Ким Филби. «My Secret War» («Моя секретная война») 9 глава

Однажды он пригласил Зою Васильевну Миронову и меня к себе домой на ужин. Зоя согласилась, тем более что за многие годы работы в Швейцарии никогда не была у швейцарцев дома. Мы отправились на ужин вдвоём. Больше за столом, кроме нас и пары Шарера никого не было. Ужин прошёл очень мило, и прощаясь, хозяин вручил нам подарки.

Это были две бутылки, как он нам сказал, арманьяка. Бутылки были коньячные, но без этикеток, залитые сургучом, упакованные в коробки из красного дерева и снабженные сертификатами. В сертификате было указано, что в бутылке находится арманьяк разлива 1910 года, района Бордо и т. д. Шарер рассказал, что в 1945 году, за месяц до капитуляции Германии, в Швейцарии «задержался» небольшой эшелон с вещами для Геринга (награбленными, конечно же). В этом эшелоне была и пятисотлитровая бочка старого арманьяка. Германия рухнула, поезд Геринга с антиквариатом был конфискован швейцарскими властями, и вскоре содержимое его вагонов было продано с аукциона. Шарер сумел купить эту бочку арманьяка. Но в условиях продажи было строго записано, что арманьяк не может поступить в продажу ни в каком варианте. Он может потребляться только лично покупателем или являться предметом его личного дарения. Я сохранил бутылку до окончания командировки и приезда в Москву, где я с друзьями и распил этот напиток. Скажу, что особого восторга не было. Напиток, видимо, уже перестоял, а перевозки и разлив тоже, видимо, нарушили его особые ароматы, вкусовые оттенки и свойства.

Товарищи, работавшие в Женеве по линии «Кр» заслуживают самых лестных слов, они работали с полной отдачей сил. Но вот однажды произошёл неожиданный сбой. Из Москвы за подписью первого заместителя начальника разведки Бориса Иванова поступила большая и грозная телеграмма. В ней было приказано провести расследование и срочно доложить о следующем: как могло произойти, что наш работник «полностью расшифровался перед посторонними людьми» и вел разговоры о работе разведки, называя даже имена разведчиков. Этим сотрудником был назван наш товарищ Вадим Мельников. Вадим был в первой командировке, он был на хорошем счету, напористо работал, в том числе по «главному противнику», и никаких замечаний не имел до этого момента.

Я тут же вызвал Вадима, прямо высказал ему претензии, возникшие в Центре на базе их собственной (нам неизвестной) информации. Мельников, надо отдать ему справедливость, откровенно сообщил следующее. Он, находясь у себя дома на городской квартире без жены (жена уехала в Москву повидать сына), немного выпил и решил навестить соседей, семью наших ооновских переводчиков. Но соседка была в этот вечер без мужа, её муж, как оказалось, находился в командировке на какой-то конференции по линии ООН в Африке. Такие поездки переводчиков случались довольно часто. Вадим, видимо, «распустил пушистый хвост» и отправился к соседке «за спичками». Она была не одна, в гостях у неё была подруга из Москвы, находящаяся в Женеве в качестве переводчика с одной из делегаций. За «чашкой чая» Вадим начал заливаться соловьем в присутствии двух симпатичных дам. Наговорил, что он лично знает всех великих разведчиков, например Кима Филби, и т. п. Я уверен, что о своей конкретной работе ни в Москве, ни в Женеве он не говорил. Но факт имел место, и Мельников должен был понимать, что подруга соседки может быть человеком наших служб, «опекающих» всякие делегации за рубежом.

Так оно и случилось. Подруге нечего было докладывать по поведению делегации, и она подробно изложила в Москве, может быть, ещё и приукрасив, все «откровения» Вадима. Это донесение легло во 2-е Главное управление, а они не преминули доложить всё прямо председателю КГБ.

Далее становится понятной реакция нашего начальства. Я со своей стороны подробно, в максимально мягких тонах, написал всю историю в Центр, отметив, что Мельников работает хорошо и полностью понимает свою ошибку. Но получил быстрый и однозначный ответ: свернуть все дела Вадима в Женеве и откомандировать его в Союз под любым для представительства предлогом. Вадима в Москве слушать особо не стали и в Центре не оставили, а через какое-то время направили во Владимир на курсы подготовки пограничников для работы в комендатурах наших посольств за рубежом.

Как понимает читатель, я получил серьёзное устное замечание за недостаточную воспитательную работу с подчинёнными.

Уже к концу четвёртого года работы в Швейцарии произошло небольшое событие, которое могло бы полностью перевернуть мою жизнь. В это время постоянным представителем Советского Союза в ранге посла при ЮНЕСКО был Пирадов, зять всесильного министра иностранных дел, члена Политбюро ЦК КПСС Андрея Андреевича Громыко. Пирадов регулярно приезжал в Женеву по делам: для участия в работе некоторых делегаций. В частности, он принимал участие в работе конференции по вопросам космического пространства, которая длительное время работала в Женеве. Я был хорошо знаком с Пирадовым и по делам в ООН, и в личном плане. В один из приездов он пригласил меня на разговор и без обиняков предложил пойти работать в ЮНЕСКО на должность заместителя генерального директора. Прежде чем сделать мне такое предложение, он тщательно подготовился и заявил, что сумел ознакомиться с характеристикой моей работы в ЮНЕСКО, которая была подписана директором департамента, известным английским ученым Маршаллом. Также он заявил, что должность заместителя ЮНЕСКО закреплена за Советским Союзом, и что я, как «бывший кадровый сотрудник» организации, проработавший в ней около 5 лет, хотя и на небольшом посту, являюсь очень подходящей кандидатурой. Он прямо сказал, что ни в Париже (со стороны Совета ЮНЕСКО), ни в Москве (Пирадов берёт это на себя) никаких препятствий не будет. Нужно только моё согласие. Я помню, что я сказал Пирадову, что нахожусь на специфической службе (он знал об этом) и никаких переговоров вне рамок службы вести не могу и не буду. Мой оппонент отнёсся с пониманием к моей позиции и попросил на следующий день сказать только «да» или «нет». На другой день я сказал: «Нет». Но видимо, это прозвучало не очень твёрдо, а он был человек напористый – позднее поставил этот вопрос каким-то образом в Москве. Вскоре мне от начальства был задан вопрос, получал ли я предложение от Пирадова; если получал, то как отреагировал. Я спокойно ответил, что от такого предложения, сделанного мне два месяца назад в Женеве, я отказался и теперь придерживаюсь этой же позиции. Вопрос был закрыт. Хочу признаться, что предложение стать заместителем генерального директора ЮНЕСКО было очень соблазнительным, как в материальном плане, так и в плане возможности работать в Париже. Париж есть Париж. Но я в то время был уже очень привязан к своей работе – более двадцати лет в разведке. Дела в Женеве шли хорошо, и желания менять колею не было. Свою роль в то время сыграл консерватизм мышления. Но главным было то, что я любил свою профессию – разведка – и никак не хотел менять эту главную профессию моей жизни.

Большим украшением моего пребывания в Женеве явился тот факт, что я достаточно успешно освоил великолепный вид спорта – горные лыжи. Это огромный стимул поддержания хорошей рабочей формы и прекрасная возможность снятия психологической нагрузки, связанной со службой в разведке.

Горные лыжи играют немалую роль не только в вопросе развития туризма в Швейцарии, но и в решении серьёзных социальных проблем. Мой хороший знакомый, член женевского парламента, рассказал мне, что спорт вообще, а горные лыжи в частности, сыграли и играют значительную роль в борьбе с пьянством в Швейцарии, особенно среди молодёжи. После войны, в первые мирные годы, специалисты правительства Швейцарии отметили заметное увеличение потребления алкоголя в стране. Отмечалось даже развитие настоящего, не характерного для Швейцарии, пьянства. Вопрос изучался специальной группой социологов, которая вынесла свои рекомендации по борьбе с алкоголизмом. В частности, внимание было обращено на то, что тот, кто много времени посвящает лыжам, не пьёт. Горнолыжники вообще пить не могут, так как алкоголь резко снижает реакцию и нормальную работу вестибулярного аппарата. Власти начали поощрять пропаганду горных лыж. Специальным законом в школах всей страны был введён обязательный спортивный день – четверг. Всюду, где это только возможно было, в четверг школьники выезжали со своими классными наставниками на горнолыжные станции. Все подъёмники по четвергам для школьников работали бесплатно. Я сам наблюдал, как учителя разбивали классы малышей на четвёрки, становились во главе одной из четвёрок, а если не могли, то просто дежурили у автобусов, а четвёрки возглавляли старшеклассники, уже хорошо освоившие лыжи. Далее все четвёрками гуськом отправлялись к горе. Каждый школьник на груди имел карточку со своей фотографией, дающую право использовать любой подъёмник бесплатно. Эти меры послужили толчком и для развития других видов спорта.

Ещё в семидесятые годы в Швейцарии не было футбола. Помню, как в Женеву приехал московский «Спартак» и должен был сыграть по договору 3–4 игры в разных городах, в том числе в Женеве. Но в Женеве футбольной команды просто не было. Была любительская команда только в заводском пригороде Женевы – Каруже, там и должна была состояться игра. Я поехал посмотреть. Футбольное поле никаких трибун не имело вообще. Когда тренер «Спартака» давал наставления на игру: «Играть нормально, без силовых приёмов, в каждом тайме забить только по одному голу и закончить матч со счётом 2:0, и не больше». Женевское телевидение вечером дало по поводу игры восторженные комментарии и интервью наших игроков. Скажу, что сейчас в Швейцарии уже существуют десятки хороших стадионов, профессиональных команд и спортивных школ.

Другим немаловажным положительным фактором явилась искренняя и действительно тесная дружба с несколькими нашими товарищами. Кого-то из них я знал раньше, с кем-то подружился уже в Швейцарии, и эти взаимоотношения сохранились и в Москве. Не могу не вспомнить самыми лестными словами блестящего дипломата и хорошего человека Мишу Панкина. Он занимал в то время директорский пост в ЮНКТАДе. (Организация Объединённых Наций по торговле и развитию). Прекрасным представителем нашей страны был Александр Павлов, фронтовик, академик Академии Медицинских наук. В Женеве он был заместителем генерального директора ВОЗа (Всемирной организации здравоохранения). Более молодым представителем этой выдающейся когорты был мой друг Александр Громов. Он, как прекрасно образованный специалист, достойно занимал высокий пост заместителя генерального директора Всемирного союза связи. Кадровый дипломат, в дальнейшем наш посол (в Женеве он был ещё посланником), Володя Лобачёв занимал пост заместителя генерального директора всего отделения ООН в Женеве. Мы дружили семьями и находили общий язык как в дружбе, так и (когда это требовалось) в работе. Как это важно – иметь таких близких и надёжных людей и чувствовать их поддержку.

Красоте Женевы посвящено много лестных слов, и это заслуженно. Я прекрасно помню достопримечательности Женевы. 146-метровый фонтан в центре женевской бухты. Знаменитый мост Монблан, всегда украшенный разноцветными знамёнами: это флаг Женевы – красновато-желтое полотнище с изображением золотого ключа и распиленного пополам чёрного орла, и флаги Конфедерации. Мост ведет к одному из самых красивых монументов города – часовне-усыпальнице германского герцога Карла Второго Брауншвейгского, который завещал Женеве огромную сумму денег с условием, что его часовню-усыпальницу построят так, что герцог не будет закопан в земле, а будет покоиться на шестиметровой высоте (всю жизнь он страдал от клаустрофобии). Завораживают цветочные часы у входа в Английский парк. Это часы с самой длинной в мире секундной стрелкой, а циферблат состоит из тысяч бегоний и анютиных глазок. Цветы каждый день подстригают и подсаживают, если нужно, новые, и часы-клумба всегда благоухают и радуют пестротою и свежестью. Кафедральный собор Сен-Пьер известен полуторатысячелетней мозаикой, а в одной из крипт стоит резной стул, принадлежавший якобы Жану Кальвину, сыгравшему большую роль в реформации церкви. Стоит вспомнить и о великих людях, живших в разные времена в Женеве. Это и лорд Байрон, и русский гений Фёдор Достоевский, и целый ряд наших известных эмигрантов, из них – Георгий Валентинович Плеханов. Сохранилась в Женеве и скромная квартира, в которой жил Владимир Ильич Ленин.

Хочется подчеркнуть особую атмосферу какой-то взаимной симпатии и внутреннего спокойствия, которая, как мне казалось, царит в городе. Хорошо помню: как только подходишь с детской коляской к краю тротуара, чтобы перейти улицу (я гулял иногда по городу с моим младшим сыном, родившимся в Женеве), все водители останавливаются и спокойно пропускают тебя. И даже если ты без коляски намереваешься перейти улицу, картина не меняется. Характерно и то, что когда ты останавливаешься на улице и смотришь карту города, то первый же прохожий предложит тебе свою помощь в нахождении нужного места. Эту ситуацию я тоже прочувствовал на себе, первый раз случайно, а второй – преднамеренно, с тем же эффектом. Можно привести и другие примеры любезности и внимания жителей Женевы.

Мне хочется рассказать об одном забавном случае. Прибыв в свою длительную командировку в Женеву, я вспомнил, что у меня есть отличная, довольно массивная и дорогая зажигалка от Cartier. Она не работала, так как я долгое время не мог заправить её газом. В табачном киоске подходящего баллона не оказалось. Мой новый знакомый в представительстве, второй секретарь МИДа Олег, узнав о моих «трудностях», предложил съездить в город прямо в магазин Cartier. Он хорошо знал, где он находится в центре города. В обеденный перерыв мы на его машине прибыли к подъезду магазина. У входа нашлось свободное место для парковки, и мы лихо вышли из машины прямо к подъезду. Была прохладная погода, и мы оба были в длинных плащах, модных в то время. Бодро вошли в небольшой зал, в котором у одной стены был большой шкаф-сейф и прилавок. В шкафу были видны коробки, одну из которых у прилавка разглядывала какая-то дама. Было видно, что в коробке выложены камни, очевидно, бриллианты. В двух других ушах комнаты одновременно быстро поднялись два молодых человека; как выяснилось, это были охранники. Мы остановились посередине зала, и тут же из дверей к нам навстречу вышел третий молодой человек в строгом сером костюме с улыбкой на лице. Он спросил, что нам угодно. Я, показывая свою зажигалку, объяснил, что не могу заправить эту ценную для меня вещь. Молодой человек взял у меня зажигалку, предложил нам присесть на диванчик у столика и удалился. Тут же появился ещё один молодой человек и предложил нам кофе. Минут через 10–15 появился молодой человек с моей зажигалкой. Он сообщил, что в моей «прекрасной зажигалке» устарел внутренний баллон для газа, и что его сменили на новый с новым ниппелем, и при этом эффектно продемонстрировал работу моей зажигалки. К обновлённой зажигалке прилагался новый запасной газовый баллончик. Поблагодарив хозяина за быстрое решение проблемы, я поинтересовался, сколько стоит эта операция. На что получил ответ, что вся эта операция доставила им только удовольствие и, естественно, для меня ничего не стоит, после чего он любезно провёл нас до выхода. Вот так выглядело посещение магазина Cartier.

Глава седьмая
Москва
Управление «К»
Успехи и провалы

Я продолжал работать в Женеве, дела шли достаточно успешно, и обстановка благоприятствовала моему пребыванию в Швейцарии. Можно было бы ещё поработать в Женеве с годик, но я получил неожиданное и лестное для меня предложение, которое выглядело значительным повышением по службе. Это было предложение занять должность заместителя начальника управления внешней контрразведки. Я дал согласие и в августе 1976 года уже окунулся в работу управления «К».

Я получил кабинет на пятом этаже. Мои окна были почти над главным входом в основное здание с видом на бассейн (прямо у дома) и на теперь хорошо известный бюст В. И. Ленина (его фотографии на фоне здания разведки приобрели широкую популярность). Когда было задумано и спроектировано новое здание разведки, идея была в том, что «со стороны» его не будет видно. Его построили просторным, но всего шестиэтажным. Полоса леса, метров 500 до кольцевой дороги, должна была скрывать здание от посторонних глаз. Вскоре выяснилось, что верхний этаж хорошо виден для всех проезжающих по кольцу, тем более зимой, лес-то в основном лиственный. Но мало того – скоро за рубежом появились фотографии этого здания, что руководством воспринималось очень болезненно. Но шила в мешке не утаишь, и вскоре распространилось название службы – «Ясенево», по имени района Москвы и метро «Ясенево», где находилась разведка. Вскоре рядом с первым зданием был построен новый 22-этажный корпус, который был хорошо виден не только с кольца, но и за его пределами. Всё меняется. Внешний вид здания разведки оказалось возможным не только видеть, но даже использовать в рекламе. В 2009 году СВР выпустила свой настенный календарь с фотографией этого самого здания и высотного рядом на весь основной лист.

В 2010 году, к годовщине победы в Великой Отечественной войне, в продажу поступили большие коробки шоколадных конфет, на лицевой стороне которых красовалась эта же фотография штаба СВР. Скрывать нужно только то, что происходит внутри.

Работа оказалась напряжённой, но в то же время очень интересной и чрезвычайно разнообразной по своей направленности. Я посвятил этой работе шесть лет. Не хочу описывать полностью работу управления внешней контрразведки. Расскажу только о нескольких эпизодах.

В США периодически находились наши пассажирские теплоходы, которые совершали туристические рейсы по берегам Америки из порта в порт. Маршруты пользовались успехом, и на этих теплоходах в летний сезон было полно пассажиров. Однажды одному из помощников капитана какой-то человек передал записку с предложением о сотрудничестве. Уже не помню точно, как именно он излагал своё предложение, но факт оставался фактом. Помощник капитана передал записку в наше консульство, и она, соответственно, попала в нашу резидентуру. В связи с тем, что установление связи с этим неизвестным в условиях США являлось операцией рискованного характера, так как передавший записку американец мог оказаться просто подставой ФБР, дело было поручено опытному сотруднику внешней контрразведки, и с одобрения центра операция началась.

Передавший записку оказался капитаном 2-го ранга Военно-морского флота США, а самое главное он был ответственным сотрудником крупнейшей военной научно-исследовательской морской базы. Дело выглядело перспективно, и Центр решил пойти на риск работы с кавторангом. В центре работа по этому делу вошла в круг моих обязанностей, и я помню его во всех деталях. Проверка показала, что у капитана была большая семья (четверо почти взрослых детей, дочерей), и его предложение о сотрудничестве с нами за материальное вознаграждение выглядело очень реально.

Уже на первой же встрече капитан передал нам пленки с сотнями страниц документации военно-технического характера. Материалы соответствующим образом обрабатывались в Центре и реализовывались через информационную службу управления научно-технической разведки (управления «Т»). Вскоре мы получили положительную оценку научных подразделений военного ведомства, куда передавались материалы.

Шли месяцы, количество материалов росло, и капитан начал уже работать по нашим заданиям, уточняя детали некоторых переданных ранее материалов. Мы перешли к регулярной работе. Работа, по нашей оценке, проходила нормально, со всеми возможными мерами предосторожности, и вдруг – громкий провал.

В городе арестованы три сотрудника резидентуры. Один из них, Зинякин, имел дипломатический паспорт и являлся сотрудником представительства при ООН, т. е. был дипломатом. Он был сразу выслан из страны. Двое других, Владек Энгер и Черняев, были сотрудниками ООН и, по американским правилам, не пользовались дипломатическим иммунитетом, хотя и имели диппаспорта. Они были посажены в федеральную тюрьму, где им были созданы достаточно жёсткие условия: они находились в камере с какими-то тёмными личностями, в основном это были негры.

Короче, это являлось, несомненно, элементом давления на наших товарищей, с тем чтобы вынудить их давать какие-либо признательные показания или, более того, заставить сотрудничать с американцами. Несмотря на все усилия нашего посольства, дело принимало всё более неприятный оборот. Американские средства массовой информации, естественно, старались изо всех сил раздуть дело.

Американцы извлекли из шумихи в прессе пропагандистскую выгоду. Служба ФБР получила похвалу в Комиссии Конгресса и обещание существенно повысить их бюджет. Появились намёки на судебный процесс над советскими шпионами. Странно, но Линдберга начали называть не фигурантом дела, а свидетелем. В нашем Центре тщательно изучали варианты развития событий. Никаких данных о причинах провала не поступало. Вскоре Центр привлёк к изучению дела опытного советского юриста, специалиста по американским правовым нормам. Он поехал в Штаты, чтобы на месте посмотреть на дело в контакте с местными коллегами. В Москве готовились к худшему. Американцы «раздували кадило». Отказались от предложения отпустить для проживания наших ребят до суда в посольстве под залог. Становилось ясно, что только особые действия могут поправить дело. Нами было выдвинуто предложение о захвате и аресте американца у нас в Союзе для дальнейшего обмена на наших разведчиков. Идея была не нова: обмены осуществлялись и до этого, и после. Такое решение получило одобрение, и указание на его претворение в жизнь было дано самим председателем Комитета нашей контрразведки. На совещании во 2-м Главном управлении было уточнено, что американский кандидат не должен быть дипломатом, должен работать в Союзе продолжительное время, быть хотя бы на подозрении в ведении разведывательной работы. Наша контрразведка сработала хорошо: уже через несколько дней подходящий американец был задержан в одном из волжских городов. Конкретно он был задержан за валютные операции. Тогда с этим у нас было строго. Американец явно занимался сбором информации, часто бывал в посольстве в Москве. В надежде на согласие американцев на не совсем «эквивалентный» обмен нас ободряла получаемая из Нью-Йорка информация, что у ФБР возникли пока что сбываемые затруднения в организации «шпионского» процесса. Высокие военные и администрация Белого дома не хотела видеть на суде старшего морского офицера в качестве шпиона. Роль свидетеля обвинения также, видимо, была не ясна. Особенно при дотошных журналистах и профессиональной юридической защите. Но события превзошли все наши ожидания. В практике обменов обычно заинтересованная сторона начинает зондаж через далёких от дела юристов, затем выходит на контакт с «компетентными» представителями другой стороны. Согласовываются малейшие детали: точное место и время обмена, гарантии. Американцы явно были напуганы тем, что задержанный после «промывания мозгов» на Лубянке даст разоблачающие показания, в Москве разразится громкий судебный процесс. Стало очевидным, что задержанный американец являлся или кадровым сотрудником ЦРУ, находящимся на стажировке в России под «глубоким прикрытием», или доверенным агентом разведки с широким заданием.

Уже на следующий день посол США в Москве в конце рабочего дня попросил срочную встречу в Министерстве иностранных дел и был принят заместителем министра, который был полностью в курсе дел. Дискуссии не было. Посол попросил отпустить американца и тут же согласился принять наши требования освободить наших товарищей. Было согласовано, что «обмен» состоится на следующий день, примерно в одно время, и не будет никаких препятствий с обеих сторон в отношении немедленного выезда освобождённых.

У нашей стороны была только одна цель – освобождение Энгера и Черняева, она была достигнута. Опытные наши специалисты говорили, что никогда ещё так быстро и чётко не договаривались. Могут же, когда захотят!

На следующий день после «обмена» американец вылетел в Штаты. В аэропорту его провожал большой эскорт из сотрудников американского консульства. Наши товарищи также не задерживались. Мы их встречали в Москве на двух чёрных «волгах» у трапа самолёта «Аэрофлота». Их после тёплого приветствия повезли прямо домой к семьям. Все вопросы службы были отложены «на потом».

Американцы попросили сохранять конфиденциальность. Официально в средства массовой информации никто ничего не сообщал. Обмана не было. Американская сторона, явно чтобы сохранить лицо, потребовала, а фактически попросила в порядке так называемого обмена передать им осуждённого у нас матёрого украинского националиста Мороза, и он был отправлен в Штаты.

Вопрос был закрыт. Работа наших товарищей была отмечена серьёзными поощрениями. Анализам причин нашего провала у высокого начальства никто не попросил. Плохие вести забываются быстрее. И истинные причины провала остались невыясненными.

Через некоторое время нам стало известно, что Линдберг вместе с семьёй покинул Нью-Йорк и, «как говорили», отправился на Дальний Запад, в одну из зон США, закрытых для посещения иностранцами. Он вскоре вышел в отставку и исчез «из поля зрения».

К событиям в Нью-Йорке полезно добавить ещё один небольшой рассказ. Полгода спустя в разведке стала известна история, достойная настоящего многосерийного детектива. Сотрудник отдела информации Управления научно-технической разведки Ветров был задержан в пригороде Москвы проезжавшим мимо случайным водителем. Последний уже в наступающих сумерках услышал крик о помощи недалеко от стоявшей на обочине машины. Водитель оказался не робкого десятка и, выскочив из машины, обнаружил рядом за кустами человека, убивающего ножом женщину. Смельчак сумел захватить убийцу и доставил его и раненую женщину к близлежащему посту милиции. Задержанный оказался сотрудником КГБ и попал в Лефортово, а женщина, как выяснилось, бывшая его любовницей и технической сотрудницей того же управления, была доставлена в больницу. Её спасли, хотя раны были серьёзные. Следователя по делу смутил тот факт, что очевидных причин для убийства не просматривалось. Психика подследственного была признана нормальной, ранее сцен ревности подруга не отмечала. Следователь по делу Ветрова оказался опытным и дотошным: учитывая в совокупности материалы, повёл дело по неожиданному пути. Подруга подследственного вспомнила его заявления о больших деньгах, которые он может тратить и за рубежом. Деньги со счёта непонятного происхождения действительно нашлись. Подруга говорила также о каких-то опасениях в отношении проверки его зарубежных контактов. Появилась уверенность, что Ветров пытался убить свою знакомую, так как заподозрил, что она за ним шпионит. Проверка и опрос сослуживцев выявили «странности» в поведении Ветрова, особенно в последний период его пребывания в загранкомандировках. Возникли противоречия и в показаниях самого Ветрова. Не буду описывать все шаги следствия, но преступник признал, что был завербован в период завершения своей командировки во Франции и дал детальные показания о работе с французской разведкой.

В Москве после возвращения из командировки он был назначен в информационный отдел НТР (управление Научно-технической разведки). То самое подразделение, через которое реализуются материалы, добываемые разведкой в научных и технических областях. Через этот отдел проходили и документы, полученные от Линдберга. Конечно, Ветров не мог раскрыть нашего источника, но как человек опытный мог понять направленность материалов, выявить главные исходные данные происхождения документов и передать их противнику. Американские спецслужбы довольно быстро выяснили, что данные относятся к крупному конкретному проекту, разработка которого ведётся на военной базе близ Нью-Йорка. Дальнейшие действия ФБР были делом техники, и источник был вскрыт.

Ветров был осуждён военным трибуналом к высшей мере наказания и расстрелян.

Припоминаю курьёзный эпизод. Наш сотрудник Дмитрий был направлен в командировку в Осло под прикрытием представителя Министерства кинематографии. Довольно скоро, имея относительную независимость, небольшой, но собственный бюджет и подогреваемый своим окружением по работе, Дмитрий начал выпивать. Наверное, он и раньше имел слабость к спиртному, а тут просто запил. Вскрылось, что он задолжал плату за свой офис и квартиру, а деньги в его кассе давно закончились. Руководство службы к таким вопросам относится жёстко, что, несомненно, правильно. Начальником разведки было принято решение: Дмитрия отозвать и уволить. О грядущем увольнении ему никто, конечно, не сообщал. Он, естественно, устроил «хорошо» свои проводы и погрузился в самолёт, будучи в сильном подпитии. Естественно, заснул. Именно в тот момент, когда он заснул, было объявлено, что самолёт захвачен террористами и изменяет свой маршрут. Террористов, как потом выяснилось, было двое – выходцы из рядов сепаратистов Бангладеш.

Они приказали пилотам лететь в одну из африканских стран и выдвинули требование об освобождении какого-то своего лидера. Экипаж подчинился, как и положено, сообщил в Москву о происходящем на борту. Супруга Дмитрия с трудом его растолкала и стала паническим шёпотом рассказывать ему, что их самолёт захвачен террористами. Дмитрий встал с кресла и двинулся по проходу. Ему навстречу бросился достаточно крупный азиат с оружием в руках. Возможно, Дмитрий пистолета и ножа даже не заметил, и его «каучуковый кулак» (он был крупным парнем) угодил террористу прямо в челюсть, и тот плашмя отлетел к открытым дверям кабины пилотов. Из дверей выскочил второй азиат, но две храбрые стюардессы повисли на нём. Хотя он и держал в руке пистолет – не успел им воспользоваться, так как секунду спустя кулак Дмитрия угодил и в его голову и привёл террориста в полную неподвижность. Девушки-стюардессы вместе со вторым пилотом крепко скрутили нарушителей, первый пилот объявил по громкой связи, что инцидент исчерпан, и самолёт возвращается на первоначальный маршрут. Дмитрий прошёл на своё место, а одна из стюардесс принесла ему бокал коньяка под аплодисменты всех пассажиров. О попытке захвата самолёта в управлении слышали, но деталей никто не знал, и пресса также почти промолчала. На другой день Дмитрий прибыл в управление. Прошёл ещё день, два, приказ об увольнении Дмитрия был подготовлен, но здесь пришло письмо из Аэрофлота в Президиум Верховного Совета с просьбой о представлении Дмитрия и двух стюардесс к правительственным наградам «за проявленное мужество и героизм»… Письмо в разведку переслало Министерство кинематографии «по принадлежности». Начальник разведки принял мудрое решение: представление к награждению поддержать, дело об увольнении закрыть. Дмитрия поздравили с наградой и перевели в управление, работающее только в Союзе. Причины его откомандирования из Осло разбирать не стали. Формулировка была стандартной: «в связи с переводом на другую работу».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: