему водителю: «Коля, попробуй за самым крупным. Догони!». Карабин упакован в спальный мешок, для сохранности оптики. Судорожно начинаем вместе с монголом развязывать и доставать его. Волк сразу ушёл на дистанцию метров в двести, а то и триста. Поле мягкое, стерня, машина буксует и ревёт, двигается со скоростью не более 40 километров в час. Продолжаем отставать. Карабин достали. Но вот расстояние до волка начинает быстро сокращаться: 150,100 и вот уже метров 70. Машина закипела – пробуксовки и небольшой подъем поля не заставили себя ждать. Кричу: «Коля! Стоп!». Выскакиваю из машины. Из карабина стрелять на ходу невозможно. Целюсь. Уверенно ловлю волка в оптику, хотя и волнуюсь. Попадаю первым выстрелом. Видно, как по спине волка прошла красная полоса. Пуля вспорола шкуру и, кажется, задела его более серьёзно. Несколько шагов, и волк сел. Бросаюсь в машину, подъезжаем на дистанцию 15 метров. Сидит огромный волчище. Не пытается бежать – не может. Добиваю выстрелом в голову. Что же произошло?

Мы забрали тушу и отъехали на несколько километров к ручью, месте, которое знал наш проводник. При разделывании волка выяснилось, что у него в желудке масса, килограмм 10, свежего мяса. Мясо прямо с кусками лошадиной шкуры.

Утверждают, что матерый волк способен съесть сразу до 15 килограммов мороженого мяса. Именно вот эта прожорливость и погубила опытного хищника. Стая только что сожрала лошадь. Кстати, как поговаривают охотники, лошадь – это любимое волчье кушанье.

При всех обстоятельствах волк боится человека и не нападает на него. Монголы волков не боятся. Но волка все: и араты, и охотники – уважают. И это не для красного словца сказано. О волках говорят всегда уважительно. Сам я несколько раз встречал «умного» волка. Эти эпизоды связаны, прежде всего, с охотой на волка загоном. Облавой такую охоту в Монголии назвать нельзя. Волков не обкладывают, как в наших лесах, никакие флажки не используются. Как правило, загон проходит на лошадях по большому периметру. Стрелки также перекрывают значительное расстояние, находясь в 150–200 метрах друг от друга, на номерах. Охотимся мы в долине реки Керулен, километрах в 150 на восток от Улан-Батора. Лесистые холмы. Но лес довольно редкий, видимость хорошая, кустов мало. Лежу за поваленным деревом на склоне, почти на вершине холма. Загон должен быть снизу, со стороны полей. Напряжение возрастает. Вижу, как параллельно линии стрелков между редкими деревьями небыстро идёт косуля – на выстреле, метрах в семидесяти от меня. Не стреляю, так как охота только на волка, и всё чётко определено. Охоту организует генерал пограничной службы, ветеран и опытный, известный охотник на волка. Утверждает, что убил сам более четырёхсот волков. Верю! Неожиданно вижу, что прямо за косулей, также не спеша, на расстоянии буквально 10–15 метров от неё идёт матёрый волк. Это он «пустил впереди себя косулю», как пробный шар, и ждёт: как она пройдёт опасную зону. У меня секунды. Целюсь между деревьев, позади косули. Вот и волк. Стреляю. Волк исчез. Спускаюсь на след волка. Вскоре подходит и наш ветеран, и руководитель охоты. Изучаем ситуацию. Находим кровь. Волк ранен, но ушёл. Наш генерал находит двух опытных загонщиков и посылает их по следу раненного волка. К вечеру они привозят добитого волка. Его догнали в двух километрах от места охоты. Не смог уйти серый.

В другой раз, при очень похожей ситуации, я не выдержал ожидания. Загон был организован силами самих охотников, передвигались пешком, и он очень затянулся. Наконец, внизу у подножия сопки, на которой я сидел в укрытии, появились две косули. Они повернули в сторону – на меня не пошли. Стрелять было далековато, но удобно. Стреляю в косулю. Попал. Но получил потом замечание от моих партнёров, находившихся в загоне. Оказывается, вслед за косулями шли два волка, которые после моих выстрелов по косуле изменили направление и исчезли в кустах у соседней сопки.

А вот ещё один пример. В заказнике под Улан-Батором я однажды участвовал в охоте на волка. Охота была организована с целью прогнать волков из района, где выращивали изюбра. Изюбров в этом районе много, и ведется даже заготовка пантов как экспортного товара. Волк режет телят изюбров безжалостно. Загон проводится смотрителями (егерями) заказника на лошадях. Поэтому ждать возможного зверя пришлось недолго. Волк вышел из лесного массива уже на махах, чтобы пересечь довольно широкое поле. По моим расчётам, он должен был пройти от меня метрах в 70. Другие стрелки стояли значительно дальше. Бежит, сближаемся. И вдруг, метров за сто пятьдесят от меня, волк исчезает. Ещё двадцать метров вперёд, появляется на мгновенье его спина – и снова его нет. Ещё и ещё раз вижу спину. Но стрелять буквально некуда. Он не так быстро, как вначале, но всё же бежит, почти прижимаясь, по дну пересохшего ручья, как будто понимая, что стрелять будут здесь, на открытом месте и надо укрыться. Петляет вместе с изгибами ручья (обычно волк бежит по прямой), но из ложа ручья не выскакивает. Хитёр же. Ушёл.

Волки умеют удивительно приспосабливаться к обстановке и климатическим условиям. Утверждают, что волки живут на сравнительно небольшой площади, делая свои походы-набеги в радиусе 20–40 километров. За ночь волк нередко проходит более 25 километров и возвращается в ту местность, где у него было логово. Но вот когда по Монголии (это три юго-восточных аймака на границе с Китаем) проходит миграция азиатской антилопы – джейрана и дзейрана, волки, иногда стаями, идут вслед за стадами антилоп. Они подбирают больных и падших, иногда – молодняк. Джейранов сотни тысяч, и волкам перепадает хорошая добыча. В это время волки проходят сотни километров, но потом по своим волчьим законам возвращаются к своим исконным местам.

О хитрости волков рассказывают много, но один из таких рассказов меня заинтересовал особенно. Известно, что волк ест любое мясо, но уж очень любит конину. Действительно, конина – питательное мясо с большим содержанием полезных веществ, особенно в Монголии или Казахстане, где лошади круглый год пасутся на пастбищах. Так вот, как утверждают араты, волки живут где-то рядом с большим табуном. Не нападают на лошадь в табуне, а терпеливо ждут, когда какая-нибудь лошадь падёт (сломает ногу в тарбаганьей норе или заболеет). Это всё – премия волкам за терпение. Но самое интересное, что кони, весь табун, привыкают к волкам, не боятся их, свыкаются с их запахом и постоянным присутствием. Утверждают, что волки ночью даже находятся внутри табуна, и как лошади, так и сами пастухи перестают их как бы замечать. «Свои волки». Ведут они себя, как пастушьи собаки.

При проведении охоты на волка загоном большое значение приобретает выявление наличия волка, возможные направления его ухода от загонщиков, и в этой связи выбор мест для номеров, т. е. стрелков, находящихся в засаде. В этом непростом разговоре с природой особую роль играет прочтение следов зверя.

Задача обнаружения и выслеживания волка особенно хорошо может решаться по «белой тропе», т. е. по снегу. Охотники на волка в Монголии при осмотре следов зверя довольно точно определяют, в первую очередь, время, которое прошло с момента, когда прошёл волк. Для опытных охотников в прочтении следа всё имеет значение. Глубина и размер бороздки, которая остается позади следа, осыпь снега в следе и т. д. Все это важно на фоне погодных условий, глубины и свежести снежного покрова и влажности.

В Монголии, как правило, мы сталкивались зимой с настом и сухим снегом. След в таком случае осыпается, и прочтение его затруднено. Но мастера знали своё дело и, как мне казалось, легко справлялись с этой задачей.

На этот раз мы были на южной границе Центрального аймака, в 200 километрах на юг от столицы. Стояла тихая морозная погода. Снег уплотненный, надувной наст. Волк по такому снегу идёт, не проваливаясь, даже крупный зверь легко проходит всюду, кроме мест, где есть заносы. След от когтей хорошо виден. И вот наша разведка проведена, следы прочитаны: зверь есть, хотя, кажется, где ему укрыться – кругом белое покрывало, как в долине, так и на не очень высоких сопках.

Охотники далеко уехали на машине организовывать загон. Меня ведёт проводник на номер. Место на вершине сопки, несколько метров ниже самой вершины в сторону загона, под ветер. До нижнего края сопки метров 120. А дальше – подъем следующей, более высокой сопки. Слева и справа тоже довольно высокие сопки. От меня до их склонов метров 500 и это уже не мой район, так как слишком далеко для успешного выстрела. Где-то ещё три стрелка, но я их не вижу: они на других сопках. Всё кругом бело, всё одинаково. Почему волк должен пойти в мою сторону? Перевалить через высокую сопку и выйти ко мне на выстрел? В таких сомнениях нахожусь в небольшой ямке, вырытой в снегу. Лежу прямо на снегу. Правда, «упакован» надёжно. Хорошие валенки, меховые сапоги, полушубок. На мне ещё белый халат и наволочка, завязанная на шапке. Деталь немаловажная, так как на таком белоснежном фоне любая одежда охотника выглядит черным пятном, и охотник может быть виден очень далеко.

Лежу не шевелясь, – это одно из условий нахождения в засаде на таком открытом со всех сторон месте. Скептически размышляю о том, что успех более чем сомнителен. Загон должен проходить пешком, долго, а мороз градусов 20–25. Хорошо, что нет ветра. Тихо, загонщиков не слышно. До них далеко, и местность сильно пересечённая. Тишина… И тут… Не верю своим глазам. С противоположной высокой сопки спускается волк. Его хорошо видно: крупный зверь. Идёт неспешно. Очевидно, загона пока не боится, а уходит от людей на всякий случай. Идёт вниз, прямо в мою сторону. И вот зверь уже на разломе двух сопок и сейчас должен пойти наверх, прямо ко мне. Но тут он поворачивает влево и идет прямо по разлому. Ещё десять метров – и волк скроется за край моей сопки – тогда пиши пропало. Далековато, более 100 метров. Но карабин с оптикой, пристрелян. Целюсь. У меня по времени в распоряжении только один выстрел, и волк уйдёт из поля зрения. Беру небольшую поправку на движение зверя. Целюсь ему по носу. Не дышу, стреляю! Волк замирает и падает прямо на месте. Жду, карабин, конечно, перезарядил. Но зверь не шевелится. Второй выстрел не нужен. Иду вниз. Появляется и мой проводник. Он был где-то недалеко, сзади. Осматриваем зверя. Пуля попала прямо в глаз. Конечно это случайность, однако, проводник высоко оценивает выстрел. Я тоже доволен. Вроде и не волновался, а помню все, как будто это было вчера. Смотрим – матёрая волчица. Очень красивая. Охота происходит в феврале. Шкура самая лучшая: толстый пушистый мех. Подпушек такой густой, что буквально палец не воткнешь. Нежно-рыжего цвета уши. Светлые бока, также с местами нежного цвета светлого какао. Спина же тёмная. Вся шерсть чистая и блестящая. Одна из редких шкур, которую я сохранил и показываю до сих пор друзьям. Опыт и особое чутье моих проводников, вот что обеспечило успех сложной по организации охоты. А красавицу-волчицу и сейчас жалко.

Опыт и квалификация охотников имеет при загонной охоте совершенно особое значение. А когда такие опытные охотники отсутствуют, то охота может превратиться в анекдот. Гуляя недалеко от дачи посла в Баянголе (предгорье, покрытое лесом), я встретил на спуске в овражек, прямо возле зимней дороги, наполовину съеденную тушу крупной косули. По свежим следам было хорошо видно, какая лесная драма здесь разыгралась. Были хорошо видны свежие следы четырёх волков. Волки перехватили косулю на спуске под горку сразу с двух сторон. Туша косули была совсем свежая, ещё не совсем замёрзла. Кругом следы крови, но для четырёх зверей съедено вроде бы мало. Я даже не исключаю, что я спугнул хищников, когда подходил к месту драмы. Я рассказал всё виденное Сергею Павловичу и своему помощнику Киму, страстному охотнику и энтузиасту, всегда готовому к охотничьим выездам и походам. Через пару дней выехали немного дальше за дачу, в предгорье, в направлении, куда, как нам казалось, ушли волки. Выбрали довольно открытый большой склон, на котором должны были ждать стрелки, т. е. посол Сергей Павлович и я. Водители прикрыли с машинами правый фланг, а Ким пошёл обходить покрытую лесом сопку, чтобы выгнать на стрелков зверя, если не волка, то, во всяком случае, косулю. Район подходящий, места непуганные. Сергей Павлович одет как на европейском горнолыжном курорте: шведские утеплённые кроссовки, зимние модные западные штаны, стёганая куртка. Я – как всегда для зимней охоты: валенки, ватные лётные штаны, полушубок. Одежда посла сразу вызывает у меня сомнения. Но он сам бодр и мужик здоровый, так что всё вроде бы нормально. Инструктаж обычный. Сидеть скрытно, не шевелиться и ждать зверя. Расположились в укрытиях, метрах в 150 друг от друга. Ким ушёл в загон, минут через 20–30 мы должны были услышать его выстрелы уже на стороне сопки, на склоне, обращённом к нам. Прошёл час – тишина. Ещё минут тридцать. Начинаю мерзнуть и вспоминаю о после. Он одет явно легкомысленно для 15–20-градусного мороза. Не выдерживаю и иду к нему. Сергей Павлович вылезает из своего укрытия – ямки в снегу. Вид удручающий. Он совершенно замёрз. Подхожу ближе. У него синие губы и какая-то приглушенная речь. Кричу ему, чтобы он бежал к машине и на одной из них уезжал на дачу. Благо это в 10 минутах. Вместе с водителем растираем посла водкой. Даём ему выпить. Отходит медленно, постепенно, но обморожений нет. Мужик он был на редкость здоровый и крепкий. Спрашиваю, как же он сидел, буквально замерзая? Его объяснения просты. Было сказано, что успех охоты зависит от соблюдения всех условий. В первую очередь: скрытность и неподвижность. Но не до такой же степени! Много лет спустя Сергей Павлович сам, уже со смехом, вспоминал не один раз, как он едва не замёрз в соответствии с моим инструктажем. А Ким вышел к машине ещё через час, так как промахнулся в лесу и пошёл в обход не первой сопки, а следующей за ней, т. е. ещё километров 7–8 по карте.

Охота на волка с вертолёта – это совершенно особая охота, ни на какую другую не похожая. Техника (вертолёт) меняет всю ситуацию. Это уже вроде и не охота, а промысел. Хотя в России, на севере, в степях южного Урала, а особенно в животноводческих районах Казахстана такой вид охоты практикуется добросовестными профессионалами. Я о такой охоте слышал из первых уст, от директора Прибалхашского заказника.

Я имел возможность охотиться на волка при помощи вертолета дважды, с интервалом в два года, и оба раза на самом востоке Монголии, в районе известной реки Халхин-Гол. Я был гостем в 1-м монгольском погранотряде вместе с министром общественной безопасности МНР Жамсранжавом и командующим погранвойсками страны. Мы прибыли в отряд на вертолёте. Министр и командующий занялись смотром отряда, а мне предложили посмотреть район с вертолёта и, возможно, поохотиться на волка. Пилот – монгол, учившийся у нас, с хорошим опытом, и, по характеристике нашего советника по погранвойскам, талантливый лётчик. Он оказался настоящим асом. Местность под нами – это небольшие холмы, покрытые редкими деревьями и кустами. Много оврагов. Ближе к горам места труднопроходимые, а об охоте на машине, как это делается в степных районах, не может быть и речи. Осень, но снега ещё нет. Середина дня, и видимость отличная. Волк в это время должен залегать еде-то в укрытии, и я не очень рассчитываю на быстрый успех, т. е. на то, что мы быстро найдём зверя. Но очевидно, шум вертолёта, я бы даже сказал – рёв настолько необычен в этом заповедном краю, что волк не выдерживает, покидает своё укрытие и бежит, бежит куда глаза глядят. Я подготовился. Достаточно тепло, дверь открыта, и я прикреплён, буквально подвешен на ремнях, с тем, чтобы можно было высунуться из машины и удобно стрелять. Стрельба из ружья. У меня моя двустволка. На такой охоте желательно, как я знаю, иметь полуавтомат с пятью или даже с десятью зарядами. Два выстрела в короткое время, пока волк на выстреле, маловато. Но вот летим, не более 80 метров над землей. Смотрим во все глаза: я, пилот, мой помощник, второй пилот и наш погрансоветник. Стрелять могу только я: дверь одна. Прошло не более пятнадцати минут. Волк! Бежит. Пилот знает своё дело – снижается до 40–50 метров над землёй. На большой дистанции стрельба картечью не даёт должного результата. Пилот точно проинструктирован по этому виду охоты. Быстро сближаемся со зверем. Вертолет чётко принимает немного вправо, давая мне угол обстрела в 15–20 градусов. Мы летим в три, а то и в четыре раза быстрее, чем бежит волк. Продуманно стреляю по хвосту зверя. Вижу, что даже этого упреждения мало. А времени всего 10 секунд. Стреляю второй раз. Снова промах. Упустили. Но нет. Вертолёт закладывает вираж. И вот мы вновь в погоне за волком. Он не успел дойти до оврага. На этот раз стреляю успешно. Снижаемся. Волк лежит, но жив. И мой помощник стреляет ему в голову из мелкашки, чтобы не испортить шкуру, стреляя ещё раз картечью. Забрали тушу в вертолёт, и снова – в воздух. Волков много. Охотников в этом забытом богом уголке Восточной Монголии просто нет: добраться трудно, да и у местных жителей для этих целей нет транспорта. Но главное: организация охоты очень непроста.

Наша вертолётная охота продолжается. Каждые десять-двадцать минут на горизонте появляется новый волк. Я пристрелялся, и промахов стало меньше. Техника стрельбы улучшилась очень быстро. Мои товарищи ловко прыгали из машины и забирали убитых волков. Пилот был бесподобен. Позднее я летал с ним ещё несколько раз по делам и убедился в правоте моего первого впечатления. Хотя процесс проходил раз за разом как бы по одному сценарию, но всё в целом было захватывающей охотой. Это и волки, и вертолёт, и стрельба, провисая на ремнях из открытой двери кабины. В общем, очень необычно и азартно. Время пролетело, как один миг: полтора часа полёта, посадок в самых неожиданных местах и опять взлётов. В узкой кабине (половину кабины занимает огромный ярко-жёлтый бензобак) груда убитых волков. Вдруг – небольшая паника среди моих товарищей. Ким, мой помощник, кричит: «Он живой! Что делать?». Один волк задышал и пошевелился. Ким схватился за ружье, но тут же был остановлен. Стрелять в кабине нельзя. Это катастрофа. Замерли. Ждём, что будет с ожившим волком. Приготовили ножи. Но тревога явно преждевременна. Волк чуть дышит, но не шевелится. Наконец прилетели в отряд. Выгрузили шесть волков на вертолётной площадке, к общему удивлению, так как таких «успехов» не видел ни министр, ни начальник погранвойск. Вертолеты были в МНР только в армии и у пограничников. Никто на волка таким образом здесь не охотился. А промысловики-охотники на волков в МНР не охотятся, у них другой, более выгодный промысел: в центре страны – это марал (мясо на экспорт); на севере – кабарга (для китайской медицины) и соболь в тайге; а по всей стране – тарбаган на экспорт меха.

Если у нас при охоте на волка добывается только шкура, то монгольский профессионал берёт и другие части туши. Охотник сразу смотрит, пустой ли у зверя желудок. Если пустой, то весь желудок вырезается и далее высушивается и используется как лекарственное снадобье для лечения желудка и кишечника. Очевидно, что у волка мощная система пищеварения, недаром он переваривает любые кости и лошадиную шкуру. Секреты желез желудка в сухом виде и служат лекарственным стимулятором для больного. Берут также язык и подъязычные железы для этих же целей. По специальному заказу вырезают определенные части туши «на мясо». Это мясо дают больным легочными заболеваниями, и этот «допинг» якобы даёт положительный результат.

Охота на волка – очень увлекательное занятие. В условиях Монголии такая охота считается полезной и встречает общее одобрение.

И, конечно же, радовала меня в Монголии рыбалка. Рыбачил я там в разные времена года. Говорят, рыбалка в Монголии похожа на рыбалку на глухих сибирских реках. Хорошо ловится таймень, иногда и больших размеров. Мой рекорд – таймень, пойманный на «мышь» на реке Халхин-Гол, в 18 кг веса. («Мышь» – это лёгкая деревянная болванка 15–16 см длиной, обтянутая тонким мехом и снабжённая 3–4 крупными крючками.) Замечательна рыбалка на ленка, красную рыбу из семейства лососевых. Есть в Монголии и другая пресноводная рыба – почти всех видов – от щуки в 10–15 кг до налима и хариуса.

Ещё одна достопримечательность Монголии – это грибы. «Китайский белый» гриб очень похож на наш белый гриб, но он абсолютно белого цвета и растёт только на сопках в голой степи. Грибница видна с большого расстояния как большой правильный круг диаметром в 50–60 метров. Этот круг выделяется своей необычно яркой зелёной окраской. Грибы растут только в траве по кругу и нигде больше. Китайцы неоднократно предлагали монголам продать им выкопанную грибницу, считая, что этот белый гриб содержит эффективные лечебные компоненты. Монголы грибницу не продали. Собрать этих грибов на удачной грибнице можно до 10 кг за 30–40 минут, причём червей в них не бывает. И свежий, и сушёный, «белый китайский» гриб очень вкусный.

Я проработал в Монголии около пяти лет. Отношения с новым руководством страны, и особенно с министром общественной безопасности, в последние годы сложились самые доброжелательные. Наше представительство старалось укреплять отношения с МНР и помогать монгольскому народу. Замечаний со стороны Центра к нам не было, и когда моя командировка завершилась, я получил из уст начальника разведки В. А. Крючкова положительную оценку моей работы.

В Москве меня назначили на должность старшего консультанта начальника разведки. Это была почётная должность, но далёкая от оперативной работы, и в начале «перестройки» я ушёл в отставку, что на тот момент полностью отвечало моему желанию.

Послесловие

Всегда буду помнить моих великих учителей в разведке Ивана Ивановича Агаянца и Александра Михайловича Короткова.

В 1952 году И. И. Агаянц возглавлял в течение короткого времени европейский отдел разведки, и я после окончания школы № 101 получил назначение в этот отдел. Но главная моя работа под мудрым (не боюсь этого слова) руководством Агаянца проходила в службе «Активных мероприятий». Эту службу создавал сам Иван Иванович. При нём служба заняла важное место в ПГУ и добилась в ряде случаев выдающихся успехов. Я прекрасно понимаю, что годы работы в службе стали основой для моего роста. В первую очередь, не в должностях и званиях, а в развитии эрудиции разведчика, расширении политического кругозора. Масштаб задач, ширина и глубина проработки операций обязывали к очень напряжённой деятельности. Я знакомился с очень большим объёмом информации, и с годами это начало приносить свои плоды. Атмосфера усердия, напряжённой работы, углублённого анализа возникающих проблем постоянно в службе «А» поддерживалась лично Агаянцем. Сам он работал, не жалея себя. Где-то в начале 1964 года Агаянцу сделали операцию на коже, небольшую, казалось бы, он уже вышел на работу, но через 2–3 месяца вновь лёг в «Кремлёвку». Я, как партийный секретарь службы и «старый» кадр, служивший с первых дней создания службы, регулярно бывал в ЦКБ у Ивана Ивановича. Болезнь развивалась очень быстро. Однажды Агаянц пригласил меня пройтись по парку. Было тепло. Говорили о делах. Но вдруг он остановился и сказал, что у него неожиданно появились опухоли в районе подмышек и в паху и… замолчал. Я попросил его разрешения посоветоваться в службе о возможности помочь в лечении, так как этот вопрос, как я понимал, приобрёл чрезвычайный характер. Прибыв на работу, доложил о своих худших опасениях заму Агаянца С. А. Кондрашову. Он при мне позвонил Ю. В. Андропову, председателю КГБ. Реакция была немедленной. Председатель тут же поручил организовать у Агаянца консилиум лучших врачей Москвы.

Я был при проведении консилиума в ЦКБ. Выводы были неутешительными: быстро прогрессирующий рак. Один из профессоров прямо назвал сроки жизни – 3–4 недели. Так и случилось. Вечная память Ивану Ивановичу Агаянцу! Он был редкого ума и организаторских способностей разведчик и руководитель.

Разведчиком от Бога был Александр Михайлович Коротков. Он обладал особым чутьём на фальшь и опасность. О нём много написано: как о его работе в годы войны, так и на посту руководителя службы нелегальной разведки. Я имел возможность убедиться в его невероятных способностях, работая под его руководством в самом начале моей службы в разведке – в двух небольших, но ответственных командировках в Женеве (о чём повествовал в начале моего рассказа). Мне просто повезло, так как я сразу окунулся в активную работу под руководством опытного и талантливого профессионала. Рано он ушёл из жизни, и я буду помнить, с каким искренним почитанием о нём говорил на Новодевичьем кладбище приехавший в Москву хорошо известный бывший шеф разведки ГДР, а ныне писатель Маркус Вольф. Помню, как он сказал примерно следующее: «Дорогой Саша! Ты – выдающийся профессионал и патриот своей великой Родины – Советского Союза. Но ты стал для нас, немецких разведчиков, и для всего народа Германской Демократической Республики родным и любимым человеком».

Я же полностью разделяю эти слова Вольфа. Всегда помню Александра Михайловича Короткова и свою работу с ним.

В этом очерке описана лишь небольшая часть моих воспоминаний. Естественно, многое в работе разведчика остаётся секретным навсегда. Хотелось бы только подчеркнуть, что разведка играла и играет важную роль в жизни нашей страны. Для нас эта роль была очень выпуклой в годы «холодной войны». Но совершенно очевидно, что значение разведки для нашей Родины сохранилось полностью и сейчас.

Я любил свою работу на любом месте и под любым прикрытием, и сейчас с почтением и любовью отношусь к нашей разведывательной корпорации. Для России хорошая внешняя разведка очень важна. Противников у нас меньше не стало.

Иллюстрации

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: